огэ. Иван Гончаров - Обломов. Иван Александрович Гончаров
 Скачать 2.51 Mb.
|
|
что, а там два раза который. Он пошептали переставил слова вышло, что который относится к этажу – опять неловко. Кое-как переправили начал думать, как бы избежать два раза что. Он то зачеркнет, то опять поставит слово. Раза три переставлял что но выходило или бессмыслица, или соседство с другим что И не отвяжешься от этого другого-то что – сказал он с нетерпением. – Э да черт с ним совсем, с письмом-то! Ломать голову из таких пустяков Я отвык деловые письма писать. А вот уж третий час в исходе Захар, на вот тебе. – Он разорвал письмо на четыре части и бросил на пол Видел – спросил он Видел, – отвечал Захар, подбирая бумажки Так не приставай больше с квартирой. А это что у тебя А счеты-то. – Ах ты, Господи Ты совсем измучишь меня Ну, сколько тут, говори скорей Да вот мяснику восемьдесят шесть рублей пятьдесят четыре копейки Илья Ильич всплеснул руками Тыс ума сошел Одному мяснику такую кучу денег Не платили месяца три, таки будет куча Вот оно тут записано, не украли Ну, как же тыне ядовитый – сказал Обломов. На мильон говядины купил Во что это в тебя идет? Добро бы впрок Не я съел – огрызался Захар Нет Не ел Что ж вы мне хлебом-то попрекаете Вот, смот- рите! И он совал ему счеты Ну, еще кому – говорил Илья Ильич, отталкивая с досадой замасленные тетрадки Еще сто двадцать один рубль восемнадцать копеек хлебнику да зеленщику Это разорение Это ни на что непохоже говорил Обломов, выходя из себя. – Что ты, корова, что ли, чтоб столько зелени сжевать Нет Я ядовитый человек – с горечью заметил Захар, повернувшись совсем стороной к барину. – Кабы не пускали Михея Андреича, так бы меньше выходило прибавил он Ну, сколько ж это будет всего, считай – говорил Илья Ильичи сам начал считать Захар делал туже выкладку по пальцам Черт знает, что за вздор выходит всякий раз разное сказал Обломов. – Ну, сколько у тебя двести, что ли Вот погодите, дайте срок – говорил Захар, зажмуриваясь и ворча. – Восемь десятков да десять десятков восемнадцать, да два десятка Ну, ты никогда этак не кончишь, – сказал Илья Ильич, – поди-ка к себе, а счеты подай мне завтра, да позаботься о бумаге и чернилах Этакая куча денег! Говорил, чтоб понемножку платить, – нет, норовит все вдруг народец Двести пять рублей семьдесят две копейки, – сказал Захар, сосчитав. – Денег пожалуйте Как же, сейчас Еще погоди я поверю завтра Воля ваша, Илья Ильич, они просят Ну, ну, отстань Сказал – завтра, так завтра и получишь. Иди к себе, а я займусь у меня поважнее есть забота. Илья Ильич уселся на стуле, подобрал под себя ноги и не успел задуматься, как раздался звонок. Явился низенький человек, с умеренным брюшком, с белым лицом, румяными щеками и лысиной, которую с затылка, как бахрома, окружали черные густые волосы. Лысина была кругла, чиста итак лоснилась, как будто была выточена из слоновой кости. Лицо гостя отличалось заботливо-внимательным ко всему, на что он ни глядел, выражением, сдержанностью во взгляде, умеренностью в улыбке и скромно-офици- альным приличием. Одет он был в покойный фрак, отворявшийся широко и удобно, как ворота, почти от одного прикосновения. Белье на нем таки блистало белизною, как будто под стать лысине. На указательном пальце правой руки надет был большой массивный перстень с каким-то темным камнем Доктор Какими судьбами – воскликнул Обломов, протягивая одну руку гостю, а другою подвигая стул Я соскучился, что вы всё здоровы, не зовете, сам зашел, – отвечал доктор шутливо. – Нет, – прибавил он потом серьезно, – я был вверху, у вашего соседа, да и зашел проведать Благодарю. А что сосед Что недели три-четыре, а может быть, до осени дотянет, а потом водяная в груди конец известный. Ну, вы что? Обломов печально тряхнул головой Плохо, доктор. Я сам подумывал посоветоваться с вами. Не знаю, что мне делать. Желудок почти не варит, под ложечкой тяжесть, изжога замучила, дыханье тяжело – говорил Обломов с жалкой миной Дайте руку, – сказал доктор, взял пульс и закрыл на минуту глаза. – А кашель есть – спросил он По ночам, особенно когда поужинаю Гм Биение сердца бывает Голова болит? И доктор сделал еще несколько подобных вопросов, потом наклонил свою лысину