РИТОРИКА ЭКЗАМЕН ЗАЧЕТ ХЗ ЧЕ. Дисциплина риторика
Скачать 313.5 Kb.
|
Глава новой риторической школы Марк Фабий Квинтилиан (ок. 35-96 гг. н.э.) размышлял «О причинах упадка красноречия» На поставленный вопрос Квинтилиан отвечал как педагог: причина упадка красноречия в несовершенстве воспитания молодых ораторов. В целях улучшения риторического образования он пишет обширное сочинение «Образование оратора», где излагает ведущие взгляды своей эпохи на теорию и практику красноречия, образцом которого продолжает служить Цицерон. Подобно Цицерону («Брут»), Квинтилиан видит залог процветания красноречия не в технике речи, а в личности оратора: чтобы воспитать оратора «достойным мужем», необходимо развивать его вкус. Развитию нравственности должен служить весь образ жизни оратора, в особенности же занятия философией. На развитие вкуса рассчитан цикл риторических занятий, систематизированный, освобожденный от излишней догматики, ориентированный на лучшие классические образцы
Литературное наследие Сенеки состоит из сочинений философского характера и поэтических произведений. В периоды общего упадка гражданских идей в обществах, прошедших путь от демократии к единовластию, всегда наблюдается процесс примирения риторики и философии. Сенека в своих философских трактатах приходит к форме диатрибы - проповеди-спора, где новые и новые вопросы заставляют философа все время с разных сторон подходить к одному и тому же центральному тезису. Если трактаты Цицерона имели в основе линейную композицию развития тезиса -логику развития мысли, то в сочинениях Сенеки композиция как таковая отсутствует: все начала и концы выглядят обрубленными, аргументация держится не на связности, а на соположении доводов. Автор старается убедить читателя не последовательным развитием логики мысли, подводящей к центру проблемы, а короткими и частыми наскоками со всех сторон: логическую доказательность заменяет эмоциональный эффект. По существу, это не развитие тезиса, а лишь повторение его снова и снова в разных формулировках, работа не философа, а ритора: именно в этом умении бесконечно повторять одно и то же положение в неистощимо новых и неожиданных формах и заключается виртуозное словесное мастерство Сенеки. Тон диатрибы, проповеди-спора, определяет синтаксические особенности «нового стиля» Сенеки: он пишет короткими фразами, все время сам себе задавая вопросы, сам себя перебивая вечным: «Так что же?». Его короткие логические удары не требуют учета и взвешивания всех сопутствующих обстоятельств, поэтому он не пользуется сложной системой цицероновских периодов, а пишет сжатыми, однообразно построенными, словно нагоняющими и подтверждающими друг друга предложениями. Вереницы таких коротких, отрывистых фраз связываются между собой градациями, антитезами, повторами слов. «Песок без извести», - метко определил эту дробную рассыпчатость речи ненавидевший Сенеку император Калигула. Враги Сенеки упрекали его в том, что он использует слишком дешевые приемы в слишком безвкусном обилии: он отвечал, что ему как философу безразличны слова сами по себе и важны лишь как средство произвести нужное впечатление на душу слушателя, а для этой цели его приемы хороши. Точно так же не боится быть вульгарным Сенека и в языке: он широко пользуется разговорными словами и оборотами, создает неологизмы, а в торжественных местах прибегает к поэтической лексике. Так из свободного словаря и нестрогого синтаксиса складывается тот язык, который принято называть «серебряной латынью», а из логики коротких ударов и эмоционального эффекта -тот стиль, который в Риме называли «новым красноречием». Наиболее полно отразился новый стиль Сенеки в его сатире «Отыквление», явившейся ядовитой пародией на обычай обожествления императоров после их смерти. Клавдий после смерти превратился в тыкву, символ глупости в Риме, а не в бога -таков финал этой интереснейшей комедии Сенеки.
