|
|
Журавлев А.П. - Звук и смысл. Книга для внеклассного чтения учащихся старших классов Издание 2е, исправленное и дополненное
23
он мягкий. Звук Г «быстрый», потому что краткий (взрывной), а Ш «медленный», потому что долгий.
Следовательно, фонетическая значимость в общем «старше» значения слов, она в каких-то аспектах отприродна, изначальна. Так вот где скрыты истоки языкового значения!
Сразу стало ясно: идея изначальности фонетической значимости становится краеугольным камнем всей теории и указывает путь дальнейшего ее построения, представляет в новом свете весь процесс формирования и развития языкового значения вообще.
Но и это еще не все. Подумайте, какие важные сведения о значимости звуков мы получили в свое распоряжение. Ведь если в измерениях силы и подвижности фонетическая значимость порождается физическими свойствами звуков, а не значениями слов, то она будет универсальной относительно этих измерений для всех языков. И тогда для любого другого языка не нужно проводить никаких экспериментов по шкалам этих измерений, потому что и без экспериментов можно в общих чертах предсказать, как поведут себя звуки на этих шкалах. В любом языке твердые и звонкие согласные будут оцениваться как сильные, грубые, мужественные, громкие, а мягкие и глухие
— как слабые, нежные, женственные, тихие; гласные наверняка будут медленнее, чем взрывные согласные.
Стоп! А как же тысячелетия развития языков, их своеобразие, особенности их звукового устройства? Неужели все это никак не затронуло фонетической значимости? Затронуло! И очень даже затронуло. Просто пока, если читатель заметил, все выводы делались лишь относительно двух измерений пространства содержательности звуков — силы и подвижности. Главное измерение — оценка — старательно обходилось молчанием.
А что же со шкалами этого измерения? Какие физические свойства звуков соответствуют суждениям о том, «хороший» это звук или «плохой», «безопасный» он или «страшный»? Оказывается, здесь все не так-то просто. Как я ни старался, не мог обнаружить какой-либо прямой зависимости оценки звуков на этих шкалах от физических характеристик звуков. Прослеживаются, да и то нечетко, лишь некоторые тенденции к такой зависимости. Можно сказать, например, что гласные в общем оцениваются как более «хорошие», чем согласные, но это не является правилом: гласный Ы расположен на «плохой» половине шкалы «хороший — плохой», в то время как согласные Д и Б получили «хорошие» оценки; звук Л также оценивается «лучше», чем многие гласные. Мягкость почти всегда снижает оценку согласных, но для Л и Р наблюдается как раз обратная картина: они «лучше», чем парные им твердые Л и Р. Есть некоторая зависимость оценки и от звонкости согласных: звонкие в общем воспринимаются как более «хорошие», чем глухие.
Получается, что оценка зависит от всех физических признаков понемногу, но эта зависимость везде частична и приблизительна. Поэтому можно предположить, что на измерения оценки влияют еще какие-то аспекты звуков речи.
24
А КАК В ДРУГИХ ЯЗЫКАХ?
Что же еще может влиять на оценки звуков речи? Может быть, какие-то особенности звукового устройства языка? Это предположение можно проверить. Ведь если дело в особенностях фонетического строя данного языка, то сходные звуки в других языках будут получать различные оценки по шкалам этого измерения. Правда, для того чтобы выяснить, так ли это, нужно провести измерения звуков хотя бы по одной шкале группы оценки в нескольких языках. И для каждого языка потребуется опросить не менее 50 его носителей. Но других путей решения проблемы нет, и потому пришлось отправиться по городам и странам в поисках информантов.
Для сравнения с русским были взяты языки: литовский, польский, болгарский, молдавский, немецкий и вьетнамский. Такой подбор не случаен. Литовский, польский и болгарский — близкие родственники русскому: они развились из одного языка-предка. Молдавский и немецкий — тоже наши родственники, но более далекие. Наконец, вьетнамский язык вообще не родствен русскому. Так что звуковой строй одних языков имеет большое сходство с устройством русского, для других это сходство меньше, а звуковой строй вьетнамского языка отличается от русского весьма существенно.
