Меннингер К. - Война с самим собой. Карл Меннингер Война с самим собой

• Название: Карл Меннингер Война с самим собой
• Анкор: Меннингер К. - Война с самим собой.doc
• Дата: 11.01.2018
• Размер: 2.06 Mb.
• Имя файла: Меннингер К. - Война с самим собой.doc
• Тип: Документы; #13858
• Категория: Медицина
• страница: 22 из 32

Глава 4

Полихирургия

У читателя может сложиться превратное впечатление о том, что разнообразные формы членовредительства в основном определяются агрессивностью, эротизмом и стремлением к самонаказанию. При этом не принимается в расчет очень важная составляющая - подсознательное желание поощрения. В действительности вне зависимости от наличия или отсутствия агрессивных побуждений членовредительство может быть единственным выходом для выживания, то есть той ценой, которую при определенных обстоятельствах приходиться платить за сохранение жизни. Достаточно вспомнить о традициях разных народов, например, об обряде посвящения юношей в мужчины. Жертвы такого освященного временем членовредительства могут и не быть агрессивными, а калечат себя, приобщаясь к социальному укладу. С другой стороны, традиции возникают на основе многовекового научного опыта. Прекрасным примером последнему утверждению служат хирургические операции. В данном случае человек не занимается саморазрушением, но отдает себя в руки хирурга. Более того, он умоляет врача удалить тот или иной орган, руководствуясь при этом не агрессивными побуждениями, чувством вины или извращенной чувственностью, но вполне сознательно и в соответствии с объективными показаниями современной медицинской науки. На самом деле стремлением к саморазрушению следует считать уклонение от жизненно необходимой хирургической операции. В этом случае отказ от операции абсурден, ибо хирургическое вмешательство можно считать нанесением телесных повреждений лишь в узком смысле этого слова, а с точки зрения психологии и практической пользы оно является несомненным благом. Но, как мы увидим впоследствии, существуют и исключения из общего правила.
В операции принимают участие по крайней мере два человека - пациент и хирург. Как первый, так и второй при принятии окончательного решения руководствуются сознательными и подсознательными мотивами. Предположим, что в нашем случае преобладают сознательные мотивировки. Несмотря на то, что хирургия, по сути дела, является сублимацией садистических импульсов, она доказала свою эффективность, продлила и сохранила миллионы жизней. Само собой, эта сублимация может доказать свою несостоятельность или служить маскировкой для скрытых невротических проявлений. В последнем случае решение оперировать может прийти спонтанно, без учета объективных показаний, таких как инфекционное заражение, уродство, кровотечение и т. п. Хороший хирург никогда не приступит к операции под влиянием эмоционального импульса; он принимает решение исключительно на основании оценки реального состояния пациента. К сожалению, должен констатировать, что некоторые хирурги идут на операцию совсем по иным причинам, например, уступая подсознательному желанию резать. Одни одержимы желанием удалять щитовидную железу, другие - яичники, третьи не могут удержаться от соблазна провести полостную операцию. Несомненно, очень часто подобные операции целесообразны, но то, как некоторые хирурги упрямо выискивают мнимые показания к оперативному вмешательству, равно как подозрительное постоянство, с которым они ставят один и тот же диагноз разным пациентам, очень напоминает признаки невротического синдрома и поневоле наталкивает на мысль о том, что они являются скорее невротиками, чем учеными. К несчастью, зарегистрированы и случаи откровенного садизма. Я сам не раз поражался неспособности «хороших» и профессионально подготовленных хирургов понять, почувствовать сострадание к своим пациентам или страх за их жизнь. Я считаю варварским и недопустимым общепринятое поведение врачей, когда маленького ребенка приводят в незнакомую комнату, где его окружают чужие люди в белых одеяниях и таких же колпаках. Перепуганный ребенок видит замысловатые инструменты, сверкающие ножи, а нередко и окровавленный перевязочный материал. И в тот момент, когда он готов умереть от ужаса, к его лицу подносят склянку с эфиром и объявляют о том, что вскоре его гланды будут вырезаны. Подобная практика может нанести серьезную психологическую травму, последствия которой, несомненно, скажутся в будущем. У меня нет сомнений в том, что ужас, перенесенный во время операции, является большим злом, чем то заболевание, с которым хирург решил «расправиться» столь жестоким образом. Безразличие к чувствам ребенка, оказавшегося в обстоятельствах, когда угрозе подвергается его психическое здоровье, свидетельствует о серьезном психологическом отклонении у некоторых хирургов, которое я считаю потворством садистическому импульсу, частичная сублимация которого приемлема для технического персонала, но несовместима со званием врача.
И все же следует не забывать об объективных трудностях, связанных с профессий хирурга. Пациенты смотрят на него как на чудотворца и часто ждут от него невозможного. Помимо принятия решения и проведения самой операции, он берет на себя всю полноту ответственности в случае ее неудачного исхода. При этом ему приходится выслушивать многочисленные жалобы и упреки, порой даже в том случае, когда операция прошла абсолютно успешно. Неудивительно, что хирурги поневоле становятся циниками. Они в конце концов, действительно должны быть готовы к проявлению жестокости, коль скоро в ней возникает жизненная необходимость. Поэтому мы не имеем права судить их слишком строго, когда они вследствие невротических факторов ошибочно трактуют эту «необходимость».
Как уже говорилось, операция - это сцена -, в которой. Участвуют два актера - хирург и пациент. Попробуем выяснить, какими мотивами руководствуется последний, соглашаясь с врачом, решившим сделать ненужную операцию. Согласно статистике некоторые люди так часто ложатся под нож хирурга, что это идет вразрез с самыми строгими медицинскими показаниями. Известно, что чем чаще человек подвергается хирургическому вмешательству, тем меньше пользы оно ему приносит.
Но может ли человек принимать трезвые решения, находясь на пороге операционной? Я помню немало случаев, когда пациенты последовательно избавлялись от зубов, миндалин, аппендикса, яичников, мочевого пузыря, кишечника, предстательной железы, щитовидной железы или комбинации из перечисленных органов. В моей памяти всплывают образы беззащитных, страдающих людей, в полуобморочном состоянии попадающих в хищные руки хвастливых или, по крайней мере, излишне самоуверенных хирургов. И последние из-за денег, в угоду профессиональной репутации или в силу объективных показаний безжалостно кромсают свою жертву, добавляя к ее страданиям новые муки. Это было время, когда я и не подозревал о том, что многие пациенты-невротики так или иначе вынуждают врача на проведение операции, зачастую ненужной. Иногда они убеждают словами, а нередко возникают соответствующие недугу физиологические проявления. Хорошо известна способность истериков искусно воспроизводить характерные симптомы. При этом, если подсознательное желание поощряется хирургическими манипуляциями, для пациента не составит большого труда убедить самого опытного и подозрительного хирурга в необходимости оперативного вмешательства.
Повторные операции вызывают в людях сочувствие, подозрение или насмешку, в зависимости от очевидности подсознательной мотивировки пациента в его попытках лечь под нож хирурга. Порой такие операции действительно бывают необходимы. В таких случаях возникает единственный вопрос: связана ли необходимость операции с физиологическими показаниями или причина кроется в психологическом состоянии пациента. Как уже было сказано, такие пациенты подсознательно стремятся к многократному хирургическому вмешательству. Так, Джеллифф рассказывает о женщине, которая в двадцать один год имела на своем счету двадцать восемь операций. Возможно, этот феномен следует рассматривать как привычку к полихирургии.

