Сборник ответов по трудовому праву. Хайдт. Стакан Вы смогли скачать эту книгу бесплатно и легально благодаря проекту Дигитека
 Скачать 1.38 Mb.
|
|
Добродетели позитивной психологии Нет такой страны, нет такой эпохи, где откуда-нибудь не доносился бы стон, что мы сби- лись с пути истинного, – но особенно громко он раздавался в США после социальных потрясе- ний в шестидесятых и экономического спада и роста преступности в семидесятых. Политиче- ские консерваторы, особенно религиозные, возмущались «лишенным ценностей» подходом к морально-этическому воспитанию и называли «вольницей» практику разрешать детям думать самостоятельно, а не рассказывать им о фактах и добродетелях, чтобы было о чем думать. В восьмидесятые эти же консерваторы пошли в атаку на систему образования – продвигали про- граммы по развитию характера в школах и предпочитали домашнее обучение для собственных детей. Кроме того, в те же восьмидесятые несколько философов участвовали в возрождении теории добродетели. Особенно следует отметить Аласдера Макинтайра, который в своей книге «После добродетели» (Макинтайр, 2000) писал, что «проект эпохи Просвещения» по созданию универсальной морали, не зависящей от контекста, был изначально обречен на провал. Куль- туры с общими ценностями и богатыми традициями всегда создают рамки, в которых люди могут ценить и оценивать друг друга. Легко говорить о добродетелях жреца, воина, матери или торговца в контексте Афин IV века до нашей эры. Но если убрать весь контекст и не прини- мать в расчет принадлежность к стране и эпохе, станет не за что ухватиться. Что можно ска- зать о добродетелях обобщенного Homo sapiens в вакууме – без пола, возраста, профессии и культуры? Современное требование, чтобы в этике не было место частностям, – вот что подо- рвало нашу мораль: она везде принимается, но нигде не соблюдается. Макинтайр говорит, что утрата языка добродетели, который коренится в конкретной традиции, затрудняет нам поиски смысла, цели и непротиворечивости в жизни (см. также Taylor, 1989). В последнее время это затронуло даже психологию. Мартин Селигман в 1998 году заявил, что психология сбилась с пути истинного, и тем самым основал новое направление – пози- тивную психологию. Психология слишком увлеклась изучением патологий и темной стороны человеческой натуры и упустила из виду все хорошее и благородное в человеке. Селигман отмечал, что психологи составили объемистое руководство под названием «DSM» («Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders», «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам»), позволяющее диагностировать все мыслимые душевные болезни и досадные поведенческие отклонения, но при этом у психологии нет даже терми- нов, позволяющих обсуждать высшие достижения человеческого здоровья, таланта, потенци- ала. Когда Селигман начал работу в области позитивной психологии, одной из первоочередных целей для него стало создать диагностическое руководство по достоинствам и добродетелям. Они с коллегой Крисом Петерсоном из Мичиганского университета решили составить спи- сок достоинств и добродетелей, актуальный для любой человеческой культуры. Я спорил с ними и говорил, что список не должен быть актуальным для всех культур на свете, иначе им нельзя будет пользоваться, – надо сосредоточиться только на больших развитых странах. Несколько антропологов говорили Селигману и Петерсону, что создать универсальный список невозможно. Но они, к счастью, не стали нас слушать. Первым делом Петерсон и Селигман изучили все имеющиеся списки добродетелей – от священных писаний основных религий до клятвы бойскаута («быть надежным, верным, полезным, приветливым…»). Они составили большие таблицы добродетелей и стали смотреть, какие из них встречаются во всех или в большинстве списков. Хотя ни одной конкретной доб- родетели не удалось попасть во все списки без исключения, почти во всех списках имелось шесть широких категорий добродетелей (или семейств родственных добродетелей): мудрость, смелость, гуманность, справедливость, терпение и причастность к чему-то высшему. Эти доб- Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 146 родетели общеприняты, поскольку абстрактны: есть много способов проявить гуманность, мудрость и смелость, и невозможно найти человеческую культуру, где отрицались бы любые формы