Книга о деньгах
 Скачать 2.47 Mb.
|
|
Дальнейшее развитие взглядов на природу болезненной страсти к игре нельзя считать полным отходом от того, что утверждалось предыдущими поколениями психоаналитиков, но общее движение науки, конечно, их сильно видоизменило. Современные исследователи имеют одно важное преимущество: люди им верят, а следовательно - испытывая серьезные жизненные затруднения, не стесняются обращаться к ним за помощью. Работы последних десятилетий построены благодаря этому не просто на точных, но в придачу и статистически достоверных наблюдениях. Когда к человеку становится применимо определение "патологический игрок", он уже, как правило, достигает достаточно глубокой стадии социальной и психической деградации. Его жизнь предстает как один сплошной провал, и это кажется прямым следствием его неукротимой страсти. Ну, кто будет сочувствовать такому, у кого найдется в его адрес хоть одно теплое слово, если кругом столько людей, которых он подвел, сделал несчастными! Но это отношение меняется, когда перед аналитиком одна за другой проходят десятки подобных судеб. Неудачи начинают преследовать патологического игрока с первых шагов жизни, и первой из них становится его рождение женщиной, не способной дать ему ласку, заботу, тепло. Отсюда - комплекс неполноценности и неадекватность мироощущения, от которых он прячется за хвастовством и нагромождениями оторванных от жизни фантазий. Следовательно, чтобы лечение принесло пользу, а не вылилось еще в одну крупную неудачу, пациента необходимо окружить любовью, сочувствием - и со стороны терапевта, и со стороны семьи. Эта рекомендация кажется трудновыполнимой. Однако ее подкрепляют исследования самых последних лет. Выявлена несомненная связь болезненного влечения к азартным играм с органическими, а во многих случаях - наследственными депрессиями, которые, в свою очередь, возникают в ответ на расстройство эндокринных, то есть биохимических процессов. То, что описывал до сих пор психоанализ на своем непростом для понимания, аллегорическом языке, становится возможно выразить в четких, строго научных формулах. Если взглянуть на патологического игрока с этой точки зрения, он оказывается виноват лишь в том, что родился прежде, чем появилась возможность на основе этих формул прописать ему рецепт. Вся многотысячелетняя история игр - это история борьбы с ними, попыток искоренить их, запретить, поставить вне закона. В Европе, в России, давно, недавно - всегда и везде. И ничто не помогало! Ни казни, ни конфискации, ни ссылки, ни отлучения. Какими бы карами это ни грозило - все равно одни люди играли, а другие пытались обернуть эту чертову страсть себе на пользу. Разница только в том, где и как это происходило - открыто или тайно, в благопристойных местах или в гнусных подпольных вертепах. Что лучше, что приемлемее - вот к чему, в сущности, сводится вопрос. В советское время у нас не было игорных домов - но были игорные квартиры. Я не понаслышке знаю о том, что там происходило. Один мой дальний родственник был завсегдатаем таких притонов. Вот где было наглядно видно, что игра и преступление идут рука об руку! И не действовала там никакая служба безопасности, которая бы следила хотя бы за сохранностью человеческой жизни.. Мне могут сказать, ухватившись за слово о преступлениях, что я рассуждаю некорректно. Преступления ведь тоже являются неизменным спутником любого социального устройства. Общество всегда пыталось этому противостоять, содержало многочисленные отряды специально обученных охранников и полицейских - и никогда не достигало цели. Если следовать вашей логике, скажут мне, то и эту борьбу надо прекратить? Безусловно нет. Мир игры - особый, автономный пласт человеческой культуры, тысячами незримых нитей связанный с бытом, с повседневностью и, что самое поразительное, вовсе не отделенный непроницаемой перегородкой от высших, духовных сфер. Самое глубокое и точное определение культуры из всех существующих дает, с моей точки зрения, Фрейд. Для него культура - это защита человека от зверя, сидящего в нем самом. Искоренить этого зверя - бессмысленная, утопическая задача. Но человечество научилось справляться с