В данном случае я не имею в виду многократные повторные операции, вызванные насущной необходимостью и связанные со сложными медицинскими проблемами, например, при некоторых костных заболеваниях или неизбежных повторных операциях в области пластической хирургии.

Излишне говорить о том, что во многих случаях эти операции, какими бы физиологическими и психологическими причинами ни руководствовались сами пациенты, нередко приносят больному несомненную пользу (эффект плацебо). В своей работе «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд указывает на то, что органические нарушения или травмы часто помогают больным травматическим неврозом, подверженным депрессивным состояниям, и шизофреникам в том смысле, что нейтрализуют бесконтрольное проявление либидо, спровоцированное внешними стимулирующими факторами.

См.: К. Меннингер. Ремиссия психического заболевания в результате воспаления легких. Журнал Американской медицинской ассоциации, т. XCIV, 1930, с. 630-634.

Он мог бы добавить, что такой же эффект достигается в результате хирургических операций. Трудно описать разочарование психиатра, когда после долгого лечения без признаков улучшения больной ложится на заведомо ненужную операцию и после этого выздоравливает. Более того, иногда неопытный хирург или даже знахарь делают то, от чего специалист наверняка бы воздержался, и добиваются очевидного успеха. Джеллифф

Смит Эли Джеллифф. Инстинкт смерти в терапии и психологии. Психоаналитический вестник, т. XX, 1933, с. 121-132.

сообщает о случае, когда психоаналитик добился желаемого результата только тогда, когда пациентка подверглась очередному хирургическому вмешательству. Для психоаналитика было непростительно отрицать психотерапевтический эффект хирургии, равно как и хирургу нельзя умалять значение психоанализа. Нашей задачей является тщательное изучение фактических результатов хирургического вмешательства, что, в свою очередь, подразумевает анализ улучшения физического состояния пациента после операции.
В свое время я изучал возможности пластической хирургии. К этому исследованию меня подтолкнуло заявление одного из представителей этой профессии, который утверждал, что результаты его работы зависят как от профессиональных навыков, так и от психологической атмосферы во время лечения. В хирургических отчетах поражают строки, написанные пластическими хирургами, которые утверждают, что они часто констатируют «нездоровое невротическое стремление некоторых пациентов исправить дефект», который сами хирурги таковым не считают. Например, Блэр и Браун

Вилрей Пэпин и Джеймс Бэррит Браун. Дефекты носа, реальные и надуманные. Хирургия, акушерство и гинекология, 1931, т.LIП.с. 797-819.

советуют проявлять особую осмотрительность при принятии решения об исправлении физических недостатков, которые пациенты склонны преувеличивать. Они приводят множество примеров тому, что даже после успешной операции пациенты продолжали выражать свое недовольство. В то же время было немало случаев, когда операция проходила неудачно, но пациенты выказывали полное удовлетворение. На основании многочисленных публикаций можно говорить о том, что хирургическая коррекция недостатков внешности способствует улучшению психического состояния пациента.
По единодушному мнению хирургов и психиатров, хирургическое вмешательство нередко улучшает клиническую картину при неврозах и психозах. Однако улучшение неустойчиво, и достигнутый результат не гарантирует от последующих осложнений. В настоящее время мы можем лишь констатировать тот факт, что на этот счет имеются некоторые недостоверные данные, на основании которых нельзя прогнозировать вероятность улучшения психического здоровья после проведения хирургической операции.

