понятие_правды_и_лжи. Инструментальная детекция лжи 18 История зарождения и развития инструментальной детекции лжи за рубежом 18

• Название: Инструментальная детекция лжи 18 История зарождения и развития инструментальной детекции лжи за рубежом 18
• Дата: 31.05.2019
• Размер: 89.63 Kb.
• Имя файла: понятие_правды_и_лжи.docx
• Тип: Глава; #79839
• страница: 2 из 4

Глава 2. Инструментальная «детекция лжи»

2.1. История зарождения и развития инструментальной «детекции лжи» за рубежом

В Новое время одним из первых, кто предложил использовать анализ динамики физиологических процессов для изобличения преступников, был автор знаменитого романа о приключениях Робинзона Крузо — Даниэль Дефо.

В своем трактате под названием «Эффективный проект непосредственного предупреждения уличных ограблений и пресечения всяких иных беспорядков по ночам», который вышел в свет 1730 году, Дефо писал, что «у вора существует дрожь (тремор) в крови, которая, если ею заняться, разоблачит его... Некоторые из них настолько закостенели в преступлении, что ... даже смело встречают преследователя; но схватите его за запястье и пощупайте его пульс; и вы обнаружите его виновность».

Идеи великого романиста начали реализовываться на практике лишь спустя полтора столетия. Толчком для этого стали работы итальянского физиолога А. Моссо, материалы экспериментов которого были опубликованы в его монографии под символичным названием «Страх».

В 1877 году при помощи гидроплетизмографа (примитивного устройства для измерения пульса и кровенаполнения сосудов) Моссо зафиксировал, что во время приема в клинике у одной из его пациенток внезапно, без всяких видимых причин, возросли пульсации. Моссо так описал этот случай: «...это поразило меня, и я спросил женщину, как она себя чувствует; ответ был — «хорошо»...⁸

Я тщательно проверил прибор, чтобы убедиться, что все в порядке. Тогда я попросил пациентку рассказать мне, о чем та думала минуты две назад. Она ответила, что, рассматривая отсутствующим взором книжную полку, висевшую напротив, остановила свой взгляд на черепе, стоявшем среди книг, и была напугана им, так как он напомнил ей о ее болезни».

Эксперименты Моссо носили сугубо лабораторный характер и никоим образом не могут рассматриваться как исследования в области «детекции лжи» в узком смысле слова. Приоритет в прикладном использовании психофизиологического метода «детекции лжи» принадлежит выдающемуся итальянскому криминалисту Чезаре Ломброзо, который в 1895 году изложил в своей широко известной книге «Преступный человек» первый практический опыт применения гидросфигмографа в ходе проверки фигуранта по уголовному делу об ограблении. Проведя психофизиологическое исследование, Ч. Ломброзо не зафиксировал видимых изменений динамики артериального давления в ответ на предъявление стимулов, связанных с ограблением.

В то же время он обнаружил падение артериального давления в ответ на вопросы по другому делу, связанному с хищением паспортов.

Как выяснилось позднее, Ломброзо не ошибся в своих выводах, когда «оправдал» подозреваемого в ограблении, который реально оказался причастным к хищению партии паспортов.

В 1902 году Ч. Ломброзо был привлечен к расследованию уголовного дела об изнасиловании и убийстве девочки. В ходе расследования этого дела был задержан некто Тосетти.

Ч. Ломброзо вновь применил гидроплетизмограф и обнаружил «незначительные изменения в пульсе, когда Тосетти делал в уме математические вычисления; однако, когда ему предъявлялись изображения израненных детей, регистрируемая запись пульса не показала никаких внезапных изменений, в том числе — и на фотографию убитой девочки. Результаты последующего расследования убедительно доказали, что Тосетти был невиновен в этом преступлении».⁹

Практика Ч. Ломброзо на протяжении десятка лет являлась уникальной и не находила последователей.

В этот период, по словам Ю. И. Холодного, технология инструментальной «детекции лжи» «погрузилась в инкубационный период лабораторных изысканий». Подавляющее большинство исследований в области инструментальной «детекции лжи» в начале прошлого века носили лабораторный характер.

В Западной Европе одними из первых, кто провел серию психологических экспериментов в этой области, были Макс Вертгеймер и Юрген Клейн, которые в 1904 году опубликовали статью под названием «Психологическая диагностика состава преступления». Научная новизна статьи заключалась в идее приспособить классический ассоциативный эксперимент в целях выявления скрываемой человеком информации.

