Баффет. Элис Шредер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира. Элис Шрёдер Уоррен Баффе Лучший инвестор мира Перевод с английского 2е издание Издательство Манн, Иванов и Фербер Москва, 2013
 Скачать 6.81 Mb.
|
|
Я бы сказала, что он крепко сложен»9. Несмотря на любовь Уоррена к песне «Мамочка» и постоянную склонность барабанить по всему подряд, Чак полюбил Уоррена, как младшего неуклюжего брата. Хотя и был не в состоянии привыкнуть к тому, что Уоррен мог проходить всю зиму в старых кедах, а в процессе одевания не обратить внимания на то, что один из его ботинок черный, а другой — коричневый. Так же как у многих знакомых с Уорреном людей, у Чака появилось желание заботиться о нем. Пару раз в неделю они вместе обедали в помещении студенческого союза. Уоррен всегда заказывал одно и то же: стейк-минутку, хашбраун и пепси. Затем он “ открыл для себя шоколадное мороженое, политое солодовым молоком, и начал заказывать его каждый день. Как-то раз после обеда Чак отвел Уоррена к новенькому столу для пинг-понга, который только что поставили в помещении Студенческого союза. После четырех лет в Вашингтоне Уоррен производил столь мрачное впечатление, что Чаку показалось, что его сосед никогда раньше не играл в пинг-понг В ходе первых двух партий Уоррен едва успевал отбивать подачи Чака. ИхЧак выиграл без каких-либо проблем. Однако через пару дней Уоррен уже играл как дьявол. Каждое утро он первым делом отправлялся в Студенческий союз, находил себе жертву и фигурально распинал ее на столе для пинг-понга. Через довольно короткое время он начал играть в пинг-понг по три-четыре часа в день после занятий. Чак уже не мог с ним справиться. «Я был его первой жертвой в Пенне», — вспоминает он. Однако в этой ситуации были и свои плюсы: Уоррен не заходил в ванную, не включал свой проигрыватель в те моменты, когда Чак готовился к занятиям10. Однако пинг-понг не входил в университетскую программу по физическому воспитанию. Самым популярным видом спорта здесь была гребля. По берегам реки тут и там встречались весело окрашенные эллинги, принадлежавшие многочисленным гребным клубам. Уоррен выступал за команду новичков клуба Vesper в группе весом до 150 фунтов. Он греб в составе восьмерки. Гребля — ритмичный вид спорта с повторяющимися движениями, чем напоминает тяжелую атлетику, гольф, то есть те виды спорта, которые нравились Уоррену. Однако гребля в восьмерке — еще и командный вид спорта. Уоррену нравилось отрабатывать броски по баскетбольному кольцу, потому что он мог заниматься этим упражнением в одиночку. Но он никак не мог преуспеть в командных видах спорта, даже не мог научиться танцевать с партнершей. Во всех своих предприятиях или прочих занятиях он занимал лидерскую позицию и не готов был играть роль эха. «Это было жалким зрелищем. Все дело в команде — ты не можешь притворяться или двигаться по инерции. Тебе нужно погружать весло в воду в тот же момент, когда это делают все остальные. Ты можешь невероятно устать, но и в этом случае тебе нужно двигаться в определенном темпе и в унисон с другими. Это поразительно изнурительный вид спорта». Каждый день Уоррен возвращался в спальню вспотевшим, с больной головой, кровоточащими руками, покрытыми волдырями, и воспоминаниями о том, как он подвел всю команду. Уоррену была нужна иная команда. Он хотел, чтобы Чак вместе с ним занялся продажей подержанных мячей для гольфа, однако тот был слишком занят учебой и общественной жизнью. Уоррен также предложил Чаку принять участие в бизнесе с автоматами для пинболла. Ему не были нужны ни деньги Чака, ни его труд. На самом деле Уоррену вообще было не совсем понятно, в чем должна заключатся роль Чака. Однако герою- одиночке был нужен кто-то, с кем можно говорить о бизнесе — постоянно и бесконечно. Если