Сборник задач. Филиал алтгу в г. Славгороде
 Скачать 239 Kb.
|
|
Определите ложную посылку в софизме «Рогатый»:
«Что одни вещи бывают, а другие становятся хорошими и прекрасными, причиной этого не может, естественно, быть ни огонь, ни земля, ни что либо другое в этом роде (…)» (47, 73).
«(…) причины и начала, которые они указывают, пригодны к тому, чтобы восходить и к высшим областям сущего, и более подходят для этого, нежели для рассуждений о природе» (47, 85).
«Далее, следует, по-видимому, считать невозможным, чтобы отдельно друг от друга существовали сущность и то, сущность чего она есть; как могут поэтому идеи, если они сущности вещей, существовать отдельно от них?» (47, 88).
«Если что-либо движется, то оно движется или в том месте, в котором находится, или в том, в котором не находится; но оно не движется ни в том, в котором находится (поскольку оно в нем пребывает), ни в том, в котором не находится (поскольку оно не находится в нем); следовательно, ничто не движется» (11, 120).
«Будем ли мы считать, что некоторые из них не столь косоглазы, то все же слегка косят? Что некоторые имеют (на теле) родимые пятна? Что, есть среди богов, как среди нас, людей, курносые, вислоухие, широколобые, большеголовые? Или у них все в наилучшем виде? Согласимся в этом с вами. Так что же, они все на одно лицо? Потому что в противном случае неизбежно одно божество окажется более красивым, чем другое. Стало быть, какой-то бог будет не наикрасивейшим. А если они все на одно лицо, то необходимо должна процветать в небе Академия. Ибо если бог от бога ничем не отличается, то нет у богов никакого познания, никакого восприятия» (15, 85-86).
«Итак, есть природа (natura), которая заключает в себе весь мир, сохраняет его, и она ни лишена чувства и разума; ибо всякая природа, которая не обособлена и не проста, но сопряжена и связана с чем-то другим, имеет в себе нечто главенствующее: в человеке, например, это – ум (mens), в животном – нечто подобное уму, от чего у него рождаются влечения. У деревьев же и у других (растений), которые родятся из земли, главенствующее начало, как полагают, кроется в корнях» (15, 109).
«В самом деле, если сущее вечно (начнем отсюда), оно не имеет никакого начала. Но все возникающее имеет какое-нибудь начало, вечное же как пребывающее в непреходящем виде, не имеет начала. А так как оно не имеет начала, оно беспредельно. Если же оно беспредельно, его нигде нет, так как если оно где-нибудь есть, от него отличается то, в чем оно есть, и, таким образом, сущее, чем-нибудь обнимаемое, уже не будет беспредельным. Ведь обнимающее больше обнимаемого, а большего, чем беспредельное, ничего нет, так что беспредельное не существует нигде. Однако оно не обнимается и в самом себе, потому что «то, в чем» и «в нем» будет тем же самым; и сущее станет двумя – местом и телом («то, в чем» - место, а «в нем» – тело). Но это, во всяком случае, нелепо. Значит и в самом себе сущее не существует. Поэтому: если сущее вечно, оно беспредельно; если оно беспредельно, оно нигде; если оно нигде, то его нет. Стало быть, если сущее вечно, то сущего вообще нет» (11, 74).
«Однако сущее не может быть и преходящим. Если оно имеет происхождение. То оно имеет происхождение или из сущего, или из не-сущего. Но оно не имеет происхождения ни из сущего, так как если оно сущее, то оно не произошло, но уже существует, ни из не-сущего, так как не-сущее не в состоянии что-нибудь породить (ввиду того, что порождающее по необходимости нуждается в причастии к какому-нибудь существованию). Значит, сущее не есть и преходящее» (11, 74).
«Эмпедокл, погрешающий во многом другом, позорнейшим образом ошибается также, рассуждая о богах. Ибо он считает четыре стихии, из которых, по его мнению, состоит все, божественными. Но ведь ясно, что они, стихии, возникают и исчезают и лишены всякого чувства» (15, 70).
«Мнения его были вот какие. Человека можно научить добродетели. Благородство и добродетель – одно и то же. Достаточно быть добродетельным, чтобы быть счастливым: для этого ничего не нужно, кроме Сократовой силы. Добродетель проявляется в поступках и не нуждается ни в обилии слов, ни в обилии знаний. Мудрец ни в чем, и ни в ком не нуждается, ибо все, что принадлежит другим, принадлежит ему. Безвестность есть благо, равно как и труд. В общественной жизни мудрец руководствуется не общепринятыми законами, а законами добродетели. Он женится, чтобы иметь детей, притом от самых красивых женщин; он не будет избегать и любовных связей – ибо мудрец знает, кого стоит любить. Все, кто стремится к добродетели, друзья между собою. Своими соратниками надо делать людей мужественных и справедливых» (12, 237).
«Те из них, которые сохранили верность учению Аристиппа и назывались киренаиками, придерживались следующих положений. Они принимали два состояния души: боль и наслаждение (…) . Наслаждение для всех живых существ привлекательно, боль отвратительна. Однако здесь имеется в виду и считается конечным благом лишь телесное наслаждение…. Кроме того, они различают конечное благо и счастье: именно конечное благо есть частное наслаждение, а счастье – совокупность частных наслаждений, включающая также наслаждения прошлые и будущие. К частным наслаждениям следует стремиться ради них самих, а к счастью – не ради него самого, но ради частных наслаждений. Доказательство того, что наслаждение является конечным благом, в том, что мы с детства бессознательно влечемся к нему и, достигнув его, более ничего не ищем, а также в том, что мы больше всего избегаем боли, которая противоположна наслаждению. Наслаждение является благом, даже если оно порождается безобразнейшими вещами (…): именно даже если поступок будет недостойным, все же наслаждение остается с благом, и к нему следует стремиться ради него самого» (12, 131).
«Так называемые гегесианцы различали те же два предельных состояния: наслаждение и боль. По их мнению, не существует ни благодарности, ни дружбы, ни благодеяния, так как к ним ко всем мы стремимся не ради них самих, а ради их выгод, ибо без выгод их не бывает. Счастье совершенно невозможно: тело наше исполнено многих страданий, а душа разделяет страдания тела и оттого волнуется, случай же часто не дает сбыться надеждам, - потому-то счастье и неосуществимо. Предпочтительны как жизнь, так и смерть» (12, 133).
«Первым побуждением живого существа, говорят стоики, является самосохранение, ибо природа изначально дорога сама себе. Так говорит Хрисипп в 1 книге «О конечных целях»: ближе всего для всякого живого существа его собственное состояние и сознание такового – в самом деле, ведь вряд ли природа создала его склонным к изменению, или не склонным ни к изменению, ни к прежнему состоянию. Стало быть, приходится сказать, что от природы живому существу близко его состояние, и поэтому он противится всему, что вредно, и идет навстречу всему, что близко ему. Мнение же некоторых, будто первое побуждение живых существ – стремление к наслаждению, они обличают как ложное. В самом деле, говорят они, наслаждение если и возникает, то лишь как следствие, когда природа сама по себе стремится к тому, что соответствует состоянию, и достигает этого, именно так резвятся животные и цветут растения; а между растениями и животными существами природа не сделала никакой разницы» (12, 294-295).
« Начал во всем сущем они признают два: деятельное и страдательное. Страдательное начало есть бескачественная сущность, то есть вещество; а деятельное – разум, в ней содержащийся, то есть бог. Он вечен, и он – творец всего, что в ней имеется (…). Начала и основы – вещи разные: первые не возникают и не подвержены гибели, вторые же погибают в обогневении.. Далее, начала бестелесны и не имеют формы, основы же имеют форму (…). Бог, ум, судьба и Зевс – одно и то же, и у него есть еще много имен. Существуя вначале сам по себе, он всю сущность обращает через воздух в воду; и как в поросли содержится семя, так и бог сеятельный разум мира, пребывает таковым во влажности, приспособляя к себе вещество для следующего становления; а затем он порождает четыре основы – огонь, воду, воздух и землю. Пишут об этом Зенон в книге «О целокупном», Хрисипп в 1 книге «Физики» и Архедем в книге «Об основах». ( …) Самое верхнее место занимает огонь, называемый эфиром, и в нем прежде всех возник круг неподвижных звезд, потом – круг планет, затем – воздух, потом – вода и основание всего – земля, середина всего. … Мир устрояется провидением (…). Ибо ум проницает все части мира, как душа – все части человека (…)Таким образом, весь мир есть живое существо, одушевленное и разумное, а ведущая часть в нем – это эфир (…)» (12, 309-311).
«Человек подобен собаке, привязанной к повозке; если собака умна, она бежит добровольно и этим довольствуется, если же она садится на задние лапы и скулит, повозка тащит ее» (16, 418).
«Угождайте же телу лишь настолько, насколько нужно для поддержания его крепости, и такой образ жизни считайте единственно здоровым и целебным. Держите тело в строгости, чтобы оно не перестало повиноваться душе: пусть пища лишь утоляет голод, питье – жажду, пусть одежда защищает тело от холода, а жилье – от всего ему грозящего. А возведено ли жилище из дерева или из пестрого заморского камня, разницы нет: знайте, под соломенной кровлей человеку не хуже, чем под золотой. Презирайте все, что ненужный труд создает ради украшения или напоказ. Помните: ничто, кроме души, недостойно восхищения, а для великой души все меньше нее» (9, 15-16).