и глубоко задумался. Через две минуты он вдруг приподнял голову и решительным голосом сказал Если вы еще года два-три проживете в этом климате да будете все лежать, есть жирное и тяжелое вы умрете ударом. Обломов встрепенулся Что ж мне делать Научите, ради Бога – спросил он Тоже, что другие делают ехать заграницу Заграницу с изумлением повторил Обломов Да а что Помилуйте, доктор, заграницу Как это можно Отчего же неможно? Обломов молча обвел глазами себя, потом свой кабинет и машинально повторил Заграницу Что ж вам мешает Как что Все Что ж все Денег, что ли, нет Да, да, вот денег-то в самом деле нет, – живо заговорил Обломов, обрадовавшись этому самому естественному препятствию, за которое он мог спрятаться совсем с головой. – Вы посмотрите-ка, что мне староста пишет Где письмо, куда я его девал Захар Хорошо, хорошо, – заговорил доктор, – это немое дело мой долг сказать вам, что вы должны изменить образ жизни, место, воздух, занятие – все, все Хорошо, я подумаю, – сказал Обломов. – Куда же мне ехать и что делать – спросил он Поезжайте в Киссинген или в Эмс, – начал доктор там проживете июнь и июль пейте воды потом отправляйтесь в Швейцарию или в Тироль: лечиться виноградом. Там проживете сентябрь и октябрь Черт знает что, в Тироль! – едва слышно прошептал Илья Ильич Потом куда-нибудь в сухое место, хоть в Египет… «Вона!» – подумал Обломов Устраняйте заботы и огорчения Хорошо вам говорить, – заметил Обломов, – вы не получаете от старосты таких писем Надо тоже избегать мыслей, – продолжал доктор Мыслей Да, умственного напряжения А план устройства имения Помилуйте, разве я осиновый чурбан Ну, там как хотите. Мое дело только остеречь вас. Страстей тоже надо беречься они вредят лече- нью. Надо стараться развлекать себя верховой ездой, танцами, умеренными движениями на чистом воздухе, приятными разговорами, особенно с дамами, чтоб сердце билось слегка и только от приятных ощуще- ний. Обломов слушал его, повеся голову Потом – спросил он Потом от чтения, писанья – Боже вас сохрани! Наймите виллу, окнами на юг, побольше цветов, чтоб около были музыка да женщины А пищу какую Пищи мясной и вообще животной избегайте, мучнистой и студенистой тоже. Можете кушать легкий бульон, зелень только берегитесь теперь холера почти везде бродит, так надо осторожнее Ходить можете часов восемь в сутки. Заведите ружье Господи. – простонал Обломов Наконец, – заключил доктор, – к зиме поезжайте в Париж и там, в вихре жизни, развлекайтесь, не задумывайтесь из театра на бал, в маскарад, за город, с визитами, чтоб около вас друзья, шум, смех Ненужно ли еще чего-нибудь? – спросил Обломов с худо скрытой досадой. Доктор задумался Разве попользоваться морским воздухом сядьте в Англии на пароход да прокатитесь до Америки Он встали стал прощаться Если вы все это исполните в точности – говорил он Хорошо, хорошо, непременно исполню, – едко отвечал Обломов, провожая его. Доктор ушел, оставив Обломова в самом жалком положении. Он закрыл глаза, положил обе руки наголову, сжался на стуле в комок итак сидел, никуда не глядя, ничего не чувствуя. Сзади его послышался робкий зов Илья Ильич Ну – откликнулся он А что ж управляющему-то сказать О чем А насчет того, чтоб переехать Ты опять об этом – с изумлением спросил Обломов Да как же, батюшка, Илья Ильич, быть-то мне? Сами рассудите итак жизнь-то моя горькая в гроб гляжу Нет, ты, видно, в гроб меня хочешь вогнать своим переездом, – сказал Обломов. – Послушай-ка, что говорит доктор! Захар не нашел, что сказать, только вздохнул так, что концы шейного платка затрепетали у него на груди Ты решился уморить, что ли, меня – спросил опять Обломов. – Я надоел тебе – а Ну, говори же Христос с вами Живите на здоровье Кто вам зла желает – ворчал Захар в совершенном смущении от трагического оборота, который начинала принимать речь Ты – сказал Илья Ильич. – Я запретил тебе заикаться о переезде, а тыне проходит дня, чтоб пять раз не напомнил мне ведь это расстроивает меня пойми ты. Итак здоровье мое никуда не годится Я думал, сударь, что отчего, мол, думал, не переехать дрожащим от душевной тревоги голосом говорил Захар Отчего не переехать Ты так легко судишь об этом – говорил Обломов, оборачиваясь с креслами к