Ильин Психология взрослости. Евгений Павлович Ильин Психология взрослости
 Скачать 7.73 Mb.
|
...Наиболее часто употребляемым термином, описывающим позитивное старение, можно назвать термин «успешное старение», введенное Хейвигхерстом в 1960 г. Несмотря на продолжающийся интерес к данному концепту, до сих пор нет единого определения. Но в целом исследователи сходятся в том, что успешное старение – это отсутствие хронических заболеваний и способность продолжать эффективно функционировать как физически, так и психически (Rowe, Kahn, 1974). В более поздних исследованиях (Schmidt, 1994; Manton, Stallard, 1991; Strawbridge, Cohen, Shema, Kaplan, 1996) это определение было несколько модифицировано и вместо полного отсутствия изменений, как физических, так и психологических, допускалось незначительное проявление этих изменений при условии, что они не оказывают заметного воздействия на привычный уровень функционирования. Совершенно иной подход был предложен П. Балтесом и Л. Карстенсен (1996). Не отрицая присутствующих изменений, под успешным старением они понимали максимально эффективное использование тех ресурсов, которые есть у человека <…> Отдельно отметим, и в первом, и во втором случае старение рассматривается не как самостоятельный своеобразный период развития, но в сравнении с эталонным периодом – взрослостью, по сути, упрощая тем самым процесс старения и возвращая нас к теории полукруга. Чтобы отчасти компенсировать появившееся противоречие двух тенденций, исследователи (Rowe, Kahn, 1998) предприняли попытку модифицировать критерий успешного старения и ввели дополнительный показатель – активная включенность в жизнь. Само по себе слово «успешное» содержало в себе некий соревновательный компонент, что привело к попытке создания более корректных терминов, таких как здоровое старение, продуктивное старение и др. <…> Существующие противоречия и несоответствия можно на сегодняшний день обобщить следующим образом: в целом стареющих людей можно отнести к двум типам – тех, кто испытывает позитивные изменения в период старости, и тех, кто таких изменений не испытывает. О. Ю. Стрижицкая, 2010. С. 120–121. Успешное старение изучается многими зарубежными геронтологами (см. обзор работ: Е. С. Старченкова, 2010). Разными авторами предлагаются различные критерии успешного старения. Это желание и способность пожилых людей отойти от активной жизни, чтобы подготовиться к смерти (Cumming, Henry, 1961); продолжение следования установкам и поведению среднего возраста (Havighurst, 1961); наличие чувства удовлетворенности настоящей и прошлой жизнью (Havighurst, 1963); самопринятие, положительное отношение к другим, автономия, контроль за своей окружающей средой, наличие целей в жизни и личностный рост (Ryff, 1989); объективные критерии оценки достижения целей (Steverink et al., 1998). Рове и Кан (Rowe, Kahn, 1997) предлагают три критерия успешного старения: 1) отсутствие болезней и связанной с этим нетрудоспособности, здоровый образ жизни; 2) поддержание высокого уровня когнитивных и физических способностей; 3) активная включенность в жизнь. Однако эта модель успешного старения подверглась критике, так как эти критерии фиксированны и не учитывают индивидуальные особенности человека. В последние годы акцент исследований сместился с формулировки критериев. Одним из способов обеспечения успешного старения является отказ от недостижимых целей. Однако он оказывается эффективным лишь в том случае, если пожилые люди стремятся к поиску новых значимых для них целей (Wrocsh et al., 2003). Этот способ получил название целевого переключения. П. Балтес и М. Балтес разработали модель успешного старения, сочетающую процессы селекции, оптимизации и компенсации (SOC) (Successful…, 1990). Согласно этой модели, люди выбирают те сферы жизни, которые наиболее важны для них. Они оптимизируют свои ресурсы и помощь от других людей и компенсируют потери в них для того, чтобы адаптироваться к изменениям в своей жизни и создать благоприятную среду успешного долговременного жизненного развития. Значимость этой модели для успешного старения (включая роль различных видов копинга) была показана в ряде исследований (Abraham, Hansson, 1995; Aldwin et al., 1996; Greenglass et al., 2006; Kahana, Kahana, 1996; Lang, Carstensen, 1994; Lang et al., 2002; Ouwehand et al., 2008; Prenda, Lachman, 2001). Неадаптивный процесс старения личности, как правило, является следствием неконструктивного способа жизни на более ранних стадиях. Э. Эриксон выделяет две группы стадиальных новообразований, суммирование которых в поздние годы приводит к стагнации, восприятию человеком мира как источника зла, сочетанию самонадеянности с чувством неудачно прожитой жизни. Первую группу негативных личностных новообразований ученый называет «неадаптивные тенденции». Она включает плохое сенсорное развитие, своеволие, безжалостность, виртуозность в узкой сфере деятельности, фанатизм, распыление своих сил в необъятном множестве занятий; самонадеянность, не согласующуюся со способностями человека. Вторая группа – «пагубные, отрицательно влияющие на развитие тенденции». Это: отстранение от мира; компульсивные действия; привычка тормозить свое поведение; инертность; преобладание стратегий отказа от решения актуальных задач, от использования благоприятных возможностей; недоступность для всего окружающего; отсутствие заботы о новом поколении; презрение к миру. Смешон и ветреный старик, Смешон и юноша степенный. А. С. Пушкин ...