этих добродетелей (можем ли мы представить себе культуру, где родители хотят, чтобы их дети выросли глупыми, трусливыми и жестокими?!). Однако подлинная ценность списка из шести добродетелей – в том, что они закладывают основу для более конкретных достоинств. Петерсон и Селигман определяют достоинства человека как конкретные способы выражать, практиковать и воспитывать у себя добродетели. К каждой добродетели ведет несколько дорог. Разные люди, как и разные культуры, в разной степени ценят каждую из этих дорог. Вот она, подлинная сила классификации: она указывает на конкретные средства движения к общепри- знанной цели, но не навязывает один обязательный путь для всех людей во все времена. Клас- сификация – инструмент, позволяющий диагностировать различные достоинства и помогать им искать путь к совершенству. Петерсон и Селигман предполагают, что существует 24 принципиальных достоинства, и каждое восходит к одной из шести добродетелей высшего порядка (Peterson and Seligman, 2004). Можете и сами пройти диагностику – либо на основании приведенного списка, либо при помощи теста на достоинства (www.authentichappinessorg). 1. Мудрость. • Любознательность. • Любовь к обучению. • Рассудительность. • Находчивость. • Эмоциональный интеллект. • Широта взглядов. 2. Смелость. • Героизм. • Стойкость. • Прямота. 3. Гуманность. • Доброта. • Любовь. 4. Справедливость. • Гражданская ответственность. • Честность. • Лидерство. 5. Терпение. • Самоконтроль. • Благоразумие. • Скромность. 6. Причастность к чему-то высшему. • Умение ценить прекрасное и совершенное. • Благодарность. • Умение надеяться. • Духовность. Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 147 • Умение прощать. • Юмор. • Жизнелюбие. Не исключено, что список шести семейств добродетелей не вызвал у вас особых возра- жений, а вот расширенный список достоинств показался странным. Почему юмор – это путь к причастности к чему-то высшему? Почему лидерство попало в список, а достоинства после- дователей – долг, уважение, послушание – нет? Спорьте на здоровье. Гениальность классифи- кации Петерсона и Селигмана в том и состоит, чтобы открыть диалог, предложить конкретный список добродетелей и достоинств, а затем предоставить научному и терапевтическому сооб- ществу прорабатывать детали. Руководство DSM подробно перерабатывают и дополняют каж- дые 10–15 лет – так и классификацию добродетелей и достоинств, известную среди специали- стов по позитивной психологии как «не-DSM», несомненно, пересмотрят и усовершенствуют, не пройдет и нескольких лет. Петерсон и Селигман взяли на себя смелость говорить конкретно, взяли на себя смелость заблуждаться – и тем самым проявили находчивость, лидерство и уме- ние надеяться. Эта классификация уже вдохновила ученых на интереснейшие исследования и расши- рила диапазон идей. И вот моя любимая идея: работай над своими сильными сторонами, а не над слабостями. Сколько из ваших новогодних обещаний касаются исправления недостат- ков? И сколько таких решений вы принимаете несколько лет подряд? Трудно изменить аспект своей личности одним лишь усилием воли, а если вы решили поработать над каким-то недо- статком, процесс, вероятно, не принесет вам особого удовольствия. А если вы не будете полу- чать ни удовольствия, ни подкрепления, то скоро сдадитесь, если, конечно, не обладаете силой воли Бенджамина Франклина. Но ведь нет необходимости быть совершенством во всем. Жизнь постоянно дает возможность применить один инструмент вместо другого, и зачастую сильная сторона помогает обойти слабую. Я читаю курс позитивной психологии в Виргинском университете, и зачетный проект состоит в том, чтобы стать лучше, задействовав все инструменты психологии, а потом доказать, что тебе это удалось. Это получается примерно у половины студентов каждый год, и те, у кого получилось лучше всего, обычно применяют к себе либо когнитивно-поведенческую терапию (да-да, это помогает!), либо задействуют какую-то свою сильную сторону, либо делают и то и другое. Например, одна моя студентка сокрушалась, что не умеет прощать. Ее внутренняя жизнь была посвящена навязчивым воспоминаниям о том, как ее обидели ближайшие друзья и родные. Студентка решила, что для зачетного проекта нужно опереться на свою сильную сторону – умение любить: каждый раз, когда она ловила себя на том, что