Книга 2 Гас Переводчик Ирина Анатольевна Редактор Юлия Бубенко Русификация обложек Изабелла Мацевич
 Скачать 2.44 Mb.
|
Воскресенье, 20 августа (Скаут)После того, что произошло вчера, я поняла, что мне нужно разобраться со всем своим дерьмом. Нужно начать менять жизнь в более позитивном направлении. Сегодня утром я поговорила с Одри, она одобрила мое решение и великодушно предложила свою помощь. Теперь я знаю с чего начать. Пакстон. Сначала я созвонилась с тетей и дядей. Думала, что моя идея придется им не по душе, но они, к удивлению, поддержали ее и даже облегченно вздохнули. Мне было и грустно и радостно одновременно. Радостно, потому что я знаю, что это будет значить для Пакстона, и грустно потому что они снова отстраняются от его воспитания, возлагая свои родительские обязанности на кого-то еще. К счастью, для меня это в радость. Следующий мой звонок — Пакстону. — Привет, Скаут, — раздается в трубке озабоченный голос. — Привет, Пакстон. Что делаешь? — Просто играю в Xbox. — Это все объясняет. — Ты не мог бы отключить его на несколько минут и поговорить со мной? Это важно. Он копошится, выполняя мою просьбу, а потом нервно спрашивает: — Что случилось? — Ничего плохого. У меня хорошие новости. Надеюсь, — с улыбкой говорю я, чтобы он успокоился. — Хорошо. — Судя по голосу, я его не убедила. — Я хочу, чтобы ты переехал в Сан-Диего. В следующие выходные. Закончишь выпускной год здесь. Молчание. Я знаю, что он просто ошеломлен, но все равно нервничаю. — Пакстон? — Да. — Надо полагать, ошеломлен даже близко не описывает его состояние. — Что думаешь? Будешь жить в подвальном помещении в доме моего босса. Она предложила нам оставаться у нее столько, сколько нужно. Пока я не смогу накопить на машину и на аренду квартиры для нас. Она очень милая, ты ее полюбишь. Опять молчание. Понимаю, это трудно переварить сразу. — Пакстон? — Да? — Он думает. Я слышу, как у него в голове крутятся колесики. — Ну, так что? — Не могу поверить в это, — бормочет про себя Пакстон. — Мне засчитывать твой ответ как "да"? — Это правда, Скаут? — с душераздирающей надеждой спрашивает он. — Да. Пакстон шмыгает носом. Если он сейчас не плачет, то отчаянно пытается сдержать слезы. — Да, я определенно приеду. — Он замолкает на секунду, а потом продолжает: — Ты уверена, что это все по-настоящему? Теперь я улыбаюсь, потому что еще никогда и никому не преподносила такой дар — перемены в жизни. Это невероятное чувство. — По-настоящему. Теперь можешь заниматься своими делами, а я пойду покупать тебе билет на следующие выходные. Отправлю его на почту, как только он у меня будет. Начинай паковать вещи. Хорошо? — Хорошо. Спасибо. Правда. — Его голос источает самое настоящее счастье. И мне это нравится. — Хорошего дня, Пакстон. Созвонимся. — Спасибо, Скаут. И тебе того же. Воскресенье, 27 августа (Скаут)Самолет Пакстона приземляется через пятнадцать минут, а мы застряли в пробке. Ненавижу опаздывать. На экране телефона открыто расписание прилетов авиакомпании "Юнайтед" и последние тридцать минут я обновляю его каждые тридцать секунд. Как будто, если самолет находится так близко, это его как-то задержит. Определенно, я зациклилась. Я стучу по колену в такт песни, которая играет по радио, не потому, что она мне нравится — просто не могу сидеть спокойно и всегда ерзаю, когда нервничаю. Жаль, что не могу успокаиваться по желанию. Я пыталась медитировать, но у меня не получается отключить мозг. Иногда ему нравится упрямиться. Прикусив щеку, смотрю в окно. Неожиданно Густов кладет свою ладонь поверх моей и крепко прижимает ее к колену. Я поворачиваюсь и смотрю на его руку. Он никогда так не дотрагивался до меня. Я чувствую его прикосновение всем телом. Как будто через сердце прошел разряд электрического тока. Но он быстро убирает свою руку. — Расслабься. Мы прибудем вовремя. Обещаю. — Его голос всегда звучит уверенно, даже, когда это совсем не так. — Я просто не люблю опаздывать, — объясняю я, пытаясь оправдать свое беспокойство. — Наверное, тебе стоило выбрать другого водителя. Опоздун — мое второе имя, подруга — добродушно задирает он меня. Я вздыхаю. Густов прав. Глупо так переживать. Он вот, например, полностью расслаблен и лениво улыбается, что в последние дни происходит все чаще и чаще. — Прости. — Не бери в голову, Нетерпюха. — Ты только что назвал меня Нетерпюха? — прищурившись, спрашиваю я его. Он кивает и фальшиво кашляет. — Да, это твое прозвище с нашей первой встречи. Не хотел тебе этого говорить, но ты до ужаса нетерпеливая, — широко открыв глаза и