бы Чак стал партнером Уоррена, то превратился бы в часть его мира. Уоррену всегда хорошо давались уловки в стиле Тома Сойера, однако в случае с Чаком он потерпел фиаско. Тем не менее он все равно хотел видеть Чака не только своим другом, но и партнером по бизнесу. Он пригласил Чака приехать к нему в гости в Вашингтон. Лейла была очарована тем, что Чак ел все, что она ему предлагала, даже овсянку. «Уоррен ничего из этого не ест, — жаловалась она Чаку. — Он не хочет ни того, ни этого. Он всегда заставляет меня стряпать для него что-то особенное». Чак был искренне удивлен тем, как хорошо Уоррену удалось выдрессировать свою мать. Уоррен представлялся ему странным сочетанием незрелого ребенка и вундеркинда. В ходе занятий он с ходу запоминал все, что говорил преподаватель, ему не нужно было после этого сверяться с учебником11. Он часто приводил в смятение собственных преподавателей, цитируя номера страниц и целые абзацы текста из учебников, а порой и их собственные слова12. Как-то раз он обратился к преподавателю с репликой: «Вы забыли поставить запятую»13. А в ходе экзамена по бухгалтерскому учету ассистенты еще не успели раздать задания всем двумстам студентам, как Уоррен встал со своего места и, красуясь, сдал готовую работу. Чак, сидевший на другом конце аудитории, был шокирован. Учеба в Уортоне не была легкой — в процессе обучения из школы успевала вылететь добрая четверть учеников. Однако Уоррену учеба давалась без заметных усилий, поэтому у него всегда находилось время для того, чтобы барабанить ладонями и распевать песню про Мамочку всю ночь напролет. Чак достаточно хорошо относился к Уоррену, однако в конце концов он не выдержал. «Он просто сбежал от меня. Однажды утром я проснулся, а его уже не было»14 В конце семестра Уоррен, который никогда не думал о том, что с радостью поедет в Вашингтон, вернулся домой. Лейла находилась в Омахе, помогая Говарду в проведении очередной избирательной кампании. Поэтому дети Баффетов, которые редко имели возможность отдохнуть от навязанного родителями строгого режима, получили в свое распоряжение целое лето полной свободы. Берти поехала работать в летний лагерь. Дорис устроилась в магазин Garfinkels и была немало шокирована тем, что на собеседовании сотрудники магазина интересовались ее вероисповеданием, а чернокожие могли заходить лишь на первый этаж магазина, где не продавалось никакой одежды15. В то время Вашингтон был самым сегрегированным городом в США. Чернокожие не могли работать ни кондукторами, ни водителями — в сущности, им было дано право лишь на «черную» работу. Они не могли посещать занятия в YMCA, питаться в большинстве ресторанов города, снимать номера в гостиницах или покупать билеты в театр. Темнокожие дипломаты из других стран могли передвигаться по городу только с сопровождающими и на каждом шагу испытывали шок от проявлений сегрегации, с которым не сталкивались ни в одной другой стране мира. Один иностранный гость сказал: «Я бы предпочел принадлежать к касте неприкасаемых в Индии, чем быть негром в Вашингтоне»16. Газета Washington Post, которую многие люди правых убеждений называли «коммунистическим листком», начала борьбу против расизма17, а президент Трумэн отменил сегрегацию в вооруженных силах и занялся реформами в области гражданских прав. Однако изменения шли крайне медленно. Уоррен, который не читал либеральных газет, практически не обращал внимания на проявления расизма, царящего в Вашингтоне. Он слишком мало знал об этом, будучи озабочен вопросами собственной уязвимости и чересчур погруженным в собственные идеи и дела. Летом он вернулся к работе менеджера по распространению консервативной газеты Times- Herald. Как и прежде, он брал в аренду тот же «форд» и время от времени заменял разносчиков, используя