Сборник ответов по трудовому праву. Хайдт. Стакан Вы смогли скачать эту книгу бесплатно и легально благодаря проекту Дигитека
 Скачать 1.38 Mb.
|
|
Глава 7. Несчастья как полезный инструмент Следовательно, перед тем как ниспослать великое назначение таким людям, Небо обязательно испытывает их сердца и волю в горестях нужды, изнуряет их жилы и кости в труде, морит их тела и кожу голодом, опустошает их в лишениях, идет наперекор им, спутывает все, что они делают. Небо тем самым еще больше увеличивает в них то, в чем они неспособны, подвигая сердца их к терпеливости. Мэн-цзы, Китай, III век до н. э. (Мэн-цзы, 1999, 12.15) Все, что не убивает меня, делает меня сильнее. Ницше (Ницше, 2018) Идея судьбы, предопределения, божественного промысла прослеживается во многих тра- дициях. У индусов есть народное верование, что в день рождения Бог записывает на лбу ребенка его судьбу. Представьте себе, что в день рождения вашего ребенка вам дарят два подарка: пару очков, позволяющую прочесть это предсказание, и карандаш, позволяющий его править. (Кроме того, представьте себе, что эти дары ниспосланы Богом с полным разрешением пользоваться ими на свое усмотрение.) Как бы вы поступили? Вот, предположим, вы читаете: в девять лет ваш ребенок теряет лучшего друга (тот умирает от рака). В восемнадцать оканчи- вает школу первым в классе. В двадцать садится пьяным за руль, попадает в аварию, ампута- ция левой ноги. В двадцать четыре становится отцом-одиночкой. В двадцать девять женится. В тридцать два публикует роман-бестселлер. В тридцать три разводится – и так далее. Как это больно – своими глазами читать, сколько страданий ждет вашего ребенка в будущем! Какая мать, какой отец удержится от соблазна вычеркнуть все травмы, залечить все раны, которые ребенок когда-нибудь нанесет себе сам? Поосторожнее с этим карандашом. Благие намерения лишь ухудшат ситуацию. Если Ницше прав и то, что вас не убивает, делает вас сильнее, то, стерев из будущего своего ребенка все несчастья, вы обречете его на слабость и недоразвитость. Эта глава – о так называемой «гипотезе несчастья», которая гласит, что без несчастья, провалов и, возможно, даже травм человеку не достичь высших уровней силы, полноты жизни и личностного развития. Впрочем, афоризм Ницше не может быть истинным в буквальном смысле, по крайней мере, не всегда. Люди, столкнувшиеся с реальной, вещественной угрозой смерти или ставшие свидетелями чьей-то насильственной смерти, иногда страдают посттравматическим стрессо- вым расстройством (ПТСР) – это тяжелое заболевание, сопровождающееся тревожностью и склонностью к чрезмерным реакциям. Жертвы ПТСР меняются, иногда необратимо: столкнув- шись с препятствиями и попав в беду, они гораздо быстрее паникуют и ломаются. Даже если понять Ницше в переносном смысле (что сам он, несомненно, предпочел бы), полвека иссле- дований стресса показывают, что стрессогенные факторы в целом вредны для здоровья (Taylor, 2003) – они вносят свой вклад в развитие депрессии, тревожных расстройств и сердечно-сосу- дистых болезней. Так что давайте относиться к гипотезе несчастья с должной осторожностью. Рассмотрим научные исследования, целью которых было выяснить, когда несчастье полезно, а когда вредно. Ответ не сводится к простому «несчастья в определенных рамках». История гораздо интереснее – и она покажет, как люди растут и процветают и как вам (и вашему ребенку) получить максимум пользы от бед и несчастий, которым, безусловно, еще найдется место в вашем будущем. Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 122 Посттравматический рост Прежней жизни Грега пришел конец 8 апреля 1999 года (история эта подлинная, но имена и характерные детали изменены). В тот день его жена и двое детей – семи и четырех лет – бесследно исчезли. У Грега ушло целых трое суток на то, чтобы выяснить, что они не погибли в автокатастрофе – нет, просто Эми забрала детей и сбежала с мужчиной, с которым познакомилась в торговом центре два месяца назад. Теперь они вчетвером колесили по стране, и их видели в нескольких западных штатах. Частный детектив, которого Грег нанял, быстро выяснил, что человек, разрушивший жизнь Грега, мошенник и мелкий воришка. Как такое могло случиться? Грег чувствовал себя Иовом, в один день лишившимся всего, что любил. И, подобно Иову, не видел никаких причин постигшей его катастрофы. Грег – мой старый друг и обратился ко мне с просьбой, чтобы я как психолог объяснил, как его жена подпала под влияние этого жулика. Я мог предложить только одно объяснение: похоже, этот человек – психопат. Большинство психопатов не склонны к насильственным дей- ствиям (хотя большинство серийных убийц и насильников – психопаты). Это люди, по большей части мужчины, лишенные моральных эмоций, ни к чему и ни к кому не привязанные и не считающие нужным учитывать чужие интересы (Cleckley, 1955; Hare, 1993). Поскольку они не чувствуют ни стыда, ни смущения, ни вины, им легко манипулировать людьми и получать от них деньги, секс и доверие. Я сказал Грегу, что если этот человек и в самом деле психопат, то не способен любить, и Эми и дети скоро наскучат ему. Скорее всего, Грег скоро снова увидит детей. Эми вернулась через два месяца. Полиция передала детей под опеку Грегу. Паническая фаза у Грега осталась в прошлом – но и супружество тоже, и теперь ему предстоял долгий мучительный процесс восстановления своей жизни. Он стал отцом-одиночкой, жить ему пред- стояло на жалованье старшего преподавателя в колледже, впереди ждали долгие годы расходов на адвокатов, поскольку Эми наверняка будет пытаться отсудить у него опеку над детьми. Едва ли Грег мог надеяться, что закончит монографию, от которой зависела его научная карьера, к тому же его очень тревожило душевное здоровье детей, да и собственное тоже. Что же делать и как быть? Через несколько месяцев я навестил Грега. Стоял прекрасный августовский вечер, мы с Грегом сидели на крылечке, и он рассказывал, как повлиял на него этот кризис. Рана была еще свежа, но Грег узнал, что его судьба небезразлична многим людям и ему готовы помочь. Зна- комые из его церковной общины приносили ему готовую еду и помогали с детьми. Родители продали свой дом в Юте и переехали в Шарлотсвилль, чтобы участвовать в воспитании вну- ков. Кроме того, Грег считал, что пережитое коренным образом изменило его представления