Глава 5. Игроки
Лет десять назад мне казалось, что яркие индивидуальности повывелись в нашем волейболе, что все нынешние мастера - на одно лицо. Я думал порой, что, если надеть на волейболистов ведущих клубов маски хоккейных вратарей, зрители растеряются, не узнают никого - все большие, одинаковые, удручающе похожие...
И сейчас много стандартных игроков в командах высшей лиги. Волейбол стал игрой гигантов, от этого никуда не денешься. Поле поиска талантов поневоле сузилось - раньше отбор был более естественным: наличие игровой натуры, игровой души, а не количество сантиметров определяло судьбу человека в сфере выбранной им доли. Само собой, физические качества (прыгучесть, ловкость, сила, скорость) и тогда были в цене. В сплаве с особым складом характера и настроем души они составляли основу волейбольного таланта.
Сейчас отбирают для волейбола не столько игроков по натуре, сколько высоких, длинных, в меру координированных мальчишек, желательно резких и прыгучих. Чаще всего сами они не бредят волейболом, нередко вообще равнодушны к спорту. Но детские тренеры убеждают их и родителей, что природные данные - хороши, что нельзя закапывать талант в землю, а надо развивать его в специализированной школе, в спортин-тернате, откуда открывается прямая дорога в команды мастеров, а оттуда - в молодежную, потом - ив первую сборную...
Игровые натуры, не отобранные селекционерами волейбольных, баскетбольных, гандбольных талантов, находят себе пристанище в футболе и хоккее, куда пока дорога людям среднего роста не закрыта, откочевывают в другие - неигровые - спортивные дисциплины или вообще теряются для спорта. Во всяком случае, для большого волейбола, где теперь играют, преимущественно люди, чей рост приближается к 200 сантиметрам, а в отдельных случаях и превышает этот рубеж.
Большому (понимай - высокому, высокорослому) человеку непросто стать большим игроком в волейболе, предъявляющем повышенные требования к координации движений, ловкости. Больших (высоченных) людей, наконец, даже в век акселерации, значительно меньше, чем людей нормальных параметров - вот почему приходится говорить о сужении поля поиска талантов для волейбола.
Усугубляет положение и подготовка будущего игрока на всей цепочке волейбольного "конвейера". Слишком ранняя игровая специализация, порой к тому же чрезмерно узкая, обедняет возможности игрока, делает его игру стандартной. Безликой делает игру и упрощенно, прямолинейно понятая теория строгого подчинения индивидуальных возможностей игрока интересам команды: когда, добиваясь во что бы то ни стало универсализации, получают специалистов широкого профиля, умеющих делать все более-менее сносно, но на среднем уровне, не свыше того...
Впрочем, стандартных игроков с добротными (для каждого времени свои стандарты добротности), атлетическими статями во все времена было больше, чем неповторимых индивидуальностей, ярких звезд, корифеев.
Бытующее мнение о том, что возрастание атлетизма в спортивных играх выдвинуло на первый план не технического виртуоза, умницу и провидца, а силовика, подавляющего соперника физической мощью, несмотря на свою кажущуюся очевидность, не подтверждается на высшем уровне. На спортивном Олимпе по-прежнему верховодят виртуозы, умницы, провидцы - разумеется, в духе новейших веяний: могучие, сильные, рослые. Опасения того, что редкие таланты потеряются среди хорошо образованных, атлетически развитых посредственностей, опасения, время от времени охватывающие и нас, профессионалов спорта, и зрителей, оказываются не вполне правомерными.
Да, повышение скорости, возрастание роли атлетического начала в игре (любой - не только в волейболе), универсализация игроков, выравнивание общего уровня играющих - все это усложняет задачу выделиться, делает саму постановку такой задачи сомнительным предприятием, изменяет взгляд на звезду, на ее роль и место в команде, на то, кого можно теперь считать личностью в спорте, корифеем...
Времена, когда команда обслуживала звезду, играла на нее, безвозвратно ушли в прошлое. Теперь звезда работает на команду - и чем лучше она это делает, чем больше отдает себя общему строю, общему ладу, чем полнее растворяется в служении всем, в "обслуживании" всех, тем выше ее ставят, тем больше ее ценят, тем она современнее. Это не игра словами, это важнейшее качество нынешней спортивной игры, где подлинного (то бишь стабильного) успеха добиваются только коллективы выдающихся индивидуальностей, только универсальные специалисты, умеющие и жаждущие вести коллективную игру. Это верно не только по отношению к волейболу. Но к волейболу, быть может, относится прежде всего.
Сделав такой зачин к главе, в которой собираюсь познакомить вас с игроками сборной СССР, я должен был бы начать с характеристики современного волейболиста по всем параметрам - высокого, мощного, резкого, универсального, умеющего делать все или почти все в волейболе на высоком уровне, преданного игре, команде, самоотверженного, несгибаемого бойца и т. д. и т. п. Есть у нас такие, символизирующие теперешний волейбол, "эмблемные" игроки. Как, скажем, эмблемой послевоенного волейбола был 184-сантиметровый Константин Реза, выпрыгивавший по грудь над сеткой и разящий противника знаменитым своим боковым ударом - "крюком"... Есть, есть у нас "символы", эмблемы, но свой рассказ о людях сборной второй половины семидесятых- начала восьмидесятых годов я хочу повести нес них, а с Владимира Кондры.
— Володя, - говорил я иногда Кондре, - ты опоздал родиться. Пятнадцать-двадцать лет назад тебе не было бы равных, ты был бы королем волейбола...
185 сантиметров, до которых дорос Кондра, сделали бы его существование вполне безбедным в эпоху Саввина и Ревы, но чрезвычайно осложнили его жизнь во времена Савина и Шкурихина. Чтобы отстаивать свое место в сборной, быть на первых ролях в своем клубе, блистать долгие годы в игре высоких и сверхвысоких, Кондре, с его скромным ростом, приходилось затрачивать физических усилий и нервной энергии много больше, чем его более атлетичным и более молодым собратьям.
В 71-м году, когда Кондра попал в сборную страны, он был одним из самых юных - ему недавно исполнилось 20. В 77-м, когда мы сошлись с Володей в команде, он считался одним из самых опытных мастеров сборной: за его плечами были уже две Олимпиады, чемпионаты Европы и мира. Молодые подпирали, молодые напирали - у каждого из них имелось перед Кондрой весомое преимущество: они были на 5-7 лет моложе, на 10-15 сантиметров выше.
Обострение конкуренции между опытными мастерами и молодыми игроками, борьбу за место в составе в принципе надо приветствовать. Это не дает развиться в людях погубному для нравственного здоровья команды чувству личной незаменимости, это раскрывает в волейболистах внутренние ресурсы, понуждает их рабо- тать на тренировкх с полной выкладкой, с полной отдачей.
Но нельзя не видеть здесь известного противоречия: с одной стороны, мы всеми средствами развиваем в игроках чувство коллективизма ("мы - команда"), с другой __ поощряя соперничество, конкуренцию междуспортсменами за место в составе, поддерживаем установку на личный успех, на некоторое противопоставление своего "я" другому, другим "я"...
Шестикратная олимпийская чемпионка по конькам Лидия Скобликова в кандидатской диссертации об идейно-нравственном воспитании советских спортсменов, защищенной в 1982 году в Академии общественных наук при ЦК КПСС, назвала противоречие подобного рода главным противоречием в воспитании спортсмена и обосновала точку зрения, согласно которой это противоречие снимается в процессе воспитания благодаря личности тренера. Скобликова опросила множество спортсменов и тренеров и получила от большинства сходный ответ.
Признавая важную, зачастую определяющую роль тренера в воспитании спортсмена, я, тренер команды, склонен полагать, что всякое противоречие между личным интересом и коллективными потребностями одним тренером, только его усилиями не может быть снято, преодолено, разрешено. "Мы - команда" вбирает в себя эти конкурирующие "я", чтобы обратить энергию их взаимного соперничества на пользу команде, чтобы по возможности сгладить неизбежные - на почве конкукренции - трения, разногласия, неприязнь, чтобы не дать центробежным силам расшатать, поколебать единение, единство.
Одному тренеру сделать это решительно невозмож| но - он, даже если находится не "над", а рядом с игроками, все равно держит определенную дистанцию и не может полностью отождествить себя ни с одним из своих воспитанников. Тренер не всегда в состоянии понять мотивы их поступков, не имеет права преступить через определенные границы, установившиеся между ним и игроками, вторгаться непрошено в суверенный мир личности ученика.