для этого свою методику, доведенную до совершенства. Он также возобновил дружбу с Доном Дэнли. Они подумывали о том, чтобы прикупить пожарную машину, однако вместо этого всего за 350 долларов нашли на автомобильной свалке в Балтиморе «роллс-ройс» Springfield Phantom I Brewster. Машина серого цвета весила больше, чем «линкольн-континенталь», а ее салон был украшен маленькими вазами для цветов. В автомобиле было предусмотрено два комплекта приборов, что давало возможность даме, сидящей сзади (владелице), точно знать, с какой скоростью едет водитель. Стартер у машины был сломан, поэтому Дону и Уоррену пришлось толкать машину, пока двигатель наконец не завелся, после чего они проехали на ней около 80 километров до Вашингтона. Двигатель дымил, из него лилось масло, у машины не было задних фонарей и номерных знаков, но, когда их остановил полицейский, Уоррен начал «говорить, говорить и говорить» до тех пор, пока полицейский не отпустил их с миром, так и не выписав штраф18 Они поставили автомобиль в гараж под домом Баффетов и запустили двигатель. Помещение тут же наполнилось едким дымом, поэтому им пришлось вывести машину из гаража и поставить ее на уклоне рядом с домом. Они ремонтировали ее каждую субботу. По словам Дорис, всю работу проделывал Дэнли. Он прочищал трубки и паял, а «Уоррен восхищенно смотрел на него и всячески подбадривал». Когда они решили покрасить машину, Дон и его подружка Норма Терстон купили Pad-o-Paint — приспособление, позволявшее наносить краску с помощью губки. Они покрасили машину в темно-синий цвет, и она стала выглядеть идеально19. Разумеется, о ней сразу же пошли слухи, и ребята начали сдавать ее в аренду по 35 долларов с носа. Затем у Уоррена возникла новая идея. Он хотел, чтобы его в машине увидело максимальное количество людей. Дэнли облачился в шоферскую форму, Уоррен надел свое пальто с воротником из енота, затем парочка принялась толкать машину, пока та не завелась, и поехали в центр города в сопровождении платиновой блондинки Нормы. Остановив машину в центре, они устроили представление. Дэнли изображал, что чинит поломку в моторе, Уоррен указывал ему на те или иные агрегаты тростью, а Норма пряталась в машине, изображая кинозвезду. «Это была идея Уоррена, — рассказывает Норма. — Он всегда был склонен к театральным эффектам. Нам было интересно, сколько людей обратят на нас внимание». Норма знала, что Уоррен во время учебы не ходил ни на одно серьезное свидание, и свела его со своей двоюродной сестрой Бобби Уорли. Они несколько раз встречались (достаточно целомудренно), ходили в кино, играли в бридж, и Уоррен постоянно мучил ее бесконечными загадкам и-головоломкам и20. Когда наступила осень, он распрощался с Бобби и вернулся в Пенн уже восемнадцатилетним второкурсником. Теперь у него было два соседа по комнате — коллега по студенческому братству Клайд Рейхард и новичок по имени Джордж Озманн, для которого они должны были выступать наставниками. За год до этого Уоррен применил в отношении Клайда трюк в стиле Тома Сойера, сделав его первым лицом в одном бизнес-проекте, который окончился ничем. Однако даже это не состоявшееся «партнерство» не помешало им стать друзьями. Уоррен не сильно изменился по сравнению с первым годом учебы, однако с Клайдом у него было куда больше общего, чем с Чаком Питерсоном. Клайда немало веселили теннисная обувь Уоррена, его футболки и грязные брюки цвета хаки. Он достаточно спокойно воспринимал, когда Уоррен начинал его подкалывать или насмехаться над его оценками. И хотя Уоррен не помог Клайду «стать умнее», по словам Рейхарда, «он научил меня более эффективно пользоваться тем, что у меня было». На самом деле Уоррен был настоящим мастером эффективного использования имеющихся ресурсов, в особенности своего собственного