о смысле жизни. Оказалось, что карьера не главное, лишь бы дети были с ним. Грег сказал, что и к людям стал относиться иначе, что свидетельствовало о перемене системы ценностей: теперь в нем стало гораздо больше любви, сочувствия и умения прощать. Он больше не злился на других по пустякам. А потом Грег сказал такое, что я поперхнулся. Он упомянул о том, что во многих операх основная тема – это печальное трогательное соло, и добавил: «Теперь мой выход, моя ария. Я не хочу петь, не рад, что представился такой случай, но вот настал этот момент – и что я могу поделать? Только с честью пройти испытание». То, что он сумел все так сформулировать, говорило о том, что он и в самом деле проходит испытание с честью. Заручившись помощью семьи и друзей и глубокой верой в Бога, Грег восстановил свою жизнь, дописал книгу, а через два года нашел и работу получше. Недавно я с ним разговаривал, и он говорил, что боль еще не утихла. Но еще он сказал, что многие перемены к лучшему, произошедшие с тех пор, закрепились и сохранились, и теперь каждый день, проведенный с детьми, приносит ему больше радости, чем до катастрофы. Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 123 Исследования связей психологического и физического здоровья десятилетиями были сосредоточены на стрессе и его пагубных последствиях. В этой исследовательской литературе упор всегда делался на стойкость, на умение не ломаться под ударами судьбы, избегать обшир- ных повреждений и «спружинивать» обратно в нормальное функционирование. Но лишь в последние 15 лет исследователи начали заглядывать за пределы стойкости и изучать пользу тяжелого стресса. Иногда эту пользу собирательно называют «посттравматический рост» (см. Nolen-Hoeksema and Davis, 2002; Tedeschi, Park, and Calhoun, 1998; Tennen and Affleck, 1998; Updegraff and Taylor, 2000. У этого движения есть и первопроходцы, пусть и немного: Франкл, 1990), прямо противопоставляя ее посттравматическому стрессовому расстройству. На сего- дняшний день исследователи изучили множество людей, столкнувшихся с самыми разными несчастьями – это и рак, и сердечно-сосудистые болезни, и ВИЧ, и изнасилования, и нападе- ния, и паралич, и бесплодие, и пожары, и авиакатастрофы, и землетрясения. Они рассмотрели, как люди переживают утрату самых прочных связей – детей, супругов и партнеров, родителей. И накопленные обширнейшие данные показывают, что хотя травмы, кризисы и трагедии при- нимают тысячи обличий, польза, которую получают от них люди, бывает трех основных типов, тех самых, о которых говорил Грег. Во-первых, когда человек с честью переносит испытание, это выявляет его скрытые спо- собности, а когда он замечает эти способности, это меняет самовосприятие. Никто из нас не подозревает, что может вынести. Сколько ни твердишь себе «Без Х я умру» или «Я бы не пере- жил того, что сейчас происходит с Y», это лишь наездник сотрясает воздух. Если бы вы и в самом деле потеряли Х или очутились в том же положении, что Y, сердце у вас не перестало бы биться. Вы бы реагировали на внешние стимулы, причем по большей части рефлекторно. Иногда люди говорят, что после страшной утраты или травмы у них словно бы все немеет и они действуют на автопилоте. Сознание резко меняется, но тело как-то продолжает шевелиться. Проходит несколько недель, человек пытается осмыслить утрату и изменившиеся обстоятель- ства, и нормальность отчасти возвращается. То, что не убивает тебя, по определению делает тебя выжившим героем – тем самым, о котором потом будут говорить «Я бы не пережил того, что сейчас происходит с Y». Горе и травмы чаще всего преподают людям один и тот же урок: человек гораздо сильнее, чем думает, и новое понимание своей силы дает им уверенность перед лицом будущих испытаний. Причем они не просто додумывают ложку меда к бочке дегтя – нет, те, кто побывал на войне и в концлагере, те, кто пережил насилие и страшные утраты, зачастую словно бы привиты от стресса в будущем (Meichenbaum, 1985, а также Updegraff and Taylor, 2000): они быстрее восстанавливаются отчасти потому, что уже знают, что это им по плечу. Именно на такую пользу страданий часто указывали религиозные лидеры. Как говорит апостол Павел в Послании к Римлянам (5:3–4), «… хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда». Впрочем, нет нужды заглядывать так далеко в прошлое – совсем недавно Далай-лама сказал: «Человек, у которого за плечами много жизненных невзгод, лучше способен выстоять перед житейскими трудно- стями, чем человек, которому никогда не приходилось страдать. Так что с этой точки зрения немного страданий – хороший жизненный урок» (Dalai Lama, 2001). Вторая разновидность пользы – это личные отношения. Несчастье – фильтр. Если чело- веку ставят диагноз «рак», если родители теряют ребенка, кто-то из их родных и друзей с честью переносят это испытание и всячески стараются помочь или посочувствовать. А кто-то отворачивается, вероятно, потому, что не знает, что сказать, и не может преодолеть собствен- ную неловкость и страх в этой ситуации. Но несчастье не просто позволяет познать друга в беде, оно укрепляет отношения и раскрывает сердца людей друг к другу. Зачастую мы начи- наем любить тех, о ком заботимся, и обычно у нас пробуждается любовь и благодарность к тем, кто заботится о нас в час нужды. Сьюзен Нолен-Хексема и ее коллеги из Стэнфордского уни- верситета провели масштабное исследования процесса скорби и обнаружили, что после потери Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 124 любимого человека скорбящий обычно больше ценит других людей в своей жизни и относится к ним терпимее (Nolen-Hoeksema and Davis, 2002, 602–603). Одна участница исследования, чей партнер умер от рака, сформулировала это так: «Утрата укрепила мои отношения с дру- гими, поскольку я понимаю, что время – это очень важно и всегда рискуешь потратить ужасно много сил на мелкие и незначительные события и чувства». Эта скорбящая женщина, как и Грег, обнаружила, что теперь сильнее любит окружающих и избавилась от мелочности. Травма, похоже, убивает всякое желание играть в макиавеллиевское «ты – мне, я – тебе» с упором на саморекламу и конкуренцию. Эта перемена в отношениях указывает на третью разновидность пользы: травма меняет приоритеты и мировоззрение в настоящем («Проживай каждый день как последний») и в общении с