Агата КристиДесять негритятAnd Then There Were NoneAgatha ChristieAnd Then There Were None
 Скачать 493.54 Kb.
|
|
Глава 3 I Обед близился к концу. Еда была хорошая, вино – отличное. Роджерс обслуживал умело. У всех поднялось настроение. Разговоры стали свободнее и доверительнее. Судья Уоргрейв, разогретый хорошим портвейном, ядовито острил, доктор Армстронг и Тони Марстон слушали. Мисс Брент болтала с генералом Макартуром – у них обнаружились общие знакомые. Вера Клейторн задавала мистеру Дэвису неглупые вопросы о Южной Африке. Тот отвечал охотно и пространно. К их разговору прислушивался Ломбард. Раз-другой он вскидывал голову и прищуривался. В остальное время Ломбард оглядывал лица сидящих за столом, останавливаясь то на одном, то на другом. Неожиданно Энтони Марстон произнес: – Интересные штучки, правда? В центре большого круглого стола на круговой подставке стояли фигурки из фарфора. – Негритята, – продолжал Тони. – И остров Негритянский. Для колорита, наверное. Вера подалась вперед. – Может быть… Сколько их? Десять? – Да… точно, десять. – Как смешно! – воскликнула мисс Клейторн. – Это же десять негритят из стихотворения! Оно висит в моей комнате, в рамочке, над камином. – В моей тоже, – сказал Ломбард. – И в моей. – И у меня, – заговорили все хором. – Какая занятная идея, правда? – сказала Вера. Судья Уоргрейв буркнул: – Детство, да и только, – и налил себе еще портвейна. Эмили Брент посмотрела на Веру Клейторн. Вера Клейторн посмотрела на мисс Брент. Обе женщины встали. Окна из гостиной на террасу были распахнуты, внизу ласково мурчал прибой. – Приятный звук, – сказала мисс Брент. Вера резко ответила: – Я его ненавижу. Эмили Брент посмотрела на нее с удивлением. Вера вспыхнула и уже более спокойно добавила: – Мне кажется, в шторм здесь вряд ли будет так хорошо. Мисс Брент согласилась. – Без сомнения, на зиму дом запирается, – сказала она. – Где найти слуг, которые согласились бы остаться здесь до весны? – Которые вообще согласились бы работать здесь, – прошептала Вера. Эмили Брент продолжала: – Миссис Оливер повезло с этой парой. Женщина отлично готовит. «Забавно, как эти старики вечно все путают», – подумала мисс Клейторн. Вслух она сказала: – Да, я с вами согласна, миссис Оуэн и вправду повезло. Эмили Брент тем временем вынула из сумки изящное дамское рукоделие – и застыла с ниткой и иголкой в руках. – Оуэн? Вы сказали, Оуэн? – резко переспросила она. – Да. Так же резко Эмили Брент добавила: – В жизни не встречала никого с такой фамилией. Вера посмотрела на нее внимательно. – Но ведь… Фразу она не закончила. Отворилась дверь, вошли мужчины. За ними с подносом с кофе в руках следовал Роджерс. Судья подошел и сел возле Эмили Брент. Армстронг остановился рядом с Верой. Тони Марстон профланировал к открытому окну. Блор с изумлением неискушенного любителя разглядывал бронзовую статуэтку – не иначе, ломал голову, как можно считать эти причудливые углы изображением женской фигуры. Генерал Макартур стоял спиной к камину и поглаживал свои аккуратные седые усики. Чертовски хороший был обед! У него поднималось настроение. Ломбард листал «Панч», вместе с другими журналами лежавший на столике у стены. Роджерс обнес всех кофе. Кофе был отличный – по-настоящему черный и очень горячий. Гости славно пообедали и теперь были вполне довольны собой и жизнью. Стрелки часов показывали двадцать минут десятого. Наступила тишина – уютная и ненавязчивая. И вдруг в эту тишину ворвался Голос. Резкий, жестокий, пронзительный… – Дамы и господа! Прошу внимания! Все вздрогнули. И стали оглядываться – друг на друга, на стены… Кто это говорит? Голос продолжал – высокий и чистый: – Против вас выдвигаются обвинения по следующим пунктам: Эдвард Джордж Армстронг, 14 марта 1925 года вы стали причиной смерти Луизы Мэри Клиз. Эмили Каролина Брент, вы ответственны за смерть Беатрис Тейлор, имевшую место 5 ноября 1931 года. Уильям Генри Блор, 10 октября 1928 года вы совершили действие, приведшее к кончине Джеймса Стивена Ландора. Вера Элизабет Клейторн, 11 августа 1935 года вы убили Сирила Огилви Хэмилтона. Филипп Ломбард, вы виновны в гибели двадцати одного человека из некоего восточноафриканского племени, имевшей место в феврале 1932 года. Джон Гордон Макартур, вы обвиняетесь в том, что 4 января 1917 года намеренно послали на смерть Артура Ричмонда, любовника вашей жены. Энтони Джеймс Марстон, 14 ноября прошлого года вы убили Джона и Люси Комбз. Томас Роджерс и Этель Роджерс, 6 мая 1929 года вы способствовали смерти Дженнифер Брейди. Лоуренс Джон Уоргрейв, 10 июня 1930 года вы убили Эдварда Ситона. Обвиняемые, что вы имеете сообщить в свою защиту? II Голос смолк. Мгновение все потрясенно молчали, пока не раздался страшный грохот. Это Роджерс уронил поднос. В тот же миг из другой комнаты донесся пронзительный крик и глухой удар. Первым отреагировал Ломбард. Он подскочил к двери и распахнул ее. Сразу за нею на полу лежала миссис Роджерс. – Марстон! – крикнул Ломбард. Энтони поспешил на помощь. Вдвоем они подняли женщину и внесли ее в гостиную. К ним тут же подошел доктор Армстронг. Помог уложить женщину на диван, нагнулся над нею и отрывисто произнес: – Ничего страшного. Обморок, только и всего. Сейчас очнется. Ломбард обернулся к Роджерсу: – Принесите бренди. Дворецкий, белый как мел, с трясущимися руками пробормотал: «Да, сэр» – и выскользнул из комнаты. – Чей это был голос? – крикнула Вера. – Где он? Он звучал как… как… Генерал Макартур фыркнул: – Что здесь происходит? Что за шутки? У него тоже тряслись руки. Он весь ссутулился. И постарел лет на десять. Блор вытирал лицо носовым платком. Только судья Уоргрейв и мисс Брент не двинулись с места. Эмили Брент сидела прямо, как обычно, и высоко держала голову. На ее щеках горели два ярких пятна. Судья Уоргрейв тоже не изменил своей привычной позы – сидел, втянув голову в плечи, как черепаха. Пальцами одной руки он почесывал ухо. Только его глаза, живые и умные, озадаченно метались по комнате в поисках разгадки. И снова первым начал действовать Ломбард. Пока Армстронг возился с потерявшей сознание женщиной, он взял дело в свои руки. – Голос? Похоже, он был тут, в комнате, – сказал он. – Кто это говорил? – еще раз воскликнула Вера. – Кто? Ведь мы все молчали! Ломбард, как и судья, внимательно осмотрел комнату. Его взгляд на миг задержался на открытом окне, но он тут же решительно тряхнул головой. Вдруг его глаза вспыхнули, и он устремился к двери у камина, которая вела в смежную комнату. Схватившись за ручку, дернул дверь на себя, вошел – и почти сразу торжествующе вскрикнул. Все услышали: – Ага, вот он! Остальные двинулись за ним. Только мисс Брент не шелохнулась, продолжая прямо сидеть в кресле. В смежной комнате вплотную к стене гостиной стоял стол. На нем был граммофон – старинный, с большой трубой. Ее раструб прижимался к стене вплотную, и Ломбард, отодвинув его в сторону, показал всем на две или три аккуратные дырочки, просверленные в стене насквозь. Вернув трубу на место, он опустил иглу на пластинку, и тут же все услышали снова: – Против вас выдвигаются обвинения… – Выключите! – закричала Вера. – Выключите его! Это ужасно! Ломбард выключил. Доктор Армстронг, облегченно вздохнув, заметил: – Безвкусная и бессердечная шутка, на мой взгляд. Раздался четкий негромкий голос судьи Уоргрейва: – Значит, по-вашему, это всего лишь шутка? Доктор уставился на него. – Что же еще? Ладонь судьи мягко легла на