Баффет. Элис Шредер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира. Элис Шрёдер Уоррен Баффе Лучший инвестор мира Перевод с английского 2е издание Издательство Манн, Иванов и Фербер Москва, 2013
 Скачать 6.81 Mb.
|
|
«Я и раньше работал с деньгами других инвесторов, но теперь я стал доверенным лицом для людей, которые были для меня крайне важны. Все они поверили в меня. Я никогда не взял бы деньги у тетушки Элис, или сестры, или тестя, если бы думал, что смогу потерять их. В тот момент я не допускал мысли, что могу потерять эти деньги в будущем, невзирая на какие бы то ни было обстоятельства». К тому моменту у Уоррена уже было создано отдельное партнерство с отцом, а у его сестры Берти и ее мужа не было денег, которые они могли бы инвестировать. Поэтому четвертым партнером стал его сосед по комнате в Уортоне Чак Питерсон, внесший 5000 долларов. Если не принимать во внимание его отношения к Элу Джолсону, он, как бывший сосед Уоррена, знал все и о мозгах Уоррена, и о его финансовой зрелости. Чак был в числе первых людей, начавших пользоваться рекомендациями Баффета. Тот стал покупать для него акции еще до своего переезда в Нью- Йорк. «Я достаточно быстро понял, насколько он профессионален, честен и способен, — говорит Чак. — Я был готов верить ему до тех пор, пока кто-то не убедит меня в обратном»4. Пятым партнером Уоррена была мать Питерсона — Элизабет, инвестировавшая в партнерство 25 ООО долларов из денег, которые она унаследовала от своего мужа, скончавшегося за год до этого. Шестой — Дэн Монен, тихий, коренастый, темноволосый молодой человек, с которым Уоррен много общался в детстве, выкапывал вместе с ним одуванчики в саду Эрнеста Баффета. Теперь он работал на Уоррена как адвокат. Денег у него было немного, но он инвестировал столько, сколько смог, — 5000 долларов. Сам Уоррен был седьмым партнером. Он инвестировал всего 100 долларов. Оставшаяся часть его доли финансировалась за счет будущих комиссионных, которые он должен был получить за управление фондами партнерства. «В сущности, управляя средствами партнерства, я получал определенный финансовый рычаг. Я наполнял партнерство идеями, но не капиталом». На самом деле в соответствии с принятыми в стране стандартами считалось, что комиссионные Уоррена теоретически представляют собой финансовый капитал, который он реинвестировал в компанию. Однако Уоррен рассматривал партнерство как машину для работы со сложными процентами — если в нее попадали деньги, он не собирался «вытаскивать» их из бизнеса. Соответственно, ему были нужны еще 12 000 долларов в год, на которые его семья могла бы жить. Для этого он занялся отдельными инвестициями. Он разработал особую формулу для расчетов со своими партнерами. «Я получал половину от сумм, превышавших 4%-ный порог, а также компенсировал четверть расходов при убытках. Поэтому, если инвестиции выходили “в ноль”, я терял деньги. А моя ответственность по компенсации потерь не была ограничена размером моего капитала. Она вообще не имела пределов»5. В то время Уоррен уже управлял деньгами Энн Готтшгальдт и Кэтрин Элберфельд, матери и тетки его друга по Колумбийскому университету Фреда Кулкена. Уезжая в Европу за год до этого, Фред попросил Уоррена присмотреть за деньгами матери и тетушки6 Уоррен инвестировал их средства с крайней осторожностью, ограничиваясь правительственными облигациями и применяя для этих инвестиций другую, более скромную комиссию. Он, конечно, мог пригласить Готтшгальдт и Элберфельд в партнерство, однако чувствовал, что было бы несправедливым взимать с них большую комиссию по сравнению с той, которую они уже платили. С другой стороны, если партнерство было столь надежным делом, как ему казалось, он лишал их отличной возможности заработать. Если бы с инвестициями что-то пошло не так, его сестра, тетушка и Док Томпсон никогда бы не обвинили его. Но насчет остальных партнеров он не был столь же уверен. Действия в качестве доверенного лица означали для Уоррена, что любая ответственность, которую он принимает на себя, является неограниченной. Для того чтобы сразу договориться об основных правилах, он созвал первое официальное собрание Buffett Associates в тот же день, когда партнерство было зарегистрировано. Чак