Зафиксированы случаи, когда хирургическое вмешательство ускоряло течение болезни. См., например: Э.К.УошбурниМ.Л.Карнз. Послеоперационный психоз; рекомендации по профилактике и лечению; Журнал неврозов и умственных расстройств», ноябрь 1935 г., с. 508-13; П.Р.Лерман. Послеоперационные неврозы. Журнал медицинских отчетов, апрель 1925 г., с. 422-24; У .И. Г а р д н е р, Послеоперационный психоз. Кентуккский медицинский журнал, октябрь 1928 г., с. 537-46; П.П.Барке р. Нейропсихиатрия в медицинской практике. Медицинский бюллетень ветеранов, июнь 1931 г., с. 571-582.

У меня была пациентка-истеричка, потерявшая голос. Она уже перенесла три операции, после которых наступало временное улучшение, и настаивала на проведении четвертой. Я всячески пытался разубедить ее и применил все виды психотерапевтического воздействия, за исключение психоанализа. Однако мои усилия оказались тщетными. К этому моменту ни один хирург не желал подвергать свою профессиональную репутацию риску, оперируя больную с явными признаками психосоматического расстройства. После этого случая я имел возможность подвергнуть психоанализу несколько пациентов с аналогичными проблемами. Особое внимание я уделил случаям с пациентами нашей клиники, терапевтическое лечение которых завершалось хирургическим вмешательством. На основании истории их болезни я попытался определить подсознательные мотивы и механизмы, заставляющие людей идти на операцию, и особенно на повторную.

Подсознательные мотивы, определяющие выбор способа лечения.
Одной из основных причин, по которым пациенты предпочитают оперативное вмешательство, является нежелание встречи с тем, кого они боятся больше, чем скальпеля хирурга. Идя на поводу у таких подсознательных побуждений, люди вступают в сделку со здравым смыслом, стараясь так или иначе обмануть собственное сознание. Такое поведение свойственно многим людям, в том числе и тем, У кого нет никаких показаний к хирургическому вмешательству. Уклоняясь от терапевтического лечения, такие пациенты пытаются взвалить на хирурга всю ответственность за собственную слабость. Сейчас, когда я пишу эти строки, невольно вспоминаю о причине, по которой я улучил свободный час для их написания. Мне позвонила пациентка и заявила, что, несмотря на ее горячее желание прийти на сеанс, хирург, который должен ее оперировать, запретил ей общение с психоаналитиком. Естественно, упомянутый врач ничего подобного ей не говорил, но она использовала его имя, чтобы избежать неприятной для нее процедуры.
Не так давно пациентка, которая была помолвлена с врачом, в пятый раз отложила церемонию бракосочетания. Обескураженный жених настоял на медицинском освидетельствовании. В истории болезни упоминались истерические припадки, которые сопровождались болями в правом боку. Лечащие врачи так и не пришли к единому мнению относительно необходимости операции. Количество лейкоцитов в крови порой поднималось до двенадцати тысяч, но на следующий день этот показатель приходил в норму. (Сообщалось о случаях ложного аппендицита, когда у пациента резко поднималась температура.) В итоге женщина настояла на операции. Приступы панического страха и боли в боку прошли, но с приближением дня бракосочетания вновь возобновились. Она потребовала госпитализации. В этом случае вполне очевиден выбор «меньшего из двух зол», как способа избежать супружеских объятий, которые были невыносимы для ее инфантильного сознания. Были и другие причины, но эта, несомненно, являлась доминирующей.
Все психоаналитики знакомы со следующим феноменом. Лечащий врач приходит к выводу о необходимости проведения серии психоаналитических сеансов, так как диагностирует случай невротического состояния. Пациент, уверенный в правильности такого диагноза, возвращается домой, чтобы уладить свои дела и через пару месяцев приступить к этому лечению.
Через несколько недель к нам приходит письмо от лечащего врача, в котором он сообщает о том, что у нашего предполагаемого пациента случился приступ аппендицита (или найдены камни в мочевом пузыре, обнаружено обострение геморроя, увеличена щитовидка и т.п.) и ему предстоит операция. Операционное вмешательство нередко является прелюдией к психоанализу. Очень часто после операции пациенты все же приходят к нам, но это происходит далеко не всегда.

Я лично наблюдал аналогичный случай, когда пациент незадолго до начала сеансов лег на операцию по удалению аппендицита. В конце психоаналитического лечения у него возобновились боли в боку, напоминающие дооперационные ощущения. Они были настолько реалистичны, что создавалось впечатление, будто удаления аппендикса вовсе и не было.