верхнюю губу. Он сказал: – Я пока не готов вынести суждение. – Погодите, вы забыли одну вещь, – вмешался Энтони Марстон. – Кто, черт возьми, завел эту штуку и поставил пластинку? – Да, думаю, было бы не лишним это выяснить, – пробормотал Уоргрейв. И он пошел назад в гостиную. Остальные потянулись за ним. Тут со стаканом бренди на подносе вошел Роджерс. Мисс Брент уже склонилась над стонущей миссис Роджерс. Дворецкий тут же ловко вклинился между ними. – Позвольте мне, мадам. Я с ней поговорю. Этель… Этель… все хорошо. Все в порядке, слышишь? Ну же, соберись. Миссис Роджерс часто задышала. Ее глаза, вытаращенные, напуганные, обегáли по кругу лица стоявших над ней людей. Роджерс тревожно повторил: – Этель, соберись, слышишь? Доктор Армстронг заговорил с нею ласково: – Ничего страшного, миссис Роджерс. Просто кто-то неудачно пошутил. – Я упала в обморок, сэр? – спросила женщина. – Да. – Это все из-за голоса… того ужасного голоса… он как будто приговор читал… Ее лицо опять позеленело, веки задрожали. Доктор Армстронг резко произнес: – Где бренди? Стакан стоял на маленьком столике. Кто-то передал его доктору, тот поднес его к губам женщины. – Выпейте, миссис Роджерс. Она сделала глоток, слегка поперхнулась, закашлялась. От спиртного ей стало лучше. Краска вернулась к ее лицу. Она заговорила: – Со мной все хорошо. Просто… просто я испугалась. Вмешался Роджерс: – Ничего удивительного. Я и то напугался. Даже поднос уронил… Грязная ложь, вот что это такое! Хотелось бы мне знать… Его прервали. Кто-то кашлянул – прерывисто и сухо, всего один раз, но этого хватило, чтобы Роджерс осекся. Он посмотрел на судью Уоргрейва, тот кашлянул снова. Потом сказал: – Кто поставил эту пластинку и завел граммофон? Вы, Роджерс? – Я не знал, что это такое! – воскликнул дворецкий. – Богом клянусь, не знал, сэр. Если бы я знал, я бы никогда этого не сделал. – Возможно, – сухо заметил судья. – А пока мы ждем объяснений, Роджерс. Дворецкий промокнул лицо платком и честно сказал: – Я просто выполнял приказ, вот и всё, сэр. – Чей приказ? – Мистера Оуэна. – Объясните понятнее, – попросил Уоргрейв. – В чем именно состоял приказ мистера Оуэна? Роджерс объяснил: – Я должен был поставить на граммофон пластинку. Пластинка лежала в ящике стола, и моя жена должна была завести граммофон в ту самую минуту, когда я войду с подносом в гостиную. – Весьма занимательная история, – проворчал судья. – Но это правда, сэр! – воскликнул дворецкий. – Богом клянусь, правда. Я не знал, что было на пластинке, даже не догадывался. На ней есть название – я думал, что это музыка какая-то… Уоргрейв повернулся к Ломбарду. – На пластинке было название? Тот кивнул, внезапно усмехнулся, открывая острые белые зубы, и сказал: – Было, сэр. «Лебединая песня»… III Тут уже не выдержал генерал Макартур. Он закричал: – Это неслыханно – просто неслыханно! Разбрасываться подобными обвинениями! Это нельзя так оставлять. Этот тип, этот Оуэн – кто бы он ни был… Его перебила Эмили Брент. – Вот именно, кто он? – резко бросила она. Вмешался судья. Властным голосом, натренированным годами оглашения приговоров, он сказал: – Это именно тот вопрос, ответ на который нам надлежит искать особенно тщательно. Роджерс, отведите-ка вашу супругу спать. А сами возвращайтесь. – Да, сэр. – Я помогу вам, – заявил доктор Армстронг. Миссис Роджерс, пошатываясь, вышла из комнаты, поддерживаемая за руки двумя мужчинами. Когда они удалились, Тони Марстон сказал: – Не знаю, как вы, сэр, а я бы выпил. – Согласен, – отозвался Ломбард. – Пойду, пошарю, – сказал Тони и вышел. Вернулся он секунды через две. – Поднос стоял прямо у входа, готовенький. Марстон осторожно опустил на стол свою хрупкую ношу. Минута-другая