Культурология ЭКЗАМЕН. 1. Культурология как наука. Задачи и методы изучения культурологии. В широком смысле культурология

• Название: 1. Культурология как наука. Задачи и методы изучения культурологии. В широком смысле культурология
• Анкор: Культурология ЭКЗАМЕН.doc
• Дата: 20.05.2018
• Размер: 1.25 Mb.
• Имя файла: Культурология ЭКЗАМЕН.doc
• Тип: Документы; #19482
• страница: 18 из 21

55. Оформление белорусской лингво-этнической общности

Особенности формирования общенациональной культуры Беларуси

Знакомство с мировой культурой убеждает нас в том, что генезис культуры определенного народа есть процесс, обусловленный целым рядом факторов, что его невозможно понять вне более широкого контекста — в отрыве от истории становления этноса, религиозных влияний, перипетий формирования его государственности.

Специфика культурального процесса в Беларуси детерминирована, прежде всего, геополитическим фактором. Наша страна геополитически расположена между двумя сильными центрами цивилизационного влияния — Западом и Востоком Европы и относится, к" "локальным цивилизациям западного типа. При всей общности исторической судьбы с восточнославянской соседкой Россией, отечественную культуру нельзя отнести к особому евразийскому типу или культурно-историческому типу «дрейфующего» между Западом и Востоком общества, в чем сегодня видят особое место России в мировом цивилизационном процессе. Развитие индивидуальности духовной, материальной культуры Беларуси определяется еще двумя факторами: пограничъем и выживанием на этом самом пограничье двух культурных миров-цивилизаций - православно-византийской и католическо-роман-ской. Наша родина, располагаясь в географическом центре Европы, была местом столкновения восточных славян с другими европейскими народами, следовательно, сама наша культура стала зоной встречи и диалога принципиально разных, порой враждующих культурно-религиозных ареалов Европы, несмотря на их единое происхождение (наследие античности, христианство и т. д.). Наличие указанной зоны обусловило то, что Беларусь нередко первая среди восточнославянских стран воспринимала западноевропейские формы социальной жизни, культуры и искусства (магдебургское право, книгопечатание, садово-парковое искусство, мировые художественные стили — готику, ренессанс, маньеризм, барокко и др.) и была их главной передатчицей в другие регионы славянского мира¹⁰³.

Белорусская культура также ощутила на себе в полной мере и отрицательный момент тесного взаимодействия близких культурных традиций с высокой частотой контактов. Влияние соседних славянских наций — польской и русской — на нацио-образующий процесс белорусов порой было таким глубоким, что собственный культурный иммунитет этноса оказывался под угрозой¹⁰⁴. Следующим фактором развития общенациональной культуры Беларуси выступает частое пребывание ее культурных форм в процессе диффузии, возникающей в результате интерференции, то есть наложения, сложения различных культурных потоков¹⁰⁵. Среди фактов культурной интерференции различными исследователями называются естественный билингвизм (двуязычие), полилингвизм в языке культуры, сплав язычества с христианством в религии, толерантность и «тутэйшасць» в ментальное™, в искусстве — феномен использования готики и барокко в архитектурной практике православной церкви, проявления бикультурности, поликультурности в литературе и музыке.

Исходя из влияния вышеперечисленных факторов, динамику белорусской культуры, другими словами ее развитие и изменения, совершенно правомерно рассматривать как состояние приливов и отливов «волн», потоков, порой разрушительной силы, которые перекатываются через территорию Беларуси то с западной, германо-романской стороны, то с восточной, греко-византийской¹⁰⁶. Бикультурность, полилингвизм и «тутэйшасць» как явления культурной жизни и результат кросскультурного взаимодействия в белорусском регионе находятся в сфере интересов представителей различных гуманитарных наук и искусства вот уже более века. С нашей точки зрения, проблема этнокультурной ориентации белорусов была уже давно решена самим народом, что отразилось в народной культуре. Однако вариант ее решения не был признан, оценен как вписывающийся в традицию общеевропейских духовных ценностей, или вовсе не был замечен представителями элитарной культуры, поэтому проблема и не была снята. Весь ход исторического процесса на белорусских землях, с его практически беспрерывными военно-политическими конфликтами давно обусловил выработку белорусской народной культурой основной парадигмы своего существования, которая определила мировосприятие, мировоззрение белорусов: «склонность к обычным земным ценностям» или склонность к «бытоприземленной естественной эволюции как органической перестройки изнутри»¹⁰⁷. Трудно не согласиться с филологом А. Петкевичем, что приоритет обычного перед высоким формировал понимание значимости домо-родового фактора — своего края, предков, семьи и воспитывал уже на камерно-локальном уровне человеческие отношения в системе общности¹⁰⁸. Именно на такую расстановку приоритетов указывают фольклорные произведения, а также пословицы и поговорки, например:«Дарагая тая хатка, дзе мяне радзша матка», «Кожнаму свой куток миш». Для белорусов всегда имела актуальность не принадлежность к определенной нации, а место их рождения, кровно-родственные и территориальные связи, т. е. белорусский народ объединяли не идеологические (мы — народ, нация), а обычные связи (мы — «тутэйшыя»)¹⁰⁹. Этничность, таким образом, выявляется не в организованных формах, а только при столкновении с другими, иными, с теми, кого белорусы не способны понять. Граница понимания других и отношение к ним основывается у белоруса на конкретном индивидуальном опыте — собственном или тех, кто его окружает¹¹⁰.