Педагог силен не только тем, что он может сделать с учеником, но и тем, чего не может, чего никогда себе не позволит. Кстати, это невторжение, деликатное невмешательство влияет подчас на ученика сильнее, чем направленные меры самого разумного и взвешенного воздействия. И вот там, где тренер не может, не в состоянии, не имеет права вмешиваться в жизнь команды (а вмешательство все же необходимо для благополучия команды и отдельного игрока, группы игроков), это может и обязан сделать сам коллектив и прежде всего уполномоченный им на такое вмешательство моральный лидер команды. Таким человеком в сборной Советского Союза был Владимир Кондра, наш бессменный комсорг.
Кондра отнюдь не эталон общительности, этакий лихой затейник, балагур и пересмешник. Душой компании его не назовешь... (Душа команды - другое дело!) На привале между "боями" он не собирает вокруг себя честную компанию и не заливает про то про се, не отвлекает бойцов от невеселых дум, не развлекает. Володя скорее сторонится этих бивачных посиделок, часто гуляет один в лесу, ловит рыбу один на зорьке: он склонен к уединению, одиночество его не угнетает. Зато в час битвы преображается.
Не знаю волейболиста самозабвеннее, самоотверженнее Кондры. Его называли "мотором" команды. Он, как никто, умел завести других, раздуть пламя игры. Он тратился щедрее всех - и на тренировках и в игре. Другие ребята признавались, что рядом с ним тренироваться не в полную силу просто стыдно, играть без восторга в душе просто невозможно: он и мертвого оживит, этот неугомонный, вездесущий, бесстрашный Кондрат. Его звали в команде Кондратом, о нем говорили - кто с удивлением, кто с восхищением: если Кондрат пошел за мячом, его ничто не остановит - ни столик секретаря, ни металлическая стойка, ни ряды кресел зрителей. Для него не существовало неберущихся, "мертвых" мячей, он охотнее и лучше всех действовал на задней линии - игра в защите в поле требует наибольшей самоотверженности, а ее не у всех, даже в сборной, достает...
Молчаливый, хмуроватый, сосредоточенный на чем-то своем вне игры, Кондра не стихал, не затихал на площадке. Его высокое, будоражащее, ликующее "О-о-о!" звучало во Дворцах спорта как боевой клич.В секунды пауз, когда другие, тяжело дыша, приходили в себя, он успевал обежать всех на площадке - приободрить одного, восхититься ударом другого, сыграть в "ладушки" с третьим...
Многие из "заведенных" им даже после удачной игры не могли успокоиться, долго были оживлены. А он, едва замолкал судейский свисток, затихал, словно кончился вдруг весь завод, словно до самого конца выработан был моторесурс. Володя ведь, хоть и назывался "мотором", - человек из плоти и крови! Другие были покрепче его, помогутнее, но духом он оказался выше и крепче всех. Это в нем признавали, за это его уважали, это в нем отличали. Пока он играл в сборной, других кандидатур в комсорги у команды не было.
Я уже завершал работу над этой книгой, когда в еженедельнике "Футбол - хоккей" прочитал статью секретаря ЦК ВЛКСМ Дмитрия Охромия "Авторитет игры". Мое внимание привлекли строки, посвященные комсоргам команд мастеров, комсоргам сборной страны: "Роль комсорга должна доверяться подлинным лидерам, людям высокой сознательности, обладающим твердым характером, умеющим сплотить коллектив, повести его за собой в трудную минуту, дать отпор пораженцам, рвачам. В разные годы комсомольскими вожаками сборных команд страны были выдающиеся атлеты, люди высокого гражданского долга Виктор Санеев, Анатолий Фирсов, Николай Зимятов, Владимир Кондра..."
А вот как писал в журнале "Смена" о своей работе комсорга накануне Московской олимпиады сам Кондра: "Комсорг, на мой взгляд, это человек, необходимый команде так же, как капитан и тренер. Он вроде бы не принимает глобальных решений, но ответственность песет огромную. Все дело в том, что комсорг ведает, если можно так выразиться, уровнем взаимоотношений внутри команды. Он помогает возникнуть душевному контакту между игроками.
Я стараюсь быть комсоргом, действительно влияющим на ход событий в игре, а для этого необходимо, чтобы товарищи воспринимали мои замечания, подсказки, просьбы естественно, как должное. Надо, чтобы они знали: это не просто Володя Кондра говорит, а тот самый их товарищ, которого они же и выбрали комсоргом. И, значит, облекли доверием.
Ну, например, у Саши Савина вдруг блок не идет, я ему говорю: "Сашенька, ну покажи им, как надо блок ставить. Давай: на этой линии два-три очка..."
Или: "Толя, - прошу я, - давай, как на тренировке, на задней линии ни одного мяча не пропускаешь..."
Лоор в концовке партии хорошо подает. Это очень важно! Надо его настроить, подбодрить. "Ну, - говорю я Вильяру, - твое время подходит". И Лоор подает что надо...
Вне площадки приходится иногда брать в разговоре с товарищем, весьма почитаемым за спортивный талант, тон весьма серьезный. Здесь я уже говорю от имени комсомола, указывая на вещи недопустимые. Не скрою, мне было нелегко говорить о нарушениях режима с Володей Чернышевым - игроком, который, кажется, в одиночку может выигрывать игры, лидером, способным повести за собой, замечательным, компанейским парнем. И надо сказать, что Володя задумался над моими сло- ами пережил много и теперь полностью пересмотрел свое поведение".
Да, не хотелось бы ворошить прошлое, поминать старое. Но из песни слова не выкинешь. История нашей сборной будет неполной, односторонней без рассказа о борьбе за сплоченность команды, о непростых отношениях, иногда складывающихся между коллективом неповторимых, ярких индивидуальностей и одной из этих индивидуальностей.
Нарушение "центровки", смещение центра тяжести личности, перекос в сторону личного, индивидуального происходит в человеке постепенно, минусы и минусики накапливаются незаметно, но, складываясь один с другим, превращаются в отрицательную величину, различимую уже всеми, видимую невооруженным глазом. И выясняется тогда, что неплохой (да что там - неплохой! Хороший!) парень, свой в доску, компанейский и всякое такое, незаметно-неприметно возвысился над всеми, устроил для себя персональный пьедестальчик и ведет себя соответственно новому своему положению: на тренировках работает вполсилы, прохлаждается, сачкует, огрызается на замечания товарищей, дерзит тренерам, грубит врачу, нарушает режим...
А как только в команде появляются незаменимые, так всякий воспитательный процесс кончается. И самое опасное для команды, имеющей игрока с таким персональным статусом, в том, что он разлагающе действует на остальных. Начинают "качать права" даже самые безответные и дисциплинированные: "Почему он сачкует, а мы пашем? Почему ему можно, а нам нельзя? Чем мы хуже?.." И встает перед тренерами, перед командой, перед ее комсомольской организацией вопрос: что делать с зарвавшимся лидером, нужным для сборной игроком, - указать ему на дверь или попытаться снова образумить его, привести в чувство?
Такую дилемму предстояло нам решать на второй год существования сборной нового созыва. Главным действующим лицом был Владимир Чернышев, о котором уже шла речь. Все лето он провел вне сборной. На комсомольском собрании подавляющим большинством голосов решили просить Спорткомитет СССР отчислить его из состава, готовившегося к чемпионату мира в Италии.
Но Чернышев, несмотря на свой нрав, тщеславие, позерство, по-настоящему предан волейболу, честен, правдив, добр. И когда он появился на последнем сборе, в Стайках, под Минском, - раскаявшийся, умолявший забыть все дурное, обещавший служить общему делу верой и правдой, я сказал ему: "Тебе не тренер отказал в доверий, а твои же товарищи. Им и решать твою судьбу. Как они скажут - так и будет". Кондра снова собрал комсомольцев. Разговор был крутой. Не все верили в Чернышева, но большинство проголосовало "за".