другими. Все мы слышали рассказы о богатых и знаменитых, у которых на пороге смерти произошло моральное преображение. В 1993 году я своими глазами видел едва ли не самое зрелищное изложение этого сюжета, начертанное на скалах близ индийского города Бху- банешвара, где я три месяца изучал культуру и этику. В 272 году до н. э. царь Ашока захватил империю Мауриев в Центральной Индии, после чего решил расширить территорию, завоевав окрестные земли. Ему сопутствовал успех, и он огнем и мечом покорил много царств и много соседних народов. Но после особенно кровавой победы над страной Калинга, находившейся поблизости от современного Бхубанешвара, царя вдруг охватил ужас и раскаяние. Он перешел в буддизм, отказался от дальнейших завоеваний и посвятил свою жизнь созданию государства, основанного на справедливости и уважении к дхарме (космическому закону индуизма и буд- дизма). Он записал свои представления о справедливом обществе и о законах добродетельного поведения и велел высечь эти указы на отвесных скалах по всему царству. Ашока разослал во все края, вплоть до Греции, гонцов, чтобы поведать миру о своей мечте – мирной и доброде- тельной жизни и религиозной толерантности. Обращение Ашоки вызвала победа, а не несча- стье, но, как показывают современные исследования военных в горячих точках (Baum, 2004; Tennen and Affleck, 1998), людей травмирует не только угроза смерти, но и необходимость убивать. Царь Ашока, как и многие из тех, кто пережил посттравматический рост, полностью преобразился. В своих указах он говорит, что теперь относится к тем, кто не согласен с ним, терпимее и сочувственнее и легко их прощает. Лишь немногим удается пройти весь путь от массового убийцы до благодетеля человече- ства, однако очень многие, столкнувшись с угрозой смерти, потом замечают у себя перемены в системе ценностей и мировоззрении. Многие ретроспективно называют диагноз «рак» при- зывом пробудиться, оглядеться, осознать свое место в мире – поворотной точкой. Многие в таких случаях задумываются о смене профессии или о том, чтобы меньше времени посвящать работе. Пробудившись и оглядевшись, они зачастую понимают, что жизнь – драгоценный дар, данный нам не просто так, а люди важнее денег. О воздействии осознания собственной смерти очень тонко пишет Чарльз Диккенс в «Рождественской песни в прозе». Призраку Грядущего Рождества достаточно нескольких минут, чтобы превратить Скруджа, закоренелого скрягу, в человека щедрого и великодушного, которого приводят в полный восторг и родные, и подчи- ненные, и случайные прохожие. Я не собираюсь славить горести и несчастья, прописывать их как панацею или преумень- шать моральную необходимость по мере сил минимизировать их. Я ни в коем случае не игно- рирую страдания, которые приносит каждый диагноз «рак» и самому больному, и всем его род- ным и близким. Я лишь хочу подчеркнуть, что страдания не то чтобы исключительно вредны для всех нас. В бочке дегтя почти всегда найдется ложка меда, и те, кто сумеют ее отцедить, обретут настоящую драгоценность – важнейший инструмент духовного и нравственного раз- вития. Как писал Шекспир: Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 125 Да, сладостны последствия несчастья; Как мерзостный и ядовитый змей, Оно хранит неоценимый камень Под черепом… 4 4 У. Шекспир. Как вам это понравится. Акт второй, сцена I. Перевод П. Вейнберга. Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 126 Так надо ли страдать? У гипотезы несчастий есть слабая и сильная версии. Согласно слабой версии, несча- стья способствуют росту, силе, радости и самосовершенствованию благодаря трем механизмам посттравматического роста, о которых мы только что говорили. Слабая версия основательно подкреплена научными данными, однако из нее не следует никаких особенных выводов о том, как надо жить. Сильная версия гипотезы значительно более неприятна: она гласит, что несча- стья необходимы для роста и высшие уровни роста и развития доступны лишь тем, кто столк- нулся с величайшими невзгодами и сумел их пережить. Если верна сильная версия гипотезы, то следствия из нее весьма существенно влияют на то, как надо жить и структурировать общество. Она означает, что нам нужно больше рисковать и терпеть больше поражений. Она означает, что мы, вероятно, чрезмерно опекаем детей, и это опасно: ведь мы обеспечиваем им теплич- ное существование и даем слишком много советов, лишая «критических инцидентов» (Tooby and Cosmides, 1996), которые помогли бы им вырасти сильными и создать особенно прочные дружеские связи. Она означает, что героические общества, где бесчестие страшнее смерти, и общества, сплоченно пережившие войну, вероятно, порождают более совершенных людей, чем мир, где царит покой и процветание, а ожидания достигают таких высот, что люди судятся друг с другом из-за «морального ущерба». Но верна ли сильная версия? Многие говорят, что несчастья полностью преобразили их, но помимо этих рассказов исследователи пока что собрали мало данных о личностных переменах, вызванных травмами. Результаты психологических тестов у людей на протяжении нескольких лет остаются стабильными, даже если эти люди говорят, что за это время сильно изменились (Costa and McCrae, 1989). Одно из немногих исследований, где делается попытка подтвердить сообщения о росте и развитии на основании того, что говорят об испытуемых друзья, выявило, что друзья видят гораздо меньше перемен, чем отмечают сами испытуемые (Park, Cohen, and Murch, 1996). Однако не исключено, что эти исследования искали перемены не там. Психологи зача- стую оценивают личность по основным чертам вроде «большой пятерки»: невротичность, экс- траверсия, открытость новому, приветливость (теплота, отзывчивость) и совестливость (Costa and McCrae, 1989). Эти черты – факты о слоне, о рефлекторных реакциях человека в раз- личных ситуациях. Они почти одинаковы у разлученных близнецов, а следовательно, отча- сти объясняются генетикой, хотя на них влияют и перемены в обстоятельствах жизни или исполняемых ролях, например, когда у человека появляются дети (Srivastava et al., 2003). Но психолог Дэн Мак-Адамс предположил, что на самом деле у личности три уровня, так что нижнему уровню – основным чертам – уделяется слишком много внимания (McAdams, 1994; McAdams, 2001). Второй уровень личности, «характерные механизмы