В таких случаях желание решить психологическую проблему с помощью хирургической операции очень типично. Так, двадцатитрехлетний студент университета, двукратный футбольный призер, стал жаловаться на плохое самочувствие, перестал воспринимать лекционный материал, чувствовал постоянную сонливость. Через несколько месяцев он бросил учебу и настоял на том, чтобы родители показали его специалистам. Медики не обнаружили никаких физических отклонений. Тем не менее ему становилось все хуже. Несмотря на возражения врача, он настоял на операции по удалению миндалин. После операции в течение месяца он чувствовал значительное облегчение, после чего болезненные симптомы появились вновь, и по его собственному желанию его привезли в психиатрическую клинику, где был поставлен очевидный диагноз - шизофрения.
В данном случае было бы ошибочным считать, что операция ухудшила состояние больного. Полагаю, что тут мы можем вполне положиться на личное заявление пациента и его родственников о временном облегчении. По моему мнению, здесь мы имеем дело с неистовой попыткой предотвратить надвигающийся распад сознания при помощи жертвы, принесенной на алтарь операционного стола. Подробнее мы поговорим об этом позднее, а сейчас я хотел бы подчеркнуть то обстоятельство, что подсознание может относиться к хирургическому вмешательству как к спасению от психического расстройства, а также как к способу, помогающему избежать психиатрического лечения. Этот случай я привел из соображений краткости изложения. В нашей практике встречались многие другие, где пациенты, стремившиеся преодолеть прогрессирующее психическое расстройство, прибегали к многочисленным повторным операциям. На эту тему высказывались многие специалисты, в том числе доктор Гарри Стэк Салливен. По общему мнению, угроза умственной дезинтеграции личности до уровня психоза доводит людей до невротического состояния.
Вторым мотивом, определяющим выбор хирургической операции, является эротическая составляющая. Подсознательно пациент отождествляет строгого, сурового, но благородного и сильного хирурга с собственным отцом. Непреклонность, сила, а порой и жестокость многих хирургов в значительной степени определяют выбор невротиков. Не следует забывать и об обратной связи взаимодействия хирург - пациент, которая окрашена в отчетливые садомазо-хистские тона. К тем, кто стремится найти в хирурге любящего отца, следует добавить тех, у кого любовь ассоциируется с мазохистским комплексом, подразумевающим боль от руки любимого человека. Широко известно, что многие высокопрофессиональные хирурги в своей практике отнюдь не отличаются милосердием и деликатностью манер.
Один из моих пациентов перенес несколько операций на носоглотке, которые теперь он признает совершенно ненужными, но в то время он стал главной причиной озабоченности и внимания своего отца. По этому поводу он вспоминает: «Когда я вспоминаю, как кровь капала у меня из носа после операции, мне представляется, как она наполняла сочувствием и нежностью моего отца, что вполне искупало боль во время операции и те порки, которые он мне закатывал в детстве».
Рассматривая мотивировки, толкающие человека на хирургическую операцию, следует различать первичные и вторичные цели. Вторая категория связана с получением удовольствия, ассоциированного с периодом нахождения в больнице или просто болезненного состояния, когда пациент становится объектом сочувствия друзей и родственников и предметом повышенного внимания медицинского персонала. Однако я не уверен в том, что некоторые из этих факторов полностью отсутствуют до операции, то есть в первичных мотивах, особенно в связи с желанием стать центром внимания и даже соболезнования, которое приобретает черты единственно возможной формы выражения любви, своего рода суррогата родительских чувств. Беспокойство и озабоченность врачей (включая хирургов) также подменяют нормальные человеческие отношения, а удовлетворение от сочувствия к его страданиям является своего рода эрзацем обычного добросердечия, на которое пациент, подверженный комплексу вины, не может рассчитывать.
В своей крайней форме этот мотив сопряжен с эксгибиционизмом. В случае, который будет в подробностях рассмотрен ниже, эксгибиционистская ценность операции будет очевидна - по признанию самого пациента, ему доставляло истинное удовольствие демонстрировать свою промежность и гениталии хирургу и медсестрам. В предоперационный период часто наблюдается и прямо противоположная реакция, которая проявляется в ложной стыдливости и нарочитой скромности. Несомненным свидетельством тому, что тайные удовольствия такого рода представляют широко распространенное явление, служит популярность разговоров на эту тему и успех литературных и иных спекуляций. В пример можно привести книгу Ирвина Кобба «Разговор об операциях» или один из кинофильмов Эдди Кантора «Нервный срыв», где двое мужчин заголяются, демонстрируя друг другу шрамы от многочисленных хирургических операций. С точки зрения психоанализа, мы должны признать такое поведение следствием подсознательного желания быть кастрированным с одновременной демонстрацией заплаченной за это цены. Такие люди как бы говорят: «Смотри, я беззащитен - меня не нужно убивать». В данном случае мы имеем дело с противоположной мотивировкой, где, в отличие от вышеприведенного примера с моим пациентом (см. выше), который как бы пытался доказать - «смотрите, я не кастрирован, я настоящий мужчина», - мы имеем дело с эксгибиционизмом противоположной направленности.
Как мужчины, так и женщины нередко идут на операцию, влекомые нереализованным чувством отцовства/материнства;

Более тридцати лет назад этот феномен был отмечен Фрейдом в его отчете о лечении Доры. После смерти любимой тетки у нее случился «приступ аппендицита» (высокая температура и боли в нижней части живота). Перед этим, узнав о заболевании двоюродного брата, Дора прочла о симптомах аппендицита (а возможно, и некоторых деталях сексуального характера) в энциклопедии. После этого у нее проявились указанные в книге симптомы. В то же время следует отметить, что ложный аппендицит проявился девять месяцев спустя после эпизода, когда мужчина делал ей недвусмысленные предложения. Втайне она продолжала надеяться, что он женится на ней и у них появятся дети, к которым она всегда относилась очень трепетно. Со всей очевидностью Фрейд указывает на то, что приступ мнимого аппендицита был реализацией фантазия, связанной с деторождением.