Должен согласиться с комсоргом: Чернышев действительно многое пережил. Но больше всего на него подействовало, что он оказался один против всех. Можно бравировать своей независимостью, неустрашимостью, но невыносимо для артельного человека, коллективиста остаться одному против всех, против своих товарищей... Чернышев сумел переломить себя: он выжег в себе высокомерие, амбициозность, хорошо помог команде в Риме, без единого замечания прошел остальные сезоны, с особым подъемом готовился к Олимпийским играм в Москве и достойно выступил на них.
Приятно посмотреть, как здорово он играет сейчас за свой клуб - МВТУ, где ему действительно нет равных, как опекает молодых... Мне вдвойне радостно это видеть. Чернышев начал отдавать долги, педагогические долги: ведь столько усилий затратила на него сборная! Значит, наш труд был не напрасен, стало быть, не зря мы старались.
Не отступилась команда, не отступились комсомоль- цы сборной и от другого трудноуправляемого игрока - Владимира Шкурихина из подмосковного "Динамо". Дорого обошелся ему срыв на предолимпийских сборах: он был выведен из состава в канун Московской олимпиады.
Полной мерой испытал Шкурихин и строгость, непримиримость, и доброту, терпеливость своих товарищей. Не жалели на него душевного тепла ни Кондра, ни новый комсорг сборной Александр Савин, подружившийся с Володей по-настоящему, помогший ему почувствовать себя увереннее на площадке, укрепиться, закрепиться в сборной.
Сейчас Шкурихин - один из опорных игроков советской команды. Только трое у нас отыграли десятый чемпионат мира в Аргентине без замен - Вячеслав Зайцев, Александр Савин и Владимир Шкурихин.
Но продолжу свой рассказ об игроке Кондре, о комсорге Кондре, о человеке Кондре, которого считаю эталоном преданности спорту, волейболу, отношения к труду, к игре. Счастье тренера, когда он у себя в команде имеет такой эталон, действующий образец. В этом смысле Владимир Кондра был идеальным спортсменом и, насколько я понимаю, идеальным комсоргом.
Могу предположить, что в других сборных чаще проводились комсомольские собрания, выпускались более интересные стенные газеты, приглашалось больше интересных людей на встречу с командой, поддерживалась еще более крепкая связь с шефами - коллективами промышленных предприятий Белоруссии, Москвы, Ленинграда, чем у нас - волейбольной сборной СССР. Но представить себе человека, столь же преданного любимому спорту и любимой команде, столь же благородного и скромного, столь же высокоидейного и граждански зрелого, как Кондра, мне, извините, трудно.
Лебединой песней Кондры-игрока стал чемпионат Европы 1979 года во Франции. Стартовую шестерку мне пришлось искать непосредственно на чемпионате: не пошла игра у одного стопроцентного кандидата, травмировался другой, дрогнул совершенно непредвиденно третий... Кондре к этому времени уже не находилось места в основном составе, как прежде: годы брали свое, а молодые наступали все решительнее. Тасуя состав, я выпустил в одном из матчей Кондру, и он...
Он показал всем, что может волейболист, читающий игру с листа, умеющий нападать с любых передач, видящий поле, поднимающий мячи любой силы и коварства, заводящий своим безостановочным движением и свою команду, и зрителей, умирающих от восторга, от огня, который зажег и все разжигает этот кудесник, темпераментный как бразилец, обращающийся с волейбольным мячом с той же элегантностью, как Пеле - с футбольным.
Из Парижа Кондра вернулся с новым титулом: французские газеты окрестили его "волейбольным Пеле". И вот, представьте, драматичнейшую ситуацию: так складываются обстоятельства, такой в сборной подбор игроков, что "волейбольному Пеле" тренер никак не может найти место в основном составе. А Пеле, не выходящий на поле, - это нонсенс. Это и вообразить невозможно! Однако суровая реальность именно такова - "волейбольному Пеле", игроку, прошедшему три Олимпиады, не находится места в стартовом составе. К тому же, как это нередко бывает на тридцатилетнем рубеже с мастерами, начинают одолевать травмы: нога, спина...
Отношения у нас с Кондрой искренние, доверительные. Он знает, как я его высоко ценю, знает, что горькую правду предпочитаю утешительной лжи. Знает, что сделаю все зависящее, чтобы поддержать игрока в трудное для него время завершения спортивной карьеры. Вот почему Кондра пришел к старшему тренеру сборной и выложил все как на духу:
— Хочу закончить: болячки замучили, тяжело жить все время на взводе, на эмоциях, а иначе, пока играю, не умею. Да и чувствую, что могу не дотянуть до следующей Олимпиады - вот уже мне и места в составе не находится...
Отвечаю ему с той же прямотой:
— Володя, ты нужен команде. Иди, тренируйся и немучайся.
Но через несколько месяцев он снова подступил ко мне с тем же разговором:
— Вячеслав Алексеевич, честное слово, не могу боль-ше - через силу тренируюсь! Дайте возможность отдохнуть, съездить к родителям, рыбку половить, подлечиться... Может, оклемаюсь? Приду в себя? Если это не поможет - уйду сам, без напоминаний. Да и, знаете, как-то не совсем мне с руки "пожарником" быть в команде: выходить только на замену на заднюю линию - подтащить, спасти, завести... Ведь привык играть в составе с самого начала!
Я согласился с Кондрой:
— Да, у тебя тяжелая роль... Но ты необходим команде. Молодым прежде всего! Пока ты тренируешься, мне не надо никого призывать работать как нужно. Все, глядя на тебя, видят - как нужно. Прошу тебя, не уходи...
И старожил сборной, отдавший ей более десяти лет, выигравший в ее составе бронзовую, серебряную и золотую медали трех Олимпиад, множество наград высшего достоинства на чемпионатах Европы, мира, на Кубке мира, человек, привыкший отвечать не только за себя, но и за всю команду, учивший этому своих товарищей, ответил:
— Если я нужен, отправляюсь в берлогу зализывать раны. Пойду к врачам, хотя страсть как это не люблю! Смогу - вернусь.
И Кондра вернулся, помог сборной выиграть чемпионат Европы и Кубок мира-81. Он постарался бы - убежден в этом - дотянуть и до Олимпиады-84 как действующий игрок (это была бы четвертая Олимпиада в его жизни, представляете?), но тяжелые обстоятельства семейного порядка вынудили его проститься с волейболом, со сборной. Никого, пожалуй, не провожали из волейбольной сборной так торжественно, с такой благодарностью за все и с такой печалью, как Володю Кондру...
Офицер Советской Армии, коммунист Владимир Григорьевич Кондра работает сейчас на кафедре физподго-товки Военно-политической академии имени Ленина и одновременно является слушателем этой академии. Не расстался окончательно Кондра и со своей любимой игрой: он назначен старшим тренером юношеской сборной страны,
Кондра был бессменным комсоргом, Зайцев - ее постоянный капитан. Кондра в волейболе все умеет, Зайцев все понимает. Вот уж кому не надо напоминать, как делает это, обращаясь к своим игрокам, знакомый хоккейный тренер: "Подключите голову!"
Зайцев - основной связующий нашей сборной: с ним обговариваем мы задуманные комбинации, уточняем детали, нюансы, он проводит в жизнь идеи тренера, держит в своих руках нити игры, "плетет сети заговора".
Наша сборная играет по системе 5-1, то есть с одним разыгрывающим. Это предъявляет повышенные требования к "связке", накладывает на Зайцева особую ответственность. Он чаще, чем кто-либо, участвует в игровых эпизодах, он принимает наиболее ответственные решения, от его спокойствия, рассудительности, быстроты соображения, исполнительского мастерства зависит игра всей команды, он во многом определяет течение матча.
Волейболисты обычно эмоциональные люди, заводные, горячие. Слава Зайцев - нетипичный волейболист: флегматичный, с ленцой, бегает вразвалочку (бегать не любит, хотя, будучи склонным к полноте, вынужден бегать больше других), чрезвычайно рассудителен, взвешивает, обдумывает что-либо не спеша, со всех сторон. Вроде бы совсем не торопыга... Но не родился еще тог скорохват, который проведет, обхитрит, объегорит флегматичного Зайцева.'
Наш Слава из тех русских людей, что медленно запрягают, да быстро едут. "Мотором", подобно Кондре и Селиванову, его не назовешь - такой прыти от него ждать не приходится. Зато никто быстрее и лучше его не сообразит, кому и какой пас дать, какую комбинацию раскрутить, как своего нападающего на разрозненный блок вывести, а то и вовсе на чистую сетку... А если кто-то, предположим, и сообразит, то все равно такого паса дать не сумеет. Один, два раза может, и сумеет. Но всегда, в любой самой критической ситуации, когда судьба матча, а то и первенства поставлена на карту, никто, кроме Зайцева, не сможет.
