Анна Грейси Отважная бродяжка
 Скачать 0.66 Mb.
|
Глава 10На следующее утро Кейт встала рано и, по обыкновению, спустилась вниз на кухню приготовить завтрак. Ночью она кое-что решила для себя, решила твердо. Она позволила себе слишком много вольностей с Джеком, а она ведь экономка, всего лишь экономка. Ей не следовало — пусть и с благими намерениями — вмешиваться в его жизнь. Чувства к Джеку — непростительная ошибка, ведь знала же, что потом будет непременно больно. Довольно уже пребывать в царстве грез. Она не позволит никому и никогда — ни Джеку, ни кому-то другому — вновь всколыхнуть ее чувства подобным образом. Впредь она будет держать их в строгой узде, заново возведет вокруг своего сердца ледяные стены, как в Лиссабоне. Она позволила Джеку Карстерзу растопить их — теперь они станут крепче. И она даже начала возводить их накануне, во время долгой и бессонной ночи. Дюймы толщины. Кейт уже чувствовала, как от этих стен ее пробирает мороз. Может, и холодно, зато никакой боли. Кейт поставила вариться кофе и замерла, услышав легко узнаваемые неровные шаги, приближающиеся к кухонной двери. Дверь открылась. Долгое молчание. Кейт ощущала, как Джек сверлит ее глазами. Глубоко вздохнув, она повернулась к нему. — Я должен извиниться перед вами, мисс Фарли, — заговорил Джек. — Я не имел права говорить вам тех слов. На самом деле я вовсе так не думал и глубоко сожалею о них. Я накинулся на вас самым постыдным образом. Это было непростительно. Кейт удивленно моргнула. Будь он проклят, проклят, проклят! Он совершенно искренен. Она смутно почувствовала, как лед вокруг нее начал таять. О, черт бы побрал этого Джека Карстерза! Он продолжал: — Я не прошу вас простить меня, но надеюсь, вы, по крайней мере, примите мои смиренные извинения. Уверяю вас, такое больше никогда не повторится. У Кейт встал ком в горле: — Мистер Карстерз, это не совсем ваша вина. Не… не мне решать, проводить вам вечера за выпивкой или нет. — Голос ее зазвучал более хрипло, чем обычно: — Мое вмешательство неуместно, поэтому — неважно, что вы там сказали или сделали, — винить я должна только себя. «О, боже, — подумала она, — зачем я это говорю?» Она не собиралась извиняться. Ей не должно быть дела до его мыслей, слов или поступков. Так что же она делает? Очевидно, опять извиняется. — Я тоже наговорила вам ужасных слов и не подразумевала под ними ничего такого… или, во всяком случае, не должна была… Кейт сбилась и смолкла. Она чувствовала на себе горячий взгляд Джека. Последовала долгая, напряженная пауза, а потом сбежал кофе. — Кофе! О, боже! — воскликнула Кейт и кинулась его спасать. — Ай! — вздрогнув, резко вдохнула она: Кейт обожглась, опрометчиво схватившись за горячую чугунную ручку. Она отступила от плиты, впившись губами в руку. — Позвольте мне взглянуть. — Ерунда, — отмахнулась Кейт, тем не менее, защищая, бережно прижала обожженную руку к груди. — А ну-ка, — повелительно произнес Джек, — показывайте. Он осторожно взял ее руку и нагнулся, внимательно осматривая ожог. Кейт взглянула на склоненную темную голову и почувствовала, как вся дрожит. Ей неудержимо хотелось запустить пальцы в эти густые, непокорные волосы. «Лед, — мысленно твердила она себе, — думай о льде!» — Ничего серьезного, — спокойно произнесла Кейт. — У меня бывали ожоги и посильнее. — А не должны быть. — Кейт удивилась сдержанному гневу в его голосе. — Вам не следует находиться там, где вы беспрестанно обжигаетесь. Опять эти замашки защитника. Потеряв присутствие духа, она попыталась отдернуть руку. Джек поднял голову и вгляделся в ее глаза. — Да катись все к чертям! — проворчал он и заключил ее в