зарезервировал зал в Omaha Club — пожалуй, это было лучшее место в городе для конфиденциальных бесед. Уоррен намеревался четко определить и ограничить свои обязанности в рамках партнерства — и при этом совершенно не собирался брать на себя обязательство оплачивать ужин за всех участников собрания. Поэтому он попросил Чака передать всем партнерам, что каждый должен будет платить за себя7. Затем он воспользовался ужином как возможностью поговорить не только об основных правилах партнерства, но и о фондовом рынке как таковом. Он уже воспринимал партнерство как своего рода упражнение в преподавании. Партнеры быстро разделились на два лагеря — трезвенников и всех остальных. Сидевший на одном конце стола Док Томпсон мягко и по- отечески предложил другой фракции убираться к черту. Однако место проповедника в тот вечер твердо занял Уоррен. Присутствовавшие собрались для того, чтобы слушать его, а не кого-то еще. «Я начал свое выступление с презентации соглашения с инвесторами, которое должно было оставаться в целом неизменным по мере развития бизнеса. Такое соглашение могло бы стать базой для эффективной деятельности. Оно являло собой один из самых простых документов, который я только мог когда-либо представить. Я поделился с ними несколькими основными правилами. Рассказал о том, что я могу сделать. Затем о том, чего не могу. Затем поделился с ними несколькими вещами, относительно которых не был уверен, смогу ли я их сделать. Далее рассказал им о том, каким образом буду оценивать свою деятельность. Моя презентация была достаточно короткой. Я сказал им: “Если вы чувствуете, что вам что-то не нравится, то вам не следует вступать в партнерство, так как я не хочу, чтобы вы чувствовали себя несчастными, когда я буду счастлив, и наоборот”»8. После того как партнерство Уоррена начало свою работу, его семья вернулась в Нью-Йорк, чтобы провести там последнее лето. Уоррен приехал помочь Бену Грэхему и Джерри Ньюману в закрытии их партнерства. Микки Ньюман уже приступил к своей новой постоянной работе — он возглавил компанию Philadelphia & Reading. Так как ни он, ни Уоррен не могли исполнять обязанности старшего партнера, Грэхем принял решение о закрытии фирмы9. Уоррен арендовал для своей семьи у моря деревенский домик своего друга Тома Нэппа. Дом находился на территории небольшого поселения, основанного много лет назад людьми, бежавшими от эпидемии гриппа. Он стоял на Уэст-Медоу Бич, неподалеку от Стоуни-Брук на западном берегу Лонг-Айленда, а через пролив Лонг- Айленда был виден Коннектикут. В течение недели Уоррен экономил деньги, ночуя у своего брокера и друга Генри Брандта, жена и дети которого также проводили время на Лонг-Айленде. На выходные он присоединялся к семье на побережье и работал в небольшой спальне. Соседи говорили Нэппу, что практически никогда его не видели10. Пока Уоррен работал, Сьюзи, которая боялась воды и не умела плавать, прогуливалась с детьми вдоль берега. Так как в колледже не было водопровода, Баффеты набирали питьевую воду в источнике, расположенном через дорогу. Сьюзи приходилось мыться самой и купать Малышку Сьюзи, которой было почти три года, и восьмимесячного Хоуи в душе с холодной водой на улице. Это лето принесло им две шокирующие новости. Отец друга детства Уоррена — Боба Расселла — покончил с собой. А Энн Готтшгальдт и Кэтрин Элберфельд, мать и тетка Фреда Кулкена, друга Уоррена по Колумбийскому университету, позвонили ему и сказали, что Фред погиб в Португалии — его автомобиль упал с высоты двадцать пять метров прямо на пробковое дерево11. * * После того как лето кончилось, Баффеты начали строить планы относительно возвращения в Омаху. Стремление Уоррена никого не разочаровать входило в противоречие с его рискованным решением начать самостоятельную инвестиционную карьеру за пределами Нью-Йорка. Рынок строился на связях между людьми, которые вместе обедали в здании Фондовой биржи или раз в неделю играли в покер. Рынок рос на подсказках и слухах, передававшихся через личные контакты, на связях, бравших начало на официальных ужинах, в барах, на теннисных кортах или встречах выпускников университетов. Хотя в каждом небольшом городке была парочка брокерских фирм (типа «Баффет-Фальк»), они