Стабильность его второй передачи просто невероятна! Когда и у него (живой ведь человек - не робот) случается промашка, когда он прокидывает мяч за голову нападающего или, наоборот, не доводит мяч до него, партнеры ошарашенно смотрят на своего пасовщика: "Что это, мол, с тобой, ты это нарочно, что ли?.."
Талант связующего (пасовщика, разыгрывающего, разводящего, "связки", диспетчера, дирижера) - самый редкий волейбольный талант. Пожалуй, высококлассным связующим, таким, как наш Зайцев, надо все-таки родиться. Труд подвижнический, само собой, необходим. Как необходимо и хорошее волейбольное "образование", и общение с мастерами крупного калибра, и постоянный самоанализ, самосовершенствование. Но если в тебя от природы не заложен самопрограммирующийся мини-компьютер с большим объемом оперативной памяти и быстродействием, ты не сможешь вести игру столь блистательно, с тьмой загадок для противника, как делает это многие годы и в сборной страны, н в ленинградском "Автомобилисте" капитан обеих этих команд Вячеслав Зайцев.
Связующие редко удостаиваются оваций зрительно- го зала. Болельщиков приводят в восторг пушечные удары бомбардиров и головоломные прыжки за мячом защитников. Призы лучших игроков крупных международных турниров получают или сильнейшие нападающие, или универсалы.
Нужно быть на голову выше волейболистов своего амплуа, нужно достигнуть совершенства, нужно быть исключительно ценным игроком для своей команды, чтобы тебя, связующего, признавали лучшим волейболистом. Не лучшим разыгрывающим - это было не раз, когда Зайцева включали в символические сборные мира, - а абсолютно лучшим игроком мирового волейбола независимо от амплуа. Этого признания Зайцев был удостоен на Кубке мира в Японии осенью 1981 года.
Когда коммунисты партийной организации Ленинградского совета "Спартака" принимали в свои ряды Вячеслава Алексеевича Зайцева, комсомольского активиста, члена Ленинградского горкома ВЛКСМ, выпускника Института советской торговли, инженера-экономиста по специальности, то отмечали не столько его волейбольное искусство, сколько высокоразвитое чувство долга, редкую самоотверженность.
Вообще-то Слава наш любит поворчать, как старый дед, посочувствовать себе: "Опять на тебе, Заяц, ездят, да когда же это кончится...", пожалеть себя, горемыку и бедолагу, играющего много лет фактически без замены, ибо достойного ему дублера, способного вести такую сложную игру, пока ни в сборной, ни в клубе нет. Ворчание Зайцева - своего рода воспитательный самомассаж, выпускание излишков пара: все это не всерьез.
Как и Кондру, его теперь преследуют травмы. Голеностоп правой ноги совсем картонный стал - он сам так говорит. Лечится, бинтуется, делает обезболивающие уколы... В сезоне 81-го два важнейших турнира - чемпионат Европы и Кубок мира - фактически на одной ноге отыграл. Заставить его, конечно, никто не мог, да никто и не заставлял! Спросишь только, когда вра- чи кончат над ним колдовать: "Сможешь выйти? Очень надо..." Забурчит: "Надо - так надо, какой разговор..."
У нас в сборной такое правило выработалось: если травмированный игрок после оказания помощи может продолжать борьбу (врач не возражает, и серьезной угрозы для здоровья нет), если сам рвется в бой, значит, готоз играть наравне со всеми, без снисхождения и послаблений.
Безотказность, непоказное мужество капитана лучше всяких увещеваний действуют на остальных. Чувство долга, дух самоотверженности свойственны всем нашим "сборникам" - и опытнейшим бойцам, и новобранцам. Еще ни один игрок, услышав "надо", "ты нужен", не отказался выйти на площадку. Более того, ни один не испросил индульгенцию, не сказал: мне больно, тяжело, но коли надо - я, так и быть, попробую... Тут все по-зайцевски лаконичны: "Надо - так надо, какой разговор..." Даже те, кто вообще-то весьма словоохотлив, как, скажем, Селиванов и Чернышев...
После сложного для Зайцева первого.сезона нового межолимпийского цикла он засобирался было заканчивать. Понять это можно! Усталость накопилась неимоверная. Ему тяжелее, чем другим: ответственности у основного связующего и капитана больше. А тут еще травмы одолевают...
Зайцев - самый близкий мне человек в команде. С ним мы съели не один пуд соли: почитай, живем под одной волейбольной крышей шестнадцать лет. С Зайцевым я могу быть откровенен, как с самим собой, не опасаясь, что он злоупотребит доверием, не боясь, что потребует для себя, которому пока замены нет, особых привилегий.
И я попросил самого своего давнего ученика, ближайшего своего помощника - остаться в волейболе до очередной Олимпиады, потому что не подготовлен еще пасующий зайцевского масштаба, потому что без Зай- цева тускнеет и упрощается игра сборной, потому что соратники Зайцева привыкли к нему - его лишенной вычурности манере, его неслыханной стабильности.
— Знаю, тебе сейчас нелегко, но надо еще немного потерпеть.
— Надо - так надо, какой разговор...
Вместе с Зайцевым в символические сборные мира последних лет неизменно включается еще один наш игрок - Александр Савин. Не встречал за свою жизнь более одаренного физически волейболиста, чем он. Возможно, такого явления не знала вообще история мирового волейбола... Со своими данными Саша добился бы выдающихся успехов во многих видах спорта - например, в легкой атлетике (прыжки, спринт, метания), баскетболе, гандболе, боксе, плавании. Кстати сказать, Савин в детстве занимался плаванием и на пятнадцатом году выполнил норму первого разряда в баттерфляе. Но, к счастью для волейбола, любовь к мячу взяла верх.
Он вырос в самом центре России - в городе Обнинске Калужской области. Стоило Савину впервые появиться на волейбольной арене, сыграть за сборную Российской Федерации на молодежных играх, как он тут же получил приглашение выступать в высшей лиге. Даже сразу два приглашения - ленинградского "Автомобилиста" и ЦСКА. Ленинградский клуб проявил меньшую настойчивость, и Савин оказался в Москве, в ЦСКА.
Возможно, я сужу пристрастно, возможно, мне досадно, что родной клуб не приобрел такого ценного игрока, но, на мой взгляд, в армейской команде не сразу распознали истинные возможности Саши: в течение двух сезонов тщетно пытались из прирожденного нападающего сделать пасующего нового типа - высокого, с прекрасным блоком. Эта затея, обреченная на провал, не позволила Савину своевременно заняться расширением своего технического арсенала, обеднила тех- нику его нападения. Вот почему в сборной приходится работать с ним над техникой, о чем я уже рассказывал... Вот почему у сильнейшего нападающего двух последних мировых чемпионатов еще далеко не исчерпан резерв повышения мастерства...
Он это понимает, как понимает и то, что теперь, с уходом Коидры, новому комсоргу сборной надо быть рыцарем без страха и упрека не только в стыковых матчах крупных турниров, но и в повседневном черновом труде. Страха он и раньше не знал. Теперь надо жить еще и без упрека - безупречно. Это очень трудно, но я верю в Сашу. Ему все по силам! Никто - ни тренер сборной, ни товарищи, ни сам он - не знает его потолка, его истинных потенций.
На разных языках часто пишут о "загадке Савина", об этом "загадочном русском колоссе" и т. п. Обычно мы посмеиваемся над таким журналистским штампом: в подавляющем большинстве "загадки" спорта не содержат в себе ничего загадочного. Но встречаются отдельные индивидуумы, человеческие особи, столь редкостно и щедро одаренные от природы, что и профессионалу не остается ничего другого, как воспользоваться для их описания обветшавшим от чрезмерного употребления словцом - "загадка".
Савин для меня во многом загадка как человек. За все годы мы говорили с ним с глазу на глаз два, от силы три раза. Он умен, соображает хорошо и быстро, добр, честен. Но с людьми сходится нелегко, предпочитает держать их на дистанции, за исключением друзей. К душевным излияниям не склонен - понять его намерения очень трудно.