Не многие умеют быть стариками. Ф. Ларошфуко По мнению Э. Эриксона, тот, кто легко преодолел первые четыре кризиса жизни, зачастую приобретает «амбиции не по амуниции». Как в молодости он не умел соотносить свои притязания со своими способностями, так и в пожилом возрасте он остается таким же. А тот, кто потерпел неудачи на первых ступенях своей взрослой жизни, может стать человеком, относящимся с недоверием к окружающему миру, неуверенным в собственных силах, с чувством постоянной вины и собственной неполноценности. Он тоже вряд ли изменится и, уже, будучи стариком, все так же будет на кого‑то оглядываться. По Э. Эриксону, достижение чувства полноты жизни, исполненного долга, мудрости возможно в старости лишь в случае позитивного прохождения предшествующих стадий. Если главнейшие задачи предшествующих возрастов не были реализованы, старость сопровождается разочарованием, отчаянием и страхом смерти. Недовольство самим собой и отчаяние у пожилого человека часто проявляются через осуждение поступков других, особенно молодых людей. Теория Э. Эриксона позднее была расширена Р. Пеком. Он считал, что для достижения успешной старости человек должен решить три основные задачи, охватывающие три измерения его личности. Во‑первых, это дифференциация, это трансценденция против поглощенности ролями. В ходе профессиональной деятельности человек поглощен ролью, диктуемой профессией. Пожилые люди в связи с выходом на пенсию должны определить для себя целый набор значимых видов деятельности так, чтобы их время было целиком заполнено различными видами активности. Если люди определяют себя только в рамках своей работы или семьи, то выход на пенсию, смена работы или уход детей из дома вызовут такой прилив отрицательных эмоций, с которыми индивидуум может не справиться. Во‑вторых, это трансценденция тела против поглощенности телом – измерение, имеющее отношение к способности индивидуума избегать чрезмерного сосредоточения на все усиливающихся недомоганиях, болях и физических недугах, которыми сопровождается старение. По мнению Р. Пека, старые люди должны учиться справляться с ухудшением самочувствия, отвлекаться от болезненных ощущений и наслаждаться жизнью прежде всего через человеческие отношения. Это позволит им «шагнуть» за пределы поглощенности своим телом. И наконец, третье – трансценденция Эго против поглощенности Эго – измерение, имеющее особое значение в старости. Старые люди должны понимать, что, хотя смерть неизбежна и, возможно, не так уж далека, им будет легче, если они будут сознавать, что они внесли вклад в будущее через воспитание детей, через свои дела и идеи. Люди не должны предаваться мыслям о смерти (или, как это формулирует Р. Пек, не должны погружаться в «ночь Эго»). Согласно теории Э. Эриксона, люди, которые встречают старость без страха и отчаяния, переступают через близкую перспективу собственной смерти благодаря участию в молодом поколении – наследии, которое их переживет. Эмпирические исследования выявляют дополнительные трудности пожилых людей, мешающие им интегрировать свою жизнь. Если их жизнь оказывается наполненной неразрешенными конфликтами, если они предпочитали отказываться от решения насущных задач, то это заставляет их погружаться в свое прошлое, которое поглощает их настоящее и лишает будущего. Например, по наблюдениям исследователей, обитателей интерната для престарелых часто мучают неразрешенные в прошлом конфликты с близкими людьми. Поэтому они начинают «выяснять отношения» с кем‑либо из посетителей. И когда их мнимые обидчики признают свою неправоту, старики с чувством удовлетворения возвращаются в свое настоящее (В. В. Нуркова, Н. Б. Березанская, 2004). Неадаптивным оказывается процесс старения и у тех людей, которые не смогли развить в себе качества автономии и инициативы. Ориентирами в организации собственной жизни для них были указания, требования, мнения окружающих людей. Д. Гутман (Gutmann) относит их к пассивно‑рецептивному типу. В неструктурированной ситуации отставки они чувствуют себя потерянными, беспомощными и быстро усваивают негативные социальные стереотипы старости. Смирившись со своей участью (выбранной ими же самими), они ищут поддержки, внимания, опеки у окружающих людей. Между тем, по наблюдениям психологов, не все из представителей описанного выше типа действительно не способны самостоятельно строить свою жизнь в поздние годы. Лишившись волею обстоятельств помощи и поддержки, некоторые из них наотрез отказываются переселиться в интернат и начинают сами строить свою жизнь. Поэтому исследователи предполагают, что «старческая позиция» может иногда быть защитным механизмом или приемом снятия с себя ответственности за свою пассивность. Признание себя старым является очень сильным психологическим фактором старения. Однако отсутствие самоощущения старения не менее вредоносно для физического и психического состояния. Такие старики беспечны и склонны переоценивать свои возможности и свое обаяние. Зато их никогда не угнетают мысли о смерти. Правильное ощущение собственного возраста – залог адекватного поведения и общения. Старый человек должен иметь мужество «примириться», а по возможности «слюбиться» со своим положением, приспособиться к нему. 10.4. Типология старости О. В. Краснова (2005) пишет: «Бытует мнение, что со старшим возрастом связаны только негативные изменения личности. Из статьи в статью кочуют “обобщенные портреты” пожилых людей и “типологии старости”, которые зачастую при ближайшем рассмотрении оказываются несостоятельными и ничего не дают ни для развития науки, ни для пожилых людей, ни для психологических и социальных служб, призванных оказывать им профессиональную помощь, ни для студентов, готовящихся стать психологами или социальными работниками <…> Немецкий геронтолог X. Томэ объясняет, что предвзятые мнения психология унаследовала у психиатрии. Понятно, что психиатры сталкивались именно с патологическими изменениями личности, поэтому в медицине указанные явления были поняты как деградация, снижение продуктивности и приспособляемости в позднем возрасте. Психологи же с готовностью восприняли “медлительность, снижение жизнеспособности, неспособность к интеграции отдельных способов поведения, гротескное проявление отдельных странностей, скупость, недоверие, болтливость, тоску, интроверсию, ригидность и пр.” как отличительные черты пожилого человека, так сказать, неизбежный итог его душевного развития <…> Зарубежные