Реф_идеи социального государства_АП. Эволюция развития идей социального государства в России

• Название: Эволюция развития идей социального государства в России
• Дата: 11.05.2022
• Размер: 62.33 Kb.
• Имя файла: Реф_идеи социального государства_АП.docx
• Тип: Документы; #523606
• страница: 2 из 4

2 Эволюция воззрений вклада наук в социальное государство и социально-экономическое развитие

Интерес к проблематике, связанной с измерением вклада наук в социально-экономический прогресс и оценкой позитивных эффектов от государственного финансирования науки, постоянно растет. На это влияет не только нетривиальный характер собственно научных задач, но и внешние факторы. Во-первых, изменилось отношение общества к деятельности ученых: граждане, осознавшие себя налогоплательщиками, требуют убедительных доказательств, что бюджетные расходы на науку приносят пользу. Во-вторых, следствием философии нового государственного управления стал культ эффективности: государство ожидает от инвестиций в научное развитие отдачи, которая должна быть осязаема и измерима 2. В-третьих, ученые, столкнувшиеся с тем, что аксиома о безусловной пользе науки для общества превратилась в гипотезу, обнаружили, насколько сложным является поиск доказательств.

Несмотря на масштабные усилия, определения базовых понятий остаются спорными, а безупречных подходов, убедительно демонстрирующих зависимость социально-экономического прогресса от развития науки, так и не создано.

Мировая литература, посвященная проблемам измерения вклада науки в социально-экономическое развитие, крайне обширна, разнородна и полидисциплинарна. По источникам происхождения массив публикаций можно разделить на два крупных кластера: рецензируемые научные публикации и так называемую «серую литературу», которая является важным ресурсом для настоящего исследования¹.

Если речь не идет о документах стратегического характера, то, в целом, «серая литература» отличается прикладной направленностью, описательным характером и ориентацией на обоснование и совершенствование уже существующих подходов и решений. Литературе, созданной в рамках академических традиций, свойственны глубина теоретико-философского осмысления проблем, критический взгляд на используемые государствами методы измерения вклада науки и, как правило, новизна и уникальность предлагаемых решений, что затрудняет их трансфер в практику.

Исторически, первым начал складываться многомерный комплекс философско-науковедческих трудов, авторы которых размышляют, в чем заключается влияние науки на развитие экономики и общества, каким образом оно происходит и проявляется. Количество публикаций, ориентированных на практику, стало особенно быстро расти во второй половине ХХ в. под влиянием вызовов НТР и потребностей в развитии механизмов для оценки эффективности финансируемых государством программ в целом и крупных научных проектов в частности. Предметно-тематически прикладные работы можно классифицировать многими способами: по сферам, на которые оказывается эффект (измерение влияния научных результатов на развитие самой науки, на экономику, на позитивные перемены в обществе); по категориям НИОКР (оценка социально-экономических эффектов, производимых фундаментальными исследованиями, прикладными исследованиями, экспериментальными разработками); по видам наук (оценка социально-экономических эффектов, производимых естественно-техническими науками, науками социально-гуманитарного кластера, медицинскими науками, конкретными научными дисциплинами).

Интерес к измерению «пользы от науки» возникает сразу, как только государство начинает материально поддерживать ученых. Поиск идей, каким образом ученый мог бы продемонстрировать в понятных государству формах пользу от потраченных на его работу средств, начался очень давно.

Тесно увязывая этот сюжет со становлением научной политики, одни исследователи относят его появление к XVII–XVIII вв. – времени зарождения национальных академий и становления науки как социального института¹

Другие – к V в. до н.э., когда древнекитайский философ и политик Мо Ди (Мо-цзы) определил одним из трех критериев истинности знания возможность его применения «в управлении страной в интересах народа Поднебесной», а правители часто привлекали ученых к крупным проектам общественных работ. Идея К. Маркса о превращении науки в непосредственную производительную силу стала отправной точкой для всех изысканий, нацеленных на получение осязаемых доказательств причинно-следственной связи между развитием науки и социально-экономическим прогрессом. И хотя сфера исследований и разработок характеризуется при помощи понятий, с трудом поддающихся измерению и прогнозированию, убежденность государства в возможности достоверно оценить экономическую обоснованность финансирования научных исследований лишь возрастает².