объятия. Он обрушился на ее рот требовательным поцелуем, и Кейт почувствовала исходящую от него страсть. Ледяные стены с треском раскалывались, мгновенно превращаясь в пар. Поцелуй длился считанные секунды. Джек оттолкнул ее и покинул кухню, направляясь во двор. Кейт осела на стол, боль в руке была почти забыта. Он вернулся через несколько минут, неся чашу с водой, в которой плавали огромные куски льда и снега. — Вот, — резко произнес Джек, — опустите руку сюда. Холод — самое лучшее средство от ожогов; чем холоднее, тем лучше. Казалось, ее обожженная рука сейчас совершенно ни при чем. Кейт потрясенно моргнула, уставившись на него. Слишком поздно: ни одна ледяная стена не устоит перед этим мужчиной. Кейт любила его. Единственный лед, который она ощущала, — тот, что глыбами плавал в чаше. В остальном же ее окутывало тепло. Настоящий жар. Она вся пылала. — О, ради всего святого, не смотрите на меня таким взглядом, — простонал Джек. — Опустите руку в эту чертову чашу и забудьте о том, что сейчас произошло. Я… я, должно быть, еще пьян с прошлой ночи. Он провел рукой по волосам и, заметив, как Кейт наблюдает за ним, снова выругался. — Кейт, черт побери, я же просил не делать так! Это было умопомрачение, ошибка. Простите меня. Такое не повторится. Даю вам слово. Только перестаньте смотреть на меня так, договорились? — Не повторится? — прошептала Кейт. Если она не в силах возвести против него стены, тогда какой смысл сопротивляться? — Нет, ни за что не повторится. — Тогда и вы меня простите. Джек сжал кулаки, не веря своим ушам. — О, ради всего святого! — проворчал он. — Больше мне не вынести. И тихо захромал из комнаты. Кейт понимала, что ей не следовало произносить этих слов. Это не подобает приличной девушке, но раз ее больше не считают приличной, тогда… И ей нравились его поцелуи, нет, не просто нравились. Она еще никогда в жизни не испытывала таких чувств, которые неизменно пробуждал в ней Джек Карстерз, держа ее в объятиях и склоняясь к ее губам. После его поцелуев она ощущала себя такой одновременно опустошенной и живой, ликующей и уязвимой и… восхитительнейшим образом плененной. И ей хотелось еще. * * *— Я намерен написать своей бабушке и попросить ее немедленно забрать вас к себе, — объявил Джек, входя в библиотеку, где Кейт стирала пыль с книг. Она резко обернулась, оторвавшись от своего занятия. — Но почему? — в тревоге округлив глаза, прошептала она. Судя по всему, Кейт усердно трудилась: волосы кое-где начали выбиваться из узла, подбородок в пыли, а над правой бровью — пятно от воска. Господи, где еще найдешь девчонку, столь несовместимую с домашней работой? Ей следует выйти замуж за богача хотя бы для того, чтобы ее личико всегда оставалось чистым. Джек старался не выдать взглядом своего веселья, силясь сохранить твердость по отношению к ней. — Так продолжаться больше не может. — Как продолжаться? Взгляд его посуровел: — Как сегодня утром и вчера вечером. Кейт зарделась и прижала к груди книгу, которую только что вытирала. — Вообще-то, я не хочу ехать в Лондон к вашей бабушке. — Это к делу не относится. Если вы останетесь, может случиться непоправимое. Кейт в упор смотрела на Джека: — Правда? — тихо спросила она. Джек выругался про себя и отвернулся. Проклятье! Под взглядом этих огромных серо-зеленых глаз вся его решимость мгновенно таяла. Надо заставить ее понять, раз и навсегда. — Храни меня, Боже, от наивных девственниц! — недовольно прорычал он. Кейт напряглась, как струна, но он этого не заметил. — Вы не понимаете, в какой опасности находитесь, — произнес Джек. «О, неужели?» — подумала Кейт. — Мисс Фарли, у мужчин есть