исследования пожилых людей также показали несостоятельность тезисов как об общем сокращении духовной продуктивности, так и о деградации личности, т. е. дезинтеграции и снижении способности к адаптации. Эти выводы вовсе не означают, что в пожилом возрасте вообще не происходит никаких психических изменений. Просто эти изменения не находятся в прямой зависимости от возраста и сами по себе не так уж существенны». Этот оптимизм трудно безоговорочно разделить. Ведь он может тоже привести к такому же результату, что и негативное мнение о пожилых: зачем о них заботиться, если у них и так все хорошо. Но правда в словах О В. Красновой состоит в том, что типичный портрет пожилого человека действительно описать невозможно, потому что старческие изменения у разных людей проявляются по‑разному. Имеется много подходов к выделению типов старения и старости. Так, М. П. Бельски (1910) выделял четыре типа адаптации к старости: развивающийся, отдыхающий, требующий, нереализованный. Ф. Гизе предложил выделять три типа стариков: негативный тип, отрицающий у себя какие либо признаки старости; экстравертированный тип, признающий наступление старости, но к этому признанию приходящий через внешнее влияние и путем наблюдения окружающей действительности, особенно в связи с выходом на пенсию (наблюдения за выросшей молодежью, расхождение с ней во взглядах и интересах, изменения положения в семье); интравертированный тип, остро переживающий процесс старения. Появляется тупость по отношению к новым интересам, оживление воспоминаний о прошлом, ослабление эмоций, стремление к покою. Д. Бромлей (Bromley, 1966, 1988) выделил на основе стратегий приспособления в старом возрасте пять типов пожилых. 1. Конструктивный тип. Характеризует зрелую личность, хорошо интегрированную, которая наслаждается жизнью, созданными тесными и близкими отношениями с другими людьми. Люди с такой позицией всю жизнь были спокойными, довольными и веселыми. Они сохраняют эти черты и в старости, радостно относятся к жизни, активны, стремятся помогать друг другу. Из своего возраста и недомогания не делают трагедии, ищут развлечений и контактов с другими людьми. Они принимают факты пожилого возраста, включая выход на пенсию и в конечном счете смерть. Такие люди терпеливы, гибки, осознают себя, свои достижения, возможности и перспективы. Представители этого типа сохраняют способность наслаждаться едой, работой, игрой и могут быть еще сексуально активны. 2. Зависимый тип. Вторая стратегия также общественно приемлема, но имеет тенденцию к пассивности и зависимости. Она присуща людям, которые всю жизнь не очень доверяли себе, были слабовольными, уступчивыми, пассивными. Старея, они с еще большим усердием ищут помощи, признания, а не получая их, чувствуют себя несчастными и обиженными. Они полагаются на других людей в своем материальном обеспечении и ждут от других эмоциональной поддержки. Они довольны выходом на пенсию, свободой от работы, хорошо понимают свои личные качества, сочетают чувство общей удовлетворенности жизнью с тенденцией к сверхоптимизму, непрактичностью. 3. Оборонительный тип. Менее конструктивная модель приспособления к пожилому возрасту. Формируется у людей, которые как бы покрыты броней. Они не стремятся к сближению с людьми, держатся замкнуто, отгораживаются от людей. Такие люди преувеличенно эмоционально сдержанны, скрывают свои чувства, несколько прямолинейны в своих поступках и привычках. Предпочитают быть самообеспеченными, неохотно принимают помощь от других людей. Они избегают высказывать собственное мнение, с трудом делятся своими жизненными либо семейными проблемами, отказываются от помощи, доказывая себе то, что они независимы. Старость они ненавидят, так как она вынуждает их быть зависимыми, отказаться от работы и активности. Они завидуют молодым. Эти люди с большой неохотой и только под давлением окружающих оставляют профессиональную работу. Оборонительную позицию они временами занимают по отношению ко всей семье, что выражается в избегании проявления своих претензий и жалоб в адрес семьи. Защитным механизмом, используемым ими против страха смерти и обездоленности, является активность «через силу», постоянная подпитка внешними действиями. 4. Враждебный тип. Люди этого типа агрессивны, взрываются, подозрительны, имеют тенденцию к перекладыванию на окружающих собственных претензий и приписыванию им вины за все свои неудачи. Они мало реалистичны в оценке действительности. Недоверие заставляет их замыкаться и избегать контактов с другими людьми. Они отгоняют мысль о переходе на пенсию, ибо, как и люди с оборонительным отношением, используют механизмы разрядки напряжения через активность, с отягощением. Эти люди не воспринимают свою старость, с отчаянием думают о прогрессирующей утрате сил. Это соединяется с враждебным отношением к молодым людям, иногда с переносом этого отношения на весь мир. 5. Самоненавидящий тип. Этот тип отличается от предыдущего тем, что агрессия направлена на себя. Люди этого типа склонны к депрессии и фатализму, у них отсутствуют интересы и инициативы. Они чувствуют себя одинокими и ненужными, свою жизнь считают неудавшейся, к смерти относятся без боязни, как к избавлению от несчастного существования. Такие люди критикуют и презирают собственную жизнь. Они пассивны, иногда в депрессии, недостаточно инициативны. Они пессимистичны, не верят, что могут повлиять на свою жизнь, чувствуют себя жертвой обстоятельств. Люди этого типа хорошо осознают факты старения, но они не завидуют молодым. Они не бунтуют против собственной старости, а лишь безропотно принимают все, что шлет судьба. Смерть не беспокоит их, ее они воспринимают как избавление от страданий. Описание типов старых людей по Эриксону. Первый тип называется « прометеевым », и к нему относят личности, для которых жизнь – непрерывное сражение. В поздние годы такие люди продолжают сражаться с новыми трудностями – возрастными болезнями. При этом они стремятся