возникает подсознательное стремление к кесареву сечению, особенно в тех случаях, когда в детстве им навязывали сказку об аисте, приносящем детей.

См. Карен Хорни. Отречение от вагины. Международный пси хоаналитический журнал, 1933, т. XIV, с. 57 - 70.

Одной из моих пациенток была девочка-подросток с признаками конверсионной истерии. В течение дня она неоднократно пыталась вскрыть себе брюшную полость, утверждая, что в животе что-то есть. Естественно, это ей не удавалось. Затем она стала настаивать на операции. Незадолго до этого у нее был эротический опыт с мальчиком; чуть позже она видела рождение теленка и решила, что он появился из ануса коровы; к тому же она узнала, что родственница отправилась в больницу «за младенцем». В своих фантазиях она решила, что у нее родится ребенок; причем появиться он должен вместе с фекалиями, а если этого не происходит, она должна сделать кесарево сечение.
В другом, более тщательно изученном случае женщина в течение тринадцати лет тринадцать раз ложилась под нож хирурга. Вспоминая детали раннего детства, она указала на то, что в то время ее самым страстным желанием была мечта иметь детей. Она хотела иметь «дюжину» малышей. Маленькая девочка была абсолютно уверена в том, что дети появляются на свет в результате операции. Таким образом она пришла к умозаключению, что хирург будет тем мужчиной, который позволит ей воплотить мечту в жизнь, и вышла замуж за представителя этой профессии. Все последующие годы у нее проявлялись симптомы, соответствующие показанию к хирургическому вмешательству, в основном, к операциям на брюшной полости. «Сейчас я понимаю, - говорила она, - что я снова и снова пыталась воплотить в жизнь мысль, крепко засевшую у меня в голове в раннем детстве».
Еще один мотив, определяющий подсознательное стремление к хирургической операции, связан с желанием быть кастрированным (своего рода снятие напряжения от ожидания неизбежной кастрации). Как уже говорилось в первой главе этой части, данный комплекс подразумевает два элемента: 1 - стремление к наказанию и 2 - эротическую составляющую (мазохизм, эксгибиционизм и т. д.). Соглашаясь на кастрацию, мужчина искупает свои преступления (греховные фантазии и помыслы) и в то же время умаляет свою верильность в пользу женственности, то есть начала, более способного к восприятию любви. Иными словами, он завидует женщине, которую любят не за то, что она делает, а такую, какова она есть.
Как мы убедились во второй главе, психопаты часто осуществляют самокастрацию и еще чаще стараются выполнить эту работу чужими руками. У невротиков синдром самокастрации проявляется косвенно. Например, в форме импотенции, финансового краха, сложностей в семейной жизни, венерических заболеваний. Если рассматривается возможность фактической кастрации, то обычно она осуществляется также косвенным образом, например, в форме стерилизации (вазэктомия) или удаления яичка вместо ампутации пениса.
Сталкиваясь с такими случаями, врач может взять на вооружение информацию, которая приводится в современной медицинской периодике. Так, в «Индекс Медикус» кастрацию рассматривают как терапию при неврозах, сексуальных извращениях, преступлениях на сексуальной почве, сексуальных отклонениях, умственных расстройствах и даже туберкулезе.
Каким образом справляются с этим комплексом сами больные, видно из следующих примеров. Первый случай я привожу с любезного разрешения доктора Генри Шоу из Нью-Йорка. Блестящий молодой ученый занимался важным исследованием, в ходе которого его неотвязно преследовали плотские желания. Это стало такой помехой в работе, что ради основной цели своей жизни он решился на оскопление. Он обращался к нескольким хирургам, умоляя сделать эту операцию. Один из них согласился при условии, Что будет получена рекомендация психиатра. Однако не нашлось ни одного специалиста, который одобрил бы подобное членовредительство. И все же ученый нашел хирурга, который внял его просьбе. Затем он вспоминал, какое огромное облегчение он испытал при виде удаленных яичек. Продолжение этой истории поражает воображение: несмотря на операцию, потенция сохранилась; более того, он стал горько сожалеть о случившемся, развелся с женой и собрался жениться повторно, желая завести детей.

В медицинской литературе приводится множество аналогичных примеров. Так, о похожем случае сообщает журнал «Лондонский ланцет», т. I, с. 131, в 1842 г. Мужчина тридцати трех лет жаловался на «невыносимые боли и стрессовое состояние», причиной которых считал «воспаление яичка». Он обращался ко многим врачам, настаивая на операции. В 1841 г. ему удалили одно яичко; ему стало лучше, но затем прежние симптомы возобновились, и в 1841 г. ему удалили и второе яичко. Опять какое-то время наблюдалось улучшение, которое вскоре сменилось теми же болевыми ощущениями, общей слабостью, истощением и депрессией, причем последняя была основным источником его жалоб.
Автор отмечает, что как до, так и послеоперационные симптомы, вероятно, были следствием «психического расстройства». Впрочем, это высказывание не касается психики хирургов, которые решились на подобную операцию.

