Сборник задач. Филиал алтгу в г. Славгороде
Скачать 239 Kb.
|
Сравните фрагменты из работы Г. Гегеля «Лекции по философии истории». Выявите их логическую несогласованность и определите, о каком понимании истории идет речь: 1) «Но единственной мыслью, которую привносит с собой философия, является та простая мысль разума, что разум господствует в мире, так что, следовательно, и всемирно-исторический процесс совершался разумно. Это убеждение и понимание является предпосылкой по отношению к истории как таковой вообще (...)» (44, 64); 2) «Итак, лишь из рассмотрения самой всемирной истории должно выясниться, что ее ход был разумен, что она является разумным, необходимым обнаружением мирового духа, - того духа, природа которого, правда, всегда была одна и та же, но который проявляет эту свою единую природу в мировом наличном бытии. Но здесь мы должны рассмотреть историю в том виде, как она существует: мы должны производить наше исследование исторически, эмпирически; между прочим, мы не должны дать обмануть себя историкам-специалистам, потому что они, особенно пользующиеся значительным авторитетом немецкие историки, делают то, в чем они упрекают философов, а именно – допускают априорные вымыслы в истории» (44, 65).
«Началом философии является не бог, не абсолют, не быте в качестве предиката абсолюта или идеи, - началом философии является конечное, определенное, действительное. Бесконечное нельзя помыслить без конечного. Можешь ли ты помыслить, определить качество вообще без того, чтобы не помыслить определенного качества? Таким образом, первоначальным является не неопределенное, а определенное, ведь определенное качество есть не что иное, как действительное качество; мыслимому качеству предшествует качество действительное» (26, 76).
«Действительное отношение мышления к бытию только таково: бытие – субъект, мышление – предикат (но такой предикат, который содержит сущность соответствующего субъекта). Мышление исходит из бытия, а не бытие из мышления. Бытие дано из себя и через себя, бытие дается только бытием, основа бытия в нем самом, - ведь только бытие есть смысл, разум, необходимость, истина, - словом, всяческое во всем. Бытие существует потому, что небытие есть небытие, иначе говоря, ничто, бессмыслица» (26, 83).
«(…) Мы должны на место любви к богу поставить любовь к человеку как единственную истинную религию, на место веры в бога – веру человека в самого себя, в свою собственную силу, веру в то, что судьба человечества зависит не от существа, вне его или над ним стоящего, а от него самого, что единственным дьяволом человека является человек грубый, суеверный, своекорыстный, злой, но также единственным богом человека является сам человек» (4, 807-810). РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ 2-й пол. 19 – 20 столетий
« Техника будущего даст возможность одолеть земную тяжесть и путешествовать по всей солнечной системе. Посетят и изучат все ее планеты. Несовершенные миры ликвидируют и заменят собственным населением. Окружат солнце искусственными жилищами, заимствуя материал от астероидов, планет и их спутников. Это даст возможность существовать населению в 2 миллиарда раз большему и многочисленному, чем население Земли. Отчасти она будет отдавать небесным колониям свой избыток людей, отчасти переселенные кадры сами будут размножаться. Это размножение будет страшно быстро, так как огромная часть ячеек (яйцеклеток) и сперматозоидов пойдет в дело» (31, 477-478).
«Община спасла русский народ от монгольского варварства и от императорской цивилизации, от выкрашенных по-европейски помещиков и от бюрократии. Общинная организация, хоть и сильно потрясенная, устояла против вмешательства власти, она благополучно дожила до развития социализма в Европе. Европа на первом шагу к социальной революции встречается с этим народом, который представляет ей осуществление, полудикое, неустроенное, но все-таки осуществление постоянного дележа земель между землевладельцами. И заметьте, что это великий пример дает нам не образованная Россия, но сам народ, его жизненный процесс. Мы, русские, прошедшие через западную цивилизацию, мы не больше как средство, как закваска, как посредники между русским народом и революционной Европою» (31, 203).
«(…) я стыжусь, следовательно, существую, не физически только существую, но и нравственно (…)» (48, 124).