Его игра - загадка для противника, но совсем не потому, что он коварный интриган, лукавый "покупщик", мистификатор. Его загадка - в простодушии и прямоте, в убойной мощи ударов. Он силен и быстр, чрезвычайно силен и необычайно быстр. Раньше, когда за сборную выступал ленинградец Александр Ермилов, у Савина был хоть один соперник по прыгучести. Каждый из них, двухметровый, мог оторваться от пола с места ровно на метр! Теперь Ермилов сошел, и у Савина не осталось конкурентов по этой части тоже.
И в защите он, двухметровый, делает акробатику не хуже Кондры! И совсем не знает равных в блокировании. На Кубке мира-81 Саше вручили специальный приз как "лучшему игроку блока". Блок - ахиллесова пята многих современных волейбольных бойцов, гигантов. Тот же Ермилов так и не овладел как следует этим сложнейшим технико-тактическим приемом, хоть и прыгал здорово и ростом не был обижен... По моим наблюдениям, блокирование удается лучше всего волейболистам с взрывным прыжком - Савину, Дорохову, Мо-либоге. А у Ермилова прыжок тягучий, долгий. Пока он изготовится, пока выпрыгнет, руки поднимет, перенесет их через сетку - мяч уже вонзится в пол на нашей стороне площадки...
Не в одном прыжке, понятно, дело. Блок - сложнейший элемент, требующий от волейболиста тактической грамотности и игрового чутья, интуиции. Блокирующий должен одновременно следить и за мячом, и за основным нападающим, и за пасующим, и за перемещениями остальных соперников. Блокирующий - деши-фровщик, разгадывающий действия противника, принимающий решение и осуществляющий необходимые контрмеры.
Как правило, блокирующий только разгадывает чужие загадки. Савин же и здесь верен себе - он и на блоке умудряется до последнего мгновения держать нападающего в неведении относительно своих намерений. Сколько раз Сашин одиночный блок был непреодолимым препятствием для лучших нападающих мира! Как часто цементировал он групповой блок - традиционное оружие советской сборной!
Особенно серьезно занимались и занимаются этим приемом многократные чемпионы страны - московские армейцы. Своим редкостным умением Савин во многом обязан тренерам ЦСКА.
Индивидуалистов ярко выраженных у нас в общем-то нет. Их отторгает коллективистская игра- волейбол, их не принимает команда, пекущаяся о своем единстве. На площадке все ребята открыты друг перед другом, все связаны круговой порукой взаимовлияния, взаимозависимости, взаимопомощи. Игра стократно усиливает в маленьком человеческом сообществе центростремительные силы, ослабляя центробежные.
У каждого свое соотношение центростремительных и центробежных сил: тяги к общему, артельному, и потребности побыть наедине с собой, уйти в себя. Одни так щедро сжигаются в пламени игры, так расходуются на площадке, что потом, в часы затишья перед боем, ищут уединения, прячутся от компании, избегают общения... Другие не представляют жизни не на миру, не в центре событий, не среди собеседников. Первым из этих людей назову Павла Селиванова, капитана рижского "Радиотехника", одного из старожилов сборной.
О нем можно писать и говорить долго! А можно сказать просто и лаконично: Паша Селиванов - истинно командный человек. Для Паши остаться на пять минут без собеседника - сущая трагедия. Но ему нужен не только слушатель его баек, полуфантастических историй, шуток и шуточек, неожиданных откровений: диапазон его общения весьма широк.
Этим собеседником может быть книга - читает он много и жадно, любит научную фантастику, жанр, наиболее родственный его душе, душе романтика и техна- ря. Этим собеседником может быть "система" с хорошей музыкой, "маг", радиоприемник. Этим собеседником может быть даже автомашина: техника для него - существо одушевленное. Он разбирается в машинах как заправский механик и счастлив, когда на сборах копается в моторе, помогая профессиональному шоферу устранить неисправность. Он приходит в себя от перегрузок игры на склонах гор, катаясь с женой и ребенком на лыжах.
Представить Селиванова абсолютно расслабленным, выключенным из потока жизни, плывущим по воле волн - очень и очень трудно: он заряжен энергией оптимизма и умеет подзарядить ею команду. Пока с нами был Кондра, сборная имела два "мотора". Теперь остался один - мотор и аккумулятор в едином лице: Павел Селиванов.
Признаюсь, что с первого нашего знакомства он мне как игрок не приглянулся. Дело было в Риге, юниорская сборная страны готовилась к соревнованиям, не все кандидаты из-за вступительных экзаменов в вузы приехали, и я п?просил тренера рижской молодежной команды дать нам несколько своих волейболистов. Одним из выделенных и был Паша. Я отметил про себя: тяжеловат парень, а прыжок слабоват.
Очевидно, Селиванов не хуже меня знал, что ему нужно подтягивать. Через каких-нибудь полтора года его было не узнать: он запрыгал, заиграл быстро, резко, эмоционально, попал в основной состав "Радиотехника", был включен во вторую, а затем в первую сборную страны. Игрок универсального плана, Селиванов, умеет на площадке все или почти все. Он незаменим для поднятия настроения команды: подбодрить товарища, сделать ему приятное, чем-то порадовать - у командного человека Паши это в крови.
Например, аппаратуру для звукозаписи, колонки, выпускаемые рижским радиозаводом имени Попова, Селиванов привез из Риги почти всем игрокам сборной. Ни разу не заикнулся, что ему тяжело, несподручно, неудобно... Колонки, кофемолки, вафельницы, напольные весы - чего только не выпускают рижские предприятия для дома и семьи! Чего только не перетаскал на своем горбу для товарищей безотказный Селиванов!
Выпускник радиотехнического факультета Латвийского политехнического института, Павел Селивановсклонен и к волейболу подходить инженерно, конструкторски. Каждое решение наставника он рассматривает как бы изнутри, пытается влезть в шкуру тренера, объять умом весь замысел, а не только свою, локальную, задачу. Настырный и любопытный, как всякий наделенный исследовательским рефлексом человек, Селиванов обязательно поинтересуется: "Если, конечно, не секрет, почему вы в предыдущей игре приняли такое решение?.." Паша всегда очень внимательно слушает мои объяснения - можно подумать, что собирается в ближайшем будущем испытать себя на тренерском поприще. Но такого намерения у него нет.
— Ни за какие коврижки не сел бы на ваше место. Очень уж нервная работа! А вот начальником команды мастеров хотел бы стать. Думаю, у меня получилось бы...
И я думаю, что очень энергичный, постоянно ищущий себе дело, умеющий заботиться о людях, находящий в этом истинное удовольствие Павел Селиванов был бы отменным начальником команды, настоящим руководителем коллектива.
Большинство игроков, прошедших через сборную, получили высшее образование, остальные учатся в институтах. Почему-то принято считать, что классному спортсмену - одна дорога: в институт физкультуры. Что ж, решение посвятить свою жизнь спорту, стать тренером, преподавателем, научным сотрудником на ниве физической культуры естественно для людей, отдавших молодые годы неутомимому возделыванию этой нивы. Но роковой предопределенности здесь нет.
Да и далеко не все наши известные мастера волейбола получили дипломы спортивных педагогов! Тот же Селиванов - инженер-радиотехник, Владимир Чернышев закончил Московский авиационный институт, Виль-яр Лоор - инженер, учился в Таллинском политехническом институте, Вячеслав Зайцев и Владимир Дорохов - инженеры-экономисты, закончили Институт советской торговли. Их будущее, как и послеволейбольное будущее всех других наших мастеров, обеспечено. Только от них самих, от их способностей и усердия зависит их дальнейшая жизнь.
Из волейбола, отмечу с гордостью и удовольствием, вышло много достойнейших людей. Назову лишь нескольких: главного врача одного из ленинградских больниц, заслуженного мастера спорта Анатолия Николаевича Эйнгорна; главного инженера объединения "Электросила", кандидата технических наук, экс-чемпиона мира Юрия Васильевича Арошидзе; директора Института эволюционной морфологии и экологии животных, академика, игрока команды мастеров московского "Локомотива" Владимира Евгеньевича Соколова; заведующего кафедрой Второго московского медицинского института, профессора, экс-чемпионку мира Валентину Александровну Силуянову; известного актера и режиссера советского кино, выпускника Института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина, мастера спорта Сулеймена Чокморова... В этом списке могли бы быть имена дипломатов, директоров заводов, физиков, металлургов, врачей, певцов... Надеюсь, и наши ребята, распрощавшись со своими командами, со сборной, не посрамят большой "волейбольный клуб", поддержат добрые традиции волейбольного братства.