опять скатывается в размышления о себе как жертве, она заставляла себя вспомнить об обидчике что-то хорошее, и это вызывало вспышку теплых чувств. Каждая такая вспышка гасила ее гнев и временно освобождала от воспоминаний об обидах. Со временем этот трудоемкий ментальный процесс вошел у нее в привычку, и ей стало легче прощать обиды (что она и доказала, продемонстри- ровав дневник, который вела, чтобы отслеживать прогресс). Наездник выдрессировал слона, предлагая ему вознаграждение на каждом этапе. Другой пример потрясающего проекта – работа студентки, недавно перенесшей опера- цию на мозге по удалению раковой опухоли. Джулии был 21 год, когда оказалось, что шансы остаться в живых у нее пятьдесят на пятьдесят, не больше. Чтобы совладать со страхом, она решила опереться на свою сильную сторону – жизнелюбие. Она составляла списки интересных мероприятий в университете, красивых пешеходных маршрутов и парков в расположенных неподалеку горах Голубой хребет. Этими списками она делилась с соучениками, а в свободное от занятий время ходила гулять в горы и приглашала друзей и однокурсников. Многие говорят, что несчастье учит человека ценить каждый день и брать от жизни всё, и когда Джулия приняла Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 148 осознанное решение культивировать у себя жизнелюбие как природную сильную сторону, у нее это очень хорошо получилось (она и сегодня полна жизнелюбия). Похоже, добродетель требует большой работы, и так и есть. Но если добродетель пере- осмыслить как мастерство в какой-то области, которого можно добиться, если тренировать в себе отдельные достоинства, причем эти тренировки приносят удовольствие сами по себе, работа становится больше похожа на «поймать войну» по Чиксентмихайи, а не на каторгу. Такая работа сродни вознаграждению по Селигману: она полностью захватывает, заставляет бросить на нее все силы, опираясь на то, что ты лучше всего умеешь, позволяет самозабвенно погрузиться в то, что ты делаешь. Франклин был бы доволен: гипотеза добродетели жива-здо- рова, просто надежно прячется за ширмой позитивной психологии. Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 149 Простые ответы на трудный вопрос Добродетель – сама себе награда, однако это очевидно только для тех добродетелей, кото- рые приятны их носителю. Если в число твоих достоинств входят любознательность и любовь к обучению, тебе, естественно, нравится культивировать в себе мудрость – путешествовать, ходить по музеям и на популярные лекции. Если в число твоих достоинств входят благодар- ность и умение ценить прекрасное, то ощущение причастности к чему-то высшему, возникаю- щее при созерцании Большого каньона, тоже доставит тебе удовольствие. Но наивно полагать, что поступать правильно всегда приятно. Подлинная проверка гипотезы добродетели состоит в том, чтобы посмотреть, остается ли она истинной даже при узколобом современном понимании нравственности как альтруизма. Забудьте все эти глупости про мастерство и рост. Правда ли, что если действовать вопреки своим интересам, но на благо ближним, даже если не хочется, – это все равно полезно, хорошо и приятно для меня? Мудрецы и моралисты всегда отвечали на этот вопрос безоговорочным «да», но задача науки – определить, когда это так и почему, собственно. И религия, и наука первым делом дают простой и неудовлетворительный ответ, но затем переходят к более тонким и интересным объяснениям. Для религиозных столпов простой выход из положения – напомнить о божественном воздаянии в загробной жизни. Твори добро, потому что Бог карает грешников и вознаграждает праведников. У христиан это ад и рай. У индуистов – безличный механизм кармы: Вселенная воздаст тебе в следующей жизни тем, что ты родишься высшим или низшим существом в зависимости от того, насколько добродетельно жил. Не мне судить, есть ли Бог, рай и загробная жизнь, но как психолог я имею право ука- зать, что вера в посмертную справедливость – это сразу два симптома примитивного нрав- ственного мышления. В двадцатые годы великий психолог Жан Пиаже, изучавший развитие человека, смиренно опустился на колени, чтобы поиграть в камешки и стеклянные шарики с детьми, а в процессе составить схему их нравственного развития (Пиаже, 2006). Он обна- ружил, что по мере развития у ребенка все более детального понимания, что