Следующий пример продемонстрирует более утонченную форму осуществления комплекса кастрации. Молодой советник посольства собирался сразу же после женитьбы отправиться в джунгли в качестве миссионера. Перед поездкой он настоял на том, чтобы ему сделали стерилизацию. Он обосновал свое решение тем, что беспокоится за жену, которой будет непросто перенести возможную беременность в первобытных условиях существования. В конце концов хирург согласился и объяснил, что вазэктомия не повлияет на потенцию. В ответ молодой человек заявил, что его этот вопрос не интересует. На самом деле он втайне надеялся стать импотентом, так как половая жизнь представлялась ему слишком обременительной и сопряженной с массой неприятностей. Следует отметить, что операция предполагала частичную резекцию, то есть могла рассматриваться как символическая кастрация.
Десять лет спустя, когда он обратился к психоаналитику с жалобой на нервный срыв, результаты анализа показали, что поездка в джунгли и женитьба были предлогом, своего рода импульсивным бегством от непреодолимого чувства вины, порожденного занятием мастурбацией и извращенным вожделением к близким родственникам. Иными словами, пациент подсознательно желал заменить кастрацией более серьезное наказание (смерть), которое, как он считал, неминуемо его настигло бы, если бы он стал потворствовать своим сексуальным порывам. Годами он пребывал в уверенности, что половая жизнь - «грязное», «отвратительное» и «греховное» дело, и фактически являлся импотентом все это время. Такой взгляд на половую жизнь становится очевиден после психоанализа сна, в котором пациент видел себя стоящим на краю скалы, готовой вот-вот сорваться в пропасть. В какой-то момент он осознает, что сжимает в руке тухлую сосиску. С отвращением он швыряет ее в пропасть.
Следует помнить о том, что стремление к самокастрации вовсе не тождественно, как может показаться, саморазрушению. В определенном смысле эти понятия антогоничны. Анализируя случаи членовредительства, мы убедились в доминирующей роли желания избежать смерти. Гениталии являются искупительной жертвой, заменой целого его частью. Именно поэтому пациент, находящийся на грани психического расстройства, настаивает на операции, а юноша-онанист спешит к урологу, который делает ему обрезание. Подобно тому, как обрезание лишь символизирует потерю гениталий, - а именно этого боится юноша, занимающийся мастурбацией, - человек, готовый пожертвовать своим пенисом, идет на операцию в стремлении сохранить себе жизнь. Происходит подмена полного самоуничтожения частичным. Это объясняет наличие эротически окрашенных мазохистских мотивировок, так как процесс фактически знаменует победу жизненных инстинктов над инстинктами смерти.
Недавно я услышал такую исповедь пациента-психопата: «Отец согрешил против меня, так как не сделал мне обрезание. Если бы это произошло, я бы не занимался мастурбацией. А если бы я не занимался мастурбацией, моя судьба не полетела бы под откос». Очевидно, он считал свое заболевание результатом, наказанием за занятия онанизмом, и я думаю, что его упреки по отношению к отцу можно было бы выразить следующей формулировкой: «Если бы отец принес в жертву лишь малую часть моего «я» (т.е. обрезание как символическая кастрация), то не пришлось бы платить такую непомерную цену (психоз, госпитализация, ограничение в правах и позор)». Некоторые пациенты-психопаты еще более откровенны: «Отрежьте мне пенис, кастрируйте меня, или мне не жить. Вы (или я сам) убьете меня!»

Один из пациентов во время сеанса высказал аналогичные упреки по отношению к своему отцу, который по профессии был врачом. Когда сыну было отказано в обрезании, он стал изыскивать поводы для других хирургических операций.