Суть ассоциативного метода в яркой художественной форме передана в рассказе К. Чапека «Эксперимент доктора Роуса». Сюжет рассказа состоит в том, что в маленький чешский городок (в 30-е годы прошлого столетия) приезжает американский психоаналитик, чех по происхождению. Профессор Роус объявляет, что он намерен публично продемонстрировать свое мастерство профессионального психолога-аналитика. В назначенный им час собирается элита городка, журналисты и простонародье. Роус прилюдно приступает к работе с лицом, подозреваемым в совершении убийства. Роус начинает диктовать подозреваемому слова и предлагает ему отвечать на них первым пришедшим в голову словом-ассоциацией. Поначалу подозреваемый вообще не желает иметь дело с профессором Роусом, однако постепенно «наивная» игра в слова захватывает его.

В начале публичного эксперимента профессор Роус предъявляет подозреваемому нейтральные слова-стимулы, такие как: пиво, улица, собака.

Затем психоаналитик начинает включать в обследование слова, связанные с частными признаками совершенного преступления. Так, в ответ на слово «кафе» подозреваемый отвечает словом «шоссе», а на слово «пятно» дает ответ «мешок» (местная полиция уже располагала к тому времени сведениями о том, что пятна крови преступник вытер мешком). На слово «спрятать» был получен ответ «зарыть», а на слово «лопата» подозреваемый ответил словом «яма». В свою очередь слово «яма» вызвало ассоциативный ответ — «забор» и т. д.¹⁰

В результате ассоциативного сеанса профессор отправляет полицейских в точно определенное место, где они раскапывают яму (кстати, находящуюся рядом с забором) и находят труп потерпевшего. Операционально-ассоциативный метод представлял собой процедуру, в ходе которой обследуемый должен был в тот миг, когда под воздействием предъявленного стимула (слова) у него в сознании возникала какая-либо ассоциация (отличная от прямого значения слова-стимула), как можно быстрее нажимать на механический ключ, связанный с секундомером.

Основным информативным признаком, который в классическом ассоциативном эксперименте принимался в расчет, было латентное время ответа испытуемого. Теоретически ассоциативный метод «диагностики состава преступления» базировался на том постулате, что то или иное событие в жизни человека оставляет в его памяти тем более прочный след, чем более аффективно окрашенным оно явилось. Поэтому реакции на слова-стимулы непосредственно относящиеся к устанавливаемому событию, должны отличаться от реакций на нейтральные (не связанные с событием) стимулы.

Как уже было сказано, процедура ассоциативного эксперимента применительно к расследованию преступления состояла в том, что подозреваемому называли слова-стимулы, на которые он должен был отвечать первым пришедшим ему в голову словом, причем отвечать как можно быстрее.

При этом слова-стимулы содержательно разделялись на критические (релевантные, т. е. относящиеся к существу дела) и нейтральные (иррелевантные, т. е. не имеющие отношения к преступному эпизоду).

Общий список слов-раздражителей состоял обычно из 60—100 пунктов, среди которых содержалось около 20 критических раздражителей, причем в начале процедуры в обязательном порядке предъявлялось 10—15 нейтральных слов-стимулов с тем, чтобы адаптировать обследуемого к процедуре проверки.

Для непричастного лица все слова-стимулы должны были представляться гомогенными (однородными, равнозначными), а лицо, причастное к устанавливаемому событию, должно было (по замыслу исследователей) ярко реагировать на критические раздражители.

Эмпирически (опытным путем) было установлено, что человек, знакомый (и скрывающий это) с обстоятельствами расследуемого дела, демонстрировал реакции, специфичность которых выражалась, во-первых, в необычности содержания ассоциативного ответа на критическое слово- раздражитель (прямое реагирование словами, относящимися к делу, а также совершенно бессмысленные ответы или простое повторение стимула и т. д.), а во-вторых, в увеличении латентного времени ассоциативной реакции на критические стимулы.

К сожалению, как мы уже было отмечено выше, в начале прошлого века ассоциативные эксперименты в Западной Европе в большинстве своем носили исключительно лабораторный характер и чрезвычайно редко проводились с лицами, подозреваемыми в совершении реальных преступлений.

Техническое обеспечение ассоциативных экспериментов также оставляло желать лучшего, в частности нельзя было точно измерить латентное время ассоциативной реакции.