адаптации», – это лич- ные цели, механизмы защиты и приспособления, ценности, убеждения и заботы, характерные для нынешнего этапа жизни (например, воспитание детей или выход на пенсию), то есть все то, что развивается у человека ради успеха в его ролях и нишах. Основные черты влияют на эти механизмы адаптации, например, у очень невротичного человека будет значительно больше механизмов защиты; экстраверт будет сильнее опираться на социальные связи. Но на сред- нем уровне основные черты человека так или иначе взаимодействуют с жизненными обстоя- тельствами и нынешним этапом в биографии человека. Когда эти факты меняются, например, после смерти супруга, меняются и характерные механизмы адаптации человека. Да, слон меня- ется медленно и неохотно, но если слону и наезднику удается наладить сотрудничество, они вместе вырабатывают новые способы прожить сегодняшний день. Третий уровень личности – это уровень «истории жизни». Представители всех челове- ческих культур сами не свои до историй, мы их создаем при первой возможности. (Видишь Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 127 вон там семь звезд? Это семь сестер, которые…) Вот и нашу жизнь мы тоже превращаем в историю – поскольку не можем удержаться: Мак-Адамс называет это «разворачивающейся историей, которая объединяет реконструированное прошлое, воспринимаемое настоящее и предвкушаемое будущее в один непротиворечивый жизнеутверждающий биографический миф» (McAdams, 1994, 306). Хотя низший уровень личности относится по большей части к слону, историю жизни пишет главным образом наездник. Вы создаете свою историю в созна- нии, интерпретируя собственное поведение и слушая, что думают о вас окружающие. История жизни – это не труд историка: не забывайте, что у наездника нет доступа к подлинным при- чинам вашего поведения. Скорее это исторический роман, в котором много отсылок к реаль- ным событиям, а промежутки заполнены сюжетами и толкованиями в духе происходящего, как истинными, так и ложными. Такая трехуровневая конструкция ясно показывает, почему без несчастий невозможно оптимальное развитие человека. Большинство жизненных целей, которые ставят перед собой люди на уровне «характерных адаптаций», можно распределить на четыре категории, как обна- ружил психолог Роберт Эммонс (Emmons, 2003; Emmons, 1999): работа и достижения, личные отношения и близость, религия и духовность и, наконец, наследие (необходимость внести свой вклад в жизнь общества и оставить какой-то след). Хотя в целом ставить цели и достигать их полезно, цели бывают разные. Как обнаружил Эммонс, те, кто стремится в первую очередь к достижениям и богатству, в среднем не так счастливы, чем те, кто уделяет больше внимания трем другим категориям (см. также работы Тима Кассера: Kasser, 2002; Kasser and Ryan, 1996). Поиски причин приводят нас обратно к ловушке счастья и демонстративному потреблению: поскольку эволюция сделала людей такими, что они стремятся не к счастью, а к успеху, они с энтузиазмом ставят перед собой цели, которые помогут им повысить свой престиж в соревно- ваниях с нулевой суммой. Успех в такой конкуренции – это приятно, но удовольствие длится недолго, а планка для успехов в будущем оказывается поднятой. Но когда случается трагедия, она выбивает человека из рутины и вынуждает принять решение – либо запрыгнуть обратно в беличье колесо и заняться делами, как обычно, либо попробовать что-то другое. Открывается временное окно – всего несколько недель или меся- цев после трагедии, – когда человек относительно открыт новому. В это время цели, связан- ные с достижениями, теряют притягательность, а иногда и всякий смысл. Если переключиться на другие цели – семью, религию, помощь ближним, – удастся перейти на недемонстратив- ное потребление, и полученное в процессе удовольствие не объясняется в полной мере воз- действием адаптации (то есть привычкой к рабочей рутине). Так что такие цели обеспечивают больше счастья, но меньше денег (в среднем). Попав в беду, многие поначалу решают, что надо ставить другие цели, меньше работать, а больше любить и играть. Если вы предпримете реши- тельные действия в первые несколько месяцев, сделаете что-то, чтобы изменить свою повсе- дневную жизнь, то перемены могут закрепиться. Но если вы ограничитесь решением («никогда не забуду свой новый взгляд на жизнь»), то вскоре скатитесь к прежним привычкам и старым целям. Оказавшись на распутье, наездник может в какой-то степени повлиять на ситуацию, но повседневной жизнью управляет слон, который реагирует на окружающее рефлекторно. Веро- ятно, несчастья необходимы для роста, поскольку они вынуждают притормозить на жизнен- ном пути, показывают тропы, ответвляющиеся от него на всем протяжении, и заставляют заду- маться, куда же ты на самом деле хочешь попасть. На третьем уровне личности потребность в несчастьях становится еще очевиднее: чтобы написать хорошую историю, нужен интересный материал. Мак-Адамс говорит, что истории «в основе своей повествуют о превратностях судьбы и намерений человека в хронологиче- ском порядке» (McAdams, 2001, 103). Без превратностей судьбы хорошую историю не расска- жешь, и если самое увлекательное, о чем стоит упомянуть, это как родители отказались пода- рить тебе на шестнадцатилетие спортивную машину, твои мемуары никто читать не захочет. Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 128 Мак-Адамс собрал тысячи историй жизни, и в его коллекции есть несколько жанров, связы- ваемых с благополучием. Например, в «истории о служении людям» главный герой происхо- дит из семьи, которая во всем его поддерживает, но с юных лет выработал у себя чуткость к чужим страданиям, руководствуется ясной и непротиворечивой личной идеологией, а в какой- то момент учится обращать свои недостатки, ошибки и кризисы во благо или возмещать нане- сенный ущерб – а этот процесс часто предполагает новые цели, согласно которым «Я» перена- правляется на помощь окружающим. Классический пример – Будда. Напротив, истории жизни некоторых людей – это сплошной «испорченный сюжет»: собы- тия с положительной эмоциональной окраской оборачиваются скверно, все идет напереко- сяк. Неудивительно, что те, кто рассказывает подобные истории, больше склонны к депрес- сии (Adler, Kissel, and McAdams, в печати). И в самом деле, патология депрессии отчасти в том и состоит, что