«Учитывая славянскую языковую близость и др., эта граница лежит для белорусов очень далёко. Чужой на пограничье как таковой отсутствовал. Здесь мог появиться кто угодно. Тут уже действует уровень расы. Здесь всегда был велик момент узнавания другого»¹¹¹.

Однако национальная проблема белорусской культуры не в том, что ее титульные, коренные представители никак не могут определиться с этнической самоидентификацией, и далее с культурно-религиозной, как может показаться на первый взгляд, а в том, что носители развитого национального самосознания, презентующие культуру отечественной социальной и творческой элиты, имели недостаточную степень культурно-этнического единства с традиционной, народной культурой. Именно поэтому способ существования белорусской культуры как культуры самостоятельного этноса с XIII—XVI вв. практически всегда был дихотомич-ным, раздвоенным и, к сожалению, не содействовал ее развитию¹¹². В эпоху ВКЛ, вплоть до конца XVI в. не предвиделось никакой опасности от знакомства передовых, по-европейски образованных белорусов с латинским или польским, русским языками, так как христианско-европейская культура издавна была одним из источников белорусского народо-образующего процесса. Это имело позитивный характер вначале, ибо помогало освоить культурные и научные достижения других стран и активизировать культурный диалог Европа—Беларусь и Беларусь—Россия. Впоследствии же, в XVII—XIX вв. более сильные в политическом и национальном отношении соседние государства, поддерживая развитие своих культурных традиций, одновременно навязывали белорусской культуре сателлитный статус, статус региональной культуры с размытыми границами. Вспомним отказ белорусскому языку на право использования в качестве государственного, например, на территории ВКЛ в составе Речи Посполитой, или запрет на употребление не только белорусского, но и польского языка в различных государственных органах и социальных структурах в период Российской империи. Это привело к денационализации социальной элиты белорусов, jcoTOpa»jH так была дистанцирована от автохтонной крестьянской культуры по классовым, культурно-образовательным, конфессиональным, языковым и другим параметрам. Национальная принадлежность становилась актуальной лишь для тех немногочисленных белорусов, кто, не взирая на свое социальное происхождение, сумел подняться на уровень высокого национального самосознания.

Развитое национальное самосознание лучших представителей различных слоев белорусского общества ориентировало их направить собственный труд и талант на ускорение культурно-исторического прогресса в своем Отечестве и приблизить его, таким образом, к эпицентрам мирового цивили-зационного развития (при этом эпицентрами последовательно считались Западная Европа и СССР). Возьмем в качестве примера Ф. Скорину, подтолкнувшего культуральный процесс белорусов, славян, и, как стало очевидно на рубеже XX—XXI вв., даже европейский, ведь по сути своего мировоззрения и биографии он являлся одним из первых реальных «европейцев». В том же направлении протекала деятельность С. Будного, Л. Сапеги, В. Тяпинского, Я. Чечо-та, А. Мицкевича, К. Калиновского, участников национально-освободительного и социал-демократического движения конца XIX — первой половины XX в., научной и творческой интеллигенции века двадцатого и т. д.