Все эксперименты с носителями этих языков проводились точно так же, как с носителями русского языка. Те же самые русские звуки в произношении русского экспериментатора оценивались разноязычными информантами по одной шкале—«хороший — плохой», поскольку эта шкала наилучшим образом представляет измерение оценки.
Непосредственное сравнение средних оценок, полученных по каждому языку, затруднительно. Гораздо удобнее для наглядности расположить средние для каждого языка по местам от 1 до 46 по принципу: звук, признанный носителями какого-либо языка «наилучшим», получает первое место, «наихудшим» — сорок шестое.
Скажу сразу — многие звуки в разных языках занимают в общем-то сходные места. Например, звук А русские посчитали самым «хорошим» и поставили его тем самым на 1-е место, в восприятии литовцев и поляков он на 2-м месте, у болгар — на 3-м, молдаване и немцы ставят его на 5-е место, вьетнамцы — вновь на 1-е. То есть в общем А занимает первые места (носителями всех языков считается «хорошим»). На сходных местах располагаются в разных языках также звуки В, Ю, И, М, П и другие.
Но есть и резкие расхождения между носителями разных языков в присвоении мест некоторым звукам. Вот как обстоит дело с оценками русских твердых шипящих и свистящих звуков носителями польского языка. Звук Ж русские поставили на 39-е место, т. е. считают его «плохим», а поляки расположили его на среднем 23-м месте; звук Ш у русских еще хуже — на 42-м месте, а у поляков снова на 23-м месте. Та же картина с твердыми свистящими: звук С поднят поляками на 26-е место с 36-го, а 3 даже на 12-е с 27-го.
25
Чем объяснить такой сдвиг для этих звуков в «хорошую» сторону в восприятии поляков? Кто слышал польскую речь, тот, видимо, сразу обратил внимание на частое повторение шипящих и свистящих звуков. В польском языке эти звуки гораздо более частотны, чем в русском. А то, что часто встречается, становится привычным и потому оценивается выше.
Это подтверждается и данными по другим языкам. В литовской речи часто встречаются звуки, похожие на наши С, Щ, Ж, и они оцениваются литовцами выше, чем русскими. Звук X' носителями всех языков оценивается как «плохой» и даже «самый плохой», и только немцы поставили его на 34-е место, т. е. посчитали его не таким уж плохим. Такой факт объясняется тем, что в немецкой речи часто можно услышать похожий звук. То же самое можно сказать относительно звука 3, который передвинут немцами (по сравнению с русскими информантами) вверх почти на 20 мест, звуков Ф, У, Ш и некоторых других.
Сравнивая оценки звуков носителями разных языков, можно обнаружить и другие расхождения, причем расхождений окажется тем больше, чем меньше фонетическое сходство сравниваемых языков.
Так, в оценках звуков русскими и поляками или болгарами расхождений будет немного, так как произношение звуков в этих языках не слишком различается. А вот у русских с вьетнамцами среди оценок больше, пожалуй, различий, чем сходств. Это и не удивительно: фонетически вьетнамская речь резко отлична от русской.
Каков же вывод относительно измерений оценки? Видимо, в восприятии звуков по шкалам этого измерения сохранились лишь следы древних общих оценок. Но развитие языков и в первую очередь изменения в их звуковом устройстве внесли существенные коррективы в первоначальную общую значимость, причем для каждого языка эти коррективы особые, специфические. Таким образом, в современных языках фонетическая значимость в измерении о ц е н-к и определяется уже не только акустическими свойствами звуков речи, но и спецификой фонетического устройства каждого языка.
Почему процесс «специализации» содержательности звуков коснулся только измерения оценки? Ну, во-первых, не только этого измерения. Национально-языковая специфика обнаруживается во всех измерениях, просто в измерении оценки она заметнее всего. А во-вторых, измерения силы и подвижности действительно скорее «физические», чем интеллектуальные. Измерение оценки более «человеческое», более психологическое. В человеческом восприятии мира оценка — самый важный аспект, и развитие человека в первую очередь отражается именно на оценках всего им воспринимаемого. Поэтому неудивительно, что именно оценочный аспект восприятия звуков в какой-то мере «размыт» развитием языков и преобразован каждым языком по-своему.
