Знахарства и поверья в Поморье
 Скачать 64.1 Kb.
|
|
Цейтлин Г. Знахарства и поверья в Поморье. (Очерк из быта поморов) // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1912. № 1. С. 8 – 16; № 4. С. 156 – 165. Цейтлин Г. Знахарства и поверья в Поморье. (Очерк из быта поморов) // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1912. № 1. С. 8 – 16. [8] Знахарства и поверья в Поморье. (Очерк из быта поморов). Прежде чем приступим к ознакомлению читателя со знахарством и его формами, а также и поверьями (безусловно находящимися в самой тесной связи со знахарством) поморского населения, я позволю себе сказать несколько слов о знахарстве вообще.[9] Передо мной лежит объемистый труд А. Ветухова: „Заговоры, заклинанья, обереги и др. виды народного врачевания“ (Варшава, 1907 г.), который представляет из себя попытку воедино собрать и объяснить научно всякого рода чародейские формулы. Как известно, народное врачевание, или, иначе говоря, знахарство, давно уже на себя обратило самое серьезное внимание видных представителей медицины. С одной стороны, последние ведут отчаянную борьбу со знахарством, а с другой – стараются изучить его1. I. Собственно говоря, современная медицина2, представители которой не так давно начали вести отчаянную борьбу со знахарством3, начинает все более и более применять разного рода целебные травы, корни и камни, которыми давно уже пользуются знахари. И, наконец, теория лечения гипнозом, посредством которого за последнее время врачам удается прекратить целый ряд болезней, как наприм., головную боль, запор, понос, рвоту и т. д., а также и вызвать таковые вплоть до заставления сочиться кровь на заранее определенных местах, это разве не равносильно секрету лечения заговорами и заклинаниями знахарей и знахарок, не есть „слово“ и „словесное внушение“. Так что же такое знахарство – эта чародейская сила, так широко распространенная среди народов всего земного шара и за последнее время разрастающаяся в целую науку? Откуда берет оно свое начало и чем питается? На эти вопросы, конечно, не мне отвечать, ибо не это является предметом моего очерка. Однако и обойти их молчанием невозможно, а посему позволю себе сказать несколько слов по этому поводу. Нет такого события или явления в жизни народа, над объяснением которого не работала бы его творческая фантазия. Раскаты грома, блеск молнии, плеск волн, шум леса, страшные ураганы и т. д. и т. д. – все это явления, мимо которых первобытный человек не мог пройти, не стараясь их чем либо уяснить. А так как первобытный человек не обладал благодатным ключем – наукой, – посредством которого современный человек может объяснить почти всякое явление в природе, то, весьма понятно, он должен был объяснить каждое явление действием какой-то неведомой, таинственной и вместе с тем всевластной силы – духа. Если явление природы шло в пользу человеку – он объяснял это тем, что неведомая сила – дух – его покровитель; если же наоборот – то эта сила – его враг. Впоследствии это понятие о духах разделяло их на две категории: добрых и злых. Отсюда логический вывод – чтобы предотвратить от себя гнев злого духа или вызвать на помощь доброго, необходимо их умилостивить. А чем мог это сделать первобытный человек, если не словами, молитвой и жертвоприношениями? Сохранившиеся до наших дней заговоры являются ни чем иным, как обломками древне-языческих молитв, которыми первобытный человек старался умилостивить духов или запугать их. В подтверждение только что сказанных нами слов, я позволю себе привести несколько любопытных фактов, приводимых вышеупомянутым автором в своем труде. В Петровском уезде, Черниговской губернии, и поныне живет отставной солдат, лечащий больных лихорадкой самыми площадными ругательствами. Если запугивания не действуют, прибегают к другим средствам, чтобы изгнать дух: выкуривают и т. п. Если и это не поможет, тогда стараются обмануть духа. Так, наприм., рассказывают про одного, который, ожидая приступа лихорадки,[10] вздумал ее надуть: он притворился мертвым, лег под образами, а