потребности, плотские потребности. Мужчины не похожи на женщин. Когда мужчиной овладевает потребность, он, чтобы ее удовлетворить, обращается к женщине. Вы понимаете меня? Я говорю «к женщине», к любой женщине, первой попавшейся под руку женщине, способной удовлетворить эти самые плотские потребности. Кейт закусила губу. Джек снова выругался. Проклятье, ему ничего не остается, как быть по возможности безжалостным с Кейт, чтобы потушить это мягкое сияние, которым всякий раз лучится ее взгляд, останавливаясь на нем. Он не мог предложить ей будущего. Истинная правда, он даже не мог потанцевать с ней, а Кейт Фарли прямо-таки создана для танцев, девушка-пушинка. Не может же он позволить ей похоронить себя в беспросветной нищете, тем более что она и понятия не имеет, чего лишается. Она никогда не бывала в Лондоне, никогда не танцевала в предрассветный час на пышном балу в объятиях красавцев, поочередно сменяющих друг друга, никогда не посещала оперу, Ковент-Гарден38, Друри-Лейн39, Олмакс40. Но видела смерть, чересчур много смертей, а та жизнь, которую могли предложить ей его бабушка и Лондон, ей была неведома. Ее может ожидать блестящее будущее; и если жестокие слова — это то, что заставит ее отправиться в столицу, тогда он их произнесет. — Я не исключение. Возможно, я и изуродованный калека… — Кейт передернуло от неприкрытой ненависти к самому себе, прозвучавшей в его голосе, — но я все еще мужчина, с мужскими потребностями. — Он помолчал, чтобы до нее дошел смысл слов. — И у меня уже давно не было женщины, Кейт. Очень давно. И дело в том… в этом. Все дело в этом. Вы меня понимаете? Я бы никогда не прикоснулся к вам, никогда бы не поцеловал, но я был пьян, и у меня сто лет не было женщины, вот и не сдержался. Он отвернулся, чтобы не смотреть ей в глаза. Кейт уставилась на тряпку и медленно скомкала ее. Она принялась натирать ближайшую полку. Ему надо было напиться, чтобы захотеть прикоснуться к ней? Именно об этом он толкует? Она для него любая? Всего лишь женщина, оказавшаяся под рукой? Горькие, жестокие слова, но в конечном итоге Кейт поняла, что они не расстроили ее так, как должны бы. Просто в глубине души она ему не верила. Если ему всего-навсего нужна доступная женщина, тогда почему он не донимал Милли или Флоренс? Или девицу из таверны, где частенько пропадал, — говорят, она еще та штучка. Нет, что бы там Джек Карстерз о ней ни думал, доступной женщиной он ее не считал. И на пьяное состояние он зря грешил: оно лишь усугубило непростую ситуацию, но не более того. — К концу недели вы закончите все необходимые приготовления для отъезда в Лондон. Казалось, слова его доносились откуда-то издалека. — Нет, — прекратив бессмысленное натирание, кинула Кейт через плечо. У нее не было ни малейшего желания становиться предметом насмешек высшего света. Ни за что, пока у нее есть выбор. И кроме того, она ведь дала слово его бабушке. Джек недоверчиво переспросил: — Вы сказали «нет», я не ослышался? — Не ослышались, — спокойно ответила она. — Я не намерена уезжать. — Женщина, да в своем ли вы уме? — пророкотал он. — И это после того, что я сейчас сказал? Все равно собираетесь остаться? Рискуя быть обесчещенной? Иронично скривив губы, Кейт свернула тряпку для пыли в тугой узел. Можно ли быть обесчещенной дважды? Спорный вопрос. — Вы что не слышали, о чем я говорил, глупая вы девчонка?! — Карстерз схватил ее за плечи и развернул к себе. — Если вы останетесь, то рискуете расстаться с девственностью! Да что, черт возьми, с вами такое? Кейт вывернулась из его крепкой хватки и стала приглаживать юбку, словно пташка, только-только спасшаяся от