прошла за разливанием напитков. Генерал Макартур выбрал чистый виски, также и судья. Всем хотелось взбодриться. Лишь Эмили Брент потребовала и получила стакан воды. Вошел доктор Армстронг. – С нею все в порядке, – сказал он. – Я дал ей успокоительное, она выпила… Что это у вас здесь, спиртное? Я бы тоже не отказался. Кое-кто из мужчин уже наполнял свои стаканы повторно. Через пару минут в комнату вошел Роджерс. Судья Уоргрейв открыл заседание. Комната превратилась в импровизированную залу суда. – Итак, Роджерс, – произнес судья, – давайте выясним все доподлинно. Кто он такой, этот Оуэн? Роджерс вытаращил на него глаза: – Хозяин этого дома, сэр. – Этот факт мне известен. Я хочу услышать от вас, что еще вы о нем знаете? Дворецкий покачал головой: – Больше я ничего не могу о нем сказать, сэр. Дело в том, что я никогда его не видел. В комнате тихонько зашевелились. – Никогда не видели? – спросил генерал Макартур. – В смысле? – Мы здесь всего с неделю, сэр, я и моя жена. Нас наняли письмом, через агентство. «Регина», в Плимуте. Блор кивнул. – Старая, солидная фирма, – подал он голос. – Вы сохранили письмо? – спросил Уоргрейв. – С приглашением на работу? Нет, сэр. Не сохранил. – Продолжайте. Итак, вас наняли письмом… – Да, сэр. В нем был назначен день приезда. Мы приехали. Здесь все было в порядке. Большой запас еды, все по высшему разряду. Нам только и надо было, что пыль смахнуть. – Что дальше? – Ничего, сэр. Мы получили указания – снова письменно – приготовить гостям комнаты, а вчера дневной почтой я получил от мистера Оуэна еще одно письмо. В нем говорилось, что он и миссис Оуэн запаздывают и чтобы мы принимали гостей без них, а еще к письму была приложена инструкция насчет обеда, кофе и той пластинки, чтобы я ее поставил. Судья резко спросил: – Но уж это письмо вы должны были сохранить? – Да, сэр. Вот оно. Роджерс вытащил письмо из кармана. Уоргрейв протянул руку. – Хм, – сказал он. – Бумага отеля «Ритц», напечатано на машинке. Одним стремительным прыжком Блор оказался рядом с ним. – Позвольте мне взглянуть? Он вырвал послание из рук судьи, пробежал глазами и пробурчал: – Машинка «Коронейшн». Новая – без дефектов. Бумага гербовая, самого распространенного сорта. Из этого ничего не вытащишь. Могут быть отпечатки пальцев, но вряд ли. Уоргрейв взглянул на него с любопытством. Энтони Марстон стоял за спиной Блора, заглядывая ему через плечо. – Странное у него имя, верно? – произнес он. – Алрик Норман Оуэн… Язык сломаешь. Старый судья, едва заметно вздрогнув, сказал: – Благодарю вас, мистер Марстон. Вы обратили мое внимание на любопытное и многозначительное обстоятельство. Окинув взглядом присутствующих, он вытянул вперед шею, точно рассерженная черепаха, и продолжал: – Думаю, настало время нам всем поделиться информацией. Было бы желательно, чтобы каждый рассказал все, что ему или ей известно относительно хозяина этого дома. – Помолчав, Уоргрейв продолжил: – Мы все у него в гостях. И, полагаю, мы только выиграем, если каждый из нас объяснит, как именно он здесь оказался. Настала минутная пауза. Наконец Эмили Брент решительно заговорила: – Все это очень странно. Я получила письмо с неразборчивой подписью. Предположительно от женщины, с которой я познакомилась на летнем курорте два или три года назад. Я решила, что письмо подписано Огден или Оливер. У меня есть знакомая миссис Оливер, а также мисс Огден. И я абсолютно уверена, что никогда не встречалась и не была в дружеских отношениях ни с кем по фамилии Оуэн. – Письмо у вас при себе, мисс Брент? – спросил Уоргрейв. – Да, сейчас я его принесу. Она вышла и минуту спустя вернулась с письмом. Судья прочитал его и сказал: – Кажется, я начинаю понимать… Мисс Клейторн? Вера