домашним велел причитывать и плакать. Явившаяся лихорадка поверила, что он умер и больше к нему уже не являлась. II. Как я уже выше указал, страх перед духами – это основа суеверия. Этот страх одинаков во все времена и у всех народов. Дух представляется человеку ни чем либо отвлеченным, а весьма реальным, имеющим человеческие чувства. Каждое дерево, каждый холм, каждая скала, не говоря уже о грозных явлениях природы, имеет своего духа. Этим и объясняется бесконечное число легенд, с которыми вы можете столкнуться в каждой деревне, по поводу того или иного близ лежащего оврага, холма, старого пня и т. п. Мало ли у нас на Руси, особенно в деревнях, так называем. „страшных мест“. Около любой деревни вы их найдете. Современное Поморье, несмотря на то, что все население его поголовно христиане, сохранило, однако, в себе не мало пережитков глубокой и седой старины – язычества. И тем удивительнее это обстоятельство, что наряду с христианским учением и церковью прекраснейшим образом уживаются всевозможного роды языческие обряды и поверья. То обстоятельство, что в нижеприводимых заговорах и заклинаниях поморской населения довольно часто встречаются имена библейских лиц или святых, думается, не может служить поводом к тому, чтобы отсюда заключить, что эти заговоры и заклинания являются плодом творчество Поморья последнего времени. Ничуть не бывало. Это, по моему мнению, самая простая подтасовка имен и названий, которая явилась результатом дальнейшей ступени развития Поморья. Вместо, наприм., „на мори, на Окиани, на острови Буяни сидит старец“… – читают: „сидит Микола (или св. Петр или Павел)“… Правда, нельзя отрицать, что в некоторые заговоры вплетаются элементы молитвенные, христианского характера. Но, как известно, в народное творчество каждое поколение вносит свою лепту. Знахарством в Поморье занимаются почти исключительно лишь женщины, и только в исключительных лишь случаях можно встретить знахаря или колдуна мужчину. Такой знахарь обыкновенно считается главарем, самым сильным в смысле подчинения им всяких духов. В глубокой древности существовала вера в силу дурного глаза, от которого происходят всякие болезни и несчастия. Эта вера сохранилась и в наши дни не только у нас на Руси, но и у культурных народов Запада. Поморское население силе влияния „дурного глаза“ отдает чуть-ли не самое печатное место. Человеку не по себе, „неможет“, у него дурное настроение, он стал плохо есть, спать, работать, перестал ладить с женой, с родными, не любить своих детей и т. д., ему советуют обратиться к знахарке. Придет знахарка, посмотрит и поставит вполне точный диагноз: больного „сглазил“ злой человек, „ворог“. При этом следует отметить, что в деревнях обыкновенно знают, кто из местных женщин или мужчин обладает „дурным глазом“. Этих людей, конечно, берегутся, но относятся к ним далеко не враждебно, что объясняется, очевидно, тем обстоятельством, что в представлении помора этот человек сам наказан злым духом,[11] который вдохнул в него злую волю, чтобы окружающие его люди бегали и сторонились его. Такому человеку уже не расскажут о чем нибудь хорошем, не покажут что либо хорошее, а всегда будут жаловаться на неудачу в делах, на плохую жизнь, нелады в семье и т. п. До чего доходит боязнь „дурного глаза“ можно увидеть хотя бы из того факта, что на поморских свадьбах главное место возле жениха и невесты занимает колдун, участие которого считается необходимым для „отпускания“ свадьбы. „Отпускается“ свадьба колдуном с целью помешать „дурному“ глазу „спортить“ молодых. Как известно, лошадь боится медвежьего мяса и, почуяв его запах, становится на дыбы и дальше везти не хочет. И вот, в ожидании проезда свадебного поезда кто либо положит по пути следования этого поезда куски медвежьего мяса. Что происходит со свадебным поездом, когда лошади почуют запах этого мяса, представить себе не трудно. Это также называется „спортить“ молодых. В старину, когда этот фокус был известен некоторым лишь лицам, поморское население придавало этому факту большое значение и