жертва этой болезни, размышляя над сюжетом своей жизни, переформу- лирует его при помощи инструментов негативной триады Бека: я плохой, весь мир плохой, в будущем меня не ждет ничего хорошего. Хотя несчастья, которые не удалось преодолеть, способны породить историю мрачную и депрессивную, для осмысленной истории, вероятно, нужно какое-то существенное количество бед и невзгод. Без идей Мак-Адамса невозможно в полной мере понять, что такое посттравматический рост. Три уровня личности, которые выделяет ученый, дают нам возможность подумать о вза- имосвязанности между ними. Что бывает, если три уровня личности не согласованы друг с другом? Представьте себе женщину, основные черты которой – душевная теплота и общитель- ность, но она изо всех сил строит карьеру в области, где мало возможностей для тесных кон- тактов с людьми, а история ее жизни – это история художницы, которую родители заставили избрать более практичную профессию. Эта женщина – адская смесь из разнородных мотивов и историй, и только несчастье даст ей возможность осуществить те радикальные перемены, без которых ей не добиться согласованности между уровнями. Психологи Кен Шелдон и Тим Кас- сер обнаружили, что цели душевно здоровых и счастливых людей отличаются «высокой степе- нью когерентности», то есть цели высшего уровня (долгосрочные) и низшего уровня (кратко- срочные) у таких людей хорошо сочетаются друг с другом, так что достижение краткосрочных целей приближает к достижению долгосрочных (Sheldon and Kasser, 1995). Травма зачастую подрывает систему убеждений и лишает человека смысла жизни. При этом она заставляет людей складывать мозаику заново, и для этого они нередко обращаются к Богу или другой высшей цели как к объединяющему принципу (см. Emmons, 2003, chap. 6, а также Джеймс, 2010). Лондон и Чикаго после великих пожаров воспользовались открыв- шимися возможностями, чтобы превратить себя в красивые и внутренне непротиворечивые города. Иногда такими возможностями пользуются и люди – и прекрасно перестраивают те части своей жизни и истории, которые по своей воле ни за что не снесли бы. Когда люди гово- рят, что, пережив несчастье, добились личностного роста, они, вероятно, описывают новое ощущение внутренней согласованности. Друзья не всегда замечают эту согласованность, но сам человек ощущает ее как внутренний рост, силу, зрелость и мудрость. (Об «ухабистом пути к хорошей жизни» см. King, 2001.) Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 129 Блаженны находящие смысл Когда с хорошими людьми случается что-то плохое, у нас возникает проблема. На созна- тельном уровне мы знаем, что жизнь несправедлива, но подсознательно видим мир сквозь призму взаимности. Несчастье плохого человека (по нашим оценкам, предвзятым, лицемер- ным и морализаторским) – явление закономерное: сам виноват. Но если жертва была добро- детельной, мы не можем найти смысл в ее трагедии. На интуитивном уровне все мы верим в карму, индуистскую идею, согласно которой что посеешь, то и пожнешь. Психолог Мэл Лер- нер продемонстрировал, что стремление верить, что люди получают то, чего заслуживают, и заслуживают того, что получают, у нас настолько сильно, что мы зачастую обвиняем жертву трагедии, особенно если мы не можем восстановить справедливость, наказав негодяя или ком- пенсировав ущерб жертве (Lerner and Miller, 1978). В ходе экспериментов Лернера отчаянная потребность найти в событиях смысл зачастую заставляла испытуемых делать неточные выводы (например, женщина «подманила к себе» насильника), но в целом способность находить в трагедии сначала смысл, а потом и пользу – ключ к посттравматическому росту (новые исследования поисков смысла как части «психоло- гической иммунной системы» см. в Wilson and Gilbert, 2005). Если человека постигает травма, многие из нас машинально тянутся к шее – не висит ли там на шнурке ключ, снабженный биркой с инструкциями. А многим приходится защищаться самостоятельно, и защищаться им трудно. Психологи приложили много сил, чтобы разобраться, кому травма приносит пользу, а кого губит. Ответ опирается на очередную громадную жизненную несправедливость: вероят- ность получить пользу от трагедии у оптимистов больше, чем у пессимистов (Nolen-Hoeksema and Davis, 2002; Ryff and Singer, 2003; Tennen and Affleck, 1998. На это влияют и другие фак- торы – когнитивная сложность и открытость новому, – но по силе они значительно уступают оптимизму). По большей части оптимисты – люди, выигравшие в кортикальную лотерею: у них по умолчанию задан высокий уровень счастья, они привыкли смотреть на все сквозь розовые очки и легко находят ложку меда в бочке дегтя. Жизнь очень ловко делает богатых еще богаче, а счастливых еще счастливее. Под ударами судьбы люди в целом придерживаются трех линий поведения (Carver, Scheier, and Weintraub, 1989; Lazarus and Folkman, 1984): это активное преодоление препят- ствий (прямые действия, нацеленные на решение проблемы), переоценка ценностей (внутрен- няя работа – перенастройка образа мыслей и поиск ложки меда) и избегание ради выжива- ния (целенаправленное притупление эмоциональных реакций через отрицание или избегание событий, а также при помощи алкоголя, наркотиков и других отвлекающих факторов). Люди, у которых оптимизм задан как основная черта (уровень 1 по Мак-Адамсу), склонны в случае катастрофы чередовать активное преодоление и переоценку ценностей – таков их стиль пове- дения при неблагоприятных обстоятельствах (уровень 2 по Мак-Адамсу). Поскольку оптими- сты рассчитывают, что их усилия оправдаются, они сразу приступают к работе по возмеще- нию ущерба. Но если это им не удается, они ждут, что все, как обычно, сложится наилучшим образом, поэтому невольно ищут, в чем случившееся оказалось полезным. А когда находят, то пишут новую главу в своей истории жизни (уровень 3 по Мак-Адамсу) – истории постоян- ного роста и преодоления. А те, у кого относительно отрицательный эмоциональный стиль (и больше активности в левой части лобной коры, чем в правой), живут в мире, где гораздо больше опасностей, и не настолько уверены, что сумеют их преодолеть. Их стиль поведения в неблаго- приятных обстоятельствах больше опирается на избегание и другие механизмы защиты. Они больше стараются уменьшить боль и страдания, чем исправить положение, поэтому их положе- ние зачастую