К тому же прикладная ценность «диагностики состава преступления» снижалась в силу стереотипного характера ассоциативных процессов.

А. Р. Ратинов по этому поводу высказал мнение, что «...в силу повторяемости жизненных явлений, способов совершения и раскрытия преступлений и сходства во многих чертах тех или иных обстоятельств в различных уголовных делах, человеческие ассоциации нередко становятся стереотипными. Соответственно их словесное выражение оказывается сходным у многих людей.

Поэтому каждый допрашиваемый может реагировать на словесные сигналы как виновный и, наоборот, преступник, пользуясь ассоциациями-стереотипами, окажется вне подозрений».

Тем не менее, несмотря на то, что описанные ассоциативные эксперименты по «диагностике состава преступления» никоим образом нельзя относить к инструментальной «детекции лжи» в узком смысле слова, они составили ту необходимую теоретическую базу, на которой начала вскоре свое бурное развитие технология полиграфных проверок.

Так, в 1914 году итальянец В. Бенусси использовал анализ динамики процесса дыхания (изменения частоты и глубины) при проведении допросов подозреваемых в совершении преступлений. ¹¹

В это же время начал свои изыскания в области инструментальной детекции лжи и американский психолог Уильям Марстон, прошедший в начале прошлого века в Германии подготовку у Гуго Мюнстерберга (одного из основоположников психологии труда и яркого представителя ассоцианистской психологии).

Первая мировая война, которая началась летом 1914 года, настоятельно продиктовала необходимость внедрения новых методов в деятельность контрразведывательных органов противоборствующих сторон.

У. Марстону, как психологу и члену научно-исследовательского комитета Соединенных Штатов, было поручено дать оценку возможностей методов инструментальной «детекции лжи» в рамках борьбы с германским шпионажем.

Группа психологов, в которую входил У. Марстон, изучив тогдашний уровень развития психофизиологической детекции лжи, констатировала, что «blood pressure deception test» («тест выявления лжи посредством артериального давления»), предложенный У. Марстоном, являлся наиболее эффективным из существовавших в тот момент методов детекции.

Результативность «теста выявления лжи при помощи артериального давления» достигала 97(1)%. Научно-исследовательский комитет предложил контрразведке Соединенных Штатов внедрить в свою деятельность инструментальную «детекцию лжи», а Уильяма Марстона назначить специальным агентом Министерства обороны США по использовании инструментальной «детекции лжи» в целях борьбы с германской агентурой.

В 1917 году, когда активность кайзеровской агентуры достигла своего апогея, произошло хищение чрезвычайно важных секретных документов из сейфа одного американского высокопоставленного военного. У. Марстону поставили задачу выявить похитителя документов. В число подозреваемых было включено около 70 человек.

В результате проведенной огромной работы из всего круга подозреваемых специалисты указали на того из них, кто был в соответствии с результатами тестирования причастен к хищению.

Принятое У. Марстоном решение оказалось верным и похититель документов, которого служба наружного наблюдения взяла под контроль, вскоре был задержан с поличным в момент передачи секретной документации кайзеровскому агенту.

Таким образом, технологии полиграфных проверок должны были получить в среде военных широкое признание, однако вскоре первая мировая война завершилась капитуляцией Германии, и У. Марстон так и не получил должность специального агента.

Несмотря на то, что Министерство обороны США в то время оставило положительный опыт детекции лжи без должного внимания, полиграфные проверки постепенно стали входить в практику американской криминальной полиции. Эта тенденция была связана, прежде всего, с возникновением группы прогрессивно мыслящих специалистов, которым, собственно, и принадлежит главенствующая роль в трансформации технологии полиграфных проверок в широко и успешно применяемый метод раскрытия преступлений.

Среди пионеров техники полиграфных проверок необходимо назвать сотрудника полиции штата Калифорния Джона Ларсона, который в 1921 году сконструировал первый прообраз современного профессионального полиграфа (аппарат Ларсона одновременно регистрировал изменения динамики относительного артериального давления, пульса и дыхания), а также первым среди полицейских начал систематически применять «тест выявления лжи при помощи артериального давления».