При этом, идея социального государства своими корнями уходит в глубокую древность. Довольно ярко она проявила себя в деятельности афинского реформатора Солона и его родственника Писистрата, в необычайно активной социальной политике Византии. В новых исторических условиях данная идея особенно активно и плодотворно стала разрабатываться немецким ученым Лоренцом фон Штайном, руководствовавшимся гегелевской философией. Увлечение Гегелем, его понятиями и методологией поначалу позволяли Штайну проникнуть в суть социальных и политических явлений, но мере развития научной мысли Гегель и гегельянцы стали утрачивать былую популярность у формирующейся социал-демократии Германии. Не способствовала этому и полемика Штайна с Робертом фон Молем, соавтором концепции правового государства. В конечном итоге наибольшего успеха на родине духовного отца теории социального государства добились те авторы, кто подобно Адольфу Вагнеру не противопоставлял идеалы: социального государства правовому, а соединял их.

В начале 1960-х гг. актуализации мирового дискурса о науке как главной производительной силе и необходимости расширения присутствия государства в управлении научным прогрессом способствовали работы Э. Вайнберга, обосновавшего концепцию «Большой Науки» (Big Science) как новой индустриальной формы научных исследований, и Д. Прайса, предложившего дихотомию «Большая Наука – малая наука» для осмысления нового места научного творчества.

Согласно Д. Прайсу, темпы изменений в науке, вместо ожидаемого геометрического роста, в реальности описываются логистической кривой и неизбежно упираются в уровень насыщения, который задается общими бюджетными ограничениями. Изменить ситуацию можно лишь ориентацией научных исследований на достижение социально обусловленных целей. Представляется, что размеры научного бюджета можно считать показателем предельного уровня согласия общества на выбор направлений и темпы развития науки, а обоснование социально-экономической значимости результатов исследований – способом легитимации бюджетных расходов. Запрос на убедительные доказательства причинно-следственной связи между вложениями в науку и полезными эффектами для общества стал особенно острым в 1980-е гг. и в начале ХХI в.

Различия в подходах к измерению вклада науки зависят от представлений о его сути. Анализ литературы показал, что на протяжении последних ста лет в науке и управленческой практике с различной степенью рефлексии по поводу смысла терминов функционируют следующие представления о вкладе (воздействии) науки: измеримое вложение (contribution) в экономику, приносящее прибыль в конкретные сроки; измеримый позитивный эффект (impact), который может иметь разные формы и проявляется в разные сроки; польза для всего общества, экономическое или социальное благо (benefits).

Согласно руководству Фраскати, суть НИОКР – производство новых знаний, независимо от цели проекта, которая может быть различной (получение экономической выгоды, решение социальных проблем, создание новых знаний как таковых).

Но подходы к измерению вклада науки чувствительны к сфере, в которой исследуется влияние – научной, экономической или социальной, что ведет к большому разнообразию концепций вклада, моделей его оценки и систем показателей), которое усугубляется отсутствием единства в определении базовых понятий.

Особые трудности связаны с формализацией понятия вклада науки в общественное развитие. Отечественные ученые активно разрабатывают эту тематику со второй половины ХХ в., а общие подходы можно усмотреть еще в трудах 1930-х гг.

В 1970–1980-е гг. в СССР росло число публикаций (в том числе переводных), обосновывающих необходимость применения «социальных измерений» для оценки вклада науки в общественный прогресс. Попытки стран с рыночной экономикой использовать в качестве показателей общественных выгод прямые экономические эффекты (доход от лицензий, патентов, спин-аут-компаний и проч.) были признаны неудачными, что стимулировало поиски более точного определения социетального воздействия науки путем различных его описаний.

В результате, помимо разного рода руководств, предлагающих пользоваться здравым смыслом и конкретными примерами, возникло множество новых концепций: «третья миссия», социальные выгоды, социальное качество, полезность научных исследований, общественная ценность, трансфер знаний, социальная значимость, расширенное воздействие, экстраординарное социетальное воздействие, потенциал социального воздействия.