Риторическое знание и риторика как форма обобщения действительности словом для России начинались на основе усвоения опыта античной и западноевропейской традиции. рики, в которой отражалась и обобщалась практика двуязычия: русского и церковно-славянского языков. Систему взглядов на красноречие М.В. Ломоносов изложил в двух «Риториках» - краткой (1743) и «пространной» (1748). Это были первые русские и общедоступные руководства по красноречию. «Пространная» «Риторика» выдержала 9 изданий. Ломоносов не раз подчеркивал благотворную силу воздействия античной и европейской культур, но всегда при этом стремился к утверждению прежде всего национально-исторической темы в русской культуре. Общность европейского культурного фонда восходила к древнейшему периоду истории: «Богослужебная, проповедническая, церковно-назидательная, агиографическая, отчасти всемирно-историческая (хронофафическая), отчасти повествовательная литература была единой для всего православного юга и востока Европы» (Д.С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы). Первым памятником, предшествовавшим первым русским ритори-кам, считается славянский перевод трактата византийского ученого Георгия Херобоска «Об образах», вошедший в «Изборник Святославов 1073 г ». Как уже было сказано выше, первые на Руси занятия риторикой сосредоточивались в монастырях. Так, «Риторика» Макария (1617-1619 гг.) считается первым опытом обобщения русского красноречия. Однако о ее происхождении до сих пор ведутся среди ученых споры. Сейчас известны 34 списка этой риторики с 1620 . и до петровского времени. Риторические сочинения, написанные в Киево-Могилянской академии и в Чернигове, сохранились на латинском и польском языках. Таков «Компедиум по риторике» Слуцкого (1629-1631 гг.). В1659 г. было написано первое печатное руководство по гомилетике ректором Киево-Могилянской академии И. Галятовским. Судьба риторики в последней трети XVII - начала XVIII вв. была связана с именами А.Х. Белобоцкого, Н. Спафария, С. Лихуда, С. Яворского. Однако подлинных вершин в теории поэтики и риторики в доломоно-совский период достиг Феофан Прокопович в двух сочинениях: «Поэтика» (1705) и «Риторика» (1706). Хотя это риторическое сочинение было задумано как руководство к созданию церковных проповедей, по существу оно представляло собой теоретическое обобщение и свод практических рекомендаций по искусству красноречия. Феофан Прокопович расширил круг традиционных жанров - «видов красноречия», включил в риторику раздел о «способе писания истории», использовал в обобщениях свой собственный писательский опыт.
Плевако Федор Никифорович крупнейший дореволюционный русский адвокат, имя которого хорошо известно не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами. Юридическое образование Ф. Н. Плевако получил в Московском университете. Вскоре после введения Судебных уставов 1864 года вступил в адвокатуру и состоял присяжным поверенным при Московской судебной палате. Постепенно, от процесса к процессу, он своими умными, проникновенными речами завоевал широкое признание и славу выдающегося судебного оратора. Всегда тщательно готовился к делу, хорошо знал все его обстоятельства, умел глубоко анализировать доказательства и показать суду внутренний смысл тех или иных явлений. Речи его отличались большой психологической глубиной, доходчивостью и простотой. Самые сложные человеческие отношения, неразрешимые подчас житейские ситуации освещал он в доступной, понятной для слушателей форме, с особой внутренней теплотой. В судебных речах он не ограничивался освещением только юридической стороны рассматриваемого дела. В ряде судебных выступлений Ф. Н. Плевако затрагивал большие социальные вопросы, которые находились в поле зрения и волновали передовую общественность. Дело Бартенева А. М. Бартенев предан суду по обвинению в умышленном убийстве артистки Марии Висновской. По обвинительному акту дело состояло в следующем. В феврале 1890 года кто-то из знакомых Бартенева представил его Висновской в кассе Варшавского драматического театра. Миловидная наружность известной на всех сценах артистки произвела на Бартенева сильное впечатление. Через некоторое время он сделал Висновской визит, но бывал у своей новой знакомой редко.