Кессиди. Кессиди - к проблеме греческого чуда. Кессиди Ф. Х. К проблеме греческого чуда

• Название: Кессиди Ф. Х. К проблеме греческого чуда
• Анкор: Кессиди
• Дата: 05.12.2021
• Размер: 25.36 Kb.
• Имя файла: Кессиди - к проблеме греческого чуда.docx
• Тип: Документы; #292189

Кессиди Ф.Х. К проблеме греческого чуда

⇐ ПредыдущаяСтр 16 из 36Следующая ⇒

Каждая нация отличается только ей одной присущим сочетанием и соотношением темпераментов, типов мышления и мировосприя­тия. В уникальности внутреннего мира нации, в устойчивости ее психического склада, определенным образом организующего получаемую информацию, и состоит ценность любой нации как биосоциального сообщества людей и культурного феномена. И если задача состоит в раскрытии причин „греческого чуда”, то без установления отличи­тельных черт национального характера древних греков, прежде всего, афинян, нам не обойтись.

Во всей истории человечества, пожалуй, не было народа, более про­никнутого агональным (состязательным, соревновательным, полемическим) духом во имя стяжания славы, чем древние греки. Состязательность пронизывала почти все стороны жизни и деятельности по­следних, будь то публичное обсуждение законов или Олимпийские иг­ры, театральные постановки или судебные тяжбы. У древних греков состязаются даже боги. Более того, согласно греческой мифологии, наблюдаемый миропорядок возник в результате победы Зевса над Кро­ном, а затем над титанами. В честь этой славной победы бессмертный Зевс повелел устроить состязания смертных людей на земле Олимпии в знак почитания богов и их местопребывания на горе Олимп. Установ­ка на агон четко обозначена и в гомеровском эпосе: „Всегда первенствовать и превосходить других” (Илиада. VI, 208). Гераклит из Эфеса, объявив борьбу источником всего происходящего, сказал, что „лучшие люди одно предпочитают всему: вечную славу — тленным вещам”. А его согражданин Герострат, горя желанием приобрести из­вестность, поджег храм Артемиды Эфесской (одно из семи „чудес света”).

Погоня греков за славой и обретением бессмертия в памяти поколе­ний была одним из ярких проявлений их острого чувства „скоротечно­сти” человеческой жизни и неуемного желания преодолеть смерть. От­сюда и обостренное у эллинов чувство истории, их склонность к увеко­вечиванию временного, к извлечению (можно сказать, спасению) лю­дей и их деяний из необратимого потока времени. „Отец истории” Геродот начинает свой труд с пожелания, чтобы „прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления до­стойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестно­сти”. Платон вскрыл наиболее глубокие (антропологические, онтологические) корни одержимости эллинов к стяжанию „бес­смертной славы”. В уста мудрой мантинеянки Диотимы он вкладывает такие слова: „Бессмертия — вот чего люди жаждут”. Иначе говоря, культ славы, острое желание сохранить свое имя в памяти поколений были для грека тем высшим (духовным) способом жизни, который неподвластен смерти.

Для древних греков славное имя было нетленным, непреходящим: ценное (точнее, бесценное) само по себе, оно не покупается и не продается; славное имя превосходит любую материальную награду. Когда, согласно легенде, Фалеса из Милета спросили, какой награды он желал бы за свое математическое откры­тие, он заявил, что самой большой наградой было бы для него сохране­ние в памяти поколений именно его имени как автора этого открытия... Приоритет, которым дорожил Фалес, свидетельствует о преобладании у греков духовных, нравственных и интеллектуальных интересов над материальными.

Современному человеку, с его установкой на практическое исполь­зование достигнутых знаний (не говоря уже об идеологии, согласно которой бесполезное не имеет права на существование), крайне трудно понять древнего грека, ценившего знание ради знания, истину ради истины. Между тем одной из психологических предпосылок фундамен­тальных открытий и творческих достижений вообще является бескорыстная любовь к истине, влечение к мудрости, говоря в духе древних философов. Древние египтяне знали теорему Пифагора в качестве эм­пирического знания, но лишь Пифагор теоретически доказал, что в прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадра­тов катетов.