усугубляется. Из этого они делают вывод, что мир несправедлив и неуправляем Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 130 и все обычно складывается наихудшим образом, и этот вывод они вплетают в свою историю жизни, где он портит весь сюжет. Если вы пессимист, у вас, должно быть, сейчас появились мрачные мысли. Не отчаивай- тесь! Ключ к росту – не оптимизм как таковой, а умение находить смысл, которое прекрасно развито у оптимистов. Если вы можете найти способ осмыслить несчастье и извлечь из него конструктивные уроки, то тоже сможете обратить его себе на пользу. А чтобы научиться нахо- дить смысл, прочтите книгу Джеймса Пеннебейкера «Раскройтесь» (Pennebaker, 1997). Пен- небейкер начал свои исследования с изучения отношений между травмой – в том числе сек- суального насилия в детстве – и заболеваниями у взрослых. Травма и стресс вредят здоровью, и Пеннебейкер считал, что раскрытие – разговоры с друзьями и терапевтами – помогут не только душе, но и телу. Одна из его ранних гипотез гласит, что травмы, нагруженные стыдом, например, изнасилование (в отличие от нападения несексуального характера) или самоубий- ство супруга (в отличие от автокатастрофы), чаще приводят к болезням, поскольку о таких событиях люди предпочитают не говорить. Однако впоследствии выяснилось, что сама при- рода травмы не играет почти никакой роли. Важно другое – что человек делает потом: те, кто разговаривал с друзьями или с группой поддержки, по большей части избежали последствий травмы для физического здоровья. Обнаружив корреляцию между разговорами о травме и здоровьем, Пеннебейкер сде- лал следующий шаг в научном процессе и попытался добиться улучшения здоровья, поощряя испытуемых раскрывать свои тайны. Пеннебейкер просил их писать «о самом горьком и трав- матическом переживании за всю жизнь», лучше всего – о том, о чем они ни с кем не разговари- вали подробно. Он давал испытуемым вдоволь чистой бумаги и просил писать, не останавлива- ясь, по пятнадцать минут четыре дня подряд. Испытуемым из контрольной группы предлагали в течение того же времени писать на другую тему (например, описывать свой дом или типич- ный рабочий день). В ходе исследований Пеннебейкер просил у испытуемых разрешения в дальнейшем изучить их медицинские документы. Через год он проверял, как часто болели испытуемые из обеих групп. Те, кто писал о травмах, затем в течение года обращались к врачам реже. Когда я прочитал об этом, то не поверил. Получается, если потратишь час на сочинение, этого достаточно, чтобы не заболеть гриппом через полгода? Как такое может быть? Результаты Пеннебейкера свидетельствуют в пользу старомодной фрейдистской идеи катарсиса: те, кто выражает эмоции, «облегчает душу», «выпускает пар», в целом здоровее. Когда-то я изучал литературу по катарсису и точно знал, что наука не подтверждает его полезность (Tavris, 1982). Когда человек выпускает пар, то не успокаивается, а лишь сильнее злится. Однако Пеннебей- кер открыл, что дело не в паре, а в осмыслении. Те испытуемые, которые использовали время, отведенное на письмо, чтобы выпустить пар, никакой пользы от этого не получили. Те, у кого глубокие размышления о причинах и следствиях травматического события прослеживались в записях с самого первого дня, тоже ничего не приобрели, поскольку уже осмыслили проис- ходящее. Сочинения принесли пользу тем, у кого на протяжении четырех дней наблюдался прогресс, тем, кто проникал в суть вещей все глубже и глубже, – у них-то здоровье и улуч- шилось в течение ближайшего года. В ходе дальнейших исследований Пеннебейкер предлагал испытуемым петь и танцевать, чтобы выражать свои эмоции, но эти занятия при всей их эмо- циональной экспрессивности не приносили никакой пользы для здоровья (Pennebaker, 1997, 99–100). Нужны слова, и эти слова должны помогать создать осмысленную историю. Если вы можете написать такую историю, то будете пожинать все полезные плоды переоценки ценно- стей (одного из двух здоровых стилей поведения при неблагоприятных обстоятельствах) даже через много лет после травмирующего события. Вы сможете дописать недописанную главу в своей жизни, которая до сих пор влияет на ваши мысли и мешает продвигать основной сюжет. Значит, пользу от несчастья может получить каждый, просто пессимисту нужно проде- лать дополнительные шаги, причем сознательные шаги, по инициативе наездника, чтобы мягко Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 131 подтолкнуть слона в нужном направлении. Первый шаг – всеми силами менять свой когнитив- ный стиль до того, как грянет гром. Если вы пессимист, подумайте, не стоит ли обратиться к медитации, пройти когнитивную терапию или даже принимать прозак. Все они избавят вас от склонности к навязчивым неприятным размышлениям, научат направлять мысли в благо- приятную сторону, а значит, придадут стойкости перед лицом будущих испытаний, помогут находить в них смысл и обращать их себе на пользу для личностного роста. Второй шаг – дорожить своей сетью социальной поддержки, строить ее, холить и лелеять. Одна-две креп- кие социальные связи помогают преодолевать жизненные трудности не только детям (и мака- кам-резусам), но и взрослым. Отличное подспорье в поисках и обретении смысла – доверенные друзья, умеющие слушать. Наконец, росту способствует религия и религиозные практики – они и прямо помогают находить смысл (религии обеспечивают сюжеты и схемы толкования для утрат и кризисов), и укрепляют социальную поддержку (у верующих людей есть прочные связи в общине, а у многих и с Богом). Отчасти включенность в религиозную жизнь полезна и тем, что во многих религиях предусмотрена исповедь, позволяющая рассказать о внутренних бурях или Богу, или священнику. Наконец, как бы хорошо или плохо ни были вы подготовлены к грядущим катастрофам, потом, через несколько месяцев, возьмите лист бумаги и начните писать. Пеннебейкер сове- тует выделять для письма по пятнадцать минут подряд в течение нескольких дней. Не редакти- руйте написанное, не подвергайте себя цензуре, не думайте о правописании и структуре пред- ложений, пишите – и всё. Пишите о том, что случилось, что вы чувствуете и почему. Если вы очень уж не любите писать, говорите в диктофон. Главное – выразите свои мысли и чувства, не навязывая им никакого порядка, но так, чтобы через несколько дней порядок проявился сам собой. И перед последним пятнадцатиминутным сеансом спросите себя, ответили ли вы на два вопроса: почему это произошло? Что хорошего я могу из этого извлечь? Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 132 Всему свое время Если гипотеза несчастья верна и механизм получения пользы связан с осмыслением и приведением в соответствие трех уровней личности, значит, в жизни случаются времена, когда несчастье более или менее необходимо. Может быть, сильная версия гипотезы верна только на некоторых участках жизненного пути? Есть много причин полагать, что дети особенно беззащитны перед несчастьями. Разви- тием мозга в детстве управляет генетика, но на него влияет и среда, а один из важнейших фак- торов среды – это общий уровень безопасности по сравнению с риском. Хорошие родители помогут настроить систему привязанностей таким образом, чтобы у ребенка появилась тяга к приключениям, но даже и без этого, если ребенок чувствует, что живет в безопасном управ- ляемом окружении, у него (в среднем) выработается положительный аффективный стиль и в дальнейшем будет меньше склонности тревожиться (Chorpita and Barlow, 1998). Но если окру- жение изо дня в день бомбардирует ребенка непредсказуемыми опасностями (будь то хищ- ники, школьная травля или случайное насилие), это повлияет на развитие мозга, и ребенок станет менее доверчивым и более опасливым (о целом ряде биологических и психологиче- ских изменений в результате стрессогенной обстановки в детстве см. в Belsky, Steinberg, and Draper, 1991). Если учесть, что большинство жителей современных западных стран живут в безопасном мире, где оптимизм и проактивность в целом оправданы, а также если учесть, что большинству проходящих психотерапию нужно расслабиться, а не собраться, вероятно, детям лучше всего выработать положительный аффективный стиль и добиться самого высо- кого уровня счастья по умолчанию (см. о воспринимаемом уровне счастья С в главе 5), дости- жимого при их наследственности. Поэтому серьезные несчастья едва ли окажутся в чем-то полезными детям. (С другой стороны, дети удивительно стойки, и однократные события при- носят им не так уж много ущерба, даже сексуальное насилие, вопреки распространенному мне- нию (Rind, Tromovitch, and Bauserman, 1998). Хронические обстоятельства гораздо важнее.) Разумеется, детям нужно усвоить определенные границы, чтобы научиться самоконтролю, и им необходимо часто терпеть неудачу, чтобы научиться, что без труда и упорства не добиться успеха. Детей надо защищать, но не баловать. А вот у подростков, вероятно, все иначе. Маленькие дети знают кое-какие истории о себе, но постоянная активная работа по интегрированию прошлого, настоящего и будущего в непро- тиворечивый сюжет начинается только у старших подростков и юношества (McAdams, 2001). Это утверждение подтверждается любопытным явлением в автобиографической памяти – так называемым «бугром памяти». Если спросить человека старше 30 лет, каким было самое важ- ное или самое яркое событие в его жизни, он непропорционально часто вспоминает события, произошедшие между 15 и 25 годами (Fitzgerald, 1988). Это период расцвета человеческой жизни – первая любовь, обучение в колледже, интеллектуальный рост, независимая жизнь, а иногда и самостоятельные путешествия, – а кроме того, именно в этот период молодые люди, по крайней мере в западном мире, должны принимать решения, которые во многом определят их жизнь. Если нужно выделить особый период формирования самосознания, время, когда житейские события сильнее всего влияют на остаток истории жизни, – вот он. Поэтому несча- стья в юношеском возрасте приносят особенно много пользы, особенно если их удается пере- жить без последствий. Причинять людям травмы в разном возрасте в порядке эксперимента было бы неэтично, но жизнь проделывает подобные эксперименты за нас. Главные события ХХ века – Великая депрессия, Вторая мировая война – затрагивали всех без учета возраста, и социолог Глен Элдер провел изящный анализ долгосрочных данных (данных об одних и тех же людях на протяже- нии десятилетий), чтобы выяснить, почему одни, пережив эти невзгоды, процветают, а другие Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 133 ломаются (Elder, 1974; Elder, 1998). Свои результаты Элдер описывал так: «Это одна и та же история, разворачивающаяся во всех моих работах. События сами по себе не имеют смысла. Смысл им придают взаимодействия между людьми, группами и опытом как таковым. У детей, прошедших через очень трудные времена, потом, как правило, все складывается хорошо». (Я брал у Элдера интервью в 1994 году, когда готовил отчет в Фонд Мак-Артуров.) Элдер обна- ружил, что очень многое зависит от семьи и от степени вовлеченности человека в социаль- ные взаимодействия: дети, как и взрослые, которые переживали кризисные периоды в сильных социальных группах и сетях, преодолевали трудности не в пример лучше, и у них было больше вероятности вырасти сильнее и психологически здоровее, чем у тех, кто оставался с несча- стьем один на один, без подобной социальной поддержки. Социальные сети не просто смягчают страдания, но и предлагают пути к обретению смысла и цели – что, собственно, и обнаружил Дюркгейм, когда изучал самоубийства (Дюркгейм, 2018А). Например, Великая депрессия – социальная катастрофа, затронувшая подавляющее большинство американцев, – дала многим молодым людям возможность сделать весомый вклад в жизнь своей семьи, устроившись на работу, которая приносила несколько долларов в неделю. Во время Второй мировой войны целые народы должны были сплотиться, чтобы сражаться с врагом, и в результате все, кто это пережил, даже те, кто не участвовал в военных действиях непосредственно, стали относиться друг к другу ответственнее и цивилизованнее, по крайней мере в США (Putnam, 2000). Однако у первого несчастья в жизни человека есть свои временные ограничения. Элдер утверждает, что к тридцати годам жизнь начинает «выкристаллизовываться». Даже те молодые люди, которые до того, как уйти на фронт, справлялись с жизнью не очень хорошо, после воз- вращения с войны зачастую «брались за ум», однако те, кто столкнулся с первым настоящим жизненным испытанием после 30 лет (отправились воевать или разорились во время Вели- кой депрессии), оказывались не такими стойкими, и шансов на личностный рост в результате несчастий у них было меньше. Так что, похоже, несчастья полезнее всего юношеству и моло- дежи. Труды Элдера пестрят напоминаниями, что действие – это взаимодействия, то есть спо- собы взаимодействия уникальной личности с особенностями события и его социального кон- текста, что приводит к конкретному и зачастую непредсказуемому результату. В области иссле- дований, которая называется «психология жизненного пути», мало простых правил вида «X вызывает Y» (Baltes, Lindenberger, and Staudinger, 1998). Так что никто не может предложить идеальный жизненный путь с точно рассчитанными моментами несчастий, которые оказыва- лись бы полезными для всех. Однако можно сказать, что многих из нас, особенно тех, кто преодолел много препятствий в юности, несчастья и вправду сделали сильнее, лучше и даже счастливее. Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 134 Мудрость и ошибки У меня пока нет детей, но когда они появятся, мне, как и всем родителям на свете, навер- няка отчаянно захочется исправить написанное у них на лбу и вычеркнуть оттуда все горести и несчастья. Даже если бы я сумел убедить себя, что травма в двадцать четыре года преподаст моей дочери важные уроки и сделает ее лучше и добрее, я подумал бы: а почему, собственно, я не могу преподать ей эти уроки сам, непосредственно? Неужели нет способа получить ту же пользу бесплатно? Но народная мудрость гласит, что свою голову другому человеку не при- ставишь, то есть преподать важные уроки напрямую невозможно. Как сказал Марсель Пруст (Пруст, 2018А), Мудрость сама в руки не дается, ее нужно открыть, пройдя путь, который никто другой не может пройти за тебя, не может тебя от него избавить, ибо это взгляд на вещи. Недавние исследования мудрости показывают, что Пруст был прав. Знания бывают двух основных видов: эксплицитные и молчаливые. Эксплицитные знания – это все факты, кото- рые вам известны и о которых вы можете осознанно рассказать, независимо от контекста. Где бы я ни находился, я знаю, что София – столица Болгарии. Эксплицитным знаниям непосред- ственно учат в школе. Наездник их накапливает и хранит про запас, чтобы потом пользоваться при рассуждениях. Однако, согласно Роберту Стернбергу, ведущему специалисту по мудрости (Sternberg, 1998; см. также Baltes and Freund, 2003), мудрость основывается на «молчаливых знаниях». Молчаливые знания – процедурные (не «знаю что», а «знаю как»), приобретаются без непосредственной помощи окружающих и относятся к ценным для человека целям. Мол- чаливые знания хранит слон. Это умения, которые слон постепенно накапливает вместе с жиз- ненным опытом. И они зависят от контекста: не существует универсального набора лучших методов завершить романтические отношения, утешить друга, уладить споры по этическим вопросам. Мудрость, говорит Стернберг, это молчаливое знание, которое позволяет человеку уравновесить два набора вещей и явлений. Во-первых, мудрые люди способны уравновесить свои потребности, потребности окружающих и потребности людей и предметов, лежащих вне их непосредственной сферы взаимодействий (учреждений, окружающей среды или людей, на которых те или иные действия могут оказать вредное воздействие в будущем). Люди невеже- ственные видят все в черно-белом свете – во всем опираются на миф о чистом зле – и нахо- дятся под сильным влиянием своих эгоистических интересов. Мудрые люди способны встать на чужую точку зрения, видят все оттенки серого, а затем избирают или рекомендуют образ действий, который в конечном итоге окажется выгодным для всех участников. Во-вторых, муд- рые люди способны уравновесить три реакции на ситуацию: можно либо изменить себя, чтобы соответствовать окружению (адаптация), либо изменить окружение (формирование среды), либо решить сменить окружение (выбор среды). Этот баланс примерно соответствует знаме- нитой «молитве о смирении»: «Господи, дай мне смирения, чтобы принять то, что я не могу изменить, храбрости, чтобы изменить то, что я могу изменить, и мудрости, чтобы отличить одно от другого». (Вариант этой молитвы применил в своей проповеди в 1943 году теолог Рейнгольд Нибур, и некоторые считают, что это и был источник приведенной здесь версии, которая стала популярной благодаря «Анонимным алкоголикам».) Если вы уже слышали эту молитву, ваш наездник знает ее (эксплицитно). Если вы живете в соответствии с ней, ее знает и ваш слон (пусть и молчит об этом), а вы – мудрец. Идеи Стернберга показывают, почему родители не в состоянии прямо передать свою муд- рость детям. Самое большее, на что они способны – это обеспечивать детям широкий диапа- зон жизненного опыта, который посодействует обретению молчаливых знаний. Кроме того, Д. Хайдт. «Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым» 135 родители могут подавать пример мудрости в собственной жизни и мягко подталкивать детей к размышлениям о разных ситуациях, знакомству с другими точками зрения, поискам равно- весия в трудные времена. Пока дети маленькие, их надо держать под крылом, но если опекать их и в 15–20 лет, рискуешь избавить их не только от страданий, но и от мудрости и личност- ного роста. Страдания зачастую учат человека состраданию, помогают искать баланс между собой и другими. Страдания зачастую помогают в тяжелых ситуациях брать дело в свои руки (формирование среды по Стернбергу), переоценивать ценности (адаптация по Стернбергу) или менять планы и направление действий (выбор среды по Стернбергу). Так что посттравматиче- ский рост, как правило, предполагает и прибавление мудрости. Сильная версия гипотезы несчастий, возможно, верна, но лишь при некоторых оговор- ках. Чтобы несчастье принесло максимум пользы, оно должно произойти в нужный момент (в старшем подростковом или юношеском возрасте), с нужными людьми (с теми, у кого есть социальные и психологические ресурсы, позволяющие с честью выдержать испытания) и в нуж- ной степени (не настолько тяжелое, чтобы вызвать ПТСР). Каждый жизненный путь настолько непредсказуем, что мы никогда не знаем, окажутся ли те или иные невзгоды полезными тому или иному человеку в долгосрочной перспективе. Но, возможно, мы все же знаем достаточно, чтобы разрешить редактировать то, что написано у ребенка на лбу: безо всяких сомнений сти- райте ранние травмы, но хорошенько подумайте – или дождитесь новых исследований – прежде чем стирать остальные. |