никогда не воспринимались как серьезные игроки. В отдаленных регионах страны фондовые брокеры прилежно следовали рецептам, написанным «светилами» с Манхэттена. В то время ни один серьезный финансист в Америке не работал нигде, кроме Нью-Йорка. Отказ от этого, работа в одиночку и даже сама мысль о том, что можно разбогатеть в любом месте, находящемся дальше от Бродвея, чем Уолл-стрит, казались смелым и рискованным ходом. Для 1950-х годов было невиданным делом, чтобы выпускник колледжа работал на себя, дома и в одиночку. Однако «человек в сером фланелевом костюме» смог сделать это12. Бизнесмены присоединялись к большой организации (чем больше, тем лучше), а затем конкурировали между собой со скрытой агрессией за максимально возможную зарплату и местечко на карьерной лестнице, пытаясь при этом не очень вспотеть или не сломать любимую клюшку для гольфа. Они сражались скорее не за богатство, а за влияние — либо как минимум за то, чтобы купить «правильный» дом в хорошем районе, ежегодно обновлять свой автопарк, иными словами, проложить широкий путь к защищенной и долгой жизни. Таким образом, выбор Уорреном места работы был для того времени столь же нетипичен, как голосование кого-нибудь из семьи Баффетов за демократов. Хорошо представляя себе необычные качества своего мужа (и, возможно, всю рискованность выбранного им пути), Сьюзи пригласила грузчиков, распрощалась с соседями, разослала в нужные места письма с новым адресом, расторгла контракт с телефонной компанией и упаковала вещи всей семьи. Она полетела в Омаху на самолете вместе с Мальтттткой Сьюзи и Говардом. Там семейство Баффетов поселилось в доме на Андервуд-авеню, который Уоррен арендовал у Чака Питерсона. Он сам выбрал этот привлекательный серый дом в стиле эпохи Тюдоров с большим камином и высоким балочным потолком. Само решение об аренде дома было достаточно непривычным для тех лет. Молодые американцы в 1950-х годах страстно желали иметь собственный дом. Безнадежность, сопутствовавшая годам депрессии и тоскливым дням военного времени, понемногу стиралась из памяти. Американцы оснащали свои новые дома всеми мыслимыми и немыслимыми приспособлениями, которые внезапно стали доступными каждому, — посудомоечными машинами, холодильниками, электрическими миксерами и стиральными машинами с сушкой. У Баффетов было достаточно денег для того, чтобы купить все это. Однако у Уоррена были иные планы на свои деньги, поэтому они брали в аренду все, что только могли. Арендуемый ими дом хотя и выглядел привлекательным, но был недостаточно большим для их семьи. Хоуи, которому было почти два года, был вынужден спать в большой гардеробной. В то время как Сьюзи обустраивала семью в Омахе, Уоррен заканчивал свои дела в Нью-Йорке. Он упаковал свой стол, собрал все документы и разослал уведомления в компании, акционером которых являлся. Он хотел быть уверенным в том, что чеки на выплату дивидендов будут поступать по его новому адресу в Омахе. Затем сел в машину и направился в сторону Небраски, попутно посещая различные фирмы. «Мой путь был зигзагообразным. Я подумал, что это идеальное время для того, чтобы познакомиться со множеством компаний. Заехав в город Хейзлтон, я посетил офис компании Jeddo-Highland Coal. В городе Каламазу я познакомился с людьми из Kalamazoo Stove and Furnace Company. Дальше моя маленькая одиссея проходила через Делавэр, там я посетил Greif Bros. Cooperage. Ее акции продавались по невероятно низким ценам». С этой компанией Уоррен впервые познакомился еще в 1951 году, листая страницы Moody’s Manuals. Вместе с отцом они купили по двести акций, которые затем передали в свое маленькое партнерство. Уоррен прибыл в Омаху ближе к концу лета и обнаружил, что семья ждала его с нетерпением. Малышка Суз молча наблюдала за тем, как неисчерпаемые требования ее брата высасывали из матери всю энергию13. По вечерам она звала папу — ей было страшно ложиться в постель. Когда они только приехали в новый дом, с ней заговорил грузчик, носивший очки. Она не помнила в точности, что именно он ей сказал, но с тех пор ее охватил ужас, ей казалось, что «человек в очках» постоянно торчит около ее спальни, у балкона гостиной. Уоррен каждый вечер выходил проверять балкон, а