Но все эти понятия так и не получили точного экономического определения. В поисках «окончательного определения» ученые применяют различные методологические подходы. Так, немецкий исследователь Л. Борнманн, на базе анализа международной практики последних десятилетий, описывает суть социетального воздействия через три основных направления, по которым ведется его оценивание: «научный продукт (product) – использование знания (knowledge use) – социальные выгоды (societal benefits, societal impact)»¹. Канадец Дж. Майн, исходя из теории изменений, определил социетальное воздействие как окончательные результаты, влияющие на общественное благополучие (final outcomes affecting well-being). Международная группа ученых, решившая опереться на эмпирические данные, выяснила, что респонденты понимают под социетальным воздействием максимально позитивный эффект, который ведет к положительным изменениям в жизни людей.

В публикации 2021 г. британские исследователи, используя подходы обоснованной теории (Grounded Theory Analysis), заявили, что под социетальным влиянием необходимо понимать «очевидные и/или ощутимые выгоды для отдельных лиц, групп, организаций и общества (включая человеческие и нечеловеческие сущности в настоящем и будущем), которые причинно связаны (обязательно или в достаточной степени) с исследованиями». Очевидно, что, несмотря на все усилия и разнообразие методов, безупречного решения пока не найдено. Вопрос с отсутствием теоретической ясности на практике решается стимулированием социальной ответственности ученых.

Так, исследователям, подающим заявку в Национальный научный фонд США, использующий при оценках концепт расширенного воздействия, предлагается самостоятельно описать, каким образом их проект принесет пользу обществу (to benefit society) и внесет вклад в достижение конкретных социальных результатов (societal outcomes).

Поскольку в отечественной литературе сложились собственные традиции исследования проблематики, связанной с оценкой социетального влияния науки, зарубежные разработки в области понятийного аппарата остаются малоизвестными, а концепты, которыми оперируют официальные международные документы, стали предметом академического внимания относительно недавно¹.

В России, как и за рубежом, термины вклад, влияние, эффект, благо используются как взаимозменяемые. Под измерением вклада науки понимается оценка степени влияния НТП на экономику и уровень жизни населения. Термин польза нередко применяется, чтобы отделить социально-экономический потенциал результатов исследования от их научной ценности.

Множество отечественных работ, посвященных оценке эффективности научных исследований, оперирует понятием блага в общефилософском контексте. В экономическом смысле его использует академик В.Л. Макаров, напоминая об исходном различии в принципах измерения результатов науки: знания измеряют по затратам на их производство, если речь идет об общественном благе, и по рыночной стоимости, если речь идет о продукте, который можно присвоить частным образом². Однако, как известно, этот подход имеет ограничения: достижения науки не могут считаться общественным благом в традиционном смысле, поскольку нужны специальные условия и усилия для того, чтобы общество могло ими воспользоваться. Оригинальные решения проблемы можно найти в трудах российских экономистов, занимающихся вопросами оценки эффективности инвестиций в наукоемкие виды деятельности.

Так, Д.Б. Пайсон доказывает, что «выходами» производственной функции космической деятельности являются не только продукты и услуги, но также некие экстерналии в виде поставки «сверх контракта» различных факторов общественных благ, которые в результате использования государством 16 преобразуются в общественные блага¹. Несмотря на активизацию работы ученых и практиков по согласованию понятийного аппарата, проблема пока не решена, что затрудняет сопоставимость итогов исследований и результатов использования различных метрик.

Публикации, посвященные разнообразным инструментам и системам измерения вклада науки, можно разделить на две группы: подходы, основанные на методах, и подходы, основанные на теории. Этот способ широко применяется за рубежом. К первой группе относят работы, ориентированные на оценку затрат и результатов науки с помощью различных эконометрических и наукометрических методов. Ко второй – труды, нацеленные на доказательство причинно-следственной связи между научным результатом и его итоговым социально-экономическим воздействием, для чего используются возможности различных современных теорий (теория изменений, теория программ, теория реализации, концепция продуктивных взаимодействий и др.).