«Первоначальною формой религии, согласно этому мнению (мнению О. Конта – В.Ф.) , признается фетишизм, т. е. обоготворение случайно обративших на себя внимание или произвольно выбранных вещественных предметов, частию натуральных (камни, деревья), частию даже искусственных. Зачатки или же остатки такого вещественного культа, несомненно, замечаются всегда и во всех религиях, но признание этого фетишизма (могущего, впрочем, иметь более глубокий смысл, о котором сам основатель позитивизма стал догадываться во вторую эпоху своей деятельности), за основную и первоначальную религию человечества помимо несогласия с историческими свидетельствами и показателями о верованиях дикарей заключает в себе и логическую несообразность. (…). Чтобы признать камень, кусок дерева или раковину за бога, т. е. за существо высшего значение и могущества, необходимо уже в своем сознании иметь понятие о высшем существе» (48, 173).
«Прежде всего, развитие предполагает один определенный субъект (подлежащее), о котором говорится, что он развивается: развитие предполагает развивающегося. Это совершенно просто, но, тем не менее, иногда забывается. Далее, субъектом развития не может быть безусловно простая и единичная субстанция, ибо безусловная простота исключает возможность какого бы то ни было изменения, а, следовательно, и развития. Вообще должно заметить, что понятие безусловно простой субстанции, принадлежащее школьному догматизму, не оправдывается философской критикой. Но подлежать развитию, с другой стороны, не может и механический агрегат элементов или частей: изменения, происходящие с гранитной скалой, или с кучей песка, не называются развитием. Если же подлежащим развитию не может быть ни безусловно простая субстанция, ни механически внешнее соединение элементов, то им может быть только единое существо, содержащее в себе множественность элементов, внутренне между собой связанных, то есть живой организм» (49, 141). НАПРАВЛЕНИЯ ФИЛОСОФИИ НЕКЛАССИЧЕСКОГО ПЕРИОДА: ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ, ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ, ПОЗИТИВИЗМ
«Христианство называют религией сострадания… Сострадание противоположно аффектам тонуса, повышающего энергию жизненного чувства, - оно воздействует угнетающе. Страдая, слабеешь. Сострадание во много крат увеличивает потери в силе, страдания и без того дорого обходятся» (50, 21).
«Низшей ступенью объективации воли являются всеобщие силы природы, которые отчасти обнаруживаются в каждой материи без исключения, как, например, тяжесть, непроницаемость, отчасти же делят между собою всю наличную материю вообще, так что одни из них господствуют над одной, другие над другой материей, именно от того и получающей свои специфические отличия: таковы твердость, текучесть, упругость, электричество, магнетизм, химические свойства и всякого рода качества. (…). На высших ступенях объективации воли мы видим значительное проявление индивидуальности, особенно у человека, в виде большого разнообразия индивидуальных характеров, т. е. в виде законченной личности, которая выражается уже и внешним образом – сильно очерченной индивидуальной физиономией, включая и общий строй тела» (51, 156-157).
«(…) эстетическое наслаждение красотой состоит в значительной мере в том, что, вступая в состояние чистого созерцания, мы на мгновение отрешаемся от всякого хотения, т. е. от всех желаний и забот, как бы освобождаемся от самих себя, и вот мы уже не познающий ради своих беспрестанных желаний индивид, не коррелят отдельной вещи, для которого объекты становятся мотивами, но безвольный вечный субъект познания, коррелят идеи; и мы знаем, что эти мгновения, когда свободные от бурного порыва желаний мы как бы возносимся над тяжелой атмосферой земли, мгновения эти – самые блаженные из всех нам известных» (51, 361)
«(…) если я разложу событие, выраженное в предложении «я мыслю», то получу целый ряд смелых утверждений, обоснование коих трудно, быть может, невозможно, - например, что это Я – тот, кто мыслит; что вообще должно быть нечто, что мыслит; что мышление есть деятельность и действие некоего существа, мыслимого в качестве причины; что существует Я; наконец, что уже установлено значение слова «мышление», что я знаю, что такое мышление. Ибо если бы я не решил всего этого уже про себя, то, как мог бы я судить, что происходящее теперь не есть «хотение» или «чувствование»?» (19, 252).
«Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком становится лев (…). Что есть тяжесть? – вопрошает выносливый дух, становится, как верблюд, на колени и хочет, чтобы хорошенько навьючили его (…). Не значит ли это унизиться, чтобы заставить страдать свое высокомерие? Заставить блистать свое безумие, чтобы осмеять свою мудрость. … Или это значит: питаться желудями и травой познания и ради истины терпеть голод души. (…). Все самое трудное берет на себя выносливый дух: подобно навьюченному верблюду, который спешит в пустыню, спешит и он в свою пустыню. Но в самой уединенной пустыне совершается второе превращение: здесь львом становится дух, свободу хочет он себе добыть и господином быть в своей собственной пустыне. (…) ради победы он хочет бороться с великим драконом. Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более назвать господином и богом? «Ты должен» называется великий дракон. Но дух льва говорит «я хочу» ( …). Братья мои, к чему нужен лев в человеческом духе? Чему не удовлетворяет вьючный зверь, воздержный и почтительный? Создавать новые ценности – этого не может еще лев; но создать себе свободу для нового созидания – это может сила льва. Но скажите, братья мои, что может сделать ребенок, чего не мог бы даже лев? Почему хищный зверь должен стать еще ребенком? Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, святое слово утверждения. Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит потерявший мир» (19, 18-19).
«Действительно, о чем, по какому поводу я мог бы сказать: «Я это знаю». О моем сердце – ведь я ощущаю его биение и утверждаю, что оно существует. Об этом мире – ведь я могу к нему прикоснуться и опять-таки полагать его существующим. На этом заканчивается вся моя наука, все остальное – мыслительные конструкции. Стоит мне попытаться уловить это «Я», существование которого для меня несомненно, определить его и резюмировать, как оно ускользает, подобно воде между пальцами. Я могу обрисовать один за другим образы, в которых оно выступает, прибавить те, что даны извне: образование, происхождение, пылкость или молчаливость, величие или низость и т. д. Но образы эти не складываются в единое целое. Вне всех определений всегда остается само сердце. Ничем не заполнить рва между достоверностью моего существования и содержанием, которое я пытаюсь ей придать. Я навсегда отчужден от самого себя» (37, 33).
«Чтобы понять мир, человек должен свести его к человеческому, наложить на него свою печать. Вселенная кошки отличается от вселенной муравья. Трюизм «всякая мысль антропоморфна» не имеет никакого смысла. В стремлении понять реальность разум удовлетворен лишь в том случае, когда ему удается свести ее к мышлению. Если бы человек мог признать, что и вселенная способна любить его и страдать, он бы смирился. Если бы мышление открыло в изменчивых контурах феноменов вечные отношения, к которым сводились бы сами феномены, а сами отношения резюмировались каким-то единственным принципом, то разум был бы счастлив. В сравнении с таким счастьем миф о блаженстве показался бы жалкой подделкой. Ностальгия по Единому, стремление к Абсолюту выражают сущность человеческой драмы. Но из фактического присутствия этой ностальгии еще не следует, что жажда буде утолена. Стоит нам перебраться через пропасть, отделяющую желание от цели, и утверждать вместе с Парменидом реальность Единого (каким бы оно ни было), как мы впадаем в нелепые противоречия. Разум утверждает всеединство, но этим утверждением доказывает наличие различия и многообразия, которые пытался преодолеть» (37, 32).
«Итак, с появлением человека среди бытия его «облекающего» открывается мир, но исходный и существенный момент его появления – отрицание. Так мы достигли первого рубежа нашего исследования: человек есть бытие, через которое возникает «ничто» (…). Эту способность человеческой реальности – способность человека выделять ничто, человека обособляющее, - Декарт, вслед за стоиками, назвал человеческой свободой» (28, 89). 9. Определите и объясните основные философские установки в следующем рассуждении Ж.П. Сартра из работы «Бытие и ничто»: «(…) человек сознает свободу свою в тревоге; тревога, если угодно, есть способ бытия свободы как сознания бытия; именно в тревоге свобода в своем бытии оказывается для самой себя под вопросом» (52, 90).
«Образовать из изучения общих научных положений особый отдел всего умственного труда, значит только распространить приложение того же принципа разделения, который последовательно создал отдельные специальности, так как до тех пор, пока положительные науки были мало развиты, их взаимные отношения не имели такого значения, чтобы вызвать, систематически, по крайней мере, появление особого класса, и необходимость этой новой науки не была особенно настоятельна; в настоящее время каждая из наук настолько развилась, что изучение их взаимных отношений может дать материал для целого ряда исследований, а вместе с тем новая наука становится необходимой для того, чтобы предупредить разрозненность человеческих понятий. Так именно я понимаю назначение положительной философии в общей системе наук положительных в точном смысле этого слова» (2, 62-63).
«Итак, открытие элементов мира состоит в том, что 1) все существующее объявляется ощущением,
Односторонности тут действительно нет, но есть самое бессвязное спутывание противоположных философских точек зрения» (27, 61-62). |