кота, — перышки. Джек прищурился, черты его лица ожесточились. — Может, таков ваш план? — Вы о чем? — Соблазнить и попытаться поймать меня в брачные сети, — медленно произнес он. — Соблазнить вас? Кейт задохнулась от негодования. — А разве не это имело место? Уверен, тут не обошлось без моей бабушки: она тоже приложила к плану свой хитрый коготок. — Он резко рассмеялся. — Да, все верно. Никаких сомнений, вы обе хорошенько продумали, как обстряпать это дельце. — Да как вы смеете?! Джек продолжил, не обратив на нее внимания: — О, господи, каким я был глупцом. Все же ясно, как дважды два. Не успела моя помолвка с Джулией отойти в прошлое, как, откуда ни возьмись, появляется моя бабушка, озабоченная холостяцким положением внука. Она сваливает на меня бедную сиротку Кейт, надеясь, что я, не моргнув глазом, подберу ее и сделаю своей. Ха! Двух зайцев одним махом! — Он зыркнул на Кейт. — Только ничего из этого не выйдет: ваши козни раскрыты. Так просто меня вам не поймать, мисс Фарли; жениться на вас я не намерен. — А я вовсе и не собираюсь за вас замуж, мистер Карстерз! — Над Кейт возобладал ее неукротимый нрав. — Никогда, ни при каких обстоятельствах я бы не опустилась до такого подлого замысла, а вы… вы — неимоверный наглец, если строите подобные предположения. Это совершеннейшая нелепость, и я требую немедленных извинений — и передо мной, и перед вашей бабушкой. Уверена, она ни за что не станет плести столь грязные интриги! — Согласен, не грязные, гораздо точнее сказать — бесконечные. Кейт пропустила его замечание мимо ушей: — И как вы посмели обвинить меня в попытке соблазнить вас? Ведь именно вы хватаете меня и распускаете руки с тех самых пор, как я сюда попала, ежеминутно досаждаете мне, когда я всего лишь пытаюсь привести в порядок этот дом, — закончила она целомудренно, пусть и покривив душой. — О, так значит, я вас хватал и распускал руки, да? А кто приставал ко мне в моей собственной комнате посреди ночи? Кейт топнула ногой: — Ничего подобного я не делала! Да как вы смеете даже предполагать такое?! — Хорошо, в кабинете наверху. Вы прокрались туда, зная, что я под хмельком, и начали меня соблазнять. — Я не кралась! Не кралась! — возмутилась Кейт. — И вы были вовсе не «под хмельком», как поэтично выразились, а просто-напросто напились! Горький пропойца! И если воображаете, будто я пыталась вас соблазнить, отбирая отраву, которую вы лакали, тогда у вас очень странное представление о соблазнении, и не удивительно, что Джулия, кем бы она ни была, вас бросила! — Не вмешивайте ее сюда, — прорычал он. — С удовольствием. Кейт вскинула голову, сожалея, что почти ничего не знает о его бывшей невесте. — Что же касается так называемой «склонности распускать руки», о которой вы столь неодобрительно отзываетесь, как-то я не заметил, чтобы вы этому героически сопротивлялись. И насколько мне помнится, именно я всякий раз останавливался, а вовсе не вы. Запылав ярким румянцем, Кейт не нашла достойного ответа. Разумеется, она не прерывала его объятий. Ему прекрасно известно, что от его поцелуев в ней остается столько же твердости, сколь в бланманже41, а желание что бы то ни было останавливать совершенно улетучивается. Но как… как же оскорбительно с его стороны поддевать ее этим. Кейт охватило беспомощное негодование. На лице Джека появилась легкая понимающая улыбка. — О, да вы прямо вне себя от ярости! — выкрикнула она. — К вашему сведению, я не намерена выходить замуж. Ни за вас! Ни за кого! И никогда! — Вздор! — Вовсе не вздор, а чистая правда — так уж вышло. Он смотрел на нее из-под грозных черных бровей. Уже не в первый раз она несет эту