Чувство вины порой приобретает черты яростного стремления к жертвенности, то есть в жертву последовательно приносится один орган за другим. По-видимому, это свидетельствует о подсознательном желании совершить достаточно большое жертвоприношение, дабы избежать разрушения целого. При этом все части целого в воспаленном сознании приобретают эротическую символику, и больной готов к тому, чтобы его буквально разрезали на части. Полагаю, именно повторяющийся характер этого феномена свойственен для «привычки» к полихирургии.
Каждый врач сталкивался с примерами генитализации разных участков тела, когда объектом предполагаемого хирургического вмешательства может стать любой орган. В этом смысле больное воображение подобно сепсису или раковой опухоли, распространяющей метастазы по всему телу. К сожалению, большинство таких пациентов обращаются к психоаналитикам лишь тогда, когда уже поздно, ибо их самоуничижительные стремления слишком неопределенны, а операции создают видимость некой стабильности.
Перед тем как перейти к рассмотрению другой причины обращения к хирургам, приведу еще один пример, иллюстрирующий стремление к искуплению чувства вины с помощью оперативного вмешательства.
К доктору Апдеграффу, пластическому хирургу, обратился торговец-еврей с просьбой изменить ему форму носа. Желание пациента не было обусловлено стремлением изменить характерные семитские черты лица. По словам обратившегося за хирургической помощью, травма, полученная в детстве, придавала его лицу воинственное выражение, что, по его мнению, отрицательно сказывалось на его отношениях с клиентами, с одной стороны, и претило его миролюбивому характеру - с другой. Операция прошла успешно. Делец почувствовал явное облегчение от того, что он называл чувством неприкаянности. На моих сеансах он был очень открыт и услужлив. Так, он подробно поведал мне о том, что непосредственно перед операцией он увидел сон, в котором операция уже состоялась, и нос стал выглядеть еще ужаснее, увеличился в размере и был «безобразно деформирован». Я заметил, что, возможно, он испытывает чувство вины и подсознательно стремится к наказанию. Он со мной не согласился. Но позднее, реконструируя события, предшествующие операции, он признал, что порвал отношения с девушкой-еврейкой, завязав отношения с другой, не еврейкой. По его словам, он не испытывал никакого дискомфорта по поводу своей национальности, так же как и не был ревностным иудеем в ортодоксальном смысле этого слова. Однако сразу после того, как он вступил в связь с не еврейкой (что само по себе могло означать попытку дистанцироваться от собственного еврейства), он впал в депрессию, которая и стала причиной его обращения к пластическому хирургу. Совершенно очевидно, что, несмотря на сознательное отрицание своей вины, подсознательно он ее чувствовал, так как его поведение было агрессивно как к еврейке, так и к девушке другой национальности, а сам душевный конфликт был порожден иудейской традицией иметь связь исключительно с единоплеменницами. Следовательно, чувство вины стало порождением подсознательной агрессии.
Агрессивность, тесно связанная с желанием наказания, отчетливо проявилась в случае с мужчиной, перенесшим несколько хирургических операций, не избавивших, впрочем, его от депрессивного состояния. В процессе психоанализа выяснилось следующее. Его мать отдавала явное предпочтение брату пациента. Пациент стал ее за это ненавидеть и всем сердцем привязался к суровому отцу. В переходном возрасте он взбунтовался против давления со стороны отца и предался обычным юношеским порокам, которые, впрочем, приобрели несколько разнузданный характер. Он мастурбировал, крал и экспериментировал с девочками. При этом все, что он делал, носило ярко выраженный агрессивный характер, изначально направленный против родителей, в особенности - против отца. Однако наиболее агрессивным было его полное равнодушие к надеждам, которые возлагал на него строгий родитель. Иными словами, он намеренно не делал ничего полезного.
После нескольких лет беспутной жизни однажды ночью он очнулся от приснившегося кошмара с чувством, что весь мир летит в тартарары. Ему показалось, что он заболел гонореей, и его пенис съежился и стал бесполезным; его знобило, сердце колотилось как бешеное, а все его существо заполнил страх смерти. Родители водили его на прием к лучшим специалистам-кардиологам, и им было заявлено, что сын серьезно болен, что кровяное давление поднялось до двухсот сорока, и сыну следует бросить курить, употреблять алкоголь, избегать женщин. Ему запретили работу и вообще физические нагрузки. Другими словами, врачи предписали ему вести жизнь, полную лишений. Так он и сделал, после чего впал в глубокую депрессию.
После нескольких хирургических операций от депрессии не осталось и следа. Вначале ему удалили аппендикс; в следующем году собирались оперировать щитовидную железу, но решили ограничиться облучением; вскоре он лег на операцию по удалению миндалин и аденоидов; два года спустя ему прооперировали геморрой. Все это время он не испытывал стрессовых состояний, но с прекращением хирургического лечения наступил рецидив.
Приведенный пример показывает, как наказание провоцирует повторное преступление, то есть настойчивое желание быть кастрированным (прооперированным) приобретает эротические черты, усиленные стремлением к подмене мужского начала женским, что, в свою очередь, служит целям, характерным для пассивной агрессивности. В данном случае покорность и самонаказание пациента стали для отца более суровым испытанием, чем былое бунтарство, и, более того, стали средством достижения родительской любви, которой так не хватало сыну. К этому следует добавить появившуюся возможность для проявления эксгибиционистских наклонностей и покорности хирургу- Иными словами, налицо все признаки, характеризующие «кающегося грешника».
В продолжение этой темы (элемент агрессии в полихирургии) я бы хотел вернуться к эпизоду с женщиной, которую оперировали тринадцать раз за тринадцать лет. Один из ее снов прямо указывает на тесную взаимосвязь между агрессивностью и стремлением к самонаказанию. Ей снилось, что разъяренная корова (она сама) с зажатым в пасти ножом бросается на всех, проходящих мимо; в частности, она начинает преследовать одного человека (психианалити-ка) и вынуждает его забраться на балкон. Время от времени он возобновляет свои атаки (ежедневные сеансы психоанализа; мой кабинет находится над балконом). Под занавес она «падает на нож (хирургическая операция) и умирает».
Пациентка сразу же узнала в корове себя, а нож идентифицировала как свой «острый язычок». Во сне она многократно нападала на аналитика и потом поняла, что ситуация крайне напоминает ее несложившуюся супружескую жизнь. Она постоянно набрасывалась с придирками на своего мужа, несмотря на то что вышла за него замуж по любви. Произошло это сразу же после смерти горячо любимого ею младшего брата, которого она нянчила и потому испытывала к нему подсознательную зависть.
Встретив будущего мужа, врача, она почувствовала, что он «видит ее насквозь». Это была сознательная мысль. Подсознательная подоплека выглядела следующим образом: «Он знает, что за моей показной нежностью к брату скрывается жуткая зависть и ненависть, и он накажет меня за это. Наказание будет не столь суровым, как я этого заслуживаю (смерть), но достаточно болезненным и ограничивающим мои права».
Руководствуясь такими мотивами, она еще до свадьбы вынудила будущего мужа сделать ей операцию по удалению «хронически воспаляющегося аппендикса». Затем последовало удаление миндалин, другая полостная операция и после рождения ребенка - оперативное гинекологическое вмешательство, которое повторилось три года спустя. Итак, операция следовала за операцией.
Аналитический материал со всей очевидностью показал, что в детстве доминирующей мотивацией была зависть к братьям, особенно к тому, который умер. Операции создавали иллюзию наказания за ненависть и зависть и успокаивали совесть. То, что ей снилось, как «она падает на нож», прямо свидетельствует о ее пристрастии к полихирургии. Судьба покарала ее за хирургические намерения по отношению к мужчинам (подсознательное желание кастрировать братьев). Каждая операция была очередной отсрочкой смертного приговора, приводившего ее в ужас. Именно поэтому она так спешила вновь лечь на операционный стол, а потом рассказывала, как мало она страдала и как быстро поправлялась после операции. В действительности, частичное самоуничтожение было выбрано во избежание ожидаемого (но обычно лишь воображаемого[1]) тотального уничтожения.