ним по-другому - оно поставило зверю преграду в виде культуры, ее запретов и императивов, ее механизмов, переводящих слепую энергию инстинкта в благородное, созидательное русло. И мы начинаем догадываться, что не случайно, не на пустом месте возникла игра. Она кажется низменной по сравнению с иными излюбленными человеческими занятиями, но она царственно высока, если начинать отсчет от тех проявлений, на которые может толкнуть распоясавшийся инстинкт. Она ведется по правилам, она утверждает свою этику, свой поведенческий кодекс - и уже этим выполняет функцию намордника, узды. Она жестока, бесчувственна, не знает снисхождения и сострадания, она лишает человека всех благ имущественного и социального состояния... Но кто знает: если бы в какую-то незапамятную пору люди не научились моделировать, переживать и гасить в игре распирающее их желание отнять чужое, изнасиловать приглянувшуюся женщину, растерзать обидчика, продлилась бы наша история до сегодняшнего дня? Это относится ко всем играм - и к искусству, и к спорту, и ко всевозможным забавам и развлечениям, включающим в себя игровой компонент. И конечно, в полной мере - картам, рулетке, бильярду. Они тоже исполняют защитную, охранительную функцию, они создают фильтр, спасающий общественную жизнь от еще более ужасающих безобразий, имеющих тяжкие и долговременные последствия. Иначе бы они просто не сохранились в арсенале культуры, которая без сожалений отбрасывает все, что теряет актуальность. Совсем недавно я услышал о проекте, который рассматривает московская мэрия, - устроить в Нагатинской пойме, на не освоенной пока территории, российский Лас-Вегас. Сосредоточить там все игорные заведения, всю инфраструктуру бизнеса, эксплуатирующего азарт, - и с Богом. Пусть развивается, пусть совершенствует свои традиции, свой защитный культурный слой. Такое решение в интересах людей богатых и азартных. (Считается, что их сейчас в Москве три тысячи, если учитывать постоянно играющих, и около ста тысяч, включая всех случайно забредающих и любопытствующих.) Но это, поверьте, и в наших с вами общих интересах.
За одним общим названием деньги скрывается на самом деле множество конкретных реальностей. Не только потому, что, когда слышишь это слово, сразу хочется уточнить: какие деньги - доллары, марки, рубли, - хотя это тоже очень существенно. Разные деньги неравноценны, есть "хорошие", есть "похуже", они "болеют" и "выздоравливают", но что еще важнее - национальная валюта составляет неотъемлемую принадлежность нации, страны, в ней аккумулируется все прошлое народа. Не случайно государства, обретавшие на наших глазах независимость, первым делом спешили ввести собственные деньги, и имя для них не придумывали, а извлекали из небытия некогда существовавшее, окруженное ореолом исторических и культурных ассоциаций. Нам открылась и еще более примечательная особенность денег. Они меняются, переходя от мужчины к женщине, от молодого человека к старику, от бедняка к богачу, от граждан, заработавших их честным трудом, к игрокам или грабителям. Мы проследили, какую удивительную метаморфозу претерпевают деньги, являющиеся, вне всякого сомнения, объектом материального, внешнего по отношению к человеку мира, когда они встраиваются в тончайшие структуры его психики, становятся частицей трепетной души. Сколько бы мы ни возмущались несообразностью такого перевоплощения, изменить ничего нельзя. Можно, как часто делают экономисты, пренебречь такими далекими от их специальности явлениями, как чувства, мечты, иллюзии и страсти, составляющие в совокупности психологию денег. Хорошо, давайте на минуту согласимся, что все это второстепенно, непринципиально рядом с основными, экономическими функциями денег - и в масштабе общества, и в скромных рамках жизни частных лиц. Но о чем, если задуматься, говорят те же самые экономисты, когда анализируют покупательную способность, конвертируемость валют, денежное обращение? В отвлеченной, абстрактной форме они рассуждают о человеческом поведении. Все ведут себя по-разному - производители, вырабатывающие материальный или интеллектуальный продукт, менеджеры, организующие их труд, финансисты, дающие менеджерам