Селиванов чаще всего меняет в сборной Молибогу (или Молибога - Селиванова), так как игровые амплуа сходны. Раньше их отнесли бы к вспомогательным нападающим, теперь называют нападающими второго темпа. Роли-то на площадке схожие, а люди, игроки, их выполняющие, очень разные!
Селиванов, при всей своей человеческой гибкости, на площадке довольно-таки прямолинеен, хотя ему не занимать энтузиазма, энергии, силы. Стихия Олега Мо-либоги - тонкость, лукавство в игре. Олег - один из самых техничных нападающих отечественного и миро- вого волейбола, блистающий в доигровках, владеющий ударами с различными подкрутками, подрезками.
Гармония - это мера. Все хорошо в меру. Даже избыток техники может помешать! Одно время техника замучила Молибогу. Уповая на свою виртуозность, он все делал правильно, даже элегантно, .но не очень сильно. И соперники подобрали к нему ключи, и он стал выигрывать мячи реже, чем прежде.
Самолюбие мастера было задето. Молибога резко прибавил в мощи атак и в олимпийском турнире не только обводил блок кистевыми ударами, но и чередовал их с акцентированными взрывными атаками: бил так, что у блокирующих руки трещали, проламывал блок, вколачивал мяч в пол не хуже Савина, Чернышева, Селиванова.
Самое слабое место волейболиста Молибоги - защита. Не сказал бы, что он не умеет играть в защите в поле. Умеет, если захочет... Но горячего желания бросаться за мячами, падать, подниматься и снова падать - словом, пахать, горбатиться, как Кондра, Савин, Дорохов, - он не испытывает. И в юниорской и в мужской сборной у нас с ним бывали поначалу конфликты. Меня раздражало в Олеге чистоплюйство, что ли... Да, он аккуратист, чистюля, и в этом не было бы ничего плохого, если бы Молибога поменьше берег себя, не считал чем-то унизительным драться за место в составе в период подготовки. Держался он несколько особняком, будучи человеком остроумным, часто брал верх в пикировках над своими постоянными оппонентами, оберегал свой внутренний мир от вторжений.
Но жизнь в такой команде, как наша, дух товарищества, братства сделали Алика Молибогу более общительным, открытым человеком. И с ним произошла удивительная метаморфоза: чистюля, волейбольная белоручка, он научился бороться за место в составе, закрепился в стартовой шестерке, стал бойцом.
Тонкость - сестра восприимчивости. Тонкие людиобычно восприимчивы, переимчивы. Молибога сумел взять все лучшее от тренеров, с которыми работал в Днепропетровске, Ленинграде (одно время он выступал в первой лиге за "Динамо"), Москве.
Ставка на ум, а не на голую силу, техническая изощренность у Олега и от природы, и от его волейбольных педагогов, в частности от известного эстонского тренера Ивана Драчева, занимавшегося одно время е командой Днепропетровска и со сборной Украины. Эстонская школа волейбола позволила прекрасно дви-гательно одаренному от природы Олегу Молибоге стать утонченным волейболистом, редко проигрывающим доверенные ему "связкой" мячи.
В сборной есть только один игрок, кто превосходит в этом отношении Молибогу. Нападающий с самым высоким коэффициентом полезного действия - Вильяр Лоор из Таллина, начинавший играть у себя на родине, а затем, когда в Эстонии не стало своей волейбольной команды в высшей лиге, отпущенный в Москву, в ЦСКА. (Не часто встречающийся государственный, а не местнический подход к судьбе спортивного таланта, за что советский волейбол должен быть признателен руководителям спорта Эстонской ССР!)
Испокон веку в школьной, студенческой, спортивной среде наделяют друг друга прозвищами. Без прозвища остаются либо безликие середняки, либо абсолютные совершенства. Все прочие не пощажены, пришпилены, окрещены. Не вполне педагогично пользоваться этим лексиконом тренеру, но что прикажете делать, если на имя "Саша" или "Володя" откликаются сразу несколько бойцов? А так - вполне индивидуально. Иногда легкообъяснимо: "Слон". Иногда - малопонятно: "Насос".
Чаще всего, не мудрствуя- лукаво, дают прозвища, производные от фамилии - "Кондрат", "Черныш", "До-рох"... Крепко и солидно, без сюсюканий и сантиментов. Одного только Вильяра Лоор а зовут уменьшительно-ласкательно - "Лорик". "Вильяр" - слишком торжественно, "Лоор" - чересчур официально. А "Лорик" - то, что надо, в "самый раз. И с улыбкой, и с нежностью...
"Лорика" в команде любят. У него хороший характер, редкое свойство - терпимость. Он не ворчит на плохие передачи, на ошибки товарищей. Он очень обязательный, пунктуальный человек. И дружелюбный: не уступит в этом Селиванову. Всех зовет в гости к себе в Таллин, своим по-прежнему называет родительский дом в Эстонии, а не московскую квартиру. В Эстонии им гордятся, у него на родине множество друзей, там он популярнейший человек: в этом убедился каждый из наших волейболистов, воспользовавшийся гостеприимством "Лорика".
Лоор все делает со вкусом: одевается, играет в волейбол, разговаривает, ест. Отсутствием аппетита люди, тренирующиеся по шесть часов в день, не страдают. Все у нас знают толк во вкусной пище. Все едят, нахваливают, не отказываются от добавки. Но все принимают пищу, а Вильяр священнодействует за столом. Просто одно удовольствие видеть, как размеренно и красиво он ест...
А как он дорожит во время игры мячом! Порой кажется, что ему жалко расстаться с ним. Но правила есть правила: мяч должен быть обработан молниеносно и послан на сторону противника максимально затрудненным для приема.
Есть два полярных способа предельно осложнить жизнь сопернику. Первый - сыграть, если можно так выразиться, сверхпервым темпом: снять мяч на высоте, недоступной блоку, с опережающей блок скоростью, и вбить его в пол с такой силой, чтоб мяч ударился о потолок (а потолки в современных Дворцах спорта очень и очень высокие). Второй - сделать все по возможности так же быстро, но не забивать гвоздь, а сунуть "пшено", "пшенку" в незащищенную зону. То есть об- мануть, прикупить, подрезать, засыпать площадку противника сухими, если вспомнить футбольную терминологию, листьями...
Еще неизвестно, что хуже действует на противника, что вреднее для его психики - забивание свай или дождь "пшенок"! Савинские мячи, вбитые из третьей зоны, на той стороне воспринимают как стихийное бедствие - цунами, обвал, землетрясение. А что со стихией сделаешь? Надо лишь вовремя оповестить о грозящей катастрофе, принять профилактические меры и ждать.
А треклятые "пшенки", сухие листья, кажутся чем-то несерьезным. С ними вроде бы легко управиться, стоит только взяться, подтянуться, постараться, подвигаться. И вот двигаются, стараются, закрывают самую поражаемую зону, а Лоор, зрячий, всевидящий, хитрющий Лоор, переводит свои "тычки" в другую зону. Во вражеском стане поднимается ропот, шипение, ругань, а это в волейболе - пострашнее стихийного бедствия... И остается замученному "тычками" и "шлейками" противнику уповать на то, что наш "первый темп" зарвется, перегнет палку, начнет чудесить, и тогда-то можно будет перевести дух.
Но не на таких напали! Наш "Лорик" хорошо помнит, что отец сына не за то бил, что сынок играл, а за то, что отыгрывался. Наш "Лорик" не зарывается, не срывается... Да, он может не забить - поднимут-таки с превеликим трудом его "пшенку", но проигрывает он чрезвычайно редко. Каждый проигранный Вильяром мяч - ЧП!
Атаки Лоора первым темпом, Молибоги - вторым, блок Савина, передача Зайцева, игра в защите Конд-ры - эталоны техники: их снимают на пленку и используют при обучении волейбольному искусству.