Захару. – Даты вникнул ли хорошенько, что значит переехать – а Верно, не вникнул Итак не вникнул – смиренно отвечал Захар, готовый во всем согласиться с барином, лишь бы не доводить дела до патетических сцен, которые были для него хуже горькой редьки Не вникнул, так слушай, да и разбери, можно переезжать или нет. Что значит переехать Это значит: барин уйди на целый день да так одетый сутра и ходи Что ж, хоть бы и уйти – заметил Захар. – Отчего же и не отлучиться на целый день Ведь нездорово сидеть дома. Вон вы какие нехорошие стали Прежде выбыли как огурчика теперь, как сидите, Бог знает на что похожи. Походили бы по улицам, посмотрели бы на народили на другое что Полно вздор молоть, а слушай – сказал Обломов Ходить по улицам Да, право, – продолжал Захар с большим жаром. Вон, говорят, какое-то неслыханное чудовище привезли его бы поглядели. В тиатр или маскарад бы пошли, а тут бы без вас и переехали Не болтай пустяков Славно ты заботишься о барском покое По-твоему, шатайся целый день – тебе нужды нет, что я пообедаю невесть где и как и не прилягу после обеда. Без меня они тут перевезут Недо- гляди, таки перевезут – черепки. Знаю я, – с возрастающей убедительностью говорил Обломов, – что значит перевозка Это значит ломка, шум все вещи свалят в кучу на полу тут и чемодан, и спинка дивана, и картины, и чубуки, и книги, и склянки какие-то, которых в другое время и не видать, а тут черт знает откуда возьмутся Смотри за всем, чтоб не растеряли да не переломали половина тут, другая навозу или на новой квартире захочется покурить, возьмешь трубку, а табак уж уехал Хочешь сесть, да не на что до чего ни дотронулся – выпачкался, все в пыли вымыться нечем, и ходи вон с этакими руками, как у тебя У меня руки чисты, – заметил Захар, показывая какие-то две подошвы вместо рук Ну, уж не показывай только – сказал Илья Ильич, отворачиваясь. – А захочется пить, – продолжал Обломов взял графин, да стакана нет Можно и из графина напиться – добродушно прибавил Захар Вот у вас все так можно и не мести, и пыли не стирать, и ковров не выколачивать. А на новой квартире продолжал Илья Ильич, увлекаясь сам живо представившейся ему картиной переезда, – дня в три не разберутся, все не на своем месте картины у стен, на полу, галоши на постели, сапоги водном узле с чаем да с помадой. То, глядишь, ножка у кресла сломана, то стекло на картине разбито или диван в пятнах. Чего ни спросишь, – нет, никто не знает – где, или потеряно, или забыто на старой квартире беги туда Вину пору раз десять взад и вперед сбегаешь, перебил Захар Вот видишь ли – продолжал Обломов. – А встанешь на новой квартире утром, что за скука Ни воды, ни угольев нет, а зимой так холодом насидишься, на- студят комнаты, а дров нет поди бегай, занимай Еще каких соседей Бог даст, – заметил опять Захар от иных не то что вязанки дров – ковша воды не допросишься То-то же – сказал Илья Ильич. – Переехал – к вечеру, кажется бы, и конец хлопотам нет, еще провозишься недели две. Кажется, все расставлено смотришь, что-нибудь да осталось шторы привесить, картинки приколотить – душу всю вытянет, жить не захочется А издержек, издержек Прошлый раз, восемь лет назад, рублев двести стало – как теперь помню, – подтвердил Захар Ну вот, шутка – говорил Илья Ильич. – А как дико жить сначала на новой квартире Скоро ли привыкнешь Да я ночей пять не усну на новом месте меня тоска загрызет, как встану да увижу вон вместо этой вывески токаря другое что-нибудь, напротив, или вон ежели из окна не выглянет эта стриженая старуха перед обедом, так мне и скучно Видишь литы там теперь, до чего доводил барина – а – спросил с упреком Илья Ильич Вижу, – прошептал смиренно Захар Зачем же ты предлагал мне переехать Станет ли человеческих сил вынести все это Я думал, что другие, мол, не хуже нас, да переезжают, таки нам можно – сказал Захар Что Что – вдруг с изумлением спросил Илья Ильич, приподнимаясь с кресел. – Что ты сказал? Захар вдруг смутился, не зная, чем он мог подать барину повод к патетическому восклицанию и жесту. Он молчал Другие не хуже – с ужасом повторил Илья Ильич. – Вот ты до чего договорился Я теперь буду знать, что я для тебя все равно, что «другой»! Обломов поклонился иронически Захару