времени. Он вставал рано утром, ел на завтрак куриный салат, а затем бежал в класс21. Проведя первый год учебы в полусне, он наконец нашел себе предмет по душе — курс «Промышленность 101», читавшийся профессором Хокенберри и рассказывавший о различных отраслях промышленности и деталях ведения бизнеса. «Мы говорили и о текстильной промышленности, и о стали, и о нефти. Я до сих пор помню книги по этому предмету. Я узнал из них немало нового. Я до сих помню дискуссии о законах о рейдерстве в нефтяной отрасли или о конвертерном способе производства стали. Я обожал эти книги. Они были по- настоящему интересны». Его соученик Гарри Веха, которому занятия в классе Хокенберри давались с большим трудом, немало возмущался тем, что Уоррену все давалось без особыхусилий22. То же самое происходило и на занятиях по деловому праву, которые вел профессор Катальдо, обладавший почти фотографической памятью. «Он мог практически наизусть процитировать материалы судебного разбирательства. Я до сих пор помню суть дел “Хардли против Баксендейла” или “Кембл против Фаррена”. Я проделывал то же самое на экзаменах по отношению к нему, и это бесконечно его веселило. Я мог отвечать на любой вопрос его собственными фразами, как к месту, так и нет. И он с удовольствием воспринимал все, что слышал от меня». Благодаря своей великолепной памяти Уоррен мог быть предоставлен сам себе основную часть дня. Обычно он заходил пообедать в помещение братства «Альфа-Сиг», старое трехэтажное здание с винтовой лестницей. Всей деятельностью в доме заведовал чернокожий мажордом Келсен — в своем неизменно белоснежном пиджаке он готовил еду, убирал и вообще придавал этому месту достойный вид. В одной из комнат наверху играли в бридж. Уоррен любил сесть за стол и сыграть несколько партий23. Он не потерял вкуса к розыгрышам. Время от времени он просил одного из соратников по студенческому братству, Ленни Фарина, попозировать для фотографа, а сам в это время, зайдя Ленни за спину, притворялся, что пытается вытащить у него кошелек из кармана или почистить ему ботинки-. Он с удовольствием вспоминал, как однажды заставил бедного старого Керли-на бежать в бойлерную полностью голым и в противогазе. А однажды они вместе с Клайдом сообщили своему третьему соседу Джорджу, что тот выглядит «тщедушным и никогда не сможет привлечь внимания девушек, если не накачает себе мускулатуру». В результате всех этих разговоров они вынудили Джорджа купить гантели. «А затем мы постоянно занимались тем, что бросали эти гантели на пол в то время, когда живший этажом ниже Гарри Беха садился заниматься. Мы получали немалое удовольствие от того, что заставляли его беситься»24. Рассказы о важности развития мускулатуры для самого Уоррена оказались недостаточно убедительными. Постепенно он начал отказываться от идеи стать силачом. «Я решил, что вся проблема в моих костях. Мои ключицы были недостаточно длинными. Именно ключицы позволяют делать плечи широкими, а с размером самих ключиц ничего сделать нельзя. Вот почему я сначала расстроился, а затем и вовсе оставил занятия спортом. Я решил, что если суждено иметь мышцы как у девчонки, то так тому и быть». Понятно, что неразвитые мышцы не привлекают девушек, поэтому Уоррен не ходил ни на одно свидание с момента возвращения в Пенн. Основным днем для вечеринок студенческого братства были субботы. Перед началом футбольного матча устраивался общий обед, а после матча ужин, коктейльная вечеринка и танцы. Уоррен написал письмо Бобби Уорли, в котором просил ее приехать к нему на выходные и сообщил, что в нее влюблен. Бобби относилась к Уоррену с симпатией и была тронута его письмом, однако ее чувство к нему не было столь же сильным. Конечно, ей бы наверняка понравилось провести с ним выходные, но она ответила отказом, так