Как отмечалось ранее, проходившая в XVII—XIX вв. денационализация социальной, бюрократической элиты, государственного управления и системы образования касалась все же лишь поверхностного, функционального пласта культуры; этническое, преимущественно крестьянское ядро белорусов сохранило культурно-языковую самобытность и способность к национальному возрождению¹¹³. Но национальное возрождение претерпевало в конце XIX—XX вв. постоянные трудности. Белорусский крестьянин, бывший длительное время «хранителем» родного языка, воспринимал его не столько как признак национальных разграничений, сколько как показатель социальных отличий¹¹⁴. Он смотрел на него как на средство коммуникации, а не как на мерило политических предпочтений и степени патриотизма¹¹⁵. Наверное, в этом, с одной стороны, скрывается объяснение трудностей в распространении на территории белорусского региона национализма и национально-экстремистских движений. С другой стороны, в подобном восприятии находятся причины нигилистического отношения к белорусскому языку сегодня, в условиях независимого национального государства, в котором, однако, титульные представители нации оказываются меньше всего заинтересованными в распространении и употреблении «роднай матчынай мовы», вплоть до ее упорного отрицания. Референдум 1995 г. отразил не столько толерантность белорусов, сколько их стремление к социальному росту в постсоветском социокультурном и экономическом пространствах. Два-языка этому должны содействовать лучше, чем один, тем более белорусский, который в оценке белорусского общества не нобилитирует социально так, как русский, польский, английский.

Отсутствие национальной исключительности вытекает из пресловутого феномена «тутэйшасщ», в отношении которого в научной литературе принято почему-то придерживаться отрицательных или нейтральных формулировок (например, философ И. Ширшов трактует белоруса-тутэйшага как недо-оформленного человека, не ставшего носителем развитого национального самосознания)¹¹⁶. Хотелось бы напомнить и о положительной роли, которую он сыграл в истории белорусской культуры. Феномен «тутэйшасщ» как изоляционистское понимание свойскости, родственности в пределах деревни, округи и стремление к локализации места жизни характерен для сформированных в средневековой культуре эпохи феодализма замкнутых локальных общностей. В период разделов Речи Посполитой в конце XVIII^b. и в период войны 1812 г. он позволял белорусам длительное время уклоняться от открытого проявления самоопределения в пользу какой-нибудь из национальных сторон (польской либо русской)¹¹⁷. В период становления капитализма и ломки традиционного общественно-культурного уклада, во время неоднократных подъемов национально-освободительного движения на протяжении XIX в., в военно-революционном вихре 1915—1921 гг. феномен «тутэйшасщ» давал уже чувство безопасности. В современных условиях феномен «тутэйшасщ» стабилизирует внутриполитическую ситуацию в Республике Беларусь, другой вопрос — осознаем мы это или нет. Лозунги движения в Европу по своей сути есть «идея изоляции от культурного и политического влияния с востока, а братское единение славян маскирует изоляцию от запада. Идеологема движения куда-то скрывает идеологему неподвижности... этнокультурного центра. Местное культурное пространство при этом не рассматривается как периферия, из которой следует идти в направлении цивилизации — Европейской или Евразийской. ... оно оценивается как центр, обжитая территория, плацдарм, который следует удерживать любой ценой, ограждая от натиска чужих культурных массивов»¹¹⁸, «Тутэйшасць», таким образом, является всего лишь прямым следствием геополитического фактора пограничья.

В Советской Белоруссии с 1919 г. власти дали белорусскому крестьянству возможность вновь уклониться от решения проблем национально-культурного характера, направив их политическую активность в сторону классовой идеологии и пролетарского интернационализма, где классовые интересы доминировали над национальными. Я. Лёсик, языковед и писатель, известный политический деятель так писал в 1923 г.: «В борьбе с царизмом революционер находил себе сочувствие хоть некоторой части общества, а «з адраджэнца» насмехались все, начиная от папы и заканчивая хамом, не говоря уже про то, что ему грозила кара и за революционную деятельность, так как «адраджэнец» нарушал интересы всего национально-командного общества... Даже социалисты не уважали «адраджэнца», так как считали работу его вредной для единства классовой борьбы»¹¹⁹. Становление социалистической системы со всеми недостатками советского политического строя совпало к тому же с глобальной тенденцией «современной урбанистической цивилизации к тотальной стандартизации, к нивелировке национальной и региональной самобытности, ... к унификации не только экономических и социально-политических структур, но и духовных ценностей и культурных ориентации на массовом уровне. При этом в многонациональных регионах Советского Союза рядом с пропагандой тенденциозно выбранных элементов классической русской культуры на массовом уровне навязывали атеистический, лишенный духовного содержания русифицированный люмпенпролетарскии менталитет»¹²⁰.

Советская идеология, рассматривавшая культурные достижения как национальные только по форме, а также эстетика современной массовой культуры оставили на театральных, концертных площадках и телевидении небогатую выборку из национальных произведений развлекательно-фольклорного жанра. Кроме того, содействовали процессу деформирования белорусской культуры постепенный материально-экономический упадок села с конца 1970-х гг., сокращение сельского населения и его старение; отрицательное влияние реформы белорусского языка, что нарушило его фонетические, орфографические законы и привело к распространению «трасянки», в том числе в государственных органах, учреждениях культуры и образования. В итоге, белорусская культура в XX вв. (за исключением периода белорусизации 1921 — 1928 гг.) вынуждена функционировать на небелорусском языке как духовный гибрид¹²¹.