Позднее Бартенев стал бывать у Висновской чаще и, наконец, сделал ей формальное предложение вступить с ним в брак. между ним и Висновской были хорошие отношения. Эти отношения простого знакомства круто переменились 26 марта 1890 г. после ужина Висновская отдалась впервые Бартеневу. Счастье Бартенева, однако, не было полным. посещения поклонников вызывали в Бартеневе чувство ревности. Под влиянием этого чувства Бартенев часто говорил ей о своем намерении лишить себя жизни; Висновская же, охотно говорившая о кончине и окружавшая себя эмблемами смерти, поддерживала этот разговор и показывала банку, в которой, по ее словам, был яд и маленький с белой ручкой револьвер. Во время одного из таких разговоров Висновская спросила Бартенева: хватило ли бы у него мужества убить ее и затем лишить себя жизни? Как-то в мае Висновская заявила Бартеневу, что его ночные посещения компрометируют ее, и просила его, если он желает встречаться с ней наедине, приискать квартиру в глухой части города. 16 июня 1890 г. комната, нанятая Бартеневым в доме No 14 по Новгородской улице, была отделана, и в тот же день Бартенев предложил Висновской взять ключ от этой квартиры. "Теперь поздно",-- ответила она и, не объясняя значения слова "поздно", утром следующего дня, то есть 17 июня, уехала на целый день на дачу к матери. Мучимый ревностью и объясняя отъезд Висновской и слово "поздно" желанием прервать с ним отношения, Бартенев написал Висновской полное упреков письмо, которое оканчивалось заявлением, что он лишит себя жизни. Одновременно с письмом он отослал ей все полученные от нее письма, перчатки, шляпу и другие мелкие вещи, взятые им на память. Отослав письма и вещи, Бартенев поехал к своим знакомым Михаловским и вернулся около полуночи домой. Полчаса спустя горничная Висновской передала ему записку своей барыни, прибавив, что Висновская ждет его в карете. Несколько минут спустя Бартенев и Висновская уехали в город. На пути и в квартире на Новгородской улице происходили объяснения, кончившиеся тем, что Висновская назначила Бартеневу свидание в той же квартире на другой день в шесть часов. Это свидание, как говорила Висновская, должно было быть последним, потому что уже окончательно был решен ее отъезд через несколько дней за границу, сначала в Галицию, а затем в Англию и Америку. На другой день в седьмом часу ожидавший Висновскую Бартенев открыл ей двери помещения на Новгородской улице. Войдя в комнату, Висновская положила на диван два свертка, раздевшись, вынула из одного из них пенюар, а из другого -- большой заряженный принадлежавший Бартеневу и хранившийся у Висновской револьвер. На вопрос Бартенева, зачем она принесла револьвер, Висновская ответила, что он ей больше не нужен и что она возвращает ere владельцу. "Разве ты меня любишь? -- возобновила Висновская разговор, -- если бы ты меня любил, то не грозил бы мне своей смертью, а убил бы меня". Бартенев возражал, что он себя может лишить жизни, но убить ее у него не хватит сил. Вслед за этим он прикладывал револьвер с взведенным курком к себе. Висновская , вынув из кармана своего платья две банки предложила принять вместе яду, и затем, когда она будет в забытье, убить ее из револьвера и покончить затем с собой. Бартенев согласился. Висновская приняла опий вместе с портером; Бартеиев тоже выпил немножко отравленного портера. Затем Висновская легла на диван и, помочив два носовых платка хлороформом, положила их себе на лицо. Через некоторое время Бартенев присел на край дивана, обнял левой рукой находившуюся в забытье Висновскую и, приложив бывший у него в правой руке револьвер к обнаженной груди ее, спустил курок. Когда это случилось, Бартенев с точностью определить не мог; он допускает, однако, что выстрел последовал в три или после трех часов утра. Совершив убийство, Бартенев около пяти часов утра запер квартиру и, забрав с собой револьвер, уехал домой. Объяснение обвиняемого о лишении им жизни Висновской по ее просьбе и согласно желанию убитой, говорит обвинительный акт, опровергается вполне как показаниями родственников и друзей потерпевшей, так и содержанием восстановленных из найденных на месте преступления разорванных на мелкие куски записок покойной. Текст записок гласит следующее: 1) "Человек этот угрожал мне своей смертью -- я пришла. Живой не даст мне уйти" 2) "Итак последний мой час настал: человек этот не выпустит меня живой. Боже, не оставь меня! Последняя моя мысль -- мать и искусство. Смерть эта не по моей воле". 