самые точные и надежные ориентиры, собственники капиталов и работающие по найму. Но все они, от самых могущественных инвесторов до самых бедных поденщиков, - прежде всего люди, и во-вторых, и в-третьих они тоже люди, а человек не только гору не свернет - он пальцем не пошевелит, не имея на то четкого мотива. Любое действие, плодотворное или губительное, и даже бездействие, тоже являющееся одной из возможных и неслучайных форм поведения, - все начинается с душевных побуждений, желаний, страхов и надежд, вырастающих, в свою очередь, на почве еще более глубоких и неуловимых импульсов. И потому в любых экономических выкладках скрывается развернутое психологическое повествование - только в предельно сжатом, концентрированном виде и на особом, не похожем на наш, языке. И мало-помалу мы начинаем понимать, что все задававшиеся сакраментальным вопросом: так что же такое деньги? - на самом деле жаждали постичь совсем другое - "что же такое человек?", "что же такое - человеческое сообщество?". Теперь, когда мы хотя бы в общих чертах познакомились с психологией денег, проясняется, перед чем пасовал ум выдающихся мыслителей. До Фрейда даже самым светлым умам душа человека представлялась как бы поделенной на этажи. На верхнем размещалось все возвышенное, благородное, идеальное, внушенное непосредственно Богом - чувства, помыслы, переживания. Своего рода аристократия среди многочисленных психических проявлений. На нижнем ютился плебс: все обыденное, прозаическое, сермяжное, не отмеченное высокой духовной печатью, не отвергаемое Богом, но и особо им не поощряемое - дань плотскому началу в человеческом существе. А еще ниже воображению рисовался некий подвал, где теснились всевозможные пороки, извращения, грешные страсти, дьявольские искушения - страшное, проклятое место, вход в которое душа, дорожащая своим бессмертием, должна бдительно держать на запоре. До Фрейда, решительно перечертившего всю эту топографию, усомниться в ее правильности было равносильно тому, чтобы поставить под вопрос само всемогущество Бога. Мы видели, из каких простых, повседневных наблюдений исходит в своих разработках психология денег. За редкими исключениями, когда она касается особенностей жизни в современном, постиндустриальном обществе, она говорит о вещах общечеловеческих, существовавших всегда и везде, - ну, во всяком случае, с тех пор, как главным приводным ремнем социальной активности стали деньги. Лев Николаевич Толстой видел перед собой в основном то же самое, что происходит и на глазах у нынешних психологов. Но именно этим, я думаю, и объяснялся его крайний испуг. Деньги не желали придерживаться отведенного им места! Они возникали там, где одно упоминание о них казалось величайшим кощунством, - пятнали собою чистую любовь, цинично издевались над моралью, мешали исполнению святого родительского долга. Деньги срывали запоры со страшной подвальной двери - любой грех в их присутствии мог быть признан допустимым и оправданным! Толстой замечал это в других - но его отчаяние, я думаю, не было бы таким глубоким, если бы то же самое он не чувствовал в самом себе. Божественный замысел относительно человека нарушался, и виной всему были деньги. На каждом шагу он убеждался, что не заветы Всевышнего, а эти низкие, грязные деньги управляют человеческим поведением... Совершенно неожиданный поворот! Буквально таких слов - деньги управляют поведением - Толстой не написал, они не ложились в его стиль, но именно эту мысль он выразил всем строем использованных примеров и всем ходом рассуждений, дав, таким образом, точный, исчерпывающе ясный ответ на вопрос: что же такое деньги? Его это до предела возмущало. Ему претило жить в таких условиях. Он готов был бросить весь свой писательский авторитет и могучий дар проповедника на то, чтобы убедить людей - все многоликое человечество - отказаться от этой дьявольской выдумки. На земле, какой она вышла из рук Создателя, не было в помине никаких денег. Мы сами их выдумали. Значит, и уничтожить их - тоже в наших силах... Но это - вторая, побочная тема, хоть самому мыслителю она и казалась самой важной. Нам, живущим сейчас в России, ее даже обсуждать неинтересно - ведь