такое хорошо и что такое плохо, ребенок проходит фазу, когда многие правила словно бы обретают свя- тость и незыблемость. В эту фазу дети верят в «имманентную справедливость» – справедли- вость, заключенную в самом поступке. На этом этапе они думают, что если нарушить пра- вила, даже случайно, с ними случится что-то плохое, даже если о нарушении никто не узнает. Имманентная справедливость проявляется и у взрослых, особенно когда нужно объяснить, почему кого-то постигла тяжелая болезнь или несчастье. Исследование представлений о при- чинах болезней в разных культурах (Shweder et al., 1997) показывает, что три самых частых объяснения – это биомедицинские причины (физические факторы, вызвавшие болезнь), меж- личностные причины (болезнь вызвана колдовством из-за зависти или конфликта) и мораль- ные причины (болезнь вызвана поступками человека в прошлом, в особенности нарушениями пищевых и сексуальных табу). Большинство носителей западной цивилизации на сознатель- ном уровне прибегают к биомедицинским объяснениям, а остальными двумя пренебрегают, но, случись им заболеть и задаться вопросом «Почему я?», они зачастую первым делом ищут ответ в собственных грехах. Очевидно, вера, что Бог или судьба распределит награды и наказа- ния за хорошие и плохие поступки, – это космическое обобщение нашей детской веры в имма- нентную справедливость, которая, в свою очередь, обусловлена нашей одержимостью идеей взаимности. Вторая беда посмертной справедливости – опора на миф о чистом зле (Baumeister, 1997, см. главу 4). Каждый из нас с легкостью делит мир на добро и зло, но Бога, видимо, не трево- жит, сколько предрассудков и макиавеллиевских мотивов движет нами при этом. Моральные Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 150 мотивы (справедливость, честь, верность, патриотизм) лежат в основе большинства актов наси- лия, в том числе терроризма и войны. Большинство людей уверены, что их действия морально оправданны. Конечно, история знает несколько архизлодеев, верных кандидатов на котел в аду, но почти все остальные явно окажутся в чистилище. Никак не получается превратить Бога в Санта-Клауса – этакого бухгалтера, сводящего баланс в шести миллиардах счетов, поскольку большинство биографий невозможно однозначно поместить в столбец «хороший» или «пло- хой». Кроме того, научный подход к этому вопросу тоже начинается с простого и неудовлетво- рительного ответа: добродетель при некоторых обстоятельствах полезна для генетики. Когда «выживание наиболее приспособленных» превратилось в «выживание наиболее приспособ- ленных генов», стало очевидно, что самые приспособленные гены способствуют доброте и сотрудничеству в двух сценариях: когда это полезно для тех, кто несет копию того же гена (то есть для родственников), и когда это полезно для самих носителей генов, поскольку помогает им забирать излишки в играх с ненулевой суммой при помощи стратегии «Ты – мне, я – тебе». Эти два явления – альтруизм по отношению к родственникам и взаимный альтруизм – и в самом деле объясняют почти все случаи альтруизма у животных, как, впрочем, и многие слу- чаи человеческого альтруизма. Однако этот ответ неудовлетворителен, поскольку наши гены в какой-то степени – кукловоды, заставляющие нас хотеть того, что иногда полезно для них, но вредно для нас (например, толкают к внебрачной связи или заставляют гнаться за престижем в ущерб счастью). Генетический эгоизм нельзя рассматривать как руководство ни к счастливой, ни к добродетельной жизни. Более того, если кто-то считает взаимный альтруизм оправданием альтруизма вообще (а не просто его причиной), получается, что он вправе быть разборчивым и оказывать любезности только тем, кто может ему помочь, но не тратить время и деньги на всех остальных (например, никогда не оставлять чаевые в ресторанах, куда он точно не вернется). Следовательно, чтобы оценить, действительно ли альтруизм полезен самому альтруисту, при- дется задать ученым и мудрецам следующий вопрос, потруднее: оправдывается ли альтруизм, если не существует ни посмертного воздаяния, ни взаимности? Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 151 Трудные ответы на трудный вопрос Святой Павел приводит слова Христа: «блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20:35). Но правда ли помощь ближнему дарует блаженство, то есть счастье, помогающему? Мне не попадалось данных, что альтруистам платят за альтруизм, однако есть свидетельства, что самоотверженность и правда делает их счастливыми. Те, кто занимается волонтерской дея- тельностью, здоровее и счастливее тех, кто этого не делает, но здесь, как всегда, приходится учитывать проблему обратной корреляции – люди от природы счастливые просто симпатичнее и добрее (Lyubomirsky et al., в печати), так что волонтерство, вероятно, у них не причина, а следствие высокого уровня счастья. Гипотеза счастья-причины получила прямое подтвержде- ние в работах психолога Элис Айзен (Isen and Levin, 1972. У этого эффекта есть свои границы, например, случаи, когда помощь ближним портит настроение, см. Isen and Simmonds, 1978). Элис Айзен оставила в телефонах-автоматах по всей Филадельфии десятицентовики. Те, кто пользовался этими телефонами, с большей вероятностью помогали на улице людям, уронив- шим кипу бумаг (это происходило в тот самый миг, когда звонившие выходили из будок), чем те, кто пользовался телефонами, где не было монеток. Айзен проделала рекордное количество исследований случайных добрых поступков – раздавала печенье, пакетики конфет, наборы канцелярских принадлежностей, манипулировала исходом компьютерных игр (чтобы игрок выигрывал), показывала людям фотографии, повышающие настроение, – но результат всегда был один и тот же: счастливые люди добрее и заботливее собратьев из контрольной группы. Однако нас интересует обратное – доказать, что акты альтруизма непосредственно вызы- вают ощущение счастья и другие долгосрочные положительные эффекты. Правду ли гово- рят плакаты Красного Креста: «Сдай кровь – порадуй себя»? Психолог Джейн Пиллавин изу- чала доноров крови и обнаружила, что да, после сдачи крови человек действительно радуется, отчасти за себя. Затем Джейн Пиллавин изучила более широкую литературу о всякого рода волонтерской работе и пришла к выводу, что помощь ближнему и правда приносит пользу самому помогающему, но механизм этот сложен и зависит от этапа жизненного пути (Piliavin, 2003). Исследования учебных проектов «социальной службы», в ходе которой молодые люди, по большей части старшеклассники, занимаются волонтерской работой и параллельно в рам- ках программы участвуют в групповых обсуждениях своей деятельности, в целом дают обна- деживающие результаты: среди участников этих программ меньше преступности и отклоне- ний в поведении, выше гражданская ответственность, больше приверженность положительным общественным ценностям. Однако социальная служба, похоже, не особенно влияет на само- оценку или уровень счастья юных участников. А вот у взрослых все несколько иначе. В ходе одного долгосрочного исследования ученые наблюдали за благополучием нескольких тысяч волонтеров в течение нескольких лет и сумели доказать причинно-следственную связь (Thoits and Hewitt, 2001): после того как человек теснее вовлекался в волонтерскую деятельность, у него повышались все показатели счастья и благополучия (в среднем), и эффект сохранялся до тех пор, пока испытуемый не бросал волонтерство. Для пожилых людей волонтерская дея- тельность еще полезнее, особенно если она предполагает прямую адресную помощь людям или осуществляется через религиозную организацию. Польза волонтерской работы для пожилых настолько заметна, что приводит даже к улучшению здоровья и увеличению продолжительно- сти жизни. Стефани Браун и ее коллеги из Мичиганского университета наглядно подтвердили это воздействие, когда изучили данные масштабного долгосрочного исследования пожилых супружеских пар (Brown et al., 2003). Те, кто по собственным оценкам уделял много времени и сил помощи и поддержке супругов, друзей и родственников, жили дольше, чем те, кто был менее щедр (даже с учетом факторов вроде состояния здоровья на момент начала исследова- ния), тогда как объем получаемой помощи никак не сказывался на долголетии. Так что резуль- Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 152 таты Браун прямо указывают, что блаженнее давать, нежели принимать – по крайней мере, в пожилом возрасте. Закономерная связь перемен с возрастом указывает на то, что волонтерская работа имеет два крупных преимущества: она сближает людей и помогает им составить историю жизни в стиле Мак-Адамса (McAdams, 2001, см. главу 7). Подростки и так погружены