книга мастер и маргарита. 100 лучших книг всех времен Михаил Булгаков Мастери Маргарита часть первая так кто ж ты, наконец
 Скачать 1.9 Mb.
|
|
– А кто именно Враги Интервенты – Нет, – ответил собеседник, – русская женщина, комсомолка. – Гм. – промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, – ну, это, извините, маловероятно. – Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что выбудете делать сегодня вечером, если это не секрет – Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на нем председательствовать. – Нет, этого быть никак не может, – твердо возразил иностранец. – Это почему – Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, – что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила. Так что заседание не состоится. Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание. – Простите, – после паузы заговорил Берлиоз, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, – причем здесь подсолнечное масло. и какая Аннушка – Подсолнечное масло здесь вот причем вдруг заговорил Бездомный, очевидно, решив объявить незванному собеседнику войну, – вам не приходилось, гражданин, бывать когда- нибудь в лечебнице для душевнобольных – Иван. – тихо воскликнул Михаил Александрович. Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся. – Бывал, бывали не раз – вскричал он, смеясь, ноне сводя несмеющегося глаза с поэта, – где я только не бывал Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Иван Николаевич – Откуда вызнаете, как меня зовут – Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает – здесь иностранец вытащил из кармана вчерашний номер Литературной газеты, и Иван Николаевич увидел на первой же странице Михаил Булгаков Мастери Маргарита 100 лучших книг всех времен www.100bestbooks.ru свое изображение, а под ним свои собственные стихи. Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало поэта. – Я извиняюсь, – сказал они лицо его потемнело, – вы не можете подождать минутку Я хочу товарищу пару слов сказать. – Ос удовольствием – воскликнул неизвестный, – здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу. – Вот что, Миша, – зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, – он никакой не интуриста шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет. – Ты думаешь – встревоженно шепнул Берлиоз, асам подумал А ведь он прав – Уж ты мне верь, – засипел ему в ухо поэт, – он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, как он по-русски говорит, – поэт говорили косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, – идем, задержим его, а то уйдет. И поэт за руку потянул Берлиоза к скамейке. Незнакомец не сидела стоял возле нее, держав руках какую-то книжечку в темно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку. – Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву для консультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих литераторов. Те сконфузились. Черт, все слышал – подумал Берлиоз и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их редактору, поэт успел разглядеть на карточке напечатанное иностранными буквами слово профессор и начальную букву фамилии – двойное В. – Очень приятно, – тем временем смущенно бормотал редактор, и иностранец спрятал документы в карман. Отношения таким образом были восстановлены, и все трое снова сели на скамью. – Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор – спросил Берлиоз. – Да, консультантом. – Вы – немец – осведомился Бездомный. – Я-то?.. – Переспросил профессор и вдруг задумался. – Да, пожалуй, немец. – сказал он. – Вы по-русски здорово говорите, – заметил Бездомный. – О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, – ответил профессор. – Ау вас какая специальность – осведомился Берлиоз. – Я – специалист по черной магии. На тебе – стукнуло в голове у Михаила Александровича. – И. и вас по этой специальности пригласили к нам – заикнувшись спросил он. – Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист. – А-а! Вы историк – с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз. – Я – историк, – подтвердил ученый и добавил ник селу ник городу – Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история И опять крайне удивились и редактор и поэта профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал – Имейте ввиду, что Иисус существовал. – Видите ли, профессор, – принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, – мы уважаем ваши большие знания, носами поэтому вопросу придерживаемся другой точки зрения. – Ане надо никаких точек зрения – ответил странный профессор, – просто он существовали больше ничего. – Но требуется же какое-нибудь доказательство. – начал Берлиоз. Михаил Булгаков Мастери Маргарита 100 лучших книг всех времен www.100bestbooks.ru – И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал – Все просто в белом плаще. Глава 2 Понтий Пилат В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух. О боги, боги, за что вы наказываете меня Да, нет сомнений Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения. Попробую не двигать головой. На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону. Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил – Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали – Да, прокуратор, – ответил секретарь. – Что же он – Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, – объяснил секретарь. Прокуратор дернул щекой и сказал тихо – Приведите обвиняемого. И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора. Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски: – Так это ты подговаривал народ разрушить Ершалаимский храм Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой. Человек со связанными руками несколько подался впереди начал говорить – Добрый человек Поверь мне. Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его Михаил Булгаков Мастери Маргарита 100 лучших книг всех времен www.100bestbooks.ru – Это меня ты называешь добрым человеком Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, – итак же монотонно прибавил – Кентуриона Крысобоя ко мне. Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион, командующий особой кентурией, Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором. Крысобой был наголову выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце. Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни: – Преступник называет меня добрый человек. Выведите его отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Ноне калечить. И все, кроме неподвижного прокуратора, проводили взглядом Марка Крысобоя, который махнул рукою арестованному, показывая, что тот должен следовать за ним. Крысобоя вообще все провожали взглядами, где бы он ни появлялся, из-за его роста, а те, кто видел его впервые, из-за того еще, что лицо кентуриона было изуродовано нос его некогда был разбит ударом германской палицы. Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный пошел за ним бесшумно, полное молчание настало в колоннаде, и слышно было, как ворковали голуби на площадке сада у балкона, да еще вода пела замысловатую приятную песню в фонтане. Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю итак замереть. Но он знал, что и это ему не поможет. Выведя арестованного из-под колонн в сад. Крысобой вынул из руку легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бичи, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала сего лица и глаза обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова – Римского прокуратора называть – игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло – Я понял тебя. Не бей меня. Через минуту он вновь стоял перед прокуратором. Прозвучал тусклый больной голос – Имя – Мое – торопливо отозвался арестованный, всем существом выражая готовность отвечать толково, не вызывать более гнева. Прокуратор сказал негромко – Мое – мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть. Твое. – Иешуа, – поспешно ответил арестант. – Прозвище есть – Га-Ноцри. – Откуда ты родом – Из города Гамалы, – ответил арестант, головой показывая, что там, где-то далеко, направо от него, на севере, есть город Гамала. – Кто ты по крови – Я точно не знаю, – живо ответил арестованный, – я не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец. – Где ты живешь постоянно Михаил Булгаков Мастери Маргарита 100 лучших книг всех времен www.100bestbooks.ru – У меня нет постоянного жилища, – застенчиво ответил арестант, – я путешествую из города в город. – Это можно выразить короче, одним словом – бродяга, – сказал прокуратор испросил Родные есть – Нет никого. Я один в мире. – Знаешь ли грамоту – Да. – Знаешь ли какой-либо язык, кроме арамейского – Знаю. Греческий. Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного. Другой глаз остался закрытым. Пилат заговорил по-гречески: – Такты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, ион заговорил по- гречески – Я, доб. – тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился, – я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие. Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким столом и записывающего показания. Он поднял голову, но тотчас же опять склонил ее к пергаменту. – Множество разных людей стекается в этот город к празднику. Бывают среди них маги, астрологи, предсказатели и убийцы, – говорил монотонно прокуратора попадаются и лгуны. Ты, например, лгун. Записано ясно подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди. – Эти добрые люди, – заговорил арестант и, торопливо прибавив – игемон, – продолжал – ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной. Наступило молчание. Теперь уже оба больных глаза тяжело глядели на арестанта. – Повторяю тебе, нов последний раз перестань притворяться сумасшедшим, разбойник, – произнес Пилат мягко и монотонно, – за тобою записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить. – Нет, нет, игемон, – весь напрягаясь в желании убедить, заговорил арестованный, – ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Ноя однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял сожги ты бога ради свой пергамент Но он вырвал его у меня из руки убежал. – Кто такой – брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой. – Левий Матвей, – охотно объяснил арестант, – он был сборщиком податей, и я с ним встретился впервые на дороге в Виффагии, там, где углом выходит фиговый сад, и разговорился с ним. Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, – тут арестант усмехнулся, – я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово. Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, ноне на арестованного, а на прокуратора. – однако, послушав меня, он стал смягчаться, – продолжал Иешуа, – наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдет со мной путешествовать. Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю – Огород Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу Не зная, как ответить на это, секретарь счел нужным повторить улыбку Пилата. Михаил Булгаков Мастери Маргарита 100 лучших книг всех времен www.100bestbooks.ru – А он сказал, что деньги ему отныне стали ненавистны, – объяснил Иешуа странные действия Левия Матвея и добавил – И с тех пор он стал моим спутником. Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного, затем на солнце, неуклонно подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу направо, и вдруг в какой-то тошной муке подумало том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова Повесить его. Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора. Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал, мучительно вспоминая, зачем на утреннем безжалостном Ершалаимском солнцепеке стоит передним арестант с обезображенным побоями лицом, и какие еще никому ненужные вопросы ему придется задавать. – Левий Матвей – хриплым голосом спросил больной и закрыл глаза. – Да, Левий Матвей, – донесся до него высокий, мучающий его голос. – А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и этот голос говорил – Я, игемон, говорило том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее. – Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой тыне имеешь представления Что такое истина И тут прокуратор подумал О, боги мои Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде. Мой ум не служит мне больше И опять померещилась ему чаша с темною жидкостью. Яду мне, яду И вновь он услышал голос – Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Тыне только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Тыне можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет. Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова. Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца. Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас. Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло. Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более не записывала только, вытянувшею, как гусь, старался не проронить ни одного слова. – Ну вот, все и кончилось, – говорил арестованный, благожелательно поглядывая на Пилата, – и я чрезвычайно этому рад. Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком где-нибудь в окрестностях, ну хотя бы в садах на Елеонской горе. Гроза начнется, – арестант повернулся, прищурился на солнце, – позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека. Секретарь смертельно побледнели уронил свиток на пол. – Беда в том, – продолжал никем не останавливаемый связанный, – что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою Михаил Булгаков Мастери Маргарита 100 лучших книг всех времен www.100bestbooks.ru привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, – и тут говорящий позволил себе улыбнуться. Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора. Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего |