И вершина любви это чудо великое, дети!
 Скачать 0.6 Mb.
|
|
- Эй... постой! А где Маша? Девушка останавливается. Оборачивается. И улыбается вдруг, да так, что Бас некстати думает о том, что если б он был несвободен... не случись в его жизни Маши... то был бы он сейчас у ног этой куклы, не устоял бы, стопудово. Но вот то, что она говорит, разом вышибает все эти мысли из головы. - А Маша в душе. И советую тебе этим... хм... воспользоваться. Ну, завтрак ей там пока приготовь, кофе свари. В общем... прояви себя. _______________ Кофе? Завтрак? Проявить себя? Кукла издевается или серьезно? Как-то с головой он резко становится недружен. Пытается понять, что нужно сделать, как правильно. Действительно кофе сварить? Так он не умеет толком. Пройти в комнату, подождать? В которую, тут две двери? И вместо этого... он открыл третью, откуда слышался звук льющейся воды. Санузел совсем небольшой, но душевую кабину уместил. И именно там... за запотевшими стеклами... обнаженная женская фигура. Как бы вдохнуть еще раз? Что он делает, идиот?! Но словно прирос к месту, стоял и смотрел. Она оборачивается. Почувствовала его взгляд или просто так... И отодвигает в сторону стеклянную дверь кабины. - ТЫ?!? Она прекрасна. Обнажена и ослепительно прекрасна. Волосы темными потоками стекают по плечам. Огромные потрясенные глаза. Все тело, умопомрачительное по своей красоте тело, по которому струится вода - пышная грудь, плоский животик, крутые бедра. Но взгляд его неудержимо возвращаются туда, к ее лицу, к глазам за пеленой льющейся сверху воды. Только вот дара речи он совершенно лишился. В отличие от Маши. Она кричит на него: - Что ты здесь делаешь?! Выйди немедленно!!! Может только головой качнуть, причем даже не понимая, что хочет этим сказать. - Литвинский! Ты чертов извращенец! Выйди отсюда немедленно! Пошел вон! И он пошел. Шагнул к ней прямо туда, под душ, как был, одетый. Сгреб, прижал к себе плотно, пользуясь своим преимуществом в росте и силе. Промок мгновенно, прижался губами к мокрому уху и... - Маша... Машенька... Девочка моя... Ты прости меня, пожалуйста. Я же не могу без тебя. Я умираю, я не знаю, как жить без тебя. Маша, солнышко... пожалуйста... Он прижимает ее к себе, теплую, обнаженную и мокрую, держит крепко, не отпускает. И наговаривает что-то ей на ухо, все так же бессвязно, в очередной попытке объяснить, что с ним творится. А она молчит. Ему становится страшно, что он снова не сможет, что она не понимает, а он не знает, как сказать... - Машенька, пожалуйста... Не оставляй меня. Не прогоняй. Я не смогу. Я не знаю, как дальше... Что делать без тебя. Я... - его начинает бить дрожь, несмотря на теплую воду, льющуюся сверху. Он захлебывается, кашляет. Нет, не слезами, конечно, просто тут очень много воды. Она слегка отстраняется и, наконец, произносит: - Эй, Бас, ты чего? - Ничего, - еще крепче прижимая ее к себе. Все равно не отпустит! - Не отпущу тебя! Я не могу без тебя! Не прогоняй меня. Скажи, что не прогонишь меня, пожалуйста, Машенька! Она вздыхает, грустно, даже как-то обреченно. - Дурак ты, Литвинский. Я люблю тебя. А ты... Закончить фразу он ей не дал. Ему просто необходимо было после этих слов ее поцеловать. Жизненно необходимо. Чтобы слова эти... на вкус... А потом он сцеловывал капли воды с ее лица, а они все падали и падали сверху, и он шептал в промежутках ее имя... А она позволяла ему все это делать. - Васька, а ты ничего не хочешь мне сказать? - Что? - счастливым шепотом, едва различимым за шумом воды. - Ну, например, что ты любишь меня. - Я люблю тебя, - покорно соглашается Бас и, неожиданно спохватившись: - Маш, я ведь... никому еще... не говорил такого. Даже себе боялся признаться. Почему-то очень трудно сказать первый раз эти слова. - У тебя хорошо получилось, - улыбается Маша. Бас тихонько смеется: - Это потому что я тренировался. Я в последнее время постоянно твержу эти слова. Я. Люблю. Ее. Машу. Машеньку. Люблю. Маша судорожно вздыхает. - Я шел сюда... и думал. Вот не получится у меня... убедить тебя. И ты меня выставишь за дверь. И я понял - я не буду знать, куда идти после этого. Некуда идти от тебя. Некуда, понимаешь?! - Куда же я тебя прогоню... такого мокрого. - Машка... - он улыбается ей. Улыбается ей той самой улыбкой, которая когда-то украла ее сердце, - тебе тоже некуда идти. Потому что ты тоже мокрая. И Маша понимает, что он прав. Во всех смыслах. _____________ Он взял ее тут же, в душевой кабине, у стеночки. Его одежда мокрой кучей лежит в углу. Всегда считал, что секс стоя - это баловство и больше фитнесс, чем удовольствие. Да и физическая форма у него не совсем идеальна для таких упражнений. Но так они нуждались друг в друге, сейчас, немедленно, сиюминутно, что мысль о том, чтобы разъединить тела, пойти куда-то, пусть и недалеко, даже не пришла им в голову. Она обнимает его твердую плоть своею, тугой. Ее бедро закинуто на его талию, прижимая к себе. Ее руки обхватывают его за шею, и ее жаркое дыхание ему в ухо. И тихие "да". Он устоит на ногах, обязательно. И ее он удержит, будет держать, крепко держать и не отпустит самое дорогое, что у него есть. Оргазм он едва пережил. Было до умопомрачения хорошо, но ноги реально подгибались, хоть ты тресни. Маша тихонько соскользнула вниз, потянула за собой, шепнув: "Садись". И они сидели, обнявшись и соприкасаясь лбами, на полу душевой кабины, под тропическим ливнем на двух квадратных метрах, насквозь мокрые и абсолютно счастливые. _______________ Поскольку обретение жабр не входило в их ближайшие планы на жизнь, из душевой все же пришлось вылезти. Наспех вытерлись одним на двоих полотенцем и, держась за руки, быстро перебрались под одеяло. Кровать узкая, то, что называют "полуторка", но им совсем не тесно. Не тесно лежать, прижавшись телами, гладить пальцами лица друг друга, шептать какие-то глупости и нежности. Или вдруг начать в чем-то признаваться. Или так же вдруг - целоваться. Под шум воды у них началась новая жизнь. Одна на двоих. - Я смотрю, тебе со мной хорошо... - Не представляешь, как... - его пальцы наглаживают любимое и упругое, до которого так удобно дотягиваться. - Что ж ты тогда на часы поминутно смотришь? - Ой, - Бас смущен, - твоя подруга... она сказала, что у меня есть два часа. И час и сорок минут уже прошло... - Тогда, наверное, нам действительно лучше встать и одеться, - усмехается Маша. - Подожди. Послушай... я хотел спросить... тебя скоро ждут дома? Она не отвечает так долго, что его только что обретенная сладкая безмятежность тает сама собой. Маша вздыхает. - У меня билет на завтра... - Черт, ну почему?! - не выдерживает, срывается. - Почему, как только у нас секс, так нам тут же нужно расстаться?! - Вась, ну не преувеличивай... - Ты можешь остаться? - настойчиво. - Пожалуйста. Она еще раз вздыхает, гладит его по затылку. - Васенька... У меня съемка. Запланированная, долгожданная. Важная. Меня мой учитель и наставник пригласил в свой проект, очень интересный и значимый профессионально. Это признание, Вась. Я не могу отказаться. Ему эгоистически, по-детски хочется закричать: "Что, это важнее меня?! Важнее нас?!". Но вспоминает. Сколько она отдала ему своего времени, душевного тепла. И теперь он просто не имеет права что-то требовать от нее. Даже несмотря на ее любовь к нему. Но отказаться от нее... Нет, не отпустит и не отдаст. - А потом? Вернуться сможешь? - Куда вернуться? Он все решает мгновенно. - Маш, послушай. Нам... надо побыть вместе, вдвоем. Какое-то время. Чтобы никто не мешал, чтобы мы могли поговорить и... Мне столько нужно сказать тебе! Я бы не хотел отпускать тебя сейчас! - Вась... - Я все понимаю. Про важные дела и прочее, - он морщится. Это у него теперь нет важных дел, а Маша успешный фотограф, у нее расписание, график. - У нас есть семейное шале, в Тине. От деда осталось. Я буду ждать тебя там. Приедешь? Только ты и я. - Конечно, - она улыбается и прижимается к нему, обнимая крепко-крепко. - Неделя, максимум, две. И я вся твоя. - Звучит многообещающе... - дальнейшее продолжение фразы тонет в трели звонка. - Черт! - он. - Сонька! - она. И, спустя секунду, озарением: - Бас, у тебя же вся одежда... мокрая! Они хохочут, глядя друг на друга, между тем, звонок снова напоминает о том, что их уединение нарушено. Маша, наконец, встает с кровати, натягивает короткий халатик. - Лежи тут, - командует Басу. - Я сначала сама с Соней объяснюсь. Вляпалась я, - дразнит его, - из-за тебя. - Это я вляпался, - он смотрит на нее с кровати. - И я тебе умоляю. Скажи ей, что тебе хорошо. Иначе меня кастрируют. Овощерезкой. - Мне замечательно, - она посылает ему воздушный поцелуй. Еще одна трель звонка, уже очень длинная. - Все, я побежала. Сонька в гневе страшна! _________________ У него стойкое ощущение "дежа вю". Снова - близость с ней и разлука. В прошлый раз хоть секса было больше. А в этот раз... это было больше просто... отчаянное продолжение телами тех слов, что они сказали друг другу. И то - один раз всего. А потом эта вредная Сонька, которая подкалывала его все то время, которое он ждал, пока высохнет одежда. Из ее квартиры он с наслаждением сбежал, прихватив с собой трофей в виде Маши. И они гуляли допоздна, как самые распоследние романтики. Заходили попить кофе в маленькие кафе, целовались на набережной и кормили голубей. А на следующий день он проводил ее в аэропорт. И рванул в Тинь. Ждать. Поначалу было неплохо, привел в порядок шале, в котором редко кто бывал теперь. Навестил некоторых из своих давнишних знакомых, тех, кто был на месте. Паранойя пришла, когда в один он звонков он услышал в трубке фоном знакомый до зубной боли голос. Машкин отец. И вот тут он понял. И начал представлять в красках. Как этот змей подколодный каждый вечер ездит Машке по ушам на тему его, Баса, непригодности и неподходящести для Маши. И напоминает ей, какой он, Бас, урод и как он ее обидел. И что он ее недостоин. И... Бас был уверен, что красноречивый Машин папаша найдет массу приличествующих случаю слов. И он всерьез засобирался ехать к ней обратно, в Москву. В панике, что теряет ее. Накрутил себя совершенно. Маша по телефону убеждала его, что скоро приедет, советовала: "Выдыхай, бобер" и утверждала, что любит. Прошла неделя, потом вторая. Машин значимый проект затягивался, его собственная агония - тоже. Уходил с каждым днем все выше в горы, но даже там ему не становилось легче, тоска и паника снедали его. Он ждал ее долгих двадцать четыре дня. Когда она позвонила и сказала, что прилетает, он напился. В первый раз после падения. _________________ Он даже не поцеловал ее при встрече в аэропорту. Придержал за плечи и в глаза смотрел - долго и пристально. - Ты любишь меня? - Вась, - она вздыхает преувеличенно размеренно, - как можно разлюбить человека за пару недель? - Я задал тебе вопрос! Она сама, первая, обнимает его, целует в губы - крепко, жадно. - Люблю. Очень. Ты мой любимый параноик. Поехали уже. Кто мне обещал показать достопримечательности Тиня? _____________________________ Осмотр достопримечательностей Тиня оказался крайне затруднен. Особенно в первые дни по приезду. Потому что там у них начался самый настоящий секс-марафон, как только за ними закрылась входная дверь. Отличался ли он от того, как было в первый раз? Безусловно. Жарко было так же, как и тогда. А, возможно, и еще жарче и откровенней. Но дело было даже не в этом. Сама возможность шепнуть "Я люблю тебя" в любой момент, абсолютно в любой. И то, что они говорили друг другу. А говорили они много, да. Успевали между сексом, а иногда и в процессе. Он рассказал ей о том, что было после падения. Что он чувствовал в первые месяцы, придя в себя. Как заново учился жить. И как ждал ее в эти три недели. Рассказал честно, откровенно, не боясь показаться слабым и жалким. Доверился, поверил ей. И она в ответ рассказала ему, как выживала у ноутбука в те страшные дни. И что чувствовала, когда он сказал, что она не нужна ему. В темноте, в теплом коконе под одеялом они исповедовались, плакали и жалели друг друга. И это исцеляло обоих и притягивало друг к другу еще сильнее. __________________ А было и другое. Бас категорически настаивал, чтобы Маша ходила по дому голой. Утверждал, что, когда они наедине, наличие одежды на таком теле - преступление и святотатство. Маша смеялась и требовала ответного жеста от него. А вот тут ее ждало неожиданное открытие. Он сначала отнекивался, мотивируя тем, что для этого он недостаточно хорош. Но полную картину Маша оценила, лишь когда выказала намерение поласкать своего мужчину ртом. - Не нужно... - хрипит и тянет ее за плечо вверх. - Бас?! - она не верит тому, что он сам отказывается. - Не нужно... меня, давай лучше я тебя... Она уже достаточно хорошо его знает, чтобы понимать - это неспроста. - Что случилось? - подтягиваясь наверх и требовательно заглядывая ему в глаза. - Что не так? Он отводит взгляд, даже лицо отворачивает. Что он там себе еще напридумывал, идиот несчастный!? - Маш, я... я теперь далеко не так привлекателен... как раньше. Я же веса потерял... почти двадцать килограмм. Да и исполосовали меня всего, шрамы везде - руки, ноги... живот. Не нужно. Тебе будет неприятно. Но почему он такой безмозглый! Маша не собирается с ним церемониться. - Я люблю тебя. Ты для меня самый красивый. Килограммы - дело наживное, А шрамы... - тут она рукой берет его за "живое", он резко выдыхает, - только украшают настоящего мужчину. Так что заткнись, получай удовольствие и не мешай мне всякими глупостями. Заткнуться совсем у него не получилось, а все остальное он дисциплинированно исполнил. Он действительно похудел, это заметно. И Маше ужасно хочется его видеть прежним, крепким, сильным, с перекатывающимся под теплой кожей внушительным рельефом мышц. И он еще будет таким, она в этом твердо уверена. Но сейчас... Вдруг становится ужасно стыдно, что она такая белоручка, и не может его побаловать чем-то вкусненьким собственного приготовления. Но разными вариантами омлетов она его пичкала каждое утро, впрочем, Бас утверждал, что ему нравится. А днем или ближе к вечеру они выбирались покушать в кафе, и оттуда Маша непременно уносила огромный бумажный пакет с вкуснейшей местной выпечкой. Чтобы еще на ночь напоить его молоком с булочками, пончиками и прочими штруделями. _____________________ Он завел новую моду - любить ее медленно. Томить и сводить с ума прикосновениями - пальцев, губ, языка. Доводил ее до беспомощных и тихих "пожалуйста", до немой мольбой разведенных бедер, до рук ее, сметающих все с прикроватной тумбочки в попытках нащупать презервативы. И входил в нее мучительно медленно, не позволяя ей самой в одно движение отдаться ему. И потом, как результат... она улетает первая, он замирает на время, держит ее и гладит нежно, пока она не перестает дрожать. И начинает снова... Иногда она успевает два раза. _____________________ Утро. Она рассматривает его, спящего. Потихоньку стащила с него простынь, полностью. Больно, больно до сих пор за него. Больно видеть то, как все еще проступают кости под кожей, и вязь шрамов на обеих ногах, и багровые росчерки рубцов на животе. Но она любит его, любит таким, какой есть. Он еще станет сильным, как прежде. Маша потихоньку трется носом о его шею, Бас вздыхает, не открывая глаз, обнимает ее и тут она замечает... На плече - багрово-красный кровоподтек, совсем как те, после падения, которыми он был покрыт весь. - Вася, что это?! Он лениво открывает глаза. - Где? - Вон, на плече! Он скосил взгляд. - Это ТЫ меня спрашиваешь, что это? Неужели не помнишь? Она не понимает пару секунд. Потом понимает. Заливается краской, до сих пор с ней это случается регулярно в его присутствии, несмотря на все, что у них было. - Это что, я?! - Угу. - Не может быть! Когда?.. - Сегодня ночью. Примерно, - он с наслаждением потягивается, зевает, - между девятой и двенадцатой фрикциями. Точнее не скажу, не помню. - Ах ты, бесстыжий! - в его голову летит подушка. - Ну и где справедливость? Кусаешься ты, а бесстыжий - я? __________________ Утро. Он рассматривает ее спящую. Жидким растопленным шоколадом волосы по подушке. Роскошные темные ресницы оттеняют щеки. Губы... какие же у нее красивые губы. Розовые, нежные. Стягивает простынь. И там, ниже, тоже - розовые, нежные. Проводит ладонью по идеальным округлостям, потом еще ниже, по шелковому животику, там, дальше - тоже розовое и нежное... - Василий, вы маньяк, - не открывая глаза, голос хриплый спросонья. - Угу. Только вот вы, Мария, - мягко касается губами соска, - поздновато осознали этот факт. Теперь деваться некуда... Она прогибается навстречу прикосновениям его языка. Ее пальцы касаются его затылка. - А я и не собираюсь... __________________ Она у него хочет спросить, спросить о чем-то важном, для него и для нее важном. Но боится. А потом... если он действительно доверяет ей... Они сидят в гостиной, Маша на диване, Бас пристроился на полу, возле ее ног, совершенно по-кошачьи подставляя ей голову на предмет погладить. Попытка посмотреть телевизор с треском провалилась, в переводе Баса то, что с виду казалось романтической комедией, звучало как трэш. Комментарии такие, что Гоблин бы позавидовал. - Вась?.. - М? - устраивая поудобнее голову на Машиных коленках. |