как не хотела напрасно его обнадеживать25. Поэтому Уоррен назначил свидание девушке по имени Энн Бек, учившейся в колледже Брин-Мор. Непродолжительное время после переезда семьи в Вашингтон он работал в пекарне, принадлежавшей ее отцу. В то время он учился в восьмом классе, а она была «маленькой девочкой с белыми волосами». Энн считалась самой застенчивой девушкой в колледже, и дни, которые они с Уорреном проводили вместе, напоминали конкурс по робости: они часами ходили по Филадельфии в неловком молчании26. «Пожалуй, мы были двумя самыми застенчивыми людьми во всех Соединенных Штатах». Уоррен совершенно не представлял себе, как болтать о всяких пустяках, поэтому вместо разговоров он пускал в ход свои розыгрыши27. Иногда Уоррен с Клайдом брали напрокат «форд-купе» и ездили по пригородам в поисках фильмов о мумиях, Франкенштейне, вампирах или какой-нибудь другой жути28. В то время машину мог позволить себе не каждый, и это производило впечатление на его коллег по студенческому братству29. В этом заключалась изрядная доля иронии: Уоррен был единственным человеком, у которого была машина для того, чтобы пригласить девушку покататься, но не было самой девушки. Он не ходил на встречи Ivy Ball и совместные балы, проводимые различными братствами. Он пропускал воскресные танцевальные вечера своего братства и никогда не назначал свиданий в доме, принадлежавшем братству30. Если кто-то в его присутствии начинал говорить о сексе, он моментально краснел и начинал смотреть на носки своих ботинок31. Он также не был сторонником буйных вечеринок, хотя при этом учился в колледже, боевая песня которого начиналась словами «Выпей стаканчик!». «Я пытался пить алкоголь, потому что принадлежал к братству, половина участников которого уже достигла соответствующего возраста и могла покупать алкоголь для вечеринок. Я чувствовал, что теряю очки. Но ничего не мог с собой поделать — мне просто не нравился его вкус. Я не люблю пиво. А кроме того, могу вести себя по-дурацки и в трезвом состоянии. Я имею в виду, что могу бьггь на одной волне с остальными, — мои друзья, пившие алкоголь, видели, что я способен на те же глупости, что и они». Однако, не имея ни подружки, ни стакана в руке, Уоррен иногда показывался на субботних вечеринках братства. Иной раз он даже собирал вокруг себя небольшую толпу, сидя в углу и читая лекцию о фондовом рынке. Он был умным парнем и умел интересно рассказывать. Когда речь заходила о деньгах и бизнесе, братья-студенты начинали серьезно относиться к его словам. Они уважали его глубокие, хотя и однобокие знания в области политики. Они решили, что в нем есть «что-то политическое», и однажды подарили ему именное весло с новой кличкой Сенатор32. Уоррен вступил в Общество молодых республиканцев, так как ему очень понравилась одна девушка, которая посещала его собрания. Однако вместо того, чтобы стать ее приятелем, он внезапно стал президентом общества, как только перешел на второй курс. Уоррен заступил на свой пост в крайне интересное время — осенью того года, когда в стране проводились президентские выборы. В 1948 году республиканцы поддерживали Томаса Ф. Дьюи в борьбе против слабого политика Гарри Трумэна, ставшего президентом после кончины Рузвельта. Молодые Баффеты выросли в атмосфере ненависти к Рузвельту, а потом и Трумэну. И хотя он и был инициатором так называемой «доктрины Трумэна», призванной остановить распространение коммунистических идей, Говард, как и многие другие консерваторы, считал, что Трумэн и его госсекретарь Джордж С. Маршалл слишком много заигрывали со Сталиным33. Более того, Трумэн активно поддерживал план Маршалла, согласно которому в Европу после окончания Второй мировой войны было направлено восемнадцать миллионов тонн продовольствия, против чего