Технические приемы в исполнении Дорохова не решился бы рекомендовать в качестве учебного пособия - и блокирует и поднимает мяч этот волейболист неправильно, нарушая каноны. Принимает согнутыми руками... Они находятся близко к туловищу... Но за счет сгибания ног, большой подвижности, редкого чувства мяча прием получается очень качественным. Дорохов и блок ставит так, как ни один мастер не делает... Выпрыгнув, не поднимает рук, а когда нападающий уже начинает бить, внезапно вскидывает руки и преграждает мячу путь. Подражать ему бессмысленно, бесполезно, так же как и переучивать его. Да и зачем переучивать, если ему так удобно? Если он в этих элементах - один из лучших?
Голос Дорохова на тренировках, собраниях, в раздевалке после матча слышишь реже, чем кого-либо другого. Отмалчивается он не из-за пр.иродной уравновешенности, погруженности в себя: Володя очень возбудимый человек, приметливый ко всему происходящему вокруг, тяжело переживающий поражения.
Он страшно не любит проигрывать. Совершенно не выносит, когда команда терпит поражение по причинам "нетворческого порядка". Не потому, что соперник оказался объективно сильнее или мы слишком много экспериментировали, а из-за нашей собственной расхлябанности, из-за того, что кто-то спижонил, струсил, расслабился вместо того, чтобы собраться... Тогда добрый по натуре Дорохов вспыхивает, как кавказец (он родился и вырос в Грузии), выходит из себя и яростно обрушивается на проштрафившегося. В этом плане он похож на своего одноклубника Зайцева.
Оба они очень азартные люди, причем и северянин Зайцев, и южанин Дорохов наделены скрытым азартом: их нужно раззадорить, разозлить, чтобы они заиграли в полную силу. Особенно нуждается в эмоциональном подстегивании Дорохов. Не ловите меня на слове, не ищите здесь противоречий. Все именно так и обстоит: вспыльчивый, резкий Дорохов склонен в то же время к благодушию, миру и согласию со всеми. Крученый характер...
К тому же Дорохов неизменно стоит на страже справедливости, причем нередко трактует сложные этические проблемы простодушно-упрощенно: "Почему вы ему так сказали, а мне, когда я допустил ту же ошибку, совсем по-другому?" - "Но ты - не он. Вы - разные люди, разные игроки..." - "Ко всем надо относиться одинаково. Сами же всегда говорите!.." - "Говорю. Но если буду относиться одинаково, то мне как тренеру в команде делать нечего. Тогда пусть вам пришлют судью всесоюзной категории, он будет судить ваши двусторонние игры и одинаково карать всех за одинаковые ошибки".
Сложно к Володе приноровиться... Взять, например, его склонность к благодушию. В общежитии - это нормальное свойство характера, даже симпатичное. Вспыльчивость и благодушие. Одно другое уравновешивает, делает горячего человека покладистым. Для волейбола, однако, это не годится. Не та смесь! Так уж устроен наш Володя, что на полную катушку может играть только заведенным, подстегнутым, разозленным.
Стоит подержать ("погноить", как он изволит выражаться) Дорохова на завершающем сборе перед большим турниром во втором составе, только во втором, стоит пошпынять по делу и не совсем по делу, как в нем разгорается злость на тренера, и от благодушия, вялости не остается и следа. Рассердившийся Дорохов очень опасен для противника и весьма полезен для команды: своим игровым универсализмом, своей самозабвен-ностью.
— Но и ему, универсалу, есть что подтянуть. В частности, надо разнообразить атаку - обманными ударами он пользуется крайне редко. И еще хотелось бы, чтобы Дорохов был более активным - в первую очередь в клубе - наставником молодых волейболистов, начинающих свою жизнь в спорте. С самим Володей тренеры и стар- шие по возрасту игроки в свое время немало повозились . А долг - платежом красен! Не скажу, чтобы Дорохов совсем не влиял на юную поросль, не поддерживал воспитательные усилия тренеров. Влияет, поддерживает. Но все же эти и влияние и поддержка большого опытного мастера могли бы быть более весомыми.
Те, о ком я уже рассказывал, -Кондра, Зайцев, Савин, Чернышев, Селиванов, Молибога, Лоор, Дорохов - все'годы в поте лица, не щадя себя, трудились на тренировках, боролись с ведущими командами мира и добывали победы советскому волейболу, отечественному спорту, нашей Родине. Да, ушел по возрасту из сборной Владимир Кондра, но остальные в строю й по-прежнему составляют костяк сборной.
Их старания поддерживают двое молодых волейболистов, закрепившихся в основном составе: Юрий Пан-ченко и Владимир Шкурихин. Их приход увеличил потенциал нашей сборной, усилил ее, внес новые краски в ее игру.
...Юрий Панченко, ныне игрок ЦСКА, свои волейбольные "университеты" прошел в киевском "Локомотиве". Один из немногих, кто не был в юниорской сборной. Зато в клубе выделился довольно быстро, прибавлял в мастерстве на глазах и был приглашен в нашу сборную.
Мы возили его во Францию в 79-м, но чемпионат Европы он просидел на скамейке. Готовили его к Олимпиаде как тайное оружие - он должен был "выстрелить" в двух, по предположениям, решающих матчах: с Кубой и Польшей, но оба они не состоялись, так как и кубинцы и поляки выступили на Олимпиаде неудачно.
Я сознательно придерживал Панченко, ибо боялся за Лоора, получившего травму спины в предварительных играх. Да и случись что с другим нашим "первым темпом", Савиным, заменить его мог бы тоже лишь Юрий. Но Лоора врачи быстро поставили на ноги, а с Савиным, к счастью, ничего не случилось, так что Панченко пришлось поиграть на Олимпиаде немного.
Его час пробил в первом послеолимпийском сезоне, когда Юрий Панченко стабильнее всех нападал на первенстве континента в Болгарии, а потом заслужил, по-моему, право быть включенным в символическую сборную по итогам Кубка мира, но недополучил нескольких голосов.
Символическая сборная - команда условная: в нее попадают те, кто приглянулся журналистам. Соблюдается в какой-то мере и квота - представительство игроков разных стран. Поскольку Зайцев и Савин прошли вне конкуренции, третьего советского волейболиста, не столь пока известного, "притормозили". Но ничего, Юрий еще свое возьмет - игрок он очень перспективный!
Савин, Шкурихин и Панченко, полагаю, составят ядро сборной СССР и после Олимпиады-84.
Такие нападающие, как Панченко, в двойной цене. Он умеет, по выражению волейболистов, ходить и первым и вторым темпом. Для тренера, для волейбола такой игрок - находка. Под него, вокруг него можно раскручивать замысловатые комбинации. По эффективности Юрий может в недалеком будущем поспорить с Савиным. У Панченко неплохой индивидуальный блок, но в тактике блокирования он Саше пока уступает. Савин - хозяин блока, главный командир-фортификатор на первой линии. Этой хозяйской уверенности Панченко еще не приобрел.
Но он способный ученик, из тех, что предпочитают опережать своих учителей. Это волейболист без видимых технических изъянов.. В защите у него, правда, бывают срывы, но прятать его на приеме не надо. С ним и тренеру и связующему приятно иметь дело - голова у Юрия всегда "подключена", на голую силу он не уповает, хотя силушкой не обижен. Общительный, веселый Панченко любит розыгрыши, но, будучи человеком простодушным, сам попадается на удочку чаще, чем подлавливает кого-нибудь...
Самый высокий в сборной - Владимир Шкурихин: 201 сантиметр. На один сантиметр больше Савина, на три - Панченко. Талант, каких поискать! Но с ветром в голове, тормоза иногда отказывают. Став опорным игроком сборной, повзрослев, многое в себе пересмотрел и от молодеческой бравады, от легкомыслия, кажется, теперь избавился.
Силой и ловкостью Володя Шкурихин наделен в полной мере, а вот зрение у него слабоватое - играет с линзами. Не очень ему везло со здоровьем после Олимпиады, когда возвратился в сборную: сначала пропустил немало тренировок из-за операции аппендицита, а потом травмировал спину и перед чемпионатом мира в Аргентине три месяца пролежал в больнице
Не было бы счастья, да несчастье, как говорится, помогло: возможно, вынужденный отдых пошел Владимиру на пользу - в Аргентине Шкурихин выглядел свежим, играл мощно и, чего раньше за ним не водилось, без срывов, уверенно, стабильно.