не только сохранить, но расширить субъективное пространство своего жизненного мира. Испытывая, в конце концов, необходимость в опоре на других, они принимают лишь ту помощь, которая завоевана ими. Это люди, сохранившие активность благодаря жизнестойкости и упорству духа. Они субъекты своей жизни. Заметив у себя нежелательные изменения, они изобретательно компенсируют их, не снижая самооценки. Другой тип, представители которого тоже отличаются активным отношением к жизни, носит название « продуктивно‑автономный ». Как в ранние, так и в поздние годы жизни личности такого типа ориентированы на высокие достижения, успех, который обеспечивается многообразными стратегиями. Они самостоятельны, критически относятся к разным социальным стереотипам и общепринятым мнениям. Люди, жизненный путь которых отличается дерзанием, креативностью, успехом, конструктивно относятся и к спутникам старости – ухудшению физического состояния, появлению разных болезней. Своеобразно протекает процесс старения у выдающихся творческих личностей, имеющих возможность до глубокой старости продолжать свою креативную жизнь. Во многих случаях жизненный путь таких людей – это сплав счастья и страданий, чередование моментов потери и обретения нового смысла своей жизни. К числу причин, вызывающих у них острое чувство недовольства собой, относятся, в частности, исчерпанность жизненной программы, расхождение между масштабностью творческого дара и весьма неполной его реализацией в результатах деятельности. И. С. Кон дает классификацию типов старости в зависимости от характера деятельности, которой она заполнена: 1. Первый тип – активная, творческая старость. Люди, расставшись с профессиональным трудом, продолжают участвовать в общественной жизни, живут полнокровной жизнью, не ощущая какой либо ущербности. 2. Второй тип старости также отличается хорошей социальной и психологической приспособленностью, но энергия этих людей направлена главным образом на устройство собственной жизни – материальное благополучие, отдых, развлечения и самообразование, на что раньше не доставало времени. 3. Третий тип, в котором преобладают женщины, находит главное приложение силы в семье. Им некогда хандрить или скучать, но удовлетворенность жизнью у них обычно ниже, чем у представителей первых двух типов. 4. Четвертый тип – люди, чьим смыслом жизни стала забота о здоровье, которая стимулирует достаточно разнообразные формы активности и дает определенное моральное удовлетворение. Однако они склонны преувеличивать значение своих действительных и мнимых болезней. Все эти типы старости И. С. Кон считает психологически благополучными и замечает, что есть и отрицательные типы. К таковым могут быть отнесены агрессивные старые ворчуны, критикующие все, кроме себя. Другой вариант негативного проявления старости – разочарование в себе и собственной жизни, одинокие и грустные неудачники. Они винят себя за действительные и мнимые упущенные возможности. Психиатр Е. С. Авербух выделяет два крайних типа в собственном отношении к своей старости. Одни долго не чувствуют и даже не осознают свой возраст, поэтому в поведении «молодятся», подчас теряя в этом чувство меры; другие – как бы переоценивают свою старость, начинают чрезмерно беречь себя раньше времени и больше, чем это требуется, ограждают себя от жизненных треволнений. Другие отечественные психиатры условно выделяют три типа старости: счастливая, несчастливая и психопатологическая. Счастливая старость характеризуется умиротворенностью, мудрой просветленностью мировосприятия и мировоззрения, созерцательностью, сдержанностью и самообладанием. Так называемая несчастливая старость обусловливается повышением уровня личной тревоги, тревожной мнимости по поводу своего физического здоровья. Характерны также склонность к частым сомнениям и опасениям по незначительному поводу, неуверенность в себе, в будущем, потеря прежнего и отсутствие иного смысла жизни, размышления о приближающейся смерти. Психопатологическая старость проявляется возрастно‑органическими нарушениями психики, личности и поведения. Наблюдается снижение адаптационных возможностей психопатической личности с частым развитием разнообразных дезадаптационных реакций. По мнению А. У. Тибиловой (1991), существуют три типа возрастных изменений личности. Первый тип – адекватное самовосприятие с пониманием негативных изменений, проявляется в повышении тревожности, неудовлетворенности своими возможностями и понимании необратимости усиления недугов и стремлении «себя обезопасить», консерватизме взглядов и ригидности суждений и интересов. Второй тип – гипертрофированное восприятие изменений, происходящих с возрастом в психической, физической и социальной сферах, что проявляется в пониженном настроении, понимании необратимости жизненных потерь, замыкании интересов на вопросах здоровья, социального и материального благополучия, развитии ипохондрии, тревожности. Третий тип – полярный второму, характеризуется субъективной недооценкой возрастных изменений, несколько преувеличенным представлением о своих способностях наряду с недооценкой сниженных возможностей. Два последних типа при нарастающем заострении личностных качеств представляются граничащими с акцентуацией личности соответственно по типу депрессии и гипомании. ...