околесицу. Представить Кейт всю жизнь живущей старой девой не проще, чем допустить, что он может летать. — Но почему, мисс Фарли? Я уже слышал от вас это заявление, но вы должны привести убедительные доводы. Мне прекрасно известно, чего хотят женщины… — Джеку не удалось избежать насмешки в голосе, — …богатства, красиво обставленного дома, положения в обществе, восхищения и влюбленного до безумия олуха на блюдечке. Еще не родилась та женщина, которая ради этого не стала бы плести интриги. Кейт передернуло от такого циничного взгляда на брак. Он исходит из личного опыта? Кто-то больно ранил его — ясно как божий день. Джулия? Кейт, разумеется, не могла говорить за всех женщин, но для нее самой важна была только любовь и ничего из того, что перечислил Джек. Однако Анри отобрал у Кейт право на уважение, а какая любовь без уважения? Значит, выйти замуж она не могла. Этому ее научил Лиссабон. Лиссабон и Гарри, ее жених. — Вы ошибаетесь насчет большинства женщин, но вижу, слушать вы не будете. Мне остается только повторить: я не намерена выходить замуж. Что до причин, они очень и очень личные. Ваша бабушка о них осведомлена и поэтому не стала уговаривать меня сопровождать ее в Лондон, а подыскала взамен эту временную должность — вашей экономки. — Чушь! — фыркнул Джек. — Бабушка предложила вам эту должность лишь потому, что вы чертова упрямица и не ведаете, что для вас хорошо. Эта должность — не что иное, как временная подачка вашей гордости. Бабушка решительно настроена представить вас свету. Ничего, ровным счетом ничего не мешает вам выскочить замуж за богатого, респектабельного дурачка. Яростно сжав рот, Джек сверлил Кейт взглядом, глаза его метали молнии. — Вы просто обязаны избавить меня от своего присутствия и отправиться в Лондон — трепетать этими длинным ресницами перед джентльменом, который отвечает вашим запросам, нежно шептать ему на ушко этим мягким, хрипловатым голоском, улыбаться и соблазнять его своей прелестной фигуркой. Дурачок и пикнуть не успеет, как вы будете вышагивать с ним под ручку по проходу в церкви, и, поверьте, не пройдет и года, может, двух, и вы станете лениво покачивать на коленях его наследника. Длинные, крепкие пальцы Джека впились ей в плечи, и он тряс ее, пока говорил. Губы Кейт мучительно подрагивали от его неосознанной жестокости. Он заставил слушать о невозможном! И в каких словах описал столь уютную и совершенно недосягаемую картину… Джек ощущал каждый ее вдох и выдох, сладкое розмариновое благоухание ее волос. Кейт дрожала под его руками, и он глубоко и шумно вздохнул. — Если же он заартачится и будет медлить с предложением руки и сердца, вы только посмотрите на него, как теперь, и бедняге уже не выкрутиться. Застонав, он впился в ее губы, и Кейт снова закружило в водовороте чувств, которые становились такими дорогими и такими удивительно привычными для нее. В конце концов он оставил ее рот и, тяжело дыша, навис над ней. Разбушевавшиеся чувства Кейт все не унимались — объятия Джека только подстегивали их, и она, ища опору, вцепилась ему в плечи и прижалась к теплой вздымающейся груди. Дрожа, она собрала жалкие остатки своей воли и попыталась оттолкнуться от его мускулистой груди и обнимавших ее рук. Джек тут же отпустил ее и отступил. Кейт ощутила себя такой одинокой, что ее решимость грозила рассыпаться в пух и прах. Она хотела вернуться обратно в эти крепкие, изумительные объятия, но не могла. Она отошла в другой конец комнаты и стояла там, приходя в себя. Кейт, имевшая полное право настаивать на соблюдении приличий, не сумела этого сделать. Если именно это беспокоит Джека, она обещает, что поцелуев больше