На свой первый официальный турнир в составе сборной он попал в самый последний момент. Опять-таки можно сказать: не было бы счастья... В тот раз, накануне нашего отъезда на чемпионат мира в Болгарию, с приступом аппендицита был отправлен на операционный стол Павел Селиванов. И вместо него в состав включили Шкурихина. Получается, что мы просто вынуждены были это сделать. Формально так оно и есть. Но этому "вынужденному" шагу мы, тренеры, были только рады.
Поясню, в чем дело. Пропустивший много тренировочного времени Шкурихин играл мало, выглядел не лучшим образом и не выдержал конкуренцию со стороны Александра Сапеги: московский армеец переиграл подмосковного динамовца и "застолбил" место в сбор- ную на первенство Европы. За три дня до отлета мы объявили окончательный состав.
Три дня... Три двусторонние игры... Мы глазам своим не верим - да Шкурихин ли это? Шкурихин, в том-то и дело, только не скованный более необходимостью "отбираться", попадать в состав, конкурировать с Сапегой и с кем-либо еще... Шкурихин - во весь свой рост и во всю свою мощь... Отобранный на Европу первый состав ничего не мог с ним поделать: Володя бил и с передней линии, и из-за трехметровой зоны, не знал удержу, играл так лихо и упоенно, что тренеры только хватались за головы: "Кого же мы оставляем дома? Куда мы раньше смотрели?"
Но поделать уже ничего было нельзя: заявка нами подана, утверждена в Спорткомитете, документы оформлены, билеты до Софии куплены. И вот тут-то - приступ аппендицита у Селиванова...
В Болгарию Шкурихин отправился запасным, в стартовой шестерке первого - легкого, казалось нам, - матча с Францией его не было. Однако встреча сложилась тяжело, во второй партии пришлось сделать две замены и выпустить на площадку Кондру со Шкурихиным. Они сумели переломить нескладывающуюся игру: Конд-ра вытащил несколько мячей, расшевелил всех, раскочегарил, а Шкурихин лупил по мячу так, что суставы выбивал у блокирующих, и мячишко метался, как загнанный, между полом и потолком. Даже Савин смотрел на своего нового друга с удивлением - до этого только он наводил такой ужас на противника.
В сентябре 81-го Шкурихин встал в стартовый состав сборной и с той поры не покидает его. Правда, Европу он прошел со срывами, но ясно было, что родился мастер крупного калибра, что полку Савина, Зайцева, Ло-ора, Молибоги прибыло.
Своеобразие Шкурихина - в сочетании мощности, резкости с мягкостью, пластичностью, во владении амплуа как чистого нападающего, так и разыгрывающего. На нынешнем этапе развития волейбола все чаще появляются в командах высокорослые, под два метра, пасующие с хорошим нападением и блоком. Если их двое на площадке, то одну линию великан-связующий проходит как нападающий, а потом выходит к сетке и пасует.
В юношах и юниорах Володя специализировался как "связка". Из него пытались вылепить связующего нового типа. Но из этой затеи ничего не получилось по той простой причине, что под Шкурихина надо иметь второго Шкурихина, чтобы играть по системе 4-2. А где его возьмешь - второго? Ни в сборной, ни в его клубе "Динамо" Московской области второго такого, к сожалению, нет.
Последнее время Володя работал над передачей меньше и переквалифицировался постепенно в чистого нападающего. Но навык, остался, понимание игры - тоже, что позволяет нам тактически разнообразить свои действия, используя его умение пасовать. Шкурихин стоит по диагонали с Зайцевым, и когда мы делаем замену основному разыгрывающему, то даем Володе один или два выхода на первую линию как "связке". Недолго находятся "бразды правления" в его руках, но справляется он с этой ролью отменно!
Таланты во всякой области человеческой деятельности редки, и спорт здесь не исключение. Звезды появляются довольно регулярно, каждое время имеет своих звезд, и наивно, конечно, считать, что раньше звезды были - ярче, личности - крупнее, индивидуальности - индивидуальнее, а теперь, мол, народ обмельчал: не в смысле роста, известное дело, кругом - акселераты. Да, звезды всегда освещали спортивный небосклон и, надо надеяться, никогда не погаснут.
Принято считать, что звезды в команде доставляют хлопоты не только противнику, но и собственному тренеру (тренерам). В нашей печати высказывается точка зрения, что наставникам надо подниматься до уровня та- лантливых игроков, а не стараться пригнуть их до своего уровня... Что тренерам трудно сладить с игроком, если он в самобытности не уступает наставнику...
Что тут скажешь? Хлопот, забот, волнений у тренера команды, конечно, хватает. Но смею вас заверить, хлопоты, связанные с выращиванием звезд, не самые обременительные. Куда приятнее, хотя порой и сложнее, возиться с будущей звездой, чем с крепким середняком! Куда больше радости доставляет общение с неординарно мыслящим мастером, чем с послушным исполнителем твоей воли! Для этого, разумеется, сам тренер должен быть человеком творческим, остро и самостоятельно мыслящим, самобытным. И с какой это стати он должен уступать в самобытности своему ученику?
Не исключено, что ему попадется гений, перед которым только и остается смиренно преклонить колени. Но тренер, спортивный педагог, и перед гением не должен, не может ползать на коленях. Уж каким чудом был Бобров... Сам Борис Андреевич Аркадьев называл его гением! Но школил этого гения наравне со всеми прочими. И огранил бриллиант так, как в других руках он, может, и не засверкал бы.
Талант спортивный и талант тренерский - разнока-чественны. Самобытность игрока - в одном, самобытность тренера - в другом. И когда пишут, что тренерам трудно сладить с талантливым игроком, не уступающим наставнику в самобытности, пишут звонко, но, по существу, неправильно.
Поверьте, я не собираюсь защищать честь мундира, да и не считаю, что автор полемических заметок об игре в футбол, опубликованных в "Литературной газете" в начале 83-го года (кстати, дельных и во многом справедливых), посягает на тренерскую честь. "Звезд надо растить требовательно, но нежно, и ничего, если они доставляют хлопот больше, чем любой другой футболист, - пишет Юрий Рост. - Они ведь и пользы, и радости приносят больше". В принципе это применимо и к волейболу, и к любой другой спортивной игре, никакого полемического заряда в этом пассаже не содержится. Но шпильки автора заметок о звездах, неудобных не только противнику, об игроках, не уступающих наставнику в самобытности, о зарегулированных командах с высококлассными игроками, мастерство которых сводится лишь к профессиональному исполнению замыслов тренера, его тезисы, ратующие за профессиональный подход к делу, проникнуты недоверием к профессии тренера, которую полемист Ю. Рост понимает однобоко, односторонне. "Только личность может проявить себя в сожной обстановке, только личность может создать противодейство футбольному практицизму". Из контекста совершенно ясно, что имеется в виду личность звезды, талантливейшего игрока.
А личности тренера, позвольте поинтересоваться, какая роль отводится? Конфликтовать со звездой, пытаться с ней "сладить", подстригать всех под одну гребенку, зарегулировать команду своими тесными схемами и замыслами, как реку системой водохранилищ?
Автор пишет, что тренеру трудно сладить со звездой. Ая предпочел бы слово похожее, но иное - поладить. Почему надо видеть в тренере и игроках соперников, а не союзников, никак не возьму в толк... Очевидно, сам материал заметок давал автору известные основания для подобного сопоставления-противопоставления. Но зачем же обобщать, зачем, защищая звезд-игроков, видеть гонителей и душителей этих звезд в тренерах, с их замыслами, схемами, нечуткостью и властным, грубым характером?
Самым опасным, безусловно, является тип тренера-диктатора, гонителя, не считающегося с личностью игрока. Такие, увы, у нас еще встречаются и занимают иногда довольно видные позиции. Но, право, не на них держится наш спорт, не на них... Очень многое зависит в игре от личности игрока - тут и спору нет. Но кто, скажите, воспитает эту личность, неповторимую и незаменимую? Кто добьется, чтобы звезды не чувствовали себя незаменимыми, ибо чувство личной незаменимости разъедает команду, как ржавчина железо? Кто задаст тему, в рамках которой и будут импровизировать милые сердцу болельщика виртуозы?
Не надо сталкивать лбами игроков и тренеров. Они необходимы друг другу. Необходимы спорту. Они - союзники, а не соперники. Они делают одно дело, вместе творят игру, вместе побеждают. Или проигрывают. Уж как получится...
|
Скачать 0.87 Mb.