Самарский хирург проф. Г. Л. Ратнер, рассуждая о психологии пожилого больного, выделил несколько психологических типов пожилых пациентов, обращающихся к врачу. К первой группе он отнес людей, утративших жизненные ориентиры, доживающих свои дни как придется. Ко второй группе относятся старые люди, имеющие пристанище, но не пользующиеся уважением окружающих. Они часто бывают нечистоплотными, болтливыми, ворчливыми. Одинокие, они пытаются найти сочувствие у окружающих, но из‑за своего характера, ограниченности интересов отклика не находят, а то и подвергаются насмешкам. Для такого человека попасть к врачу – праздник. Третью группу пожилых пациентов составляют люди, сохранившие достоинство и независимость. Среди них встречаются и диктаторы, которые держат в узде всю семью. К четвертой группе относятся так называемые баловни судьбы. Чаще это бывают мужчины. В семье они окружены почетом и вниманием, у них нет никаких обязанностей, за их здоровьем внимательно следят. Одни из них воспринимают это как должное и начинают третировать всех членов семьи, другие – благодарно принимают такое отношение, стараются быть полезными. Наконец, есть люди, никак нежелающие стареть и признавать себя стариками. Они пытаются отстать от своего поколения, остаться в более молодом возрасте, и иногда им это удается. Рассказы о тихой мудрой старости их не прельщают. Т. П. Денисова, 2006. А. И. Анциферова (200) выделяет два типа, отличающихся друг от друга уровнем активности, стратегиями совладения с трудностями, отношением к миру и к себе, удовлетворенностью жизни. Представители первого типа мужественно, без особых эмоциональных нарушений переживают уход на пенсию, который воспринимается ими как освобождение от социальных ограничений, предписаний и стереотипов рабочего периода. У них отмечается высокая активность, которая связана с позитивной установкой на будущее. У многих старых людей выход на пенсию связан со стремлением передать профессиональный опыт ученикам. Они испытывают тягу к воспитанию нового поколения, наставничеству. Занятия новым делом, установление дружеских контактов, сохранение способности контролировать свое окружение порождают удовлетворенность жизнью и увеличивают ее продолжительность. У представителей второго типа развивается пассивное отношение к жизни, они отчуждаются от окружения, сужают круг своих интересов. Они теряют уважение к себе и переживают тяжелое чувство ненужности. То, к чему человек стремился, посвятил свою жизнь (работе, воспитанию детей), оказалось миражом, фантомом. Вследствие этого происходит переоценка ценностей, былые достижения и успехи заносятся в разряд неудач и ошибок. Старики понимают, что их мечты и надежды уже никогда не осуществятся, и их старость превращается в тризну жизненных надежд и мечтаний. Такие люди тяжело переживают свой поздний возраст, не борются за себя, погружаются в прошлое и, будучи физически здоровыми, быстро дряхлеют. И. В. Шаповаленко (2008) показала (правда, на относительно малой выборке), что пожилые, активно включенные в социальную жизнь, чаще отмечают у себя приобретения в старости и реже – потери (табл. 10.1). Старение личности может проявляться в выделенном зарубежными авторами синдроме неприятия старения, в основе которого лежит внутренний конфликт между потребностями личности и ограниченными в силу физического и психического постарения возможностями их удовлетворения. Это противоречие приводит к явлению фрустрации и разным формам социально‑психологической дезадаптации личности. Социолог А. Качкин (1995) в зависимости от того, какие интересы, стороны жизни выступают для пожилых людей главенствующими, выделяет следующие типы: семейный – нацелен только на семью, ее благополучие; одинокий – наполненность жизни достигается главным образом за счет общения с самим собой, собственными воспоминаниями (возможен вариант одиночества вдвоем); творческий – не обязательно связан с художественным творчеством, может реализовать себя и на садовом участке; социальный – пенсионер‑общественник, занятый общественно‑полезными (по его представлениям) делами и мероприятиями; политический – человек, заполняющий свою жизнь участием (активным или пассивным) в политической жизни (пожилые являются не только в нашей стране большей частью электората, занимая при этом консервативные позиции и разделяя консервативные взгляды по ряду социально‑политических вопросов; однако консерватизм не тождествен пассивности в политической жизни – напротив, сопоставление результатов участия в выборах в США и в России и других странах показывает наибольший процент участия пожилых избирателей по сравнению с другими возрастными категориями); религиозный ] угасающий – человек, который так и не смог или не захотел компенсировать былую полноту жизни каким‑то новым занятием, не нашел применения своим силам; больной – люди такой направленности заняты не столько поддержанием собственного здоровья, сколько наблюдением за протеканием болезни. Таблица 10.1. Приобретения и потери в старости у активно социальных и активно пассивных пожилых лиц, процент случаев  При рассмотрении различных типологий нужно учитывать, что они всегда относительны, поскольку в реальной жизни «в чистом виде» психологические типы встречаются редко. 10.5. Удовлетворенность жизнью и отношение к старости пожилых людей Удовлетворенность жизнью в пожилом возрасте зависит от многих факторов экзистенциального характера: осмысленность жизни, принятие своего жизненного пути (сознание, что жизнь прожита не зря), сохранность профессиональной идентичности (продолжение работы по своей специальности), наличие концепции будущего и деятельность, наполненная смыслом (например, воспитание внуков, занятие садоводчеством, общественная работа). Материально‑бытовые условия и фактор здоровья в меньшей степени, чем экзистенциальные факторы, влияют на удовлетворенность жизнью в пожилом возрасте (М. П. Бельски, 2010). Американский психолог Пекк пишет о двух кризисах этого периода. Первый – переоценка собственного Я независимо от профессиональной карьеры, т. е. человек должен ответить прежде всего себе и для себя: «Кто я есть, что есть Я» – после ухода на пенсию, когда за ненадобностью отброшены ученые и воинские звания, высокие и невысокие должности? Второй – осознание факта ухудшения здоровья и старения тела и получение ответа на вопрос: «Кто есть Я» – без красивой прически, стройной фигуры и крепкого здоровья? Для мужчины труднее преодоление первого кризиса, а для женщин – второго. Люди обозревают свою жизнь, и многие испытывают разочарование, потому что они недовольны своими достижениями, им кажется, что они что‑то недополучили, что им недодали. Вспомним слова Фирса из пьесы А. П. Чехова «Вишневый сад»: «Про меня забыли… Жизнь‑то прошла, словно и не жил… Силушки‑то у меня нету, ничего не осталось, ничего… Эх ты… недотепа!» Американский поэт У. Уитмен так выразил свое отношение к старости, когда ему было 69 лет: Дряхлый, больной я сижу и пишу, И мне тягостно думать, что ворчливость И скука моих стариковских годов, Сонливость, боли, запоры, Уныние, сварливая мрачность Могут просочиться в мои песни. [45] Уныние пожилых людей можно понять, но лучше понимать другое: если человек дожил до солидного возраста – это уже удача. А древний философ Луций Анней Сенека, по меркам своего времени – долгожитель (он прожил 70 лет), уверял: «Старость полна наслаждений, нужно только уметь ими пользоваться». ...