не будет. Она была уверена, что справится с этой задачей, ведь в случае неудачи ее отошлют в Лондон. Так далеко от него. Прошла пара минут, и она неуверенным голосом произнесла: — Вы во многом ошибаетесь, мистер Карстерз, но в одном совершенно правы — подобное поведение следует прекратить. — Она глубоко вздохнула и продолжила ничего не выражающим голосом: — Я прошу прощения за свое участие в непристойном поведении, которое имело место. Не беспокойтесь, подобное больше не повторится. В этом можете полностью на меня положиться. Но в Лондон я не поеду. Джек стоял и наблюдал за ней потемневшим взглядом. Он коротко кивнул и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Кейт подобрала пыльную тряпку. Из глаз брызнули слезы. * * *Проходили дни, но о том, чтобы отослать Кейт к леди Кейхилл, речи больше не заходило. Как, собственно, и обо всем остальном, так как Кейт с Джеком почти не разговаривали, разве что по крайней необходимости. Наступило и прошло Рождество, словно еще один обыкновенный день. Но только не для Кейт. Придя из церкви, она похлопотала, чтобы приготовить особенный обед, однако Джек так и не появился, посему трапеза вышла преунылая — компанию Кейт составили только Марта и Карлос. Фермерским девушкам дали выходной, впрочем, в такой зверский холод только и оставалось, что жаться у огня. Для Кейт это был день горького-прегорького одиночества, воскрешавший в памяти все те прошлые рождественские дни, когда ее братья играли и шутили, дурачась на все лады… Она старалась не раскисать, говоря себе, что на самом деле все не так уж плохо, — ей теперь не приходится голодать и у нее есть кров над головой, а похвастаться подобным могли далеко не все. И все же это было первое одинокое Рождество из длинной череды тех, что ей еще предстояло встретить в жизни. Осознание безрадостного будущего пробрало до самых костей — Кейт знобило, и даже бушующее пламя очага не спасало от этого, она чувствовала себя всеми покинутой. Наконец, после долгого, печального дня, она заползла в кровать и с наслаждением предалась слезам, убаюкивая себя. * * *Возвращаясь из местной таверны после проведенного в добровольном изгнании дня и проходя мимо двери Кейт, Джек услышал приглушенные всхлипывания. Он замер, прислушиваясь. Его неудержимо тянуло войти в комнату, заключить Кейт в объятия и поцелуем успокоить горькие рыдания. Он хотел обнимать ее, утешать, лю… Но не мог. Даже будучи пьян, он сознавал: войти к Кейт — значит навсегда разрушить ее жизнь. Джек страдальчески прислонился к двери, каждый всхлип болью отдавался в его груди, пока наконец не наступила тишина, и он понял, что Кейт заснула. * * *Однажды утром, уже в новом году, Кейт, по обыкновению, любовалась освещающим заснеженным рассветным пейзажем. Неожиданно под окном раздался приглушенный стук копыт. Сердце ее бешено заколотилось. Неужели лошадь снова его сбросит? Кейт распахнула окно и, обеспокоенная, высунулась на самый холод. Мимо, развевая по ветру гривой, пронесся крупный чалый42 жеребец. Джек Карстерз уверенно держался в седле и скакал довольно неплохо, хотя, возможно, и не столь элегантно, как в былые времена. Кейт прижала руку к щеке, и глаза ее наполнились слезами, когда она поняла, чего он добился. С унижением покончено. Он мог ездить верхом. Джек Карстерз снова присоединится к клубу «Куорн»43 или к любой другой группе охотников на лис. Кейт понаблюдала, как он скачет галопом по небольшому холму, потом неспешно умылась и оделась. То был великий день. Джек, по всей вероятности, ничегошеньки ей не расскажет, но она отпразднует это событие, приготовив ему вкусный-превкусный завтрак. Кейт