голосовал и Говард, и другие семьдесят четыре конгрессмена. Говард, убежденный в том, что план Маршалла опасен для страны и что демократы разрушают национальную экономику, купил для своих дочерей золотые браслеты-цепочки. По его мнению, эти браслеты помогли бы им не умереть с голоду, когда доллар полностью обесценится. В этот год Говард участвовал в своей четвертой избирательной кампании. И хотя Уоррен присутствовал на том злосчастном матче, когда Говард подвергся обструкции за свою поддержку закона о «рабском труде» Тафта-Хартли, он, как и другие члены семьи, считал, что отцу практически гарантировано привычное место в Конгрессе. Тем не менее Говард впервые поручил процесс управления своей избирательной кампанией другому человеку — старому другу семьи доктору Уильяму Томпсону. Широко известный и любимый многими в Омахе, Томпсон хорошо чувствовал пульс города и был неплохим психологом. День за днем по мере развития кампании жители Омахи приходили к Говарду и наперебой говорили ему: «Поздравляем, Говард, ты вновь в игре, и я работал на тебя», как если бы кампания уже завершилась. Казалось, что и у кандидата в президенты Дьюи дела идут как надо. Опросы общественного мнения показывали, что Трумэн отстает настолько сильно, что одна из исследовательских организаций под названием Roper! вообще перестала опрашивать избирателей на его счет. Трумэн не обращал внимания на все эти знаки и в течение нескольких месяцев путешествовал по всей стране, произнося речи с площадки своего железнодорожного вагона. Он защищал так называемую политику «Справедливого курса» (Fair Deal): всеобщее страхование в области здравоохранения, расширение гражданских прав и принятие соответствующих законов, а также отмену закона Тафта-Хартли. Он разъезжал на поезде, маршировал с участниками парадов и выглядел при этом столь безмятежно, как будто не читал газет, предвещавших ему поражение34. По мере приближения дня выборов в предвкушении переизбрания отца и победы Дьюи Уоррен начал готовиться к тому, чтобы по договоренности с зоопарком Филадельфии прокатиться 3 ноября на слоне по Вудленд-авеню. Он планировал себе своего рода триумфальный марш и представлял себя Ганнибалом, покоряющим Сардинию. Однако на следующее утро после выборов Уоррену пришлось отменить свою затею. Во-первых, выборы 1948 года выиграл Трумэн, а во- вторых, его отец Говард потерпел поражение. Избиратели вышвырнули его из Конгресса. «Я никогда раньше не катался на слоне. И когда Трумэн победил Дьюи, идея со слоном была смыта в канализационную трубу. А мой отец потерпел поражение впервые за четыре избирательные кампании. Это был по-настоящему ужасный день». * * * Спустя два месяца, за несколько дней до того, как Баффеты покинули Вашингтон после окончания срока полномочий Говарда, умер Фрэнк, дед Уоррена. Когда Уоррен был маленьким мальчиком, Фрэнк постоянно предрекал падение то одной, то другой ценной бумаги. Когда нотариус прочитал семье его завещание, то оказалось, что Фрэнк владел лишь правительственными облигациями и ничем больше35. По условиям завещания все принадлежавшие ему облигации направлялись в особый фонд. После наступления срока погашения полученные средства могли направляться лишь на покупку очередного транша правительственных облигаций. Как будто для того, чтобы убедить своего племянника Говарда, уполномоченного вести дела фонда, Фрэнк оставил для членов семьи копии письма Бакстера, даже с того света убеждая их в том, что правительственные облигации являются единственным безопасным видом инвестиций. По всей видимости, Фрэнк хотел покоиться с миром и на тот момент был единственным Баффетом, сделавшим все, чтобы его мнение учитывалось и после смерти. Однако Говард, разумеется, страшился инфляции и серьезно опасался, что правительственные