Методы, основанные на «материальном учете» Традиционным и широко распространенным способом измерения вклада науки в экономику являтся подходы, основанные на концепции производственной функции, связывающей количество вложений (input) с количеством произведенной продукции (output). Для расчетов используются возможности балансовых методов, метод остаточной стоимости Р. Солоу, подходы теорий предельной полезности и трудовой стоимости, линейные уравнения и другие инструменты.

Схожие методы помогают оценивать эффективность научных исследований, которая понимается как отношение расходов к достигнутым результатам, измеряемое в натуральных и/или стоимостных показателях¹. Трудность заключается в том, что в основе эконометрических подходов лежит, как еще в 1925 г. отмечал В.В. Леонтьев, «принцип исключительно материального учета… Доходная сторона хозяйственного кругооборота берется лишь постольку, поскольку она “объективируется” в материальных благах»². Поэтому эксперты стремятся максимально полно выявить и «овеществить» результаты научной деятельности, чтобы понять, какие поддающиеся учету артефакты производит наука, рассчитать их стоимость и, по возможности, проследить дальнейшие пути использования.

Эта работа важна еще и потому, что слишком узкий перечень научных продуктов ведет к завышенной оценке их себестоимости. Несмотря на известные ограничения, подход, выводящий причинно-следственную связь из статистических данных на основе корреляционных методов, остается «единственным общедоступным способом ответить на вопрос о вкладе науки в экономический рост». Успех зависит от творческой настройки стандартных методов для решения разных по содержанию и масштабу задач. Например, для определения вклада науки в экономический рост угольного предприятия регионального уровня китайские исследователи применили усовершенствованную модель производственной функции с оценкой неизвестных параметров с помощью статистического пакета SPSS, а также метод остаточной стоимости Р. Солоу. Доля НТП в экономическом росте предприятия была оценена в 36,06%³.

Российский экономист О.С. Сухарев предложил подходы к оценке вклада всего сектора экономики знаний в формирование темпов экономического роста страны. С использованием классификатора ОКВЭД автор выделил два агрегированных сектора: виды деятельности, связанные с производством, распространением и использованием знаний, и прочие виды деятельности. По мнению автора, произведение темпа роста сектора «экономики знаний» на его долю в валовой добавленной стоимости приближенно является величиной вклада в темп экономического роста страны. По-прежнему актуальна задача определения ценности самих знаний, которая изменяется с появлением новых способов их использования. Поскольку рыночная оценка стоимости знаний не всегда возможна и адекватна, исследователи ищут альтернативные подходы. Например, Б. Боземан и Х. Роджерс разработали систему, основанную на оценке интенсивности и широты спектра использования научных знаний.

Другие авторы развивают концепт знаний как нематериального капитала. Интересен подход О.Н. Болдова, предложившего считать основой «невещественного капитала» информацию (In) в форме инноваций, которая в силу своей природы не отчуждается при обмене и продаже между экономическими субъектами, что «приводит к постоянному возрастанию ее объема (dIn/dt > 0) и переизбытку». Как представляется, с точки зрения перспектив реализации в практике государственного управления наукой ценность имеют методы, разрабатываемые современными экономистами для стоимостной оценки интеллектуального капитала компаний.

В поисках решений современные авторы все чаще обращаются к опыту прошлого. Например, российские экономисты, занятые разработкой методологии оценки эффективности фундаментальных исследований в рамках «полных инновационных проектов», считают, что только отечественные разработки можно использовать в качестве теоретической основы, поскольку зарубежные подходы не соответствуют российским реалиям¹. Интерес, в частности, представляют различные методы перевода индексов, характеризующих научно-технический уровень результатов исследований, в стоимостные единицы. Отечественные исследователи активно развивают оценочные модели, основанные на анализе связей между развитием науки и человеческого капитала. На текущий момент эти подходы чаще представлены в публикациях, посвященных оценке вклада университетов в региональное развитие². Оригинальную эконометрическую модель, позволяющую проверить гипотезы о влиянии инвестиций в науку и высшее образование на человеческий капитал и динамику регионального развития с учетом перетоков знаний, можно найти в работах Г.А. Унтуры.