и сделал в высшей степени оскорбленное лицо Помилуйте, Илья Ильич, разве я равняю вас с кем-нибудь?.. – Сглаз долой – повелительно сказал Обломов, указывая рукой на дверь. – Я тебя видеть не могу. А! «другие»! Хорошо! Захар с глубоким вздохом удалился к себе Эка жизнь, подумаешь – ворчал он, садясь на лежанку Боже мой – стонал тоже Обломов. – Вот хотел посвятить утро дельному труду, а тут расстроили на целый день И кто же свой собственный слуга, преданный, испытанный, а что сказал И как это он мог? Обломов долго не мог успокоиться он ложился, вставал, ходил по комнате и опять ложился. Он вниз- ведении себя Захаром до степени других видел нарушение прав своих на исключительное предпочтение Захаром особы барина всеми каждому. Он вникал в глубину этого сравнения и разбирал, что такое другие и что он сам, в какой степени возможна и справедлива эта параллель и как тяжела обида, нанесенная ему Захаром наконец, сознательно ли оскорбил его Захар, то есть убежден ли он был, что Илья Ильич все равно, что другой, или так это сорвалось у него с языка, безучастия головы. Все это задело самолюбие Обломова, ион решился показать Захару разницу между ними теми, которых разумел Захар под именем других, и дать почувствовать ему всю гнусность его поступка Захар – протяжно и торжественно кликнул он. Захар, услышав этот зов, не прыгнул по обыкновению с лежанки, стуча ногами, не заворчал он медленно сполз с печки и пошел, задевая за все и руками и боками, тихо, нехотя, как собака, которая по голосу господина чувствует, что проказа ее открыта и что зовут ее на расправу. Захар отворил вполовину дверь, но войти не решался Войди – сказал Илья Ильич. Хотя дверь отворялась свободно, но Захар отворял так, как будто нельзя было пролезть, и оттого только завяз в двери, ноне вошел. Обломов сидел на краю постели Поди сюда – настойчиво сказал он. Захар с трудом высвободился из двери, но тотчас притворил ее за собой и прислонился к ней плотно спиной Сюда – говорил Илья Ильич, указывая пальцем место подле себя. Захар сделал полшага и остановился за две сажени от указанного места Еще – говорил Обломов. Захар сделал вид, что будто шагнула сам только качнулся, стукнул ногой и остался на месте. Илья Ильич, видя, что ему никак не удается на этот раз подманить Захара ближе, оставил его там, где он стояли смотрел на него несколько времени молча, с укоризной. Захар, чувствуя неловкость от этого безмолвного созерцания его особы, делал вид, что не замечает барина, и более, нежели когда-нибудь, стороной стоял к нему и даже не кидал в эту минуту своего одностороннего взгляда на Илью Ильича. Он упорно стал смотреть налево, в другую сторону: там увидал он давно знакомый ему предмет – бахрому из паутины около картин, ив пауке – живой упрек своему нерадению Захар – тихо, с достоинством произнес Илья Ильич. Захар не отвечал он, кажется, думал Ну, чего тебе Другого, что ли, Захара Ведь я тут стою, и перенес взгляд свой мимо барина, слева направо там тоже напомнило ему о нем самом зеркало, подернутое как кисеей, густою пылью сквозь нее дико, исподлобья смотрел на него, как из тумана, собственный его же угрюмый и некрасивый лик. Он с неудовольствием отвратил взгляд от этого грустного, слишком знакомого ему предмета и решился на минуту остановить его на Илье Ильиче. Взгляды их встретились. Захар не вынес укора, написанного в глазах барина, и потупил свои вниз, под ноги тут опять, в ковре, пропитанном пылью и пятнами, он прочел печальный аттестат своего усердия к господской службе Захар – с чувством повторил Илья Ильич Чего изволите – едва слышно прошептал Захар и чуть-чуть вздрогнул, предчувствуя патетическую речь Дай мне квасу – сказал Илья Ильич. У Захара отлегло от сердца он с радости, как мальчишка, проворно бросился в буфет и принес квасу Что, каково тебе – кротко спросил Илья Ильич, отпив из стакана и держа его в руках. – Ведь нехорошо Вид дикости на лице Захара мгновенно смягчился блеснувшим в чертах его лучом раскаяния. Захар почувствовал первые признаки проснувшегося в груди и подступившего к сердцу благоговейного чувства к барину, ион вдруг стал смотреть прямо ему в глаза – Чувствуешь литы свой проступок – спросил Илья Ильич. «Что это за проступок