Не все могут найти применение своим силам и способностям, свое место на новом этапе жизни. Тогда возникает настроение подавленности. Следующий этап – депрессия. Подавленное настроение и депрессия могут быть вызваны различными причинами и иметь различную степень выражения. Они могут иметь различную степень выражения – от нежелания следить за своей внешностью до мысли о самоубийстве при затянувшейся депрессии. От нежелания бриться до желания чиркнуть себя бритвой по венам – огромная дистанция. И все же небритые щеки и нечищеные ботинки – это верный признак утраты интереса к жизни. Пожилые мужчины более чем втрое склонны к самоубийству по сравнению с молодыми мужчинами и во столько же раз – по сравнению со своими сверстницами. Причем такая статистика во всех республиках СНГ, но наибольшим числом самоубийств отличается Россия. В. Д. Альперович , 1998. Но есть люди, склонные восхвалять «очарование преклонного возраста». У них физическое ослабление компенсируется высоким духовным подъемом. Поэтому период, предшествовавший наступлению старости и старческого недомогания, называют «лучшими годами». Именно это имеется в виду, когда говорят о счастливой старости. Л. Н. Толстой, например, говорил: «Я никогда не думал, что старость так привлекательна», а К. И. Чуковский писал в своем дневнике: «Никогда я не знал, что так радостно быть стариком, что ни день – мои мысли добрей и светлей». Образ старого человека, бытующий в традиционных представлениях, не соответствует мнению так называемых старых людей о самих себе. По данным исследований, проведенных Е. Пиотровским, В. Д. Шапиро, лишь меньшинство пожилых людей (старше 65 лет) считает себя стариками, а около 25 % опрошенных думают, что они в расцвете сил, или относят себя к среднему возрасту. Н. Ф. Шахматов изучил жизненную позицию пожилых людей, считавших свою старческую жизнь успешной и даже счастливой. Было выявлено, что эти люди ориентированы не на прошлое и будущее, а на настоящее. Свое старческое существование они воспринимают без каких‑либо оговорок и без планов изменить что‑то в лучшую сторону. Это приводит к выработке новой, спокойной, созерцательной и самодостаточной жизненной позиции. Сегодняшнее состояние здоровья, недуги, быт воспринимаются терпимо, как данность. Появляются новые интересы, ранее не свойственные этому человеку. Многие начинают заниматься творчеством (стихосложением, рисованием и др.), принимать посильное участие в общественной работе, помогать больным и слабым. Часто, преодолевая свое одиночество, заводят домашних животных. Происходит существенная переоценка ценностей: начальственные должности, почетные звания и награды, материальные ценности, приобретенные в течение жизни, теряют свою привлекательность и кажутся малозначащими. ...Страшно то, что чем старше становишься, тем более чувствуешь, что драгоценнее становится (в смысле воздействия на мир) находящаяся в тебе сила жизни, и страшно не на то потратить ее, на что она предназначена, как будто она (жизнь) все настаивается и настаивается (в молодости можно расплескать ее – она без настоя) и под конец жизнь густа, вся один настой. В глубокой старости обыкновенно думают и другие, и часто сами старики, что они только доживают век. Напротив, в глубокой старости идет самая драгоценная, нужная жизнь и для себя, и для других. Ценность жизни обратно пропорциональна в квадратах расстояния от смерти. Хорошо было бы, если бы это понимали и сами старики, и окружающие их. Л. Н. Толстой. Собрание сочинений: В 20 т. М., 1965. Т. 20. С. 21, 233. 10.6. Страх смерти Особенностью переживаний пожилых людей является приближение смерти, которую, несмотря на ее неизбежность, большинство людей боится и стремится отодвинуть срок ее наступления. [46] Л. Н. Юрьева приводит данные зарубежных социологических опросов. Исследования 1 тыс. жителей Чикаго выявили актуальность темы смерти практически для всех лиц пожилого возраста. Они философски относятся к смерти и склонны воспринимать ее на эмоциональном уровне скорее как продолжительный сон, чем как источник страданий; у 70 % лиц пожилого возраста мысли о смерти касались подготовки к ней (28 % – составили завещание; 25 % – уже подготовили некоторые похоронные принадлежности и половина уже обговорила свою смерть с ближайшими наследниками) (Hinton, 1972). Однако большинство опрошенных жителей Великобритании избегали этой темы и на вопросы отвечали следующим образом: «Я пытаюсь как можно меньше думать о смерти и умирании», «Я стараюсь переключаться на другие темы» и т. п. В переживаниях, связанных со смертью, достаточно определенно проявляется не только возрастная, но и половая дифференциация. К. Бек (Back, 1974), пришел к выводу, что мужчины относятся к смерти с большим неприятием, чем женщины: эта тема вызывает у них ассоциации, проникнутые страхом и отвращением. У женщин описан «комплекс Арлекина», при котором смерть представляется загадочной и в чем‑то даже привлекательной. Иная картина психологического отношения к смерти была получена спустя 20 лет. Национальное агентство по развитию науки и космических исследований Франции изучало проблему танатологии по материалам социологического исследования