Фалес и Пифагор были одними из первых, кто стал оперировать не только фактами и опытными сведениями, но также понятиями и кате­гориями, то есть мыслить теоретически. Переход от эмпирическихпредставлений к понятийно-доказательному знанию ознаменовал со­бой становление науки как нового вида интеллектуальной активности.

Бесспорно, свойственные древним грекам дух соперничества и стремление к славе, требовавшие огромного напряжения духовных и физических сил, способствовали достижению многих выдающихся ре­зультатов в различных областях жизни и культуры. Однако ко многим вещам следует подходить диалектически — видеть, так сказать, обе стороны одного и того же явления. Например, терпение само по себе положительная черта характера, чего нельзя сказать относительно долготерпения. Древние греки были мудры, призывая соблюдать „ме­ру во всем”. Но сами они редко следовали этому разумному правилу: сказывались такие черты их характера, как чрезмерная склонность к соперничеству, излишнее честолюбие и жажда славы.

Жизнь древнегреческих полисов (городов-государств) — это ожесточенная борьба партий внутри их и почти непрекращающиеся раздоры и войны между ними, ставящими свою независимость выше общегреческих интересов. В отличие от древних римлян, древние греки — народ гражданской общины, но не государст­венный в собственном смысле слова. Во всяком случае, грекам так и не удалось объединиться в какую-либо форму государства, федеративную или конфедеративную, говоря в современных терминах. И совсем по­ражает в истории древних греков тот факт, что этот талантливейший из народов хладнокровно истреблял сам себя именно на почве соперни­чества партий и государств. Дух соперничества, стимулируя актив­ную деятельность и творческие поиски, является не только созида­тельным началом, но и разрушительным. Злосчастная Пелопонес­ская война, явившаяся, по пророческим словам Фукидида, великим бедствием для всех эллинов, — яркий тому пример. Говоря в духе исто­рика Геродиана, старинная болезнь греков — „любовь к несогла­сию” — погубила Элладу.

”Состязание в речах”, говоря словами Платона, борьба мнений и свобода критики явились той идейно-духовной атмосферой, в которой родились греческая философия и наука, в частности, диалектика как искусство доказывать или опровергать какой-либо тезис.

Внешним выражением внутренней свободы греков явилась их де­мократия. Как политический строй демократия греков — явление редкое, если не сказать исключительное в древнем (и не только в древ­нем) мире. Можно сказать, что древние греки совершили нечто неверо­ятное для своего времени, да и для последующих времен. Уверовав в свободу как в высшую ценность, они выбрали социально-политиче­ский строй, названный ими демократией. На демократическом пути развития они достигли успехов в различных сферах жизни и деятель­ности, которым нет равных в истории. Демократическая парадигма греков вдохновляла людей в эпохи Возрождения и западноевропейских буржуазных революций. Она и поныне вселяет уверенность в челове­ческих возможностях.

Как это ни парадоксально, но в „универсальной одаренности”, в типе мышления греков, в их темпераменте и чертах характера — ис­точник не только их успехов, но также и бед. Иначе говоря, древние греки — отнюдь не баловни судьбы. Чтобы убедиться в этом, достаточ­но сравнить их с римлянами, в частности, сопоставить образ мышления и ценностные ориентации тех и других. К примеру, спортивные игры греков были направлены по преимуществу на стяжание славы, приобретение известности, а не на военно-утилитарные цели. Римляне же, создавшие могущественную армию и завоевавшие едва ли не весь известный в те времена мир, не только не увлекались атлетическими состязаниями, но даже рассматривали их как занятия недостойные. За крайне редкими исключениями, римские граждане не принимали участия и в столь популярных у них гладиатор­ских боях.

Как уже было отмечено, для многих греческих мыслителей самоцен­ность знания, любознательность, словом, „созерцательная жизнь”, не связанная с утилитарными соображениями, являлась наилучшей фор­мой жизни, ибо она посвящена познанию и поиску истины — высшему виду творческой активности. Римляне же, отличаясь практическим (рассудочным) складом ума, были далеки от философствования, считая его праздным заняти­ем. Если Сократ, забросив все домашние дела, занялся поиском исти­ны, особенно этических определений, то известный римский государ­ственный деятель Катон Старший усердно занимался домашним хо­зяйством, восхваляя крестьянский труд и презирая философию. Не удивительно, что римляне преуспели в политике и юриспруденции.