возвращалась из курятника, как вдруг услышала за спиной стук копыт по мощеному двору. Она круто развернулась и чуть было не выронила корзинку, полную яиц, когда чалый, сдерживаемый крепкой, умелой рукой, с цокотом остановился перед самым ее носом. Джек ликующе ухмыльнулся ей с высоты и, соскользнув с огромного коня, лихорадочно вцепился в нее. — Вы видели, Кейт?! Я снова могу скакать! И все благодаря вам! Он без предупреждения обхватил ее и стал кружить и кружить, радостно смеясь. Кейт тоже рассмеялась, ей безумно хотелось поставить корзинку на землю, чтобы обнять его в ответ. Наконец кружение замедлилось, и Джек, продолжая удерживать Кейт выше себя, посмотрел ей в глаза. — Ну как, Кейт? Объявим мир? Сегодня я слишком доволен жизнью, чтобы продолжать наше вооруженное перемирие. Преисполненная чувств, Кейт не смогла вымолвить ни слова, лишь смахнула слезы. — Что я вижу? — воскликнул Джек. — Слезы? Улыбка сползла с его лица, и он, не разжимая объятий, позволил девушке медленно соскользнуть вниз на землю. — О, нет, — пробормотала она, опуская корзинку и нащупывая платок. — Я… я часто плачу от счастья. Эт… это крайне нелепо. — Действительно, нелепо, — улыбаясь, мягко заметил он, — но зато в этом — вся Кейт, правда? Она подняла на него глаза, пораженная теплотой его голоса. — Банальность не в ее духе, — проворчал Джек. — Позвольте-ка. — Забрав платок из ее податливого кулачка, он одной рукой вытирал ей глаза и щеки, а другой — придерживал за затылок. Кейт поймала себя на том, что не может и шелохнуться. Она была потрясена ощущением его мощного тела, прижимавшегося к ней, его теплого дыхания на своих щеках, его мягкого, глубокого голоса, шептавшего у ее уха. Она знала, что должна отстраниться. Так твердил внутренний голос, но она словно остолбенела. В конце концов Джек закончил вытирать ей щеки, и они так и стояли, молча и завороженно. Кейт поняла, что не может взглянуть на него. Она почему-то затаила дыхание и уставилась на пуговицы его рубашки, всем своим существом впитывая жар и силу его объятий. Наконец он пальцем легонько приподнял ей подбородок, и их взгляды встретились. — Благодарю вас, Кейт, — ласково произнес Джек и устремился к ее губам, его нежность не оставила камня на камне от решительности, с которой она собиралась его оттолкнуть. Поначалу его губы были осторожны и мягки, потом, когда под его нажимом она приоткрыла рот, Джек издал гортанный стон, и поцелуй стал более глубоким. Кейт полностью отдалась восхитительному, волнующему ощущению его языка, который искал, ласкал и сплетался с ее языком. Она сильнее прижалась к Джеку и запустила пальцы в его густую темную шевелюру, с безрассудным наслаждением впиваясь ему в волосы. Застонав, он приподнял голову и посмотрел Кейт в лицо, встречая ее ошеломленный от удовольствия взгляд, его же глаза почти почернели от страсти. — О, боже, — пробормотал он и снова прильнул к ее губам крепким, долгим и страстным поцелуем, от которого она вся затрепетала. Внезапно Кейт поняла, что ее резко отпустили. Потрясенная, она не сразу расслышала голоса и громкие шаги по каменному настилу. Из-за угла дома появились Милли с Флоренс, и Джек взял чалого за поводья. Кейт по-прежнему стояла там, где он ее оставил, пытаясь собраться с мыслями после стремительной атаки на ее чувства. — Доброе утро, мисс Кейт, мистер Карстерз, — хором пропели девушки. — Батюшка говорит, скоро снова жутко повалит снег. Джек непринужденно болтал с ними, и Кейт подивилась его великолепному самообладанию. Вероятно, он не испытал такого же взрыва эмоций, как она, заключила Кейт. Не мог испытать, раз умудрялся вот так легко, вскользь, как