мы все пережили наяву: и уверенность, что деньги воплощают в себе все мировое зло (правда, у нас были другие вероучители. Лев Толстой считался всего лишь зеркалом русской революции и в их число не входил); и решимость освободиться от власти денег; и горделивое предвкушение победы - "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме"; и слепящую горечь разочарования - зло не исчезло, как не исчезла и несправедливость, зато общество, попытавшееся умертвить деньги, зашло в тупик... Особенно интересен нам сегодня другой тезис: деньги управляют человеческим поведением. Как только я сосредоточился на этих словах, сразу забрезжили какие-то неясные и вроде бы даже не совсем идущие к делу ассоциации. Представилась почему-то экзотическая ситуация: некто, спасшийся при кораблекрушении, попадает на необитаемый остров. Окажись при нем хоть целый мешок денег - они не имели бы для него ровно никакой цены, разве что пригодились бы при разжигании костра. Странное видение подсказало важную мысль. Разбираясь в психологии денег, мы все время представляем ее себе как психологию индивидуальную, обусловленную свойствами личности конкретного человека. Но включаются ее механизмы только при условии, что человек этот чувствует себя, рассматривает себя как частицу сообщества. Когда он сравнивает себя с другими, строит с ними отношения, определяет, какое место между ними его устраивает. И это сообщество должно быть достаточно широким: маленькая, удаленная от густонаселенных мест деревня, где все давно и близко знакомы, в этом смысле, очевидно, немногим отличается от необитаемого острова. Есть, следовательно, общество - система со множеством подсистем, структур, ячеек, составляющие ее элементы разнородны, разнотипны, а если говорить по большому счету - каждый из них вообще неповторим. И так же велико количество факторов, влияющих на действия этих элементов, и всевозможных комбинаций, в которых они между собой сочетаются. При этом каждый структурный компонент достаточно свободен в выборе своей программы - а для поддержания жизнестойкости всей системы и ее узлов требуется, наоборот, высокая степень согласованности, сбалансированности интересов. Неудивительно, что на каждом шагу происходят срывы, сбои, аварии, большие и маленькие катастрофы - в точности по бессмертной басне про Лебедя, Рака и Щуку! Но в отличие от басенного реальный воз все-таки каким-то непонятным образом движется. Система не разваливается. Общество живет. Значит, должен быть какой-то связующий фактор, на который, пусть по-разному, реагируют все, во всех звеньях и на всех уровнях! Деньги? Похоже, что так! Они универсальны, они явно способны доминировать, они оказывают сильнейший возбуждающий эффект... Но еще прежде чем стала разворачиваться эта мысль, меня поразило сходство возникшей внезапно в моем воображении картины с тем, что мне гораздо ближе знакомо, с чем по роду своих профессиональных занятий я сталкиваюсь повседневно. Человеческий организм! Такая же сверхсложная, самоналаживающаяся, саморегулирующаяся система, демонстрирующая одновременно феноменальную хрупкость и выносливость, подверженность малейшим влияниям среды и способность к точнейшей адаптации. Впрочем, сходство общества с биологическим устройством живой особи и самой совершенной из них - человека подмечено давно, не случайно же общепринятым стало выражение "социальный организм". Открылось мне другое - я внезапно понял, что именно является точным аналогом денег, выполняющим те же самые функции в поддержании жизнеспособности и отдельных представителей человеческого рода, и его самого в целом. Сразу же скажу, что это - гормоны, хотя предвижу, что без специальных объяснений ничем, кроме прохладного недоумения, большинство читателей мне не ответит. Не знаю, почему так случилось, но фантастический прорыв биологии и медицины, связанный с постижением роли гормонов в нашем физическом и духовном бытии, оказался слабо воспринят даже образованной, любознательной публикой. Сужу хотя бы по многочисленным пациентам, с которыми вот уже много лет работает наш психоэндокринологический центр. У них "шалит" гормональная система, причем у многих очень давно. А