более 20 тыс. французов. Полученные данные были опубликованы в одном из номеров «Regards sur l’actualité» (1993) – официальном издании Французского государственного центра документации, публикующего статистические материалы и отчеты по важнейшим для страны проблемам. Результаты свидетельствовали о том, что мысли о смерти особенно актуальны для лиц 35–44 лет и во всех возрастных группах женщины чаще задумываются о конечности жизни, что наглядно отражено в табл. 10.2. Таблица 10.2. Распределение частоты встречаемости мыслей о смерти по возрасту и полу, %   У женщин мысли о смерти чаще всего сопровождаются страхом и беспокойством, мужчины относятся к этой проблеме более взвешенно и рационально, а в трети случаев и вовсе безразлично. Отношение к смерти у мужчин и женщин отражено в табл. 10.3. Таблица 10.3. Распределение мыслей об отношении к смерти по полу, %  Исследуемые, отнесшиеся к проблеме смерти с безразличием или спокойствием, объясняли это тем, что, по их мнению, есть более страшные состояния, чем смерть (табл. 10.4). Таблица 10.4. События, более страшные, чем смерть, %  Поэтому наиболее универсальным желанием у всех тестируемых был быстрый уход из жизни; 90 % опрошенных отвечали, что хотели бы умереть во сне, избежав страданий. Психологи утверждают, что страх смерти – это чисто человеческое чувство, такого нет ни у одного животного. Именно поэтому оно и может быть преодолено. Философы, от Платона и Аристотеля, стремились преодолеть трагизм смерти, освободить человека от страха перед ней. Платон опирался на представления о бессмертии души и писал, что настоящие философы всю жизнь готовятся к смерти; при этом было бы нелепым, если бы, неустанно стремясь к этой единственной цели, они устранялись от нее и боялись, когда смерть настигнет их. Аристотель тоже верил в бессмертный дух, продолжающий жить после смерти. Цицерон, опираясь на эту идею, писал: «Вот почему старость для меня не только лишена горести, но, напротив, полна прелести… Если я ошибаюсь, веря в бессмертие души, то я люблю эту иллюзию и не хочу, чтобы она была отнята у меня, пока я жив». [47] В дальнейшем идея о бессмертии души и загробной жизни закрепилась в различных религиозных верованиях. Древнегреческий философ Эпикур приводил простой и остроумный довод против страха смерти: «Смерть для человека реально не существует, он с нею “не встречается”. Покуда он есть, смерти нет. Когда же она есть – его нет. Поэтому ее не стоит страшиться». Марк Аврелий говорил: «Ребячество бояться того, что в природе вещей». [48] П. Брэгг утверждает, что смерть надо принимать как неизбежность и следует выбросить из головы вечный страх перед ней. «Молодость – это приготовление к старости, жизнь – это приготовление к смерти». [49] ...Умирание, говорим мы себе, подобно засыпанию. Такого рода выражения имеют место не только в нашем повседневном языке и мышлении, но и в многовековой литературе разных народов. Такие выражения были и в Древней Греции. Например, в «Илиаде» Гомер называет сон «братом смерти»… Та же аналогия используется и в современном языке. Я имею в виду выражение «усыпить». Если вы приносите к ветеринару собаку с просьбой усыпить ее, вы обычно имеете в виду нечто совсем иное, чем когда вы просите анестезиолога усыпить вашу жену или вашего мужа. Другие люди предпочитают иную, но сходную аналогию. Умирание, говорят они, похоже на забвение. Когда человек умирает, он забывает все свои горести, исчезают все мучительные и неприятные воспоминания. Как бы ни были стары и широко распространены эти аналогии, как с «засыпанием», так и с «забвением», их все же нельзя признать вполне удовлетворительными. Каждая из них говорит об одном и том же. Хотя они и говорят это в несколько более приятной форме, тем не менее обе они утверждают, что смерть фактически есть просто исчезновение нашего сознания навсегда. Если это так, то тогда смерть в действительности не имеет ни одной из привлекательных черт засыпания или забвения. Сон приятен и желателен для нас, поскольку за ним следует пробуждение. Ночной сон, доставляя нам отдых, делает часы бодрствования более приятными и продуктивными. Если бы не было пробуждения, всех преимуществ сна просто не существовало бы. Сходным образом аннигиляция всего нашего сознательного опыта подразумевает исчезновение не только мучительных воспоминаний, но также и всех приятных. Таким образом, при более тщательном рассмотрении ни одна из аналогий не является настолько адекватной, чтобы дать нам реальное утешение или надежду перед лицом смерти. Р Муди, 1990. С. 140–141. Поэт Илья Сельвинский выразил свое отношение к смерти следующим стихом: Бояться смерти – что бояться сна. Она для духа вовсе не страшна, Боится смерти только наше тело, Но это уж совсем другое дело. Предсмертные мученья из лихих! Но сколько раз мы испытали их В теченье жизни! Сколько умирали, Не умерев. Так, значит, не пора ли Возвыситься над смертью? Ведь она На сотни возрождений нам дана. Воскреснем мы не у Господня трона, А под ваяньем бога Электрона: Упрямый скульптор, он наверняка Одних и тех же лепит все века. [50] Много лет назад, прочитав это стихотворение, я выразил полное несогласие с ним в следующем стишке: «Бояться смерти – что бояться сна», – Писал Сельвинский так Илья. Нет, не согласен с этим я! Боюсь не сна – небытия. Боюсь, что много важных дел Еще я сделать не успел. Боюсь, не все еще познал И сам другим не все отдал… Я многого чего боюсь, Вот с жизнью и не расстаюсь! Можно согласиться с мнением, что бояться смерти бесполезно. «Никогда еще не случалось, чтобы человек, боящийся смерти, достиг глубокой старости», – считает X. Гуфеланд. Однако одно дело – говорить о бессмысленности этого страха, а другое дело – его не испытывать. Ведь причиной этого страха является не немощь нашего тела («страх тела»), а психика человека, понимание того, что разорвутся его связи с родными и близкими и человек не будет знать, что произойдет после его смерти с детьми