«Показать всем людям, в чем они ошибаются, и убедить их в том, что разумно, - это не в твоей власти. Тебе дана власть убеждать только самого себя. Убедился ли ты сам в том, в чем хочешь убеждать других? Знаешь ли ты-то сам, в чем добро, в чем зло? Живешь ли там сам как следует? Ты знаешь, что можешь жить, как следует, только тогда, когда будешь свободным, когда откажешься от всего того, что не в твоей власти. А разве в твоей власти сделать так, чтобы люди не ошибались? Ты заботишься об этом, огорчаешься этим, значит, ты сам еще не твердо знаешь, в чем добро, в чем зло? Так не лучше ли тебе оставить в покое других людей и учить только самого себя?» (13, 643).
«Все сплетено друг с другом, всюду божественная связь, и едва ли найдется что-нибудь чуждое всему остальному. Ибо все объединено общим порядком и служит к украшению одного и того же мира. Ведь из всего составляется единый мир, единый закон, един и разум во всех одухотворенных существах, едина истина, если только едино совершенство для всех существ одного и того же рода и причастных одному и тому же разуму» (14, 750). СРЕДНЕВЕКОВАЯ ФИЛОСОФИЯ
«Разум. Ты, который желаешь знать себя, знаешь ли ты, что существуешь? Августин. Знаю. Разум. Откуда знаешь? Августин. Не знаю. Разум. Простым ли ты себя чувствуешь, или сложным? Августин. Не знаю. Разум. Знаешь ли ты, что ты движешься? Августин. Не знаю. Разум. Знаешь ли ты, что ты мыслишь? Августин. Знаю. Разум. Итак, то истинно, что ты мыслишь. Августин. Истинно» (10, 595).
«Старайтесь дознать, что такое высшее согласие: вне себя не выходи, а сосредоточься в самом себе, ибо истина живет во внутреннем человеке; найдешь свою природу изменчивою – стань выше самого себя. Но, становясь выше самого себя, помни, что размышляющая душа выше и тебя. Поэтому стремись туда, откуда возжигается самый свет разума (...)» (10, 599-600). 3. Какая философская проблема ставится Августином в данном фрагменте из работы «О Граде Божьем», и какой характер она носит: онтологический, гносеологический, этический, эстетический? «Итак, два града созданы двумя родами любви: земной – любовью к себе, доведенной до презрения к богу, и небесной – любовью к богу, доведенной до презрения к самому себе. Первый затем полагает славу свою в самом себе, последний в господе. Ибо тот ищет славы от людей, а для этого величайшая слава бог, свидетель совести. Тот в своей славе возносит главу свою, а этот говорит своему богу: слава моя, и возносяй главу мою [Пс. III, 4]. Над тем господствует похоть господствования, управляющая и правителями его, и подчиненными ему народами, в этом по любви взаимно служат друг другу и предстоятели, руководя, и подчиненные повинуясь. Тот в своих великих людях любит собственную силу, а этот говорит своему богу: возлюби тя, господи, крепости моя» [Пс. YIII, 2] (10, 602).
«Как сотворил ты, всемогущий боже, небо и землю? (…). Не было ли у тебя под руками какой-нибудь материи, из которой мог ты сотворить небо и землю? Но откуда взялась бы эта материя, не созданная тобою, а между тем послужившая материалом для твоего творчества? Допущением такой материи неизбежно ограничивалось бы всемогущество твое (…). До творения твоего ничего не было, кроме тебя, и (…) существующее зависит от твоего бытия» (10, 585).
«К изучению наук ведет нас двоякий путь – авторитет и разум. По отношению ко времени первенствует авторитет, а по отношению к существу дела – разум. Ибо первое предпочитается, когда нужно располагать, а другое наиболее ценится при достижении. Итак, хотя авторитет людей добрых представляется полезнее для невежественной толпы, а разум приличнее для ученых, однако так как всякий человек делается образованным из необразованного, а всякий необразованный не может знать того, каким он должен явится пред людьми учащими и посредством какой жизни может сделаться способным к учению, то для всех желающих учиться великому и сокровенному дверью к этому служит лишь авторитет» (10, 594).
«(…) и материя некоторым образом ограничена формой, и форма – материей. Материя ограничена формой постольку, поскольку до приятия формы она потенциально открыта для многих форм, но, как только воспринимает одну из них, через нее становится замкнутой. Форма же ограничена материей постольку, поскольку форма сама по себе обща многим вещам; но после того, как воспринимает ее материя, она определяется как форма данной вещи» (10, 832). |