за такой – думал Захар с горестью, – что-нибудь жалкое ведь нехотя заплачешь, как он станет этак-то пропекать Что ж, Илья Ильич, – начал Захар с самой низкой ноты своего диапазона, – я ничего не сказал, окроме того, что, мол Нет, ты погоди – перебил Обломов. – Ты понимаешь ли, что ты сделал На вот, поставь стакан на стол и отвечай! Захар ничего не отвечали решительно не понимал, что он сделал, но это не помешало ему с благоговением посмотреть на барина он даже понурил немного голову, сознавая свою вину Как же тыне ядовитый человек – говорил Обло- мов. Захар все молчал, только крупно мигнул раза три Ты огорчил барина – с расстановкой произнес Илья Ильичи пристально смотрел на Захара, наслаждаясь его смущением. Захар не знал, куда деваться от тоски Ведь огорчил – спросил Илья Ильич Огорчил – шептал, растерявшись совсем, Захар от этого нового жалкого слова. Он метал взгляды направо, налево и прямо, ища в чем-нибудь спасения и опять замелькали передними паутина, и пыль, и собственное отражение, и лицо барина. «Хоть бы сквозь землю провалиться Эх, смерть нейдет – подумал он, видя, что не избежать ему патетической сцены, как ни вертись. Итак он чувствовал, что мигает чаще и чаще, и вот, того и гляди, брызнут слезы. Наконец он отвечал барину известной песней, только в прозе Чем же я огорчил вас, Илья Ильич – почти плача сказал он Чем – повторил Обломов. – Даты подумал ли, что такое другой? Он остановился, продолжая глядеть на Захара Сказать ли тебе, что это такое? Захар повернулся, как медведь в берлоге, и вздохнул на всю комнату Другой – кого ты разумеешь – есть голь окаянная, грубый, необразованный человек, живет грязно, бедно, на чердаке они выспится себе на войлоке где-ни- будь на дворе. Что этакому сделается Ничего. Трес- кает-то он картофель да селедку. Нужда мечет его из угла в угол, они бегает день-деньской. Он, пожалуй, и переедет на новую квартиру. Вон, Лягаев, возьмет линейку подмышку да две рубашки в носовой платок и идет Куда, мол, ты – Переезжаю, – говорит Вот это так другой А я, по-твоему, другой – а? Захар взглянул на барина, переступил с ноги на ногу и молчал Что такое другой – продолжал Обломов. – Другой есть такой человек, который сам себе сапоги чистит, одевается сам, хоть иногда и барином смотрит, да врет, они не знает, что такое прислуга послать некого – сам сбегает зачем нужно и дрова в печке сам помешает, иногда и пыль оботрет Из немцев много этаких, – угрюмо сказал Захар То-то же А я Как ты думаешь, я другой Вы совсем другой – жалобно сказал Захар, все не понимавший, что хочет сказать барин. – Бог знает, что это напустило такое на вас Я совсем другой – а Погоди, ты посмотри, что ты говоришь Ты разбери-ка, как «другой»-то живет? «Другой» работает без устали, бегает, суетится, – продолжал Обломов, – не поработает, таки не поест. «Другой» кланяется, другой просит, унижается А я? Ну-ка, реши как ты думаешь, другой я – а Да полно вам, батюшка, томить-то меня жалкими словами – умолял Захар. – Ах ты, Господи Я другой Да разве я мечусь, разве работаю? Мало ем, что ли Худощав или жалок на вид Разве недостает мне чего-нибудь? Кажется, подать, сделать есть кому Я ни разу не натянул себе чулок на ноги, как живу, слава Богу Стану ли я беспокоиться Из чего мне И кому я это говорю Не ты лис детства ходил за мной Ты все это знаешь, видел, что я воспитан нежно, что я ни холода, ни голода никогда не терпел, нужды не знал, хлеба себе не зарабатывали вообще черным делом не занимался. Так как же это у тебя достало духу равнять меня с другими Разве у меня такое здоровье, как у этих других Разве я могу все это делать и перенести? Захар потерял решительно всякую способность понять речь Обломова; но губы у него вздулись от внутреннего волнения патетическая сцена гремела, как туча, над головой его. Он молчал Захар – повторил Илья Ильич Чего изволите – чуть слышно прошипел Захар Дай еще квасу. Захар принес квасу, и когда Илья Ильич, напившись, отдал ему стакан, он было проворно пошел к себе Нет, нет, ты постой – заговорил Обломов. – Я спрашиваю тебя как ты мог так горько оскорбить барина, которого ты ребенком носил на руках, которому век служишь и который благодетельствует тебе? Захар не выдержал слово |