ни в чем не бывало вести разговор. Страсть, видимо, не одинаково действует на мужчину и женщину. Но с ее стороны это была не просто страсть — была еще и любовь. Может, разница в этом. Она заставила себя поздороваться с девушками и на подгибающихся ногах побрела на кухню, где плюхнулась на ближайший стул и стала приводить мысли в порядок. Кейт отчаянно старалась изгнать Джека Карстерза из своего сердца, но, кажется, он врос в него на веки вечные. Ничего, похоже, не помогало. Она хотела заставить себя относиться к нему равнодушно, пыталась неделя за неделей. Но лишь стоило поверить, что это ей наконец удалось, как Джек смотрел на нее грешными сверкающими синими глазами, и вся ее решимость таяла. Или говорил что-нибудь низким, глубоким голосом, который неизменно пронимал ее до глубины души. Или мимоходом небрежно касался ее: легонько притрагивался к плечу, задевал бедром ее юбки — любое, самое невинное касание находило в ней чувственный отзыв. И вот теперь этот поцелуй… Восторг Джека от того, что он мог скакать верхом, делал его совершенно неотразимым. В такие минуты она была готова отбросить всякую осторожность и пристойность, забыть обо всем на свете и отдаться ему, пока он ее хочет. И такие минуты случались все чаще и чаще. Единственным выходом Кейт видела его предложение, которое она категорически отвергла, — убраться с глаз долой, — и на которое никак не могла заставить себя решиться. В любом случае через несколько месяцев ей придется уехать, поэтому она будет рядом с ним, пока может… К тому времени, как в комнату, неся свежее молоко с фермы, вошли девушки, Кейт уже взяла себя в руки. Ей удалось за все утро больше не столкнуться нос к носу с Джеком. Они виделись разве что издалека. Целый день Кейт находила различные предлоги, чтобы избегать его. Но вечером Джека прямо-таки распирало от эмоций, поэтому обедать в одиночестве он не мог и настоял на том, чтобы вечернюю трапезу превратили в праздник; он то и дело подливал всем вина, даже Милли с Флоренс, и нес такую несусветную чушь, что довел всех до коликов. Кейт, прежде совершенно не знавшая его с этой стороны, была очарована. Карлос тоже оказался на высоте, его темное лицо озаряла широкая улыбка, когда он подстрекал Джека на все более и более глупые подшучивания над девушками и Мартой, от которых комната наполнялась безудержным хихиканьем. Как оказалось, все это время Карлос подогревал масло и готовил мази для Джека, продолжая лечение в тайне от Кейт. Истории о том, каким чудом удавалось избежать разоблачения, как Кейт едва не ловила их, вызывали восторженные восклицания и дружный истерический хохот — Джек выступал сначала в роли Карлоса, потом Кейт, затем Марты, а напоследок надутого деревенского аптекаря. «В подобном настроении он совершенно неотразим», — подумала Кейт, вытирая слезы смеха. Она вдруг поняла, что таким он, видимо, был до войны. Должно быть, именно этот Джек обручился с Джулией, с замиранием сердца осознала Кейт: остроумный, обходительный и полный жизни. Мужчина, который в высшем свете чувствовал себя как дома. По которому наверняка сходили с ума все женщины, будь они простого происхождения, как Милли, Флоренс и Марта, или же «голубых кровей», как Джулия, кем бы она ни была, и как его собственная бабушка. Кейт отчетливо поняла, что он достаточно окреп и телом и душой, чтобы вернуться в мир, от которого отрекся. Мир, где он будет в кругу равных себе и в своей стихии. Она уныло размышляла, возвратится ли он теперь к Джулии, когда, по-видимому, выкарабкался из пучины страдания. Она должна радоваться за него, уговаривала она себя. И она радовалась… за него. |