КТО СТРАШНЕЕ — УРЩУХ ИЛИ Л ИМЕН Ы
— Да только какая в нем кровь —
видимость одна. Одно слово — нежить.
А. и Б. Стругацкие
СТРОЕНИЕ ЗНАЧЕНИЯ
Конечно, интересно доказать, что звуки сами по себе, отдельно взятые, вызывают какие-то незвуковые представления, очень важно измерить и всесторонне исследовать содержательность звуков. Но все это лишь предварительная работа. Самое основное — выяснить, как соотносится фонетическая значимость со значением слова, есть ли какая-нибудь содержательная связь между звучанием и значением слова?
Как мы помним, фонетическая значимость очень своеобразна и не похожа на лексическое, понятийное значение слова.
Лексическое значение слова мы можем как-то истолковать, можем указать предмет, который это слово обозначает. Если, например, иностранец спросит вас, что такое дом, вы можете объяснить ему, что это — жилое здание, или даже указать на такое здание, сказав: «Вот дом».
Фонетическая значимость не обозначает ни понятия, ни предмета. Ее описание, ее характеристика — это набор признаков.
Но как же в таком случае сравнивать понятийное, предметное, лексическое значение с фонетической значимостью? Прямых сходств, конечно, не найти. Ну, действительно, что общего между животным под названием бык и фонетической значимостью звуков Б, Ы, К?
И все-таки сравнение возможно. Ведь каждый предмет, каждое понятие можно тоже охарактеризовать с помощью признаков. Если вас попросят подобрать ряд признаков для того же быка, то вы, наверное, скажете, что он «большой», «сильный», «быстрый» и т. п., а для белки подойдут другие признаки — «маленькая», «легкая», «подвижная» и т. п. Значит, у любого слова тоже есть признаковый аспект значения.
Этот аспект в разных словах заметен в большей или меньшей степени. Есть слова, значение которых почти целиком исчерпывается перечислением признаков, т. е. признаковый аспект значения для таких слов является основным. Попробуйте, например, истолковать, не прибегая к признакам, значение слов прелесть и чудовище. Едва ли у вас что-нибудь получится. А с помощью признаков —
27
пожалуйста: прелесть — что-то прекрасное, нежное, светлое и т. п.; чудовище — что-то страшное, зловещее, грубое, большое, темное, сильное и т. п.
В иных случаях признаковый аспект, хотя и не охватывает значения целиком, все же играет весьма существенную роль. Так, словом бутуз называют ребенка, так что предметное, понятийное значение у этого слова есть. Но главное здесь не в том, что это ребенок, а в том — какой это ребенок. Бутуз — скажут только о крупном, крепком, толстощеком ребенке. Значит, главное — опять-таки в признаковом аспекте. Или слово дылда. Это человек, но не любой человек, а только очень высокий, крупный, нескладный. Опять суть значения выражена именно через признаки.
С другой стороны, можно найти слова, в значениях которых доля оценочных признаков минимальна. Какие признаки вы подберете для характеристики значения слов календарь или уровень? Трудно здесь что-нибудь придумать.
Но большинство слов расположено между полностью «признаковыми» словами и «беспризнаковыми». Так что, в общем, можно считать, что признаковый аспект создает как бы оболочку (более или менее значительную) вокруг понятийного ядра слова. Если же учесть еще и фонетическую значимость звуковой формы слова, то строение значения слова можно изобразить так:
Центральная, основная часть значения слова — понятийное ядро. Его мы четко осознаем, можем описать, истолковать. Именно понятийное значение приводится обычно в толковых словарях.