знают они о гормонах всего лишь то, что врачи якобы имеют непонятное пристрастие пичкать ими больных, хотя эти средства больше калечат, чем лечат, и поэтому сопротивляться надо до последнего. Самым упрямым я обычно предлагаю прочесть книгу талантливого популяризатора доктора медицинских наук И. Кветного "Вездесущие гормоны", после чего найти общий язык становится несравненно проще. В силу личных симпатий, сложившихся у меня к этой книге, я и хочу опереться на нее, чтобы проверить и обосновать свое предположение. Прямая ассоциация с деньгами возникает сразу же, как только мы знакомимся с научным определением гормонов как химически активных веществ, обеспечивающих поддержание гомеостаза - постоянства внутренней среды, другими словами, биологической стабильности. Чтобы убедиться в справедливости этой аналогии, достаточно вспомнить, как мгновенно нарушается на всех флангах стабильность общества в случае даже относительно легких финансовых кризисов. В день, когда в Москве внезапно скакнул вверх доллар (знаменитый банковский "черный вторник" 1994 года), всей стране показалось, что почва уходит у нее из-под ног. Горгоны получили свое название (от греческого "hormao" - побуждаю к активности) спустя полвека после того, как были открыты. Произошло же это, как выражается молодежь, методом тыка. В 1849 году немецкий физиолог Адольф Бертольд, экспериментируя, вшил в брюшную полость кастрированному петуху семенники, взятые у другого петуха. Зачем - возможно, он не знал и сам. Гипотезы, если они и существовали, могли в то время быть лишь самыми смутными. Способность к продолжению рода у подопытной птицы не восстановилась, однако все последствия кастрации исчезли. Механизм загадочного превращения не был распознан. Для этого требовалась совершенно другая научная и техническая база, да и само мышление естествоиспытателей в середине прошлого века не было готово к осмыслению биохимических принципов регулирования. Поэтому хотя с открытием Бертольда и связывается рождение новой науки, эндокринологии, следующий шаг в ее развитии был сделан лишь 40 лет спустя. На этот раз эксперимент был поставлен на человеке, более того, в роли подопытного кролика выступил сам исследователь. 72-летний французский биолог Броун-Секар вводил себе вытяжки из семенных желез животных. Его сообщение о том, как он помолодел благодаря этому, вызвало настоящую сенсацию. "Эликсир молодости" стали продавать в аптеках, и тысячи стариков смогли лично убедиться, как повышается благодаря ему жизненный тонус, возвращаются силы, даже оживает половой инстинкт... Правда, эффект оказался недолговечным, и о "броун-секаровской жидкости" вскоре позабыли. Но интерес к органам внутренней секреции уже проснулся. Поначалу экспериментаторы занимались только половыми железами - за исключением российского ученого Л. Соболева, принявшегося искать такое же биологически активное вещество среди продуктов поджелудочной железы: предположительно оно должно было влиять на обмен веществ в организме. Но Соболев прожил недолго, завершить работу не успел. Инсулин, снижающий уровень сахара в крови, был выделен и идентифицирован только в 1922 году (и, увы, не в России). И все равно начало было многообещающим. Новое направление познания сулило дать ответы на множество скопившихся у науки вопросов, причем самых кардинальных. Что происходит в организме в тех или иных ситуациях, было известно давно, о многих феноменах медики размышляли еще во времена античности. Почему это происходит - было далеко не так ясно, но все же эмпирический врачебный опыт кое-как позволял сводить концы с концами. А вот как, то есть за счет каких механизмов протекают эти процессы, естественные и патологические, - тут было царство тьмы или застарелых заблуждений. Эндокринология сразу же показала свою способность сводить воедино все три уровня анализа: и что, и почему, и как. Все говорило о том, что ей суждено стать в ученом мире фавориткой. Нервная система была не то чтобы развенчана, но явно потеснена: в ней перестали видеть главного и чуть ли не единственного дирижера, управляющего всеми процессами в организме. Когда пришло время поставить решающий вопрос - как именно