Деятельность У. Марстона привела к тому, что «...к 1932 году метод был применен в 1928 случаях при розыске тел жертв. Проверки на «детекторе лжи» постепенно стали применяться полицейскими подразделениями ряда штатов США. В 1935 году на «детектор лжи» обратило внимание Федеральное бюро расследований (ФБР) США, которое в 1938 году впервые (после У. Марстона) применило полиграф при расследовании дела о шпионаже».¹²

В 1933 году ученик Ларсона Леонард Килер (в то время сотрудник лаборатории научных методов раскрытия преступлений при Северо-Западном Университете) сконструировал профессиональный полевой полиграф, который был специально предназначен для целей «детекции лжи».

Л. Килер сыграл выдающуюся роль в становлении индустрии полиграфных проверок в Соединенных Штатах. Достаточно указать на то, что именно Л. Килер разработал первую модель профессионального полевого полиграфа и организовал его серийный выпуск. Помимо этого, Л. Килер открыл первую в США специальную школу по подготовке полиграфологов и первым начал проводить коммерческие проверки на полиграфе в системе отбора персонала и служебных разбирательств.

К началу второй мировой войны в Соединенных Штатах уже три фирмы организовали выпуск полиграфов на серийной основе. Полиция к этому времени широко применяла полиграфные проверки более чем в 30 штатах. Динамично развивалась также практика применения полиграфа и в сфере бизнеса. Примерно в это же время Соединенные Штаты начинают экспорт своих полиграфов, а также методологии полиграфных проверок (Польша, Китай), а японские разработчики конструируют и запускают в серийное производство собственную модификацию полиграфа, которая получила название «психогальванометр» и была впервые применена по делу о государственном шпионаже в конце 30-х годов прошлого столетия.

Задачи по защите государственных интересов, связанных с вступлением Соединенных Штатов в войну, послужили тому, что Американское психологическое общество провело комплексное исследование, направленное на оценку научной обоснованности и практической полезности полиграфных проверок в военной области.

Проведенное исследование привело специалистов к заключению, что «...методы детекции лжи разработаны в достаточной мере, существуют необходимые технические средства и имеется в наличии определенное число хорошо подготовленных специалистов. Из перечисленных трех факторов наиболее важным является человеческий, так как именно от него зависит успех или неуспех усилий по детекции лжи. При наличии компетентного специалиста результаты проверок на полиграфе оказываются весьма полезными. Когда такие специалисты отсутствуют, применениеметода и аппаратуры не должно осуществляться».¹³

Заключение Американского психологического общества в значительной степени повлияло на то, что полиграф в Соединенных Штатах стал широко использоваться при решении задач по защите государственной и военной тайны.
2.2.История развития инструментальной «детекции лжи» в России

Развитие психофизиологического метода выявления скрываемой информации в начале 20-х годов прошлого века вызвало резонанс и в Советской России, в которой на тот момент времени идеологический гнет и политика изоляционизма в области психологии еще не получили своего законченного развития, а потому советские психологи имели возможность знакомиться с работами своих зарубежных коллег, а также проводить собственные оригинальные исследования в области детекции.

В этой связи необходимо более подробно остановиться на экспериментах, проведенных в области инструментальной детекции лжи Александром Романовичем Лурия (впоследствии профессором факультета психологии МГУ и ученым с мировым именем), которому, несмотря на то, что его работы не являлись психофизиологической детекцией в узком смысле слова, принадлежит, как уже было сказано выше, приоритет в формулировании базового принципа технологии психофизиологической «детекции лжи».

Напомним, что с психологической точки зрения исследования А. Р. Лурия носили характер типичного ассоциативного эксперимента. Однако А. Р. Лурия внес в классические для того времени схемы лабораторных аффективноассоциативных экспериментов, во-первых, существенную новизну в плане изменения характера стимуляции испытуемых.

А. Р. Лурия пришел к выводу, что избежать искусственного характера раздражителей в ходе экспериментов возможно лишь в ходе изучения ассоциативно-аффективного поведения людей, испытывающих реальные выраженные негативные эмоции, обусловленные действительными житейскими обстоятельствами.

В этой связи на руку А. Р. Лурия сыграла академическая «чистка» студенчества, которая прокатилась по всей стране в начале 1924 года. «Чистка» преследовала цель исключения из переполненных Университетов и институтов студентов, не справляющихся с академической нагрузкой, а также «социально-неблагонадежный» элемент. В результате этой в высшей степени сомнительной большевистской акции численность студентов, исключенных из некоторых высших учебных заведений, доходила до 30%.