и внуками, с развитием мира; что останутся незаконченными многие дела, что прекратится его связь с прошлым и будущим. А. С. Догель рассматривает страх смерти как врожденный, который исчезает лишь у глубоких стариков, которые устали уже жить и которым сама жизнь, как и смерть, стали безразличными. С. А. Мирошников с соавторами (2010) исследовали неосознаваемый страх смерти с помощью различных экспериментальных методик: опознание проявляющихся из фона слов, свободный ассоциативный эксперимент и другие, в которых использовалось предъявление связанных со смертью и нейтральных слов. Результаты исследования подтвердили высказанную экзистенциальными психологами идею, «согласно которой страха смерти нельзя избежать, поскольку значительная его доля является неосознаваемой. Вытеснение знания о смерти из сознания не освобождает организм от связанного с этим страха на неосознаваемом уровне и даже, напротив, способствует возрастанию неосознаваемого страха» (С. 288). ...Публичный, декларируемый современным российским обществом подход к смерти таков: смерть человека есть зло и горе, мечта человечества – бессмертие. Но наряду с ним существует другой, тоже публичный, «научный» дискурс, который берет начало в европейской новейшей истории. В нем исходя из общественной необходимости смерти жизнь признается высшим, но ограниченным для каждого человека благом, которым он не может пользоваться беспредельно. Человек должен уступать место другим. Ясно, что в таких условиях смерть теряет качества зла – если не публично, то в умолчании. А. Левинсон, 2005. Наличие этого страха в старости часто ведет к различным формам психологической защиты, в частности – вере в существование после смерти. Для верующих людей с их представлениями о загробной жизни встреча со смертью может быть более легкой, чем для атеистов, для которых смерть – это действительно уход в небытие (Alvarado et al., 1995). Пожилые люди также используют регрессию, начинают стремиться к детским формам поведения. Еще один вид реагирования – реактивное образование, которое подразумевает трансформацию негативного аффекта в позитивный, или наоборот. Например, ненависть – в любовь, привязанность – в пренебрежение. С этим связаны убеждения стариков в том, что раньше было лучше, чем сегодня. Также пожилые люди могут использовать отрицание, когда они отказываются принять существование какой‑либо проблемы. ...Человек живет, покуда он боится смерти и борется за жизнь. Только душевно больные люди не боятся смерти, а в состоянии деменции стремятся к ней. Проблема смерти в истории философии традиционна. Но ее рассмотрение почти всегда приобретало у философов психологический оттенок. Сократ, Платон, Аристотель, Эпикур, Ф. Бэкон, Л. Толстой, М. Вебер – все они стремились освободить человека от страха смерти и помочь преодолеть ее трагизм <…> Сенека по тому же поводу: «Атрибуты смерти устрашают сильнее самой смерти». Фрэнсис Бэкон был убежден, что «люди страшатся смерти, как малые дети потемок. Но боязнь ее как неизбежной дани природе есть слабость». Спиноза вообще отвергал проблему смерти: «Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни». Мы же полагаем, что <…> философские сентенции цитированных философов давно опровергнуты практическими исследованиями И. И. Мечникова, который потратил массу времени для подтверждения своей гипотезы о том, что к концу естественного срока жизни человек преодолевает страх смерти и готов спокойно умереть, так же как к концу рабочего дня он с удовольствием, освобождаясь от усталости, предается сну… Но поиски ученого окончились безрезультатно, даже очень старые люди испытывали явное желание жить. Преодоление страха смерти для пожилого человека, как и вообще для человека любого возраста, возможно лишь в двух случаях: когда этот страх преодолевается ради жизни и в состоянии деменции. Безумству храбрых не надо петь песен. Безумство оно и есть безумство. Сильные люди преодолевают страх смерти, а слабые сгибаются под его тяжестью. Илья Толстой (сын Льва Толстого) в книге «Мои воспоминания» записал: «Как натура очень стойкая и сильная физически, он [Лев Толстой] инстинктивно всегда боролся не только со смертью, но и со старостью. Ведь до последнего года он так и не сдался, – все делал для себя сам, и даже ездил верхом. Поэтому предполагать, что у него совершенно не было инстинктивного страха смерти, нельзя. Этот страх у него был, и даже в большой степени, и он с этим страхом постоянно боролся. Победил ли он его? Отвечу определенно, что да». Священник Евлампий Кременский в одной из проповедей говорил: «Жизнь для каждого человека представляется величайшим благом. Даже страдальцу и узнику она весьма дорога. Каждому приятно смотреть свет Божий и сознавать себя живым». Страх смерти – это чисто человеческое чувство, такого нет ни у одного животного. Именно потому, что это человеческое чувство, оно и может быть преодолено. Гипотеза о возможности «желаемой» смерти никогда не находила реального подтверждения. Как объяснил Боланд в «Мастере и Маргарите», человек не просто смертен, а всегда внезапно смертен. Смерти боятся не те, кто уходит, а те, кто остается. И это по‑человечески понятно. Смерть близкого человека, сколько бы лет ему ни было, тяжкое испытание. Привлекательно выглядит древний японский культ предков, они верили, а многие и поныне верят, что человек после смерти продолжает существовать через своих живущих потомков и только при отсутствии таковых окончательно умирает. Умершие предки продолжают считаться членами семьи «из» – «духами», которые могут наказать, и потому следует уважать живых предков – «будущих духов». В. Д. Альперович, 1998. Пожилые люди испытывают меньшую тревогу при мысли о смерти, чем относительно молодые («мы уже пожили, на наш век прожитого хватит»). Более легко относятся к смерти те люди среднего возраста, кто имеет ясную цель в жизни (Kastenbaum, 1998). Страх смерти чаще появляется у мужчин, чем у женщин (Lang et al., 1994). |