рассылаются по ней сверху вниз и снизу вверх сигналы и команды? - оказалось, что и на него нельзя ответить, не затронув сферу компетенции эндокринной системы. Австрийский фармаколог Отто Леви проследил, как передается нервный импульс от одной клетки к другой, с нервного окончания - на орган. Электрофизиологическая природа движения импульса по волокну и в самом деле подтвердилась, в этом сторонники примата нервной системы были правы. Но механизм передачи, узловой момент регуляции, основан не на физических, а на биохимических явлениях. В синапсе - месте контакта волокна с другой нервной клеткой или с клетками органов - образуются гормональные вещества с высокой химической активностью, медиаторы. Было доказано, что именно они инициируют наступающие в ответ на нервный импульс физиологические реакции. И в питательной жидкости, орошающей нервы после раздражения, было зафиксировано активное гормональное присутствие, Следовательно, и команда "стоп", не менее важная в процессе регуляции, не может быть передана без гормонов. По той же примерно схеме продвигалось и изучение третьей важнейшей регуляторной системы организма - иммунной. Сначала был открыт и осмыслен сам феномен иммунитета и даже использован практически - в борьбе с инфекциями методом прививок. Потом смогли обрисовать конструкцию иммунной системы, вычленили составляющие ее элементы. А когда стали разбираться, как они между собой взаимодействуют, тоже обнаружили эндокринные клетки, занятые синтезом гормонов. При этом первоначальное представление, что есть некие центральные органы, продуцирующие биологически активные вещества, и есть периферия, куда они поставляются для конкретного использования, - просуществовало сравнительно недолго, оно было подорвано изнутри новым рядом вопросов. Иммунологические реакции, например аллергические, развертываются за считанные секунды. На то, чтобы "проинформировать" центральные органы о некоем чрезвычайном происшествии в организме и доставить к месту события, через кровь, выработанные в центре гормоны, требуются уже минуты, иногда - до четверти часа. Без местного регуляторного аппарата эта картинка никак не складывалась! И в свой час он действительно был открыт. Удивительная выстраивается параллель! Веками жил человеческий род, при этом существование каждой, позволим себе так выразиться, особи обеспечивалось неутомимой работой гормональной системы. Ее результаты были очевидны - но никто, даже уже в достаточно просвещенные времена, о существовании гормонов не догадывался. Находили другие способы объяснить сложные явления в организме - и заметно в этом преуспевали. Провалы в объяснениях, вопиющие с сегодняшней точки зрения, мышление не фиксировало. И точно так же веками многие поколения пользовались деньгами. Никак нельзя сказать, что их существование было тайной, и все же люди лишь частично и очень упрощенно отдавали себе отчет в том, что это такое и зачем они нужны обществу. Биологическая мысль намного обогнала гуманитарную, это несомненно. Биологи не только подробнее и точнее описали свой объект - живой организм, но и нащупали немало действенных способов влиять на происходящие в нем процессы. Во многом это можно объяснить широтой наступления. В развитии эндокринологии был период, когда гистологи, изучавшие биологию клетки, "копошились на своей грядке", биохимики - на своей, отдельный профессиональный клуб существовал у физиологов, у патологоанатомов, а кабинет с табличкой "эндокринолог" был наглухо отгорожен от кабинетов, где принимали кардиологи и невропатологи. Сдвиг произошел, когда удалось интегрировать всю добываемую информацию. А в общественных науках до такой интеграции еще далеко. Элементарная вещь - структура общества. Но психолог опишет ее по-своему, политолог - по-своему, и их схемы могут даже не пересечься с той, которую даст, допустим, экономист. Каждый из них что-то уместное и даже, возможно, точное скажет о деньгах. Но это живо вызовет в памяти старую притчу о слепцах, пытавшихся на ощупь охарактеризовать слона. Мне показалась очень плодотворной метафора, предложенная автором книги "Вездесущие гормоны", - эндокринную систему он сравнивает с