ухмыляясь, говорит он. Я недовольно фыркаю... потом делаю глубокий вдох... и, также широко открыв глаза, соглашаюсь с ним. — Я знаю, что до ужаса нетерпеливая. — Признание проблемы — первый шаг к выздоровлению. — А тебя это волнует? Ты определенно обратил на это внимание давно. Я даже и не предполагала, что моя нетерпеливость заслуживает прозвища. — Сначала не особо, — с улыбкой говорит он. — Но это потому, что моя собственная жизнь была не очень. А теперь волнует. Нельзя судить, если не знаешь с каким дерьмом приходится иметь дело кому-то еще. Именно это я вынес для себя за прошедшие несколько месяцев. Мне кажется, что у тебя тяжело на сердце, а в таком случае все всегда кажется трудным. Даже жизнь. Поверь мне, я это знаю. Негатив накапливается и омрачает спокойствие. — Спокойствие, — снова недовольно фыркаю я. — Не думаю, что мы с ним встречались. — Ты найдешь его. Однажды ты найдешь его, — подмигивает он. — Поверь мне. — Верю, — шепчу я. Не знаю почему, но верю. Остаток пути мы проводим в молчании. Когда мы подъезжаем к аэропорту, Пакстон, улыбаясь во весь рот, уже ждет нас на выходе. Думаю, он увидел пикап Густова еще издалека. Его очень трудно не заметить: старый, ржавый, битый и двухцветный — кабина одного цвета, все остального — другого. Но мне он нравится. Нравится, потому что я знаю, что у него достаточно денег, чтобы купить любую машину. Но что водит он? Он уже много лет водит эту рухлядь. Уверена, Густов не согласился бы отдать его даже, если кто-то предложил бы ему миллион долларов. Мне это очень нравится. Моя грудь сжимается от счастья, когда Пакстон, позабыв о сумках, бросается ко мне. Я даже и не понимала, как соскучилась по нему... до этого момента. Он — моя семья. Мой единственный и самый верный друг. Я крепко обнимаю его, чувствуя себя как дома. Как давно у меня не было таких ощущений. Пакстон всегда был для меня домом. — Спасибо, Скаут, — с облегчением говорит он, обнимая меня. Может, он и подросток, но никогда не сдерживает своих эмоций со мной. Я крепко прижимаю его к себе. — С приездом. Я рада, что ты здесь, — отпустив его, я делаю шаг назад. Пакстон сияет от счастья. Он подрос, теперь наши глаза находятся на одном уровне. Он не должен выглядеть таким взрослым. Он должен быть ребенком, а не семнадцатилетним мужчиной. Дверь со стороны водителя открывается и закрывается, привлекая внимание Пакстона. Он смотрит на Густова с явным благоговением в глазах. Как я уже сказала, Пакстон никогда не сдерживает эмоций в моем присутствии. — Я так полагаю, ты — Пакстон? Если только твоя кузина не увлекается автостопщиками. Но в этом нет ничего плохого. Каждому нужно какое-нибудь хобби, — говорит Густов, вставая рядом со мной. Пакстон нервно смеется, глядя на Густова как на бога. Он всегда был ужасно стеснителен и сдержан с незнакомцами. Но я его в этом не виню. Он вырос в доме, где доверие было пустым звуком. Обещания постоянно нарушались. Я смогла к этому приспособиться потому, что привыкла к худшему и была взрослее. Пакстон так никогда этого и не сделал. Он был юн и раним; когда родители что-то обещали ему, Пакстон ожидал, что они так и сделают. В большинстве случаев, его ожидания не оправдывались. Пакстон — единственный человек в мире, которого я никогда не обману. Просто потому, что все остальные уже это сделали. — Пакстон — это Густов Хоторн. Густов — это Пакстон. Густов протягивает руку, Пакстон неохотно берет ее. — Просто Гас, Пакс. Добро пожаловать в Южную Калифорнию. Как прошел полет на большой птице? Пакстон все еще держит его руку, но больше не трясет ее. Он просто не отрывая глаз смотрит на Густова. Я толкаю его в плечо, чтобы он очнулся. Пакстон вздрагивает и начинает быстро моргать. Он не может произнести ни слова, поэтому я повторяю вопрос: — Как прошел полет? Он кивает. — Хорошо. Очень хорошо. Если только не считать турбулентности над Средним Западом. Но в остальном все было хорошо. Очень хорошо, — бессвязно говорит он. Пакстон определенно нервничает. Если Густов это замечает, то никак не реагирует. — Ну что ж, Пакс, давай забросим твои чемоданы в машину. — Он хватает один, а Пакстон — другой. — Это все? Пакстон кивает, выглядя при этом так, как будто ему стыдно. — Ага. — Живешь налегке. Мне это нравится. Думаю, мы подружимся, — говорит Густов, проходя мимо, чтобы залезть в машину, и хлопая его по плечу. На лице Пакстона мелькает облегчение. Это незначительный жест, но моя благодарность не знает границ. Его доброта только что сделала Пакстону день. Я улыбаюсь, предчувствуя, что все будет хорошо. |