3) "Ловушка? Мне предстоит умереть. Человек этот является правосудием!!! Боюсь... Дрожу! Последняя мысль моя матери и искусству. Боже, спаси меня, помоги... Вовлеки меня... это была ловушка. Висновская". По поводу содержания последних трех записок Бартенев ничего не смог ответить. Он подробно описал все обстоятельства их пребывания в одной комнате перед убийством. "Я так был убежден, что отец никогда бы мне не разрешил жениться на Висновской, а поэтому и написал в записке фразу: "Вы не хотели моего счастья". Висновская долго писала записки, писала с расстановками, не спеша обдумывая. Напишет что-то и остановится, думая, глядя на дверь; опять напишет два-три слова и снова размышляет. Написав записки, она рвала их, бросала, куда попало, и снова принималась писать; опять рвала и снова продолжала писать. Я кончил писать гораздо раньше. Комната освещалась одной свечкой, когда мы начали писать, я хотел зажечь другую свечу, но она сказала: "Не нужно!". Сколько было написано ею записок, не знаю; помню только, что осталось их две; я спросил ее, что она написала; она ответила: одну матери, а другую в дирекцию театров; о разорванных записках я ее не спрашивал. Она захотела прочесть мои записки и разорвала ту, которую я написал в резкой форме Палицыну, сказав, что если ее оставить, то Палицын ничего не сделает для матери, как она его о том просит в своей записке. Затем опять начался разговор о нашей любви, g безысходности положения, о том, что. нам остается умереть, и тут я прибавил, что "уж если так, то надо это сделать поскорее!". Она решила сначала принять опиум, чтобы привести себя в бессознательное состояние, а я должен был сначала ее застрелить, а потом уж себя. Она насыпала в стакан с портером опия, и стала пить глотками эту смесь. Остаток, долив портером, выпил я. Она легла на диван и просила положить ей на колени две записки, ею написанные. Я это исполнил. Затем она намочила свой и мой платки хлороформом и наложила их себе на лицо. Помню, что она попросила дать ей еще опия; я подал, но она не приняла, так как у нее появилась рвота. Она просила убить ее во имя нашей любви, настойчиво повторяя: "Если ты меня любишь, убей", Я сидел возле нее с револьвером в правой руке и взведенным еще раньше курком. Я, кажется, обнял ее за шею левой рукой, а она все время лепетала, чтобы я ее убил, если люблю. Помнится, что я прильнул к ее губам; она по-французски сказала: "Прощай, я тебя люблю"; я прижался к ней и держал револьвер так, что палец у меня находился на спуске; я чувствовал подергивания во всем теле; палец как-то сам собой нажал спуск и последовал выстрел. Я не желаю этим сказать, что выстрелил случайно, неумышленно; напротив того, я все это делал именно для того, чтобы выстрелить, но только я хочу объяснить, что то мгновенье, когда произошел выстрел, опередило несколько мое желание спустить курок. Голова у меня была, как в тумане. После выстрела мной овладел ужас, и в первый момент у меня не только не появилось мысли застрелить тут же себя, но у меня никаких мыслей не было или, вернее, они все перепутались в моей голове, и я не знал, что делать. Мне помнится слабо, что я схватил сифон с сельтерской водой и стал ее лить на голову Висновской; для чего я это делал, не знаю; я не давал себе отчета в, бесполезности этой меры. Который был час в это время, не знаю: может быть, три часа, может быть, больше. Долго ли я оставался после выстрела и что я делал, не могу дать себе отчета. На меня нашло какое-то отупение, я машинально надел шинель и фуражку и поехал в полк. Не помню, запер ли я дверь или нет. Содержание трех разорванных записок меня удивляет; я не думал принуждать ее к смерти, я только говорил, что не могу жить без нее. Если бы сна хотела, она легко могла бы меня успокоить, так как вообще она могла делать со мной все, что ей было угодно. Стоило ей только сказать мне слово, что ничего этого не нужно, что она хочет еще жить, я был бы далек от мысли об убийстве я бы и сам, пожалуй, воздержался от мысли о самоубийстве. Но Висновская даже не намекнула на желание пользоваться жизнью, и, напротив того, своими разговорами поддерживала наше общее желание расстаться с жизнью во имя нашей любви". На вопрос о том, почему же Бартенев не убил себя, он ответил, что его душевное состояние было таково, что он об этом совсем не думал. По делу допрошено 67 свидетелей. Показания одних из них подтверждали намерение Бартенева лишить Висновскую жизни. Другие же указывали на такой характер их отношений, какой явствовал из показаний Бартенева. Бартенев был предан суду по обвинению в умышленном убийстве. Рассматривал дело Варшавский окружной суд без участия присяжных заседателей 7--10.2 1891 г.
Современная риторика тесно связана с риторикой массовых коммуникаций. Здесь, в частности, стоит различать риторический эффект – непосредственное действие речи (произведения), иногда связанное с модой, и риторическое влияние, то есть возникновение традиции после действия речи (высказывания, текста). В этом историческое развитие двух способов убеждения – патетического (действующего на чувство) и диалектического (логического, философского) |