Завершая рассмотрение белорусской модели культурной организации и развития, необходимо отметить ее тип и социокультурную специфику, которая* появляется в процессе перманентной адаптации населения к местным условиям жизнедеятельности. В исторической ретроспективе культурную модель Беларуси можно определить как транзит-ную^Х22. К специфическим же чертам народной культуры можно отнести ярко выраженный консерватизм мировоззрения, в эстетической деятельности — эмоциональную сдержанность и полутон, а в элитарной культуре — склонность к апокалипсическим прогнозам судьбы белорусской культуры. Консервативность национального стиля базируется на народной традиции, вытекающей из всех сфер семейной, хозяйственной жизни. Ее главным стержнем является уважение к природным началам жизни, с которыми были всегда связаны хозяйственные интересы, материальные заботы человека, семейно-бытовая культура¹²³. Данная особенность мировосприятия белорусов отразилась в стройной системе так называемого обычного права, в утилитарном отношении к религии и языку, присущему отечественному менталитету. Романтическо-возвышенное проявление отношения к жизни не характерно в целом для национального духа белорусов. «Я. Купала или В. Короткевич — только единичные взрывные явления в достаточно ровном, внешне не бурливом течении бытия народа», что ярко демонстрирует художественная культура, где эмоциональная сдержанность соседствует с рассуждением — рефлексией о пережитом¹²⁴. Зато отнюдь не единичным случаем, а массовым явлением среди различных представителей социальной и творческой элиты белорусского общества стали размышления о наступающем (наступившем) кризисе в белорусской культуре и ее скорой (относительно скорой) гибели, если не предпринять ряд радикальных мер. Можно с уверенностью предположить, что именно религиозно-культурная нестабильность белорусского общества, обострившаяся со второй трети XVI в. и вынудившая уехать в Прагу Скорину, вызвала к жизни подобные умонастроения. Конфликтное существование православных, католиков и униатов с 1596 г. после Брестской церковной унии, утрата белорусским языком статуса государственного с 1696 г., сознательное противодействие со стороны государственных органов Речи Посполитой, Российской империи и СССР развитию культурной белоруской традиции, трагический обрыв белорусизации в конце 1920-х гг. и неудачное решение вопроса «белорусского Возрождения» в конце 80-х—начале 90-х гг. XX в. не могло оставить равнодушными патриотов своей Родины, неважно на каком языке они выражали свои опасения. Еще полемическая литература XVI—XVII вв. (от И. Потея, М. Смотрицкого до X. Филолета), равно как труды И. Абдироловича и А. Станкевича первой половины XX в. поднимали проблему нарушения равновесия в обществе, которая может возникнуть, если бы хотя бы часть своих отечественных духовно-культурных ценностей, норм и институтов будет вытеснена на периферию сознания и придет там в забвение (либо будет подменена на иные, распространяемые другими культурами).

Сегодня с сожалением приходится констатировать, что, учитывая степень обратного белорусского влияния на мировую культуру, «по своему культурному массиву современная Беларусь гораздо бедней современной России, и уж тем более, стран Европы. Беларусь дважды периферия. Периферия европейского культурного массива и массива России»¹²⁵. В начале XXI в. две трети культуротворческой прослойки Беларуси, по оценкам специалистов в рамках исследовательского проекта «Белорусская творческая элита в контексте социокультурной динамики современного общества» по-прежнему характеризуют ситуацию в национальной культуре как «кризис»: «Ренессанса в современной белорусской культуре не наблюдается — нечего возрождать, да никто и не пытается. Декаданса тоже нет, поскольку не было ренессанса, а есть долгий и затяжной кризис»¹²⁶. Поэтому, как никогда актуальной, становится необходимость разработки белорусской национальной идеи и на ее основе — национальной идеологии, чтобы обеспечить национально-культурное единство (мы — белорусы). Другими словами, необходимо формирование своей системы ценностей, которая будет иметь для общенациональной культуры белорусов более универсальный смысл, чем отдельные национальные интересы жителей республики или наций соседних государств. Только тогда можно пытаться создать более высокий тип культуры на материале предшествующей традиции, который значительно повысил бы статус и роль интеллектуально-духовной элиты, содействуя тем самым духовному возрождению белорусского общества.