Необычайный взлет фантазии эллинов дал миру замечательную по богатству и оригинальности мифологию, в то время как прозаичный подход к жизни римлян, надо полагать, не содействовал созданию бо­лее или менее разработанной мифологии. Древние эллины ставили те­атральные представления, где разыгрывались драмы, трагедии и коме­дии; римляне же, со свойственным им, так сказать, натуралистическим восприятием жизни, театру предпочитали цирк, где нередко происхо­дили смертельные поединки гладиаторов или единоборства людей со зверями. Можно сказать, что греки были в известном смысле „витающими в облаках” мечтателями и теоретиками, занятыми отвлеченными проблемами, а римляне — суровыми реалистами и расчетливыми прагматиками. Они не изменяли себе даже тогда, когда обращались к греческой философии, заимствуя в основном только практическую ее часть — учение о нравственности и государстве... Итак, греки, превосходя римлян в одном отношении, уступали им в другом. Эллины, давшие миру вели­ких философов и ученых, поэтов и художников, были на редкость вы­сокоодаренным народом. Однако их исключительная одаренность не обеспечила им никаких преимуществ в исторической судьбе. Более того, римляне, казавшиеся менее интеллектуально одаренными, покорили эллинов, доказав своеобразное „превосходство” ориентированного на практику рассудка над теоретическим разумом.

Если древние греки не сумели ответить на вызов истории, преодолеть свой партикуляризм, полисную систему, и потому в конце концов потерпели поражение, то римляне — народ государственный, более того — имперский. Завоевав все Средиземноморье и создав на почве беспощадной эксплуатации провинций своеобразное „общество массового потребления”, римляне стали народом-паразитом, требовавшим „хлеба и зрелищ”. Не удивительно, что деградировавшие и разложившиеся в гедонизме римляне не смогли устоять перед натиском „варваров” — германских племен.

Итак, в генетически и социально обусловленном национальном ха­рактере древних греков — первопричина как „греческого чуда”, так и падения созданного ими мира. Перефразируя древнего Гераклита, можно сказать: характер народа — его судьба.

Кессиди Ф.Х. К проблеме «греческого чуда» //Философская и социологическая мысль. 1992.№3, С.127-136.

 

Вернан Ж.-П. Духовный мир полиса

В истории греческой мысли создание полиса — явление чрезвычайной важности. Однако лишь с течением времени он выявит весь свой интеллектуальный и социальный потенциал, пройдя множество этапов развития и обретя самые различные формы. Возникновение полиса, которое, по-видимому, приходится на период с VIII по VII вв. до н. э., явилось знаменательной вехой, подлинным открытием в общественной и культурной жизни эллинов, все преимущество которой они ощутили в полной мере.

Для системы полиса прежде всего характерно необычайное превосходство слова над другими орудиями власти. Слово становится главным образом политическим инструментом, ключом к влиянию в государстве, средством управления и господства над другими. Власть слова греки превратят в божество: сила убеждения по действенности приравнивается к формулам некоторых религиозных обрядов или «изречениям» государя, царственно провозглашающего право, закон. Вместе с тем слово утрачивает ритуальную сущность, претензии на изречение истины. Оно выливается в форму спора, дискуссии, диалога, предполагает наличие публики, к которой оно обращено как к арбитру и которая поднятием рук выносит решение в последней инстанции. По силе убежденности одной из двух речей определяется победа одного оратора над другим.

Все представляющие общий интерес вопросы, урегулирование которых ранее входило в функцию государя теперь подчиняются силе ораторского искусства и решаются в результате прений. Следовательно, возникает необходимость составления речей, имеющих четко отточенную форму антитетических доказательств. Таким образом, устанавливается тесная связь и взаимозависимость между политикой и логосом (словом). Политическое искусство состоит, по сути дела, в умении владеть речью; и логос с самого начала осознает себя, свои правила, свою эффективность через политическую функцию. Исторически именно риторика и софистика, анализирующие формы речи как орудия победы в дебатах, разгоравшихся на собраниях и в судебных процессах, открыли путь исследованиям Аристотеля, который наряду с техникой убеждения определил правила доказательства и противопоставил логику истины, свойственную теоретическому знанию, логике вероятного или правдоподобного, присущей случайным спорам и обыденной практике.