затем успокаивал дочку, говоря ей, что она может спокойно идти в кровать. Разобравшись со страхами дочери относительно «человека в очках», он возвращался в холл к крошечной террасе рядом со спальней и приступал к делам. Они заключались либо в анализе дел партнерства, либо в подготовке к занятиям. Сразу же по приезде в Омаху (помимо организации партнерства) он договорился с Университетом Омахи о том, что будет читать там два курса — «Инвестиционный анализ (для мужчин)» и «Принципы разумного инвестирования». Далее он планировал преподавать еще один КУРС — «Инвестирование для женщин». Испуганный мальчик, который не так давно не мог даже начать разговор на семинаре Дейла Карнеги, исчез навсегда. Вместо него на сцену вышел молодой человек, который, несмотря на свою сохраняющуюся неловкость, производил поразительное впечатление — он постоянно передвигался по аудитории, заводя студентов и фонтанируя огромными объемами фактов и цифр. Одетый, как всегда, в дешевый костюм, казавшийся на несколько размеров больше, Уоррен походил скорее на молодого проповедника из какой-либо секты, чем преподавателя колледжа. Несмотря на весь свой блеск, Уоррен оставался незрелым. Для Сьюзи его беспомощность означала, что ей приходилось заботиться не о двух, а о трех детях. Черты его личности и интерес определяли и социальную жизнь семьи. В Омахе, городе среднего размера на Северо-Западе, имевшем достаточно мало культурных учреждений, обычным времяпрепровождением в выходные были свадьбы, вечеринки, чаепития и благотворительные мероприятия. Баффеты жили значительно более тихой жизнью, чем большинство молодых женатых пар из их социального круга. Хотя Сьюзи начала подниматься по лестнице Junior League, присоединилась к «Группе любителей хорошей кухни» (Уоррен раз за разом шокировал хозяек мероприятия тихой просьбой приготовить ему гамбургер), они редко общались с друзьями на массовых мероприятиях, предпочитая камерные встречи. В основном их социальная жизнь заключалась в ужинах с другими парами или небольшими группами или редких вечеринках, на которых Уоррен каждый раз начинал рассказывать об акциях. Программа не менялась от раза к разу — Уоррен развлекал публику либо рассказами об акциях, либо игрой на укулеле. Находясь под опекой Сьюзи, он мог обмениваться репликами и по другим вопросам (теперь это давалось ему куда проще), но при этом его мышление все так же было сфокусировано на деньгах. Во время званых обедов или вечеринок, проходивших у них дома, он часто прерывал разговор на полуслове и поднимался к себе в кабинет. Однако в отличие от Бена Грэхема он делал это не для того, чтобы почитать Пруста, а для работы. Что касается Сьюзи, то она мало знала и еще меньше интересовалась, чем в точности занимается Уоррен. «Когда мне требовалось указать род его занятий, я писала security analyst4, а окружающие думали, что он занимается проверкой сигнализации от воров», — говорила она14. Все, чем Уоррен занимался для отдыха, должно было либо быть связано с соревнованием, либо носить повторяющийся характер, а в идеале сочетать и то и другое. Он попытался играть со Сьюзи в бридж, но быстро отказался от этой затеи — ему было невыносимо, что она не имела ничего против выигрыша своего соперника. Уоррен принялся искать других партнеров для игры15. Его мозг напоминал беспокойную обезьянку. Для того чтобы отдохнуть, он должен был активно на чем-то сконцентрироваться, то есть занять «обезьянку» делом. Пинг-понг, бридж, покер и гольф поглощали его полностью и помогали ему на время отвлечься от денег. Он никогда не устраивал приемов с барбекю в своем саду, не лежал около бассейна, не глазел на звезды и даже не гулял по лесам. Если Уоррен и смотрел в небо, то видел в созвездии Большой Медведицы знак доллара. Все это вкупе с его нонконформизмом означало, что Уоррен был небольшим любителем просиживать штаны в разного рода комитетах и т. 152 советах директоров. Тем не менее, когда приехавшии в гости дедушка Фред Баффет предложил ему вступить в Ротари-клуб, верность семье заставила Уоррена дать положительный ответ. Ему был симпатичен Фред, унаследовавший семейный магазин. Они часто ходили играть в боулинг (соревнование и повторяющееся действие) в Ротари-клуб, президентом