[1]Я сделал эту оговорку вследствие того, что некоторые операции имели объективные предпосылки.

Самостоятельное оперативное вмешательство
В этой главе мы рассматривали предрасположенность к хирургическому вмешательству как форму членовредительства (оправданную или бессмысленную), осуществленного по доверенности. Однако порой пациент одновременно является и исполнителем, то есть хирург кромсает себя самого! Несколько лет назад газеты наперебой рассказывали об известном пятидесятидевятилетнем хирурге, который, сделав местную анестезию, вырезал себе аппендикс, а в возрасте семидесяти лет провел на себе операцию по вправлению грыжи живота, длившуюся более полутора часов. Двумя днями позже этот доктор уже стоял у операционного стола и ассистировал своему коллеге.

Тайм, 18 января 1932г., с. 19.

Другой американский врач, доктор Элден, также вырезал себе аппендикс без посторонней помощи.

М. Жиль. Автохирургия. «Медицинское эхо Севера», 1933, т. XXXVII, с. 45.

Доктор Фрост и доктор Гай из Чикаго составили перечень примеров подобных операций, включая ту, которую наблюдали собственными глазами.

Джон Дж. Фрост и Честер К. Гай. Самостоятельная хирургия с приложением отчета об уникальной операции. Журнал Американской медицинской ассоциации, 16 мая 1936 г., с. 1708.

Они напоминают об уникальных операциях, осуществленных румынским хирургом Фцайку и французским врачом Рено (оба прооперировали себе грыжу), парижанином Реклю,

П . Реклю. Местная анестезия и хирурги, оперирующие самих себя. Парижский медицинский вестник, 17 августа 1912.

который под местной анестезией оперировал себе палец на правой руке. Позднее в прессе появились сообщения еще о двух аналогичных случаях. Еще один хирург, пользуясь зеркалом, удалил себе камень из пузыря.

Несколько беременных женщин самостоятельно сделали себе кесарево сечение. (См.: Томас Коули. Лондонский медицинский журнал, 1785, т. VI, с. 366.) Эти дамы не были ни хирургами, ни пациентками из отчета Фроста и Гая. Операцию на мочевом пузыре осуществил умственно неполноценный сторож, который видел, как подобные манипуляции производят с животными; не в состоянии заплатить хирургу, он решил все сделать сам, и это ему удалось. Но вторая попытка окончилась плачевно.

Мой ассистент, доктор Байрон Шиффлет, рассказывал о своем однокурснике по Медицинской школе в Пенсильвании, который в 1931 году удалил себе миндалины без посторонней помощи.
К сожалению, ни один из этих случаев не был предметом психоанализа, но сам факт того, что, невзирая на явные неудобства и пренебрегая традицией, эти люди, вместо того чтобы обратиться за помощью к профессиональным хирургам, пошли на самостоятельное оперативное вмешательство, говорит о доминирующем влиянии подсознательных мотивировок.

Краткое заключение
Кроме объективных показаний к хирургическому вмешательству и случайных диагнозов, существуют и другие мотивы частичного самоуничтожения, продиктованные подсознательными комплексами. Такое членовредительство, как правило, осуществляется не без посторонней помощи. Мы снова убеждаемся в том, что агрессивность, стремление к наказанию и эротические мотивировки проявляются в самых причудливых сочетаниях. Элемент агрессивности относительно бессознателен; чувство вины носит более осознанный характер. При этом имеет место сильная эротизация страдания с переносом ее на хирурга, а также подсознательное стремление играть пассивную женскую роль или фантазии, связанные с гениталиями.
Таким образом, делаем вывод: стремление к хирургической операции является формой местного или частичного самоуничтожения. От стремления к самоубийству эта форма отличается в одном аспекте: отсутствует доминирующий инстинкт смерти; полная гибель организма заменяется частичной. От самоубийства, как и от членовредительства, она отличается тем, что ответственность за совершаемое возлагается на другого человека.