облигации могут превратиться в ненужные бумажки. В конце концов, преодолев сомнения, он решил оспорить условия завещания Фрэнка и убедить суд одобрить некоторые технические изменения, позволявшие со временем вкладывать деньги в акции36. Все это происходило в те времена, которые Лейла назвала потом «худшей зимой за многие годы». Метели почти похоронили под снегом Средний Запад, и в периоды особенно сильных морозов в Небраску, чтобы не дать умереть замерзающему скоту, сено доставлялось по воздуху37. Зима, в которую производились воздушные доставки сена, стала настоящим символом победы Трумэна. Говард, который никогда не мог похвастаться большим состоянием, столкнулся с ситуацией, когда двое из его детей учились в колледже, а третий ребенок собирался туда поступать. Он попытался вернуться на работу в свою прежнюю фирму, теперь носившую название «Баффет-Фальк», однако его партнер Карл Фальк, который вел дела на протяжении всего времени, пока Говард работал в Вашингтоне, не изъявил желания поделиться с ним долей. Говард перемешался по всей Омахе, смахивая колючий снег с лица, и пытался найти новых клиентов. Однако его длительное «сидение» в Вашингтоне привело к тому, что люди знали его в основном по публикациям в прессе, а статьи с названиями типа «Человеческая свобода зиждется на деньгах, обмениваемых на золото» создали ему репутацию человека крайних взглядов38. Весной 1949 года он в поисках новых клиентов отправился в сельские окрестности Омахи и начал стучаться в двери фермерских хозяйств39. Что касается Уоррена, то поражение его отца, само собой, было для него крайне печальным, однако обеспечило ему хороший повод покинуть Восточное побережье. Он скучал в школе и ненавидел Филадельфию £1 настолько, что называл ее Fi 1 thy-de 1 phi a40 . В конце весеннего семестра Уоррен наконец отправился домой. Это событие было для него настолько радостным, что он в течение некоторого времени подписывал свои письма «Экс-Уортон Баффет». Для своих действий Уоррен придумал разумное оправдание, утверждая, что учеба в Университете штата Небраска в Линкольне (в котором он собирался провести последние годы учебы) значительно дешевле, чем в Пенне41. Он вернул Дэвиду Брауну «форд-купе» с изрядно стертыми шинами. Для Брауна такая ситуация привела к немалым проблемам, так как в то время шины оставались большим дефицитом и их продавали по талонам42. Уоррен захотел сохранить у себя один-единственный памятный сувенир из Пенна. Последнее, что он сделал перед отъездом, — встретился с Клайдом. Они подбросили монетку, чтобы выяснить, кому достанется копия книги С. Дж. Симона «Почему вы проигрываете в бридж». Уоррен выиграл. Глава 15. Интервью Линкольн и Чикаго • 1949-й —лето 1950 года Первое, что сделал Уоррен после возвращения в Небраску летом 1949 года, это устроился на работу в газету и начал заниматься распространением Lincoln Journal. Вместе со своим другом Трумэном Вудом, молодым человеком Дорис, они в складчину купили автомобиль. Уоррен чувствовал себя в Линкольне отлично: утром он шел на занятия в университет, а потом ездил по своему привычному маршруту. Во время отдыха он общался с редакторами местной газеты, обсуждая вопросы бизнеса, политики и журналистики. Теперь он стал начальником и занимался непростым управлением сельскими мальчишками- разносчиками. Пятьдесят молодых людей в сельских районах Небраски были подотчетны «мистеру Баффету». Внезапно ему стали близки проблемы, стоящие перед любым руководителем. Как-то раз он нанял на работу дочь священника из города Беатрис, предположив, что ее воспитание заставит ответственно подходить к работе. Сразу же после этого от работы отказались три других разносчика в Беатрис — одним своим решением Уоррен превратил их работу в «девчачью». Часть лета Уоррен