которого был его дед. С другой стороны, когда ему предложили вступить в общество «Рыцари Ак-Сар-Бен», куда более важную группу гражданских лидеров, занимавшуюся вопросами филантропии, бизнеса, социальными проектами, он дал отрицательный ответ. Для подающего надежды финансового менеджера, которому было необходимо искать деньги для своего бизнеса, это было все равно что показывать кукиш людям, управлявшим Омахой, — подобное самоуверенное, даже высокомерное, действие заставило общество отвернуться от него. Его сестра Дорис начала свою карьеру с роли Принцессы Ак-Сар-Бен. Сестра его зятя и бывшего соседа по комнате Трумэна Вуда была Королевой Ак-Сар-Бен. Его друзья, например Чак Питерсон, постоянно вращались в этих социальных кругах. Говард, будучи конгрессменом, был обязан вступить в это общество. Однако Уоррен находил социальную иерархию отвратительной, ему не нравились прокуренные кабинеты и послушные толпы в Ак-Сар-Бен. Кроме того, там попадались люди, воспринимавшие его как «сына зеленщика». Уоррен упивался возможностью публично отвергнуть Ак-Сар- Бен и не скупился на пренебрежительные комментарии. У Сьюзи было более мягкое представление о нонконформизме. Она начала понемногу вовлекать Уоррена в свой невероятно обширный круг друзей. Еще со школьных времен она гордилась своей открытостью и готовностью принимать разных людей в то время, когда люди выбирали себе друзей исходя из религиозных убеждений, культурного или экономического уровня либо этнической принадлежности. В отличие от своей семьи Сьюзи думала иначе, и многие из ее друзей, ставшие и друзьями Уоррена, были евреями. В условиях присущей Омахе сегрегации не говоря уже о традициях как Баффетов, так и Томпсонов — подобный переход социальных границ казался странным, если не вызывающим. Сьюзи прекрасно это понимала: учась в школе или колледже, она видела, что многих может шокировать сама мысль о свидании с евреем. И хотя она происходила из знатной семьи, социальный статус имел для нее значение лишь в той степени, в которой она могла привлечь к своим проектам максимум знакомых. Уоррен, принципиальный противник всякой элитарности, находил эту черту Сьюзи крайне привлекательной. А еврейские друзья, с которыми он познакомился во время учебы в Колумбийском университете и работы в «Грэхем-Ньюман», открыли ему глаза на проблему антисемитизма. В отличие от Сьюзи мать Уоррена всегда была озабочена вопросом встраивания в социум. Лейла занималась исследованием своей родословной и вступила в общество «Дочери американской революции» и «Общество гугенотов». Возможно, она стремилась обрести в прошлом своей семьи стабильность, которой ей не хватало в будущем, в особенности в ее собственной семье. Незадолго до описываемых событий она получила из больницы Норфолка извещение о том, что ее сестра Бернис бросилась в реку, пытаясь покончить с собой. Лейла, вынужденная нести ответственность за Бернис и мать, занималась их делами как бизнес-проектом, пытаясь, с одной стороны, быть внимательной дочерью, а с другой — максимально дистанцироваться от семейных проблем. Вместе со своей сестрой Эдит она периодически навещала Бернис и мать, но делала это без энтузиазма. История душевных заболеваний семьи Шталь была страшной и постыдной темой в семье Баффетов, как и в целом в обществе того времени. Образы Оззи и Харриет Нельсон, Уорда и Джун Кливер, типичных семей белых американцев- протестантов англосаксонского происхождения, так часто мелькали на экранах телевизоров, что олицетворяли собой некую идиллическую норму. В этих семьях не могло быть членов, склонных к самоубийству или душевному расстройству На восприятие семейной истории Баффетов немаловажное влияние оказывала неясность с диагнозами Стеллы и Бернис. Врачи могли дать лишь расплывчатое описание того, что на самом деле было серьезной проблемой. Было очевидно, что умственное расстройство может передаваться по наследству и активно проявлялось во взрослом возрасте. Уоррен и Дорис, близкие к своей тетушке Эдит, знали, что их мать выросла на некотором расстоянии от Эдит, которая была подвержена сменам настроения и выглядела достаточно импульсивной. Дети подозревали, что фамильная проблема могла оказать хотя бы частичное