в таких случаях все „поезжане“ (свадебные гости) терялись и вся свадьба шла на смарку. Теперь же все уже знают о возможности такой проделки и на каждой свадьбе ждут ее, так что она силою вещей уже теряет свое прежнее значение. Вера в необходимость „отпускания“ свадьбы от влияния „дурного глаза“ здесь, однако, так еще сильна, что каждый помор не может обойтись в этом отношении без помощи колдуна. Неудивительно поэтому, что колдуну отводится почетное место стража молодых на всех свадьбах. От этого поверья еще не отделались даже и интеллигентные поморы. Характерно, между прочим, то обстоятельство, что „отпускать“ свадьбу может не всякий колдун. Для этой цели в каждом селении имеется всем известный колдун. Сами поморы объясняют это монополизацией заговора для „отпускания“. Очевидно, что это объяснение ближе к истине, так как должность „отпускателя“ свадеб довольно часто даже передается по наследству или оступается за известное вознаграждение. Лечат от болезни, происходящей от „дурного глаза“, как и от всех болезней вообще, самыми примитивными средствами. Да и зачем эти средства, когда весь курс лечения основан на глубокой вере в магическую и таинственную силу слова, которым можно и „заговорить“, и „заколдовать“, одним словом, сделать, что угодно. От „дурного глаза“ лечат следующим способом: берут кусочек материи, украденной у „сглазившего“, или же несколько волос из его головы, если это удастся достать, смешивают с мусором, взятым у порога квартиры больного, и с ладаном, кладут эту смесь в кадильницу и зажигают. Знахарка, раздувая кадильницу, обходит с нею несколько раз кругом больного и приговаривает тихонько: „Курю я, выкуряю я, все прицы, призоры, лихие оговоры, ветренныи переломы и свою худую думу. Будьте мои словеса крепки и емки. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. А вот и другой заговор от „дурного глаза“.[12] „На море, на океане, на острове на Буяне сидят Клеймонт Папаринский и Василий Лекаринский и тугой лук натягивают, коренну стрелу натягивают. Коль скоро летит корена стрела, толь же скоро прицы, призоры прочь выходите Бело пришло – бело прочь поди; черно пришло – черно прочь поди; красно пришло – красно прочь поди. От девки, шимоволоски, от бабы простоволоски, от красного глаза, от русого волоса, от своей худой думы. Ключ в море, замок в роте. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. Этот же способ лечения применяется и к домашним животным и птицам в случае их заболевания от „дурного глаза“. Следует также отметить, что большинство внезапных болезней, а также лихорадка, порезы, поранения и т. п. часто относят к влиянию „дурного глаза“. Без большой натяжки все почти болезни можно подвести под эту категорию. Для останавливания крови, текущей из ран, существует особый заговор следующего содержания: „едет Адам на белом коне, держит Адам саблю на голе, секет Адам по мертвым телам, чтобы кровь не шли и шепота небыла у раба божьего (имя больного). Будьте мои словеса крепки и емки. Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь“. При этом знахарка обводит три раза ножем вокруг больного места и после каждого раза плюет на последнее. Для останавливания крови у домашних животных существует другой заговор следующего содержания: „Две девицы дорогих, две иголки золотых, – оне шелком шили-пошивали и раны зашивали. Зашейте и рану моего коня (или коровы и т. п.). Кровь стань у коня мого. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. То же самое делается при чирьях и всевозможных сыпях, которые, по мнению поморов, получаются от „баенн“. Вот употребляемые в таких случаях заговоры: „Есть у раба божьего (имя) девять дыр. Одна дыра – лишняя дыра. Во все поди: в одну не ходи. И раб божий (имя) хлеб ест и уголь ест, а жару не ест. Тело (имя) железное: тело, аки кремень. И солнечный жар, и баенный пар, и ангелы божьи и жгут и палят; и чирьи, и баенна нечисть, и прицы, призоры, лихие оговоры и ветренныи переломы. И отколь пришло – туды и ходи и раба божьего (имя) во веки не тронь. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. От чирьев существует особый заговор: „Чирей, веред, где ты зародился? Тут твои слова пуще вострого ножа. Маленький красненький, посохни, поблекни у раба божьего (имя больного). Будьте мои словеса крепки и емки. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, Аминь“. Этой последней „присказкой“ заканчивается всякий заговор. Очень часты в Поморье случаи заболевания болезнью, которая носит оригинальное название: „пуп упал“. Болезнь эта крайне неопределенная и даже медик, побывавший в Поморье, вряд ли взялся бы определить, что именно скрывается под этим названием. По мнению населения „пуп упадет“ у человека от тяжелой непосильной [13] работы. Правильный диагноз „падения пупа“ доступен только очень опытным людям и поэтому за ним обращаются к знахаркам, которые также не всегда сразу определяют куда именно „пал пуп“ и иногда откладывают окончательный ответ на второй и третий визит. Ищут оне „павшего пупа“ в области живота, но это не мешает делать поиски по всему телу. Лечат эту болезнь следующим образом: больной растягивается на полу, а над животом его садится кто либо и растирает грудь и живот руками, потом больной переворачивается, ложится на живот, и опять его тело трут. Одним словом больного массируют. По этим приемам лечения болезни, а также по ее происхождению можно думать, что „падением пупа“ называются желудочные заболевания, грыжа и т. п. Солитер наблюдается здесь также очень часто как среди детей, так и взрослых. Поморы говорят, что солитер в большом количестве встречается в сельдях, которых здесь едят сырыми. Изгоняют солитера свежим квасом, смешанным с солью и постным маслом. Прием не больше одного наперстка. Так как в каждом селе знахарок довольно много, оне представляют здесь значительную силу, а в иных случаях создают даже нечто в роде „общественного мнения“, с которым приходится считаться как интеллигентному обывателю, так и представителям местной медицины. Часто можно наблюдать здесь случаи, когда супруги местных интеллигентов обращаются к помощи знахарок. Кругом только и речи, что о чудесном лечении знахарок, а врача не достанешь ни за какие деньги. Беспокойные дети в трудовой крестьянской семье – это очень большое несчастье. Мужчины, как известно, не любят „баловать детей“, т. е. возиться с ними. Они заняты своим делом добывания хлеба. Все, следовательно, достается женщине матери. И вот, представьте себе „долюшку женскую“, когда она не знает за что раньше взяться: успокоить-ли надрывающегося от плача ребенка, стряпять-ли, доить-ли корову, убирать-ли дом и т. д. Немало бессонных ночей проводит такая женщина, убаюкивая плачущего ребенка, целуя и лаская его и в то же время проклиная свою несчастную жизнь, „женско житье подначальное“, а также и ребенка, часто являющегося главной причиной этой беспокойной, несчастной жизни. В народе существует поверье, что беспокойство ребенка происходит либо от „дурного глаза“, либо от злого духа. И неудивительно поэтому, что творческая фантазия народа не оставила без внимания и это несчастье. Приводимые ниже заговоры против беспокойных снов детей дают возможность не только получить представление об отношении поморской женщины к самому факту, но и о той нежной и сильной любви, с которой она относится к своим детям. В этих заговорах поморская женщина как бы воплотила всю нежность материнской любви простой женщины, любви, которая, судя по этим заговорам, не лишена даже некоторой поэзии. Привожу четыре таких заговора. [14] „Мышка-игрушка, ты подшутила над рабом божьим, младенцем (имя). Я раба божья (имя) отшучу над тобой. На-ко топорок, да ножичек да палочку и работай во всю ночь. Не спи, и дай рабу божьему младенцу спать. И будьте мои словеса крепки и емки. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. При этом делается из дерева маленький топорик, ножик и палочка, которые кладутся на ночь под подушку ребенка.  „Горожу огороду кругом этого раба божьего младенца (имя) от земли и до неба, обкладну, булатну, железну каменну, чтобы не брали прицы, призоры, людские оговоры, люди посторонны и отцовы-материны худые думы. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. При этом безушей иголкой обводят вокруг подушки, на которой спит ребенок 3 раза и оставляют ее где-нибудь в подушке. „Зоря-зореница, красна девица, возьми у младенца, раба божьего (имя) ночной воп и дай ему ночной сон. Во имя отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. „Река-девица, вода-кормилица, благослови рабе божьей матери (имя) для раба божьего младенца (имя). Не для ради хитрости, не для ради мудрости, а для ради великой божьей милости. На левось – на здравие и на доброе здоровье“. Не мало места уделяет фантазия помора и Эросу. Не говоря уже о бесконечном числе длинных и полных поэзии поморских песен, сказок, пословиц и частушек, в которых поморская молодежь воспевает любовь, приходится отметить тот факт, что в этой области, также, как и во всех областях духовной жизни помора, существует целый ряд поверий, в свою очередь направивших мысль над созданием рода заговоров в области любовных отношений. Так, напр., для „привораживанья“, т. е. для того, чтобы заставить полюбить себя, берут от любимого человека волос, свивают его вместе со своим и замазывают глиною в печку; чтобы поссорить супругов, берут с обоих берегов речки горсть песку и бросают в рукомойник к супругам, бросают между ними черную кошку или собачку и т. д.; для счастья носят на шее травы и т. п. Заговоры в области любовных отношений разделяются на две категории: одна, называемая „остудная“ и употребляемая в тех случаях, когда желательно поссорить между собою супругов или влюбленную парочку, а другая – „присушенье“, употребляемая в тех случаях, когда желательно, чтобы объект симпатии отвечал взаимностью. Слово „остудная“, следует полагать, происходит от слова „остыть“4, а слово „присушение“ – от слова „присушить“, что, как известно, на народном наречии значит влюбить или заставить полюбить себя. Следует отметить при этом тот любопытный факт, что эти заговоры, очевидно, имеют в виду влияние со стороны женщины на мужчины, но отнюдь не наоборот. Заговоры первой категории (остудные). „Стану раба божья не благословясь, выйду не перекрестясь. Из избы не дверьми, из ворот не воротами. Пойду задним окном, подвальным бревном. Пойду далече в чистое поле. В чистом поли рогозинная рецка; по этой рецьке плывет Осипов же лодка. [15] В этой лодки сидит чорт на середке с чертовкой вместе. Сидят оны хребтами вместе, лицами порозь, и не могут оны глядеть друг на друга, встрецю встретиться, слово сказать. Дерутся оны, циплются, до кровавых ран кровью обливаются. Также бы и раб божий (имя) со рабой божьей (имя) дрались бы да циплялись, до кровавых ран кровью обливались и православный народ над ними галился бы. А для ради великой божьей милости я бы денно и нощно молилась бы. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. „Водицька-кормилица, река-девица, коль широким широка, высоким высока, мыла пни и колодья и холодные каменья. Также и раба божьего (имя) сердце охолодей. Как боится раб божий (имя) сильного медведя в лесе, мертвеца в гробе, также пусть боится и рабы божьей (имя) жены его. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. Заговоры второй категории (присушения). „Стану на сток (восток) хребтом, на запад лицом и помолюсь, покорюсь самому сатане. Помогите и пособите мне врага одолеть, рабе божьей помогите, помогите, пособите присушить раба божьего (имя). Налетело тридцать три тьмы (стаи) и три тысячи дьяволов и окружили этого парня и одолели и присушили с великой сухотой и великой напастью. Будьте мои словеса крепки и емки. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. „Выйду раба божья (имя) в сени, потом на чисто поле и помолюсь Пресвятой Богородице и погляжу во все четыре стороны и помолюсь самому Господу: Господи, Господи и Мать Пресвята Богородица. И попрошу: потяните, ветры буйные, и разнесите мою тоску кручину со белого тела, со ретивого сердца и ясных очей. Нанесите мою тоску-кручину на раба божьего (имя) во ясные очи, черные брови и на белое лицо, на ретивое сердце. Чтобы на денную печаль и на ночную тоску и чтобы не мог не есть, не спать и все думал бы о рабе божьей и чтобы все ходил и клыктал, как белый лебедь, и думал о рабе божьей. Будьте мои словеса и т. д.