провел в Омахе, продавая предметы мебели в магазине JC Penney s. Его настроение постепенно начало улучшаться. Он даже купил укулеле, чтобы соревноваться с приятелем понравившейся ему девушки (в итоге, правда, он остался с укулеле, но без девушки). Нужно сказать, что магазин Penney s был хорошим местом для работы. По утрам сотрудники устраивали неофициальные собрания в подвале. Уоррен, одетый в дешевый костюм, играл в перерывах работы на укулеле, аккомпанируя поющим коллегам, а затем шел зарабатывать свои семьдесят пять центов в час, продавая мебель. Менеджеры Penney s позвали его на работу и в период перед рождественскими праздниками, однако поручили ему торговать мужской одеждой и рубашками Towncraft. Глядя на полки с вещами, столь же непонятными для него, как меню во французском ресторане, Уоррен спросил у менеджера, что нужно рассказывать клиентам об одежде. «Просто говори им, что это камвольная пряжа, — ответил мистер Лэнфорд. — Никто не знает, что это такое». Уоррен и сам 92 так никогда и не узнал, что такое камвольная пряжа , но именно ею он и торговал все время, пока работал в JC Penney’s. Осенью он переехал в меблированный дом на Пеппер-авеню в Линкольне, поделив квартиру с Трумэном Вудом, и приступил к полноценной учебе в Университете плата Небраска. Преподаватели в этом университете нравились ему куда больше, и он записался на курсы по множеству предметов. Бухгалтерский учет преподавал Рей Дейн, лучший на тот момент из всех преподавателей, которые были у Уоррена. В том же году Уоррен возобновил свой бизнес, связанный с мячами для гольфа, но в этот раз взял себе в качестве партнера Джерри Оранса, друга по колледжу в Пенсильвании. Как и прежде, он приезжал на железнодорожный вокзал Омахи и 93 получал посылки с мячами от своего старого поставщика Витека . Оране работал в качестве дистрибьютора на Восточном побережье, однако Уоррен, в сущности, всегда стремился к партнерству ради партнерства. Во все деловые предприятия он прежде всего приглашал своих друзей. (Нет нужды говорить, что в своих проектах Уоррен всегда был старшим партнером.) Также он занимался инвестициями и в какой-то момент придумал идею того, как уйти в короткую позицию по акциям компании- автопроизводителя Kaiser-Frazer. Эта компания произвела свои первые автомобили в 1947 году, однако ее доля на рынке постоянно снижалась — меньше чем за год от одной из двадцати машин до одной из ста и даже меньше. «Дорогой папа, — писал Уоррен отцу на бланке с логотипом футбольной команды “Поедателей кузнечиков”. — Если во всех этих процентах нет какой-то тенденции, то это значит, что я ничего не смыслю в статистике». Kaiser-Frazer потеряла восемь миллионов долларов за первые шесть месяцев года, «то есть даже при всех бухгалтерских ухищрениях потери составят еще больше»1. Вместе с Говардом они открыли короткую позицию по акциям компании. В один из дней сразу же после занятий он направился в офис брокерской компании Cruttenden-Podesta и спросил у фондового брокера по имени Боб Сонер, на какой площадке торгуются акции Kaiser-Frazer. Сонер посмотрел в записи и заявил, что текущая котировка по акциям составляет пять долларов. Уоррен объяснил ему, что хочет открыть короткую позицию, для чего занял акции и намеревается их продать. Если бы цена на акции упала, как он предполагал, то он мог бы выкупить их обратно по новой цене, вернуть владельцам и оставить себе разницу. Так как Уоррен считал, что Kaiser-Frazer потерпит крах, то, продав акции по пять долларов, а затем, выкупив их за несколько центов, он мог бы заработать на каждой акции почти по пять долларов. «Ну, держись, маленький умник», — подумал Сонер, а вслух сказал: «Тебе слишком мало лет для того, чтобы открывать короткую позицию». «Разумеется, — ответил Уоррен. — |