поведала, как получила место секретаря. – Марстон? – продолжал Уоргрейв. – Получил телеграмму, – отозвался Энтони. – От приятеля. Баджера Беркли. Удивился – я думал, что старик в Норвегии… Он и пригласил меня сюда. Уоргрейв снова кивнул. – Доктор Армстронг? – Меня пригласили для консультации. – Понимаю. Вы знали эту семью раньше? – Нет. В письме был упомянут мой коллега. – Для убедительности… – подсказал судья. – А упомянутый коллега, надо полагать, тоже отсутствовал? – Э-э… гм… ну, да. Ломбард, который внимательно смотрел на Блора, вдруг сказал: – Слушайте, я тут подумал… Судья поднял руку: – Одну минуту… – Но я… – Всему свое время, мистер Ломбард. В настоящий момент мы исследуем причины, которые привели сюда каждого из нас. Генерал Макартур? Дергая себя за ус, генерал пробормотал: – Получил письмо… от этого типа, Оуэна… насчет армейских приятелей, которые тоже будут здесь… он еще извинялся, что не прислал официального приглашения. Письмо я, к сожалению, выбросил. – Мистер Ломбард? – спросил Уоргрейв. Филипп соображал. Сказать все, как есть, или нет? Он решился: – То же самое. Приглашение с упоминанием общих знакомых… я купился. Письмо разорвал. Судья повернулся к Блору. Указательным пальцем он поглаживал верхнюю губу, его голос звенел опасной вежливостью. – Только что с нами произошло нечто неприятное, – произнес Уоргрейв. – Голос, лишенный тела, назвал нас всех поименно, предъявив каждому из нас серьезное обвинение. О них мы поговорим позже. А пока меня интересует другое. Среди обвиняемых был упомянут Уильям Генри Блор. Однако, насколько нам известно, никакого Блора между нами нет. Зато имя Дэвис не звучало. Что вы имеете сказать на этот счет, мистер Дэвис? Блор угрюмо буркнул: – Похоже, кошка выскочила из мешка… Наверное, лучше признаться, что мое имя не Дэвис. – Вы – Уильям Генри Блор? – Точно. – Я хочу кое-что добавить, – вмешался Ломбард. – Вы здесь не просто под чужим именем, мистер Блор; сегодня вечером я имел возможность заметить, что вы первоклассный лжец. Вы говорили, что приехали из Наталя, в Южной Африке. Я знаю Южную Африку, знаю Наталь и готов поклясться, что ноги вашей никогда не бывало в этой стране. Все повернулись к Блору. Злые глаза, полные подозрений, окружали его со всех сторон. Энтони Марстон шагнул к нему. Его руки сами собой сжались в кулаки. – Ах ты, свинья, – сказал он. – Как ты это объяснишь? Блор вскинул голову и выпятил квадратную челюсть. – Вы, джентльмены, все неправильно поняли, – сказал он. – У меня есть документы, вы можете на них взглянуть. Я служил в уголовном розыске, раньше. Теперь у меня свое детективное агентство в Плимуте. Меня наняли сюда на работу. – Кто нанял? – спросил Уоргрейв. – Этот человек, Оуэн. Приложил солидный чек на расходы и объяснил, чего он от меня хочет. Я должен был присоединиться к компании, выдав себя за одного из гостей. Мне сообщили все ваши имена. Я должен был следить за всеми вами. – С какой целью? Блор горько ответил: – Драгоценности миссис Оуэн… Как бы не так! По-моему, такой особы просто не существует! И снова рука судьи протянулась к губе, на этот раз задумчиво. – Полагаю, что ваш вывод вполне основателен, – сказал он. – Алрик Норман Оуэн! В письме к мисс Брент фамилия хотя и неразборчива, зато имена читаются вполне отчетливо – Анна Нэнси, – так что инициалы, как вы может видеть, те же самые. Алрик Норман Оуэн – Анна Нэнси Оуэн – иными словами, А. Н. Оуэн, Аноуэн. Из чего, при известном напряжении фантазии, легко получается АННОУН – НЕИЗВЕСТНЫЙ! – Но это же фантастика… безумие! – вскрикнула Вера. Судья жалостливо кивнул и произнес: – О, да. У меня нет никаких сомнений, что нас всех пригласил сюда опасный безумец, возможно, маньяк-убийца! |