Понятийное ядро окружено оболочкой признакового аспекта значения. Она менее определенна, чем ядро, ее мы осознаем недостаточно четко и не всегда можем истолковать, объяснить. Однако в общем мы эту оболочку вполне улавливаем. Например, слова мать и мама имеют одно и то же понятийное ядро. В словарях вы
28
так и найдете: «Мама — то же, что мать». Но мы чувствуем, что это все-таки не то же. Чем же различаются два этих значения? Видимо, признаковыми аспектами. Действительно, мама — обязательно нежная, ласковая. А мать — не обязательно, может быть, даже наоборот — суровая. Во время Великой Отечественной войны был плакат: «Родина-мать зовет!» Там мать — суровая и сильная. И, конечно, совершенно неуместной была бы замена в этом лозунге слова мать на слово мама.
Можно сказать, что признаковая оболочка — тот аспект значения слова, который можно охарактеризовать путем перечисления признаков. Этот аспект для краткости иногда называют признаковым значением. Например:
понятийное значение слова об-«скопление сгустившихся во-
ла/со дяных паров в атмосфере»;
признаковое значение слова об-«округлое, легкое, светлое»;
лако
понятийное значение слова «день торжества»;
праздник
признаковое значение слова «радостный, светлый, торже-
праздникственный, яркий».
Наконец, фонетическая значимость создает некий туманный, расплывчатый ореол вокруг признаковой оболочки. Это очень неопределенный аспект значения, который нами почти не осознается. Лишь иногда в словах звукоподражательного и звукоизобразитель-ного характера мы чувствуем «давление» звучания на значение. Например, слова кукушка, хрюшка, кряква и т. п. звуками речи подражают крикам животных и птиц. Звучание слов гром, храп, рык, рев, гул, шепот, шелест, шорох и т. п. как бы изображает называемые звуки. Слова мямля, хрыч, хиляк, дылда и т. п. создают некий звуковой образ, соответствующий характеристике названного так человека.
В таких случаях фонетическая значимость почти сливается с признаковой оболочкой, так как само звучание слова подсказывает признаковую оценку того, что этим словом обозначено. Действительно, сочетанием звуков хрыч можно назвать только что-то неприятное, а звукосочетанием мямля просто невозможно назвать что-нибудь сильное и активное.
Но чаще всего мы не воспринимаем осознанно звуковой образ слова, сосредоточивая все свое внимание на его смысле. Тем не менее, поскольку отдельные звуки, как мы убедились, значимы, то и сочетания звуков обладают фонетической значимостью. И пусть мы этой значимости не осознаем, она все же входит в значение слова, оказывая свое влияние на восприятие слова и его жизнь в языке.
29
СКОНСТРУИРУЕМ ФОРМУЛУ
Все три аспекта значения слова составляют единое целое. Нельзя полагать, что они четко отделены друг от друга, как желток, белок и скорлупа в яйце. Нет. Эти аспекты взаимопроникае-мы, слиты воедино. Иногда просто невозможно отделить признаковое значение от понятийного, а фонетическую значимость от признаковой оболочки. В слове очарование понятийное ядро как бы растворяется в признаковой оболочке, а фонетическая значимость слова карга как бы сгущается в признаковую оболочку.
И все же это разные аспекты значения слова, и взаимодействуют они по-разному. Фонетическая значимость соотносится с понятийным ядром не прямо, а через признаковую оболочку. А значит, сопоставлять звучание и значение слова нужно путем сравнения этих двух аспектов — фонетической значимости с признаковой оболочкой. Тем более, что и тот и другой аспекты описываются одинаковым способом — только путем перечисления оценочных признаков.
Остается только решить, как «измерить» фонетическую значимость звучания слова. Сделать это не просто. Мы можем измерить фонетическую значимость каждого отдельного звука, а как поступить с сочетанием звуков?
Может быть, просто вычислить среднюю арифметическую оценку всех звуков слова? Например, звуки слова лик (Л', И, К) по шкале «красивый — отталкивающий» имеют следующие оценки: 1,9; 2,0; 3,4. Вычислив среднее арифметическое этого ряда, имеем:
То есть звукосочетание лик оценивается нами по звучанию как нечто «довольно хорошее». И действительно, звучит это слово красиво, приятно.