влияние на личность и манеру поведения Лейлы. Над ними завис топор, и они постоянно проверяли, не возникают ли у них какие- либо признаки ненормального поведения. Уоррен, страстно желавший быть «нормальным», но никогда не достигавший своей цели, успокаивал себя статистикой, согласно которой влиянию таинственной проблемы были подвержены лишь женщины, и никогда не зацикливался на неприятных для себя мыслях. Он говорил, что порой его память работала как ванна. Ванна наполнялась идеями, пережитым опытом и интересовавшими его вопросами. Когда в этой информации уже не было надобности, он просто «выдергивал пробку», и его память опустошалась. Если в поле его зрения возникала новая информация по какому-то вопросу, она просто замещала собой прежнюю. Если же он не хотел о чем-то думать, информация отправлялась прямиком в «канализацию». Из его памяти исчезали события, факты, воспоминания и даже люди. Прежде всего он избавлялся от болезненных воспоминаний. Конечно, с воспоминаниями исчезали детали, события, нюансы и обстоятельства, но самым главным для него было то, чтобы эти воспоминания исчезли навсегда. Подобный способ управляться с информацией обеспечивал ему невероятные запасы пространства для хранения новых, более полезных данных. Разумеется, время от времени в памяти всплывали неприятные воспоминания, особенно когда он думал о других людях (в частности, о своих друзьях, вынужденных заботиться о душевнобольных женах). Баффет воспринимал «ванну» своего мышления как помощника, помогающего ему постоянно «глядеть вперед» — точно так же, как это делала его мать. Все это позволило ему в возрасте двадцати шести лет глубоко погрузиться в вопросы, связанные с бизнесом, и исключить практически все остальное. Перед ним маячила единственная цель — стать миллионером. Самый быстрый способ ее достижения заключался в том, чтобы привлечь в партнерство еще больше денег. В августе он вернулся в Нью- Йорк для того, чтобы присутствовать на последнем собрании акционеров корпорации «Грэхем-Ньюман». Казалось, что в этом событии участвовали практически все более или менее важные люди с Уоллстрит. Профессиональный инвестор Лу Грин, окутанный клубами дыма из своей трубки невероятных размеров, нависал над присутствующими с высоты своего практически двухметрового роста. Он обвинил Грэхема в том, что тот совершает огромную ошибку. «Почему Грэхем и Ньюман не дали развиться новому таланту? — вопрошал он. — Эти парни строили бизнес компании на протяжении тридцати лет. И все, что они смогли предложить нам в качестве замены себе, — это паренек по имени Уоррен Баффет. Это что — лучший из тех, кого вам удалось найти? Неужели вы думаете, что кто-то из нас захотел бы с ним работать?»16 Когда-то давно Уоррен сделал ошибку, сказав Грину, что покупает акции Marshall-Well, потому что «их купил Бен Грэхем». Теперь же эта история получила неприятное продолжение — Грин подвергал сомнению выбор Грэхема перед огромным количеством важных людей, и последствия этого шага были совершенно непредсказуемыми. Тем не менее решение Грэхема уже принесло Уоррену один важный дивиденд. Гомер Додж, выпускник Гарварда, преподававший и руководивший Университетом Норвич в Норт-филде, был многолетним инвестором в «Грэхем-Ньюман». После собрания он подошел к Грэхему и спросил, что ему стоит делать со своими деньгами после закрытия компании. «А Бен ответил: “Есть многообещающий паренек, который работал с нами”». Так что в один прекрасный день в июле того же года Додж заехал в Омаху по пути в отпуск на Запад. К крыше деревянного прицепа за его автомобилем было прикреплено голубое каноэ. «Он немного поболтал со мной, а затем спросил: “Могли бы вы управлять моими деньгами?” И я тут же принялся за создание отдельного партнерства с его участием». Додж передал в управление фонду Buffett Fund Inc. 120 ООО долларов 1 сентября 1956 года17. Сумма значительно превосходила объем средств в 153 прежнем фонде Buffett Associates. И этот шаг превратил Уоррена из бывшего фондового брокера, управлявшего небольшими накоплениями членов семьи и друзей, в профессионального финансового управляющего. И, кроме того, теперь он занимался инвестициями от имени людей, получивших рекомендации о нем от самого |