Второй отличительной чертой полиса является полная публичность наиболее важных проявлений общественной жизни. Более того, можно сказать, что полис существует лишь в той мере, в какой высвобождается общественная сфера, в процессе противопоставления общественных интересов личным: открытые судебные процедуры противостоят тайному делопроизводству; различные формы действий и процедур в масштабах государства, ранее составлявшие исключительную привилегию басилевса или знатных родов, ставятся под контроль всех граждан. Этот процесс демократизации и установления открытого характера процедур будет иметь в интеллектуальном плане решающие последствия. Становление греческой культуры сопровождается открытием все более широкому кругу людей и в конце концов всему демосу доступа в духовный мир, бывший ранее привилегией военной аристократии и духовенства (эпические произведения Гомера — первый пример такого рода процесса: придворная поэзия, звучавшая в залах дворца, вышла за его стены, распространилась среди народа и обрела статус поэзии празднеств, став, та­ким образом, важным элементом общей культуры).

Знания, нравственные ценности, техника мышления выносятся на площадь, подвергаются критике и оспариванию. Как залог власти, они не являются более тайной фамильных традиций; их обнародование влечет за собой различные истолкования, интерпретации, возражения, страстные споры. Отныне дискуссия, аргументация, полемика становятся правилами как интеллектуальной, так и политической игры. Постоянный контроль со стороны общества осуществляется как над творениями духа, так и над государственными учреждениями. В противоположность абсолютной власти царя, закон полиса требует, чтобы и те, и другие в равной мере подлежали «отчетности». Законы больше не навязываются силой личного или религиозного авторитета: они должны доказать свою правильность с помощью диалектической аргументации.

В рамках полиса именно слово являлось инструментом политической жизни; письменность в собственно интеллектуальном плане начинает служить средством общей культуры и позволяет в полной мере распространять знания, которые ранее были уделом немногих или находились под запретом. Заимствованная у финикийцев и модифицированная для более точной транскрипции греческой речи, письменность стала удовлетворять потребности распространения знаний почти так же, как и разговорная речь. Наиболее древние известные нам записи с помощью греческого алфавита свидетельствуют о том, что начиная с VIII в. до н. э. письменность не предполагает больше специального умения, доступного только писцам, но получает широкое и свободное распространение среди народа. Наряду со ставшим традиционным чтением наизусть текстов Гомера или Гесиода письменность составит основной элемент греческого образования и воспитания (раideiа). (C.68-71).

Становление полиса, рождение философии — весьма тесные связи между этими явлениями объясняют возникновение рациональной мысли, истоки которой восходят к социальным структурам и складу мышления, присущим греческому полису. В Греции разум с самого начала получил свое выражение, конституировался и сформировался именно в политическом плане. Социальный опыт стал у греков предметом позитивного размышления, ибо в полисе он подлежал публичным дебатам, аргументированному обсуждению. Закат мифа можно датировать с того момента, когда греческие мудрецы стали обсуждать социальный строй, попытались определить его суть, объяснить его в формулах, доступных пониманию человека, использовать для этой цели количественные представления числа и меры. Таким образом возникла и определилась собственно политическая мысль, чуждая религии, имеющая свой словарь, понятия, принципы, теоретические положения. Эта мысль наложила глубокий отпечаток на умонастроение античного человека. Она характеризует цивилизацию, которая на протяжении всего своего существования не переставала рассматривать общественную жизнь как кульминацию человеческой деятельности. Для грека человек неотделим от гражданина; размышление является привилегией свободных людей, которые взаимосвязанно проявляют свой разум и осуществляют свои гражданские права и обязанности. Кроме того, осознавая себя гражданином, человек одновременно ориентирует и формирует свою деятельность в других областях. Зародившаяся в Милете философия глубоко укоренилась в этой политической мысли, фундаментальные интересы которой она выражала и у которой она частично заимствовала свой словарь.

Греческий разум формировался не столько в ходе обращения людей с объектами, сколько во взаимоотношениях самих людей.

Он развивался не столько в связи с техникой, посредством которой воздействуют на внешний мир, сколько благодаря технике, которая воздействует на других и основным средством которой служит язык, а именно: политике, риторике, дидактике. Иначе говоря, греческий разум был устремлен на воспитание, совершенствование и образование людей, а не на преобразование природы. Во всех своих достоинствах и недостатках он — дитя полиса.

Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988. С.156-159.