Проверим еще на каком-нибудь примере. Скажем, на звуках слова храп по шкале «хороший — плохой». Так как Х = 4,1; Р = 2,9; А=1,5; П = 3,5, то
Получается, что слово звучит «никак». Но с этим нельзя согласиться. Мы явно чувствуем, что оно звучит очень неприятно, некрасиво, грубо. В чем же дело?
Очевидно, в том, что звуки в составе слова неравноправны. Очень важно, с какого звука начинается слово. Первый звук — самый заметный. Попробуйте в слове храп поменять местами первый и последний звуки, получите прах. И хотя звуки остались те же, слово стало звучать гораздо менее грубо, менее жестко.
Можете еще поэкспериментировать со словами. Вот слово хилый — неприятно звучит, не правда ли? Замените первый звук на М' — получите красиво звучащее слово: милый. Психологи считают,
зо
что первый звук в слове примерно в 4 раза заметнее остальных. Ударный звук тоже выделяется в слове, он тоже заметнее, хотя и меньше, чем первый,— только в 2 раза по сравнению с остальными. Значит, при расчете суммарной фонетической значимости всех звуков слова вес первого звука нужно увеличить в 4 раза, а ударного — в 2.
Но этого еще недостаточно. Вслушайтесь в звучание слова ехидный. Какой звук заметнее всего? Каждый сразу скажет — X'. Почему? Ведь он не первый и не ударный?
На улицах большого города вокруг нас снуют машины, но мы на них не обращаем внимания — дело привычное. Но представьте себе, что в потоке транспорта вдруг кто-то едет на верблюде. Такое событие, скажем, в Москве не останется незамеченным, оно сразу привлечет к себе внимание. А в пустыне, где верблюд — обычное средство передвижения, он никого не удивит, заметнее будет, пожалуй, автомобиль. Частые события становятся обычными, мы перестаем их замечать, а то, что случается редко, сразу бросается в глаза.
Среди звуков тоже есть часто встречающиеся в нашей речи, например: А, О, Т, Н и др., и редкие — такие, как Ф, X. Возьмите любой текст, который окажется под рукой,— буквы А и О там так и мелькают, а чтобы найти хотя бы несколько Ф или X, нужно прочитать целый отрывок. Даже если в руках у вас окажется математический текст, где часто встречаются слова формула, функция, дифференциал и т. п., то все равно Ф будет встречаться реже, чем А.
В «Приложении» приведена таблица 2, в которой указано, сколько раз в среднем на тысячу звукобукв встречается каждая звуко-буква в обычной разговорной речи. Эти величины называют частотностью. (Заметьте, что для ударных и безударных гласных данные приведены отдельно.) Например, из таблицы видно, что самая частотная звукобуква — О (без ударения) — встречается в среднем 67 раз на тысячу звукобукв (ее частотность — 0,067). Самая редкая звукобуква X'— менее одного раза на тысячу (в таблице частотность X' округлена до одной тысячной, чтобы не вводить четвертый десятичный знак). Вот почему X' так бросается в глаза в слове ехидный — она самая редкая в слове и все остальные звукобуквы этого слова гораздо частотнее ее.
Итак, частотность звука и его информативность («заметность») находятся в обратной зависимости. Отсюда следует, что в слове наименее информативен звук с максимальной частотностью, а все остальные звуки во столько раз информативнее, во сколько раз их частотность меньше максимальной для звуков данного слова.
Значит, при расчете фонетической значимости звукового комплекса нужно увеличить вес средних оценок не только для первого и ударного звуков, но и для всех звуков, кроме максимально частотного в слове. Иначе говоря, нужно считать не просто среднее арифметическое средних оценок всех звуков слова, а сначала приписать каждому звуку свой вес, свой весовой коэффициент, в зависимости от места в слове и частотности, а уж затем вычислять среднее арифметическое.
|
|
|
Скачать 2.12 Mb.