“ „Два раза проклят, проклят враг супостат, послужи мне на вечерней заре, в злые часы, минуты и секунды, чтобы раб божий (имя) не мог ни есть, ни пить, ни спать, ни гулять без рабы божьей (имя). Звери полевые, ходите и гуляйте по чистому полю. По черной книжке, по седьмой строке я даю тебе жертву, раба божья (имя) из трех морей из трех океанов. По восьмой строке по черной книжке даю тебе заповедь по двадцать пятой строке храни и береги. Если потеряешь – сойдешь с ума и попадешь прямо за тридевять морей в тридесятое царство, которому я служу и верую, когда снимаю крест и пояс. Прошу вас, помогайте моей младшей сестре (имя) насчет засухи и присухи, чтобы раб божий (имя) тосковал и бедовал по ней. Будьте мои словеса крепки и емки. Во имя и т. д.“ Не забыл помор и рыбный промысел в своих заговорах. Чтобы удачно ловилась рыба перед тем как опускают сети в воду, три раза произносится следующего рода заговор: [16] „Святые апостолы, Петр и Павел, Андрей Первозванный. Верховые апостолы, первые рыболовы, помолитесь со всеми святыми угодниками Пресвятой Госпоже Богородице. Есть на святом престоле золотые ключи: возьмите эти ключи и отомкните ключи темный погреб рабу божьему (имя), пригоните мелкой и крупной рыбы рабу божьему (имя). Сети мои шелковые, яруса мои медовые, я здесь, рыба тут есть. Море святое, дно золотое, ловитесь и попадайте и меня не забывайте. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь“. В начале весны перед выгоном скота в каждом селении Поморья можно наблюдать следующую картину. Со всех дворов сгоняются в одно место лошади, и пастух у каждой из них дерет волосы, бросая их в банку, которую он держит в руках. Это делается, как мне объяснили, для того, чтобы лошади дружнее паслись и чтобы зверь не имел над ними власти. Лошадей из двора отправляют с иконой и зажженой свечкой. Небезынтересны условия найма пастуха. Пастух, если он женатый, – рассказывает А. А. Каменев на страницах „Арх. Губ. Вед.“ (№ 201 за 1910 г.), – должен немедленно порвать всякие отношения с женою и жить с нею раздельно в продолжение всего времени пастьбы и ни под каким видом не отдает хозяину его живота, если-бы последний вздумал убить его на мясо, или продать. Это объясняется убеждением пастуха, что если зверь почует кровь, то переведет все его стадо. Итак, я охарактеризовал в общих чертах знахарство в Поморье. Теперь мне приходится сказать несколько слов о знахарях и знахарках, после чего я перейду к поверьям поморского населения. Тип знахаря и знахарки в Поморье – тип крайне интересный. Он глубоко верит в силу своего „заговариванья“, не лицемерит, потому что оказывает в большинстве случаев услуги совершенно безвозмездно. Здесь нет того, что называется „околпачиваньем“ – явление, с которым мы часто встречаемся в деревнях центральной России, где в большинстве случаев колдун обьявляет заранее цену, за которую он может оказать помощь. Нет здесь также и того фарисейства у знахарей, с которым мы встречаемся в других местах. Там колдуны являются паразитами деревни. А здесь простыми друзьями, искренно желающими помочь своему брату. И эта естественность и простота – характерная особенность поморского знахаря или знахарки – невольно заставляют отнестись с уважением к ним людей, не верящих в их „заговоры“. Я лично знал некоторых знахарок, сообщивших мне вышеприведенные заговоры. Биографии двух из них – Устиньи Ермолаевны Базаровой (Сумский посад) и Матрены Федоровны Бахиревой (с. Лапино) сообщены мною в предисловии к „поморским сказкам“, напечатанным в №№ 2 и 3 Известий Арх. О-ва изуч. Русск. Сев. за 1911 г. (Окончание следует). Г. Цейтлин.  [156] Цейтлин Г. Знахарства и поверья в Поморье. (Очерк из быта поморов) // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1912. № 4. С. 156 – 165. |