в бурное море социальных взаимоотношений и едва приступили к созданию своих историй жизни, поэтому им оба этих преимущества пока что ни к чему. Но с возрастом история жизни человека начи- нает обретать очертания, и альтруистические занятия прибавляют характеру человека глу- бины и добродетельности. В старости, когда многие из друзей и родных уже умерли и соци- альное окружение поредело, преимущества волонтерской работы ощущаются сильнее всего (и, конечно, больше всего пользы волонтерство приносит социально изолированным старикам) (Piliavin, 2003). Более того, в старости больше значения придается формированию наследия, общению с близкими, духовным исканиям, а стремление к достижениям становится неумест- ным (Emmons, 2003) – оно больше подходит для глав из середины истории жизни, а следова- тельно, занятия, позволяющие человеку что-то «вернуть» ближним, хорошо вписываются в историю и помогают подвести ее к удовлетворительному финалу. Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 153 Будущее добродетели Научные исследования подтверждают гипотезу добродетели, даже если свести ее к утвер- ждению, что альтруизм полезен. Если оценивать ее так же, как Бенджамин Франклин, то есть как утверждение, касающееся добродетели в широком смысле, она становится настолько фун- даментально истинной, что заставляет задаться вопросом, правы ли консерваторы от культуры, когда критикуют современную жизнь и ее урезанную попустительскую мораль. Может быть, нам, представителям западной цивилизации, стоит вернуться к прежней морали – морали доб- родетелей? Я уверен, что мы и в самом деле упустили что-то важное – насыщенный, проработанный национальный характер с общепризнанными добродетелями и ценностями. Посмотрите кино тридцатых-сороковых – и вы увидите людей, перемещающихся по плотной сети нравственных волокон, героев, которых заботит их честь, репутация, соблюдение внешних приличий. Если дети ведут себя плохо, им часто делают замечания не родители, а другие взрослые. Силы добра всегда побеждают, преступления никогда не оправдываются. Наверное, сейчас нам кажется, что вся эта чопорность связывает нас по рукам и ногам и расставляет слишком жесткие гра- ницы, но вот в чем дело – жесткие границы нам полезны, а абсолютная свобода только вредит. Вспомним Дюркгейма, того социолога, который открыл, что свобода от социальных связей коррелирует с частотностью самоубийств (Дюркгейм, 2018А, см. главу 6). Он же ввел в обра- щение термин «аномия» – «отсутствие норм». Аномия – состояние общества, при котором теряются ясные представления о правилах, нормах, стандартах и ценностях. В обществе, где царит аномия, человек волен делать что хочет, но без четких стандартов и уважаемых соци- альных институций, которые обеспечивали бы их соблюдение, людям труднее понять, чего они хотят. Аномия способствует ощущению утраты корней и тревожности, поощряет аморальное и антиобщественное поведение. Современные социологические исследования безусловно под- держивают Дюркгейма: один из главных критериев здоровья американского города – сила реак- ции взрослых на дурные поступки чужих детей (Sampson, 1993). Подкрепление обществен- ных стандартов обеспечивает и ограничения, и сотрудничество. А когда каждый занят своими делами и смотрит на остальное сквозь пальцы, возникает полная свобода и аномия. Социолог Джеймс Хантер, мой коллега по Виргинскому университету, поддерживает идеи Дюркгейма и возрождает их в рамках современных исследований воспитания характера. В 2000 году он опубликовал провокационную книгу «Смерть характера» (Hunter, 2000). Хан- тер рассказывает, как Америка утратила старые представления о характере и добродетели. До Промышленной революции американцы чтили добродетели «производителей» – трудолюбие, сдержанность, жертвы ради будущего и жертвы ради общего блага. Но в ХХ веке, когда все стали состоятельнее и общество производителей постепенно превратилось в общество массо- вого потребления, появилось альтернативное представление о собственном «Я» – представле- ние, основанное на идее личных предпочтений и достижения личных целей. Слово «характер», когда-то означавшее нравственный облик человека, вышло из моды, и на его место пришло слово «личность», начисто лишенное моральных коннотаций. Хантер приводит и вторую причину смерти характера – инклюзивность. Первые амери- канские поселенцы создавали анклавы, население которых было однородно этнически, куль- турно и морально, однако в дальнейшем вся история Америки была историей растущего многообразия. Поэтому педагоги и воспитатели стремились выявить набор нравственных представлений, с которыми были бы согласны все, и этот набор постоянно сужался. Суже- ние дошло до логического конца в шестидесятые, когда появилось популярное движение «за прояснение ценностей», не проповедовавшее вообще никакой морали. Прояснение ценностей учило детей искать собственные ценности, а от учителей требовало воздерживаться от навя- Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 154 зывания ценностей кому бы то ни было. Хотя цели инклюзивности весьма похвальны, у него наблюдались непредвиденные побочные эффекты – оно отрывало детей от традиций, истории и религии, от той самой почвы, где коренились прежние понятия о добродетели. Можно растить овощи на гидропонике, но все равно надо добавлять в воду питательные вещества. А когда мы предложили детям отрастить себе добродетели на гидропонике и руководствоваться исключи- тельно внутренними ощущениями, это было все равно что потребовать, чтобы каждый из нас разработал свой собственный язык – бессмысленное занятие, не приводящее ни к чему, кроме одиночества, ведь человеку не с кем будет поговорить. (Тонкий анализ более либерального подхода к роли «культурных ресурсов» для формирования самосознания см. в Appiah, 2005, а также в Taylor, 1989.) Я считаю, что анализ Хантера вполне корректен, но все же не убежден, что в целом уре- занная современная мораль не принесла нам ничего, кроме вреда. В старом кино и телепро- граммах, даже снятых в шестидесятые, меня часто тревожит одна черта: строгие рамки, нала- гаемые обществом на жизнь женщин и афроамериканцев. Да, инклюзивность обошлась нам недешево, зато мы приобрели более гуманное общество, где больше возможностей для расо- вых и сексуальных меньшинств, для женщин, инвалидов и так далее – то есть для большинства из нас. И даже если кому-то кажется, что цена была слишком высокой, обратной дороги нет – мы не можем вернуться ни в общество до потребления, ни в этнически однородные анклавы. Остается лишь искать способы борьбы с аномией, которые не исключали бы из жизни обще- ства огромные классы людей. Я не социолог и не специалист по образовательной политике, поэтому не буду пытаться обрисовать радикально новый подход к нравственному воспитанию. Лучше расскажу об одной находке, которую я сделал, когда сам исследовал многообразие в обществе. Само слово «много- образие» («diversity») в этом значении заняло нынешнюю позицию в американском лексиконе лишь в 1978 году после постановления Верховного суда по делу «Риджентс против Бакке», согласно которому применение расовых предпочтений для достижения расовых квот в универ- ситетах противоречит конституции, но можно опираться на расовые предпочтения для дости- жения разнообразия в составе студентов. С тех пор многообразие повсеместно приветствуется, о нем пишут на наклейках на бамперы, проводят дни многообразия в кампусах, напирают на него в рекламе. Для многих либералов многообразие стало безусловным благом – как справед- ливость, свобода и счастье: чем больше многообразия, тем лучше. Однако исследования морали и нравственности заставили меня усомниться в этом. Если учесть, как легко разделять людей на враждующие группировки на основании банальных раз- личий (Tajfel, 1982), подумал я, интересно, не приводит ли пропаганда многообразия к про- паганде разделения, тогда как пропаганда общности могла бы помочь людям образовывать сплоченные группы и общины. Я быстро понял, что многообразие бывает двух видов: демо- графическое и моральное. Демографическое многообразие касается социально-демографиче- ских категорий – расы, этнической принадлежности, пола, сексуальной ориентации, возраста и инвалидности или ее отсутствия. Призывы к демографическому разнообразию – это в боль- шой степени призывы к справедливости, к включению в жизнь общества исключенных групп. А моральное многообразие, напротив, – это именно то, что Дюркгейм назвал аномией: отсут- ствие согласия по вопросам нравственных норм и ценностей. Стоит провести это различие, и станет видно, что моральное многообразие в принципе никому не нужно – никто в здравом уме и твердой памяти такого не захочет. Если, например, вы по вопросу об абортах придержи- ваетесь мнения, что это личное дело женщины, едва ли вы предпочтете, чтобы в обществе был широкий диапазон убеждений на этот счет, а не какое-то одно господствующее. И едва ли вам захочется, чтобы все были согласны с вами, но законы вашего государства гласили противопо- ложное. Если вам нравится, что по какому-то вопросу налицо многообразие мнений, значит, для вас этот вопрос не имеет отношения к нравственности – речь идет просто о вкусах. Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 155 Мы с моими студентами Холли Хом и Эваном Розенбергом повели в Виргинском уни- верситете исследование, задействовав несколько групп (Haidt, Rosenberg, and Hom, 2003). И оказалось, что студенты всячески поддерживают расширение многообразия демографических категорий (раса, религия, общественный класс), даже те, кто причисляет себя к политиче- ским консерваторам. А моральное многообразие (мнения о спорных политических вопросах) оказалось в большинстве случаев отнюдь не таким привлекательным – за одним интересным исключением: оно приветствовалось на семинарских занятиях. Студентам нравилось иметь дело с моральным многообразием в аудитории, но не при общении с соседями и друзьями. Из этого исследования мы сделали вывод, что многообразие – это как холестерин: бывает плохой, бывает хороший, но ни тот ни другой, пожалуй, не стоит повышать. Либералы правы, когда ратуют за общество, открытое для представителей всех демографических групп, но и консер- ваторы, возможно, правы, когда считают, что при этом нам нужно еще сильнее ратовать за создание общего для всех самосознания. Я отношу себя к политическим либералам, но считаю, что в теме нравственного воспи- тания консерваторы разбираются лучше (хотя не в нравственной психологии в целом: слишком уж сильно влияет на них миф о чистом зле). Консерваторы требуют, чтобы в школе на уроках создавали положительный образ неповторимого американского самосознания, приправленный большой дозой американской истории и теории американского государства и права, а един- ственным государственным языком был английский. Либералы, что понятно и естественно, чураются этого ура-патриотизма, национализма и упора на книги «мертвых белых мужчин», но мне кажется, что всякий, кого заботит ситуация в образовании, должен помнить, что девиз с американского герба «e pluribus unum» («из многих – одно») состоит из двух частей. Пропа- ганда «pluribus» должна быть уравновешена политикой, укрепляющей «unum». Может быть, уже поздно. Может быть, в пылу нынешней культурной войны уже никто не в состоянии оценить по достоинству идеи противника. А может быть, нам следует поучиться у великого образца нравственности – Бенджамина Франклина. Франклин сокрушался, что исто- рию движут люди и группировки, сражающиеся друг с другом до последней капли крови за свои личные интересы, и предложил создать «Объединенную партию добродетели». Эта пар- тия состояла бы из тех, кто воспитывает добродетели в себе, и действовала бы исключительно «на благо всего человечества». Не исключено, что это было наивно даже во времена Фран- клина, и едва ли «добродетельные и хорошие люди всех наций» нашли бы общий язык с той легкостью, с какой предполагал Франклин. Тем не менее Франклин, вероятно, верно говорил, что крупные политические деятели не могут насаждать ни лидерство, или добродетель – их формируют общественные движения, например, горожане, которые собрались и решили обес- печить моральную непротиворечивость во многих областях жизни своих детей. Подобные дви- жения есть и сейчас. Психолог Уильям Дамон, специалист по теории развития, называет их «движениями за хартии юношества», поскольку они объединяют всех, кто имеет отношение к воспитанию детей: родителей, учителей, тренеров, религиозных лидеров и самих детей. Все они должны прийти к согласию и составить «хартию», описывающую общие представления, обязательства и ценности сообщества и обеспечивающую для всех сторон одинаковые высокие стандарты поведения в любой обстановке. Пусть даже движениям за хартии юношества недо- стает нравственной глубины общества древних Афин, они все же прилагают усилия, чтобы преодолеть аномию, и при этом далеко опережают Афины с точки зрения законодательства. |