Поскольку при оценке вклада науки и эффективности бюджетных расходов на научные исследования все большее внимание уделяется позитивным изменениям в экономике и обществе, причиной которых стали результаты деятельности ученых, актуальность измерения социетальных эффектов науки постоянно растет. За рубежом основу для создания систем выявления и измерения такого рода эффектов в последние десятилетия дает теория изменений (Theory of Change) и схожие с ней подходы. Устоявшийся нарратив теории изменений связан с совокупностью предположений о трансформации издержек (inputs) в непосредственные результаты (outputs), конечные результаты (outcomes) и эффекты (impacts). Эта логическая цепочка (results chain) широко используется в разнообразных оценочных системах³. Помимо разработки логических моделей последовательных изменений, которые наука способна произвести в экономической и социальной реальности (impacts pathway), исследователи анализируют условия и механизмы, обеспечивающие наступление позитивных перемен, а также контекст, влияющий на проявление необходимых результатов.

В обозреваемой выборке российских публикаций отсутствуют работы, которые бы использовали теорию изменений и ее дериваты для оценки мультипликативных эффектов науки. По всей вероятности, это объективно, поскольку продвижение теории изменений в России пока происходит в рамках официального дискурса, связанного со стимулированием развития «третьего сектора», разработкой и внедрением технологий социального проектирования, социального предпринимательства¹. Кроме того, в настоящее время возможности теории изменений обсуждают аналитики Счетной палаты РФ, занятые разработкой методик для оценки реализуемости стратегических проектов .

Поскольку производственные функции описывают сложные объекты упрощенно, предпринимаемые с начала ХХ в. попытки достоверно измерить экономический вклад фундаментальных или социально-гуманитарных исследований остаются не слишком удачными². Еще в 1980-х гг. А.И. Щербаков констатировал: «всякая попытка определить эффективность фундаментальных исследований через прирост национального дохода оказывается безуспешной». Авторы едины в том, что оценка вклада указанных наук возможна только путем экспертизы с использованием качественных критериев. Формально все предлагаемые методики схожи: эксперты должны оценить результат, используя перечни критериев (показателей), имеющих вербальное описание и, нередко, градации, которым присваиваются коэффициенты.

Но единства в выборе критериев и их определении нет. Модели различаются как содержательно, так и принципами нормирования, свертки, усреднения суммарных экспертных оценок, методами формирования рейтингов и другими способами обработки качественных данных³. Сами показатели по большей части не имеют стоимостного выражения, а широкое использование качественных методов делает предлагаемые системы сложными и дорогими в реализации. Невозможность спрогнозировать эффективность инвестиций в фундаментальные и социально-гуманитарные исследования содержит риск сокращения бюджетного финансирования. В ответ ученые активизируют усилия в разработке подходов, помогающих государству «увидеть» и измерить полезные эффекты фундаментальных и социальных знаний.

Широкие дискуссии на эту тему ведутся в Российской академии наук¹ Не менее сложная задача – измерение вклада научных результатов в развитие науки (что опосредованно влияет на социально-экономический прогресс). В этом проблемном поле отечественные ученые порой опережали зарубежных исследователей. Уже в 1970-е гг. Ю.Б. Татаринов создал развернутую систему оценки значимости «научного продукта с помощью критериев, имеющих социально-познавательную природу»². По замыслу автора, научному достижению должен присваиваться ранг, зависящий от степени его новизны, интенсивности воздействия на развитие наук и «иерархии фундаментальности» наук, потребляющих результат. Критик этого метода В.С. Либенсон предложил в качестве более универсального научно-информационный критерий, согласно которому ценность получаемого знания является «функцией новизны извлекаемой из объекта информации и теоретической глубины ее переработки – информационной емкости знания».

Модель цепочки производства и потребления знаний используют и современные авторы. Так, Б.Г. Миркин предлагает оценивать рейтинг научного результата в зависимости от того, внесен ли вклад в развитие фундаментальных наук «первого ранга» или узко-прикладных дисциплин «энного ранга»¹.