оркестром, исполняющим великую музыку жизни. Ошеломляют размеры этого оркестра - число инструментов, то есть клеток и вырабатываемых ими гормонов астрономически велико. Одних только пептидных гормонов насчитывается... впрочем, не сразу и сообразишь, как называется единица с двенадцатью нулями. И тем не менее это, наверное, самый дисциплинированный и четко организованный ансамбль во всей вселенной. Каждый инструмент назубок знает и безупречно ведет свою партию. Дирижирует оркестром гипоталамус, лежащий в глубине головного мозга, ему принадлежат главные распорядительные функции, и почти рядом, как собственно, и принято у музыкантов, находится пульт первой скрипки - эту роль исполняет гипофиз, за которым послушно идут практически все важнейшие инструменты - щитовидная и поджелудочная железы, надпочечники, яичники и другие эндокринные органы. Исполнительские возможности этого оркестра наглядно продемонстрировали американские исследователи. У здорового двадцатипятилетнего мужчины каждый час в течение суток брали кровь из пальца и исследовали с помощью компьютера содержание в ней тридцати ведущих гормонов. Это были обычные сутки обычного человека, который, как и положено, сколько-то времени работал, сколько-то провел в транспорте, ел, пил, спал, общался с разными людьми, говорил по телефону, читал, смотрел телевизор. Никаких экстраординарных событий с ним в этот день не произошло. Тем не менее все 24 "моментальных снимка" гормональной системы практически ни в чем не совпали. Более того, они получились настолько разными, что квалифицированным экспертам, которым были предъявлены эти данные, и в голову не могло прийти, что они имеют отношение к одному и тому же человеку. Эксперты увидели перед собой различных людей, ни один из которых не показался им здоровым, - у каждого они обнаружили гормональный дисбаланс, наводящий на мысль о каком-то серьезном диагнозе. Такой резкой и отчетливой оказалась реакция эндокринной системы на все, в том числе самые незначительные события и перемены, совершившиеся за день и даже сознанием самого испытуемого не отмеченные как нечто особенное. Чуть-чуть проголодался перед обедом, слегка напрягся, услышав по телефону не слишком приятную новость, посмеялся вместе с сослуживцем, рассказавшим последний анекдот, под вечер, возвращаясь домой, чувствовал себя слегка усталым... Не о чем говорить! Но для мгновенной переналадки эндокринного аппарата большего и не требуется. Жизнь не стоит на месте - даже в масштабе одного рабочего дня или одного свободного вечера. Буквально каждую минуту появляется что-то новенькое, и с чуткостью, действительно достойной скрипки, реагирует на эту перемену оркестр жизни, заключенный в нашей телесной оболочке. Уникальную функцию гормонов - служить посредником между организмом и окружающей средой, а также между всеми органами и системами организма - часто иллюстрируют на примере экстремальных ситуаций, стрессов, и это действительно выглядит впечатляюще - мобилизация защитных ресурсов, категория достаточно отвлеченная, предстает во всей конкретности, в целенаправленном подборе множества деталей. Но ничуть не менее эффектно, на мой взгляд, выглядят рядовые гормональные реакции, выявляющие удивительную пластичность этих самонастраивающихся механизмов, которые по самой обширной программе обеспечивают соответствие внутренних и внешних условий существования. Кажется, что перекинуть отсюда мостик к деньгам непросто. Хотя бы потому, что "ассортимент" гормонов чрезвычайно широк, а деньги, хоть и не имеют в нашем языке единственного числа, всегда представляют собой одно и то же. Но ведь не случайно, разбирая психологию денег, мы постоянно сталкивались с тем, что люди, находящиеся в разных точках социальной системы, дополняют общее, как бы усредненное восприятие денег множеством специфических оттенков. Если посчитать варианты, в которых проявляется этот психологический фактор, то их, вполне возможно, окажется ничуть не меньше, чем гормонов, разнообразие которых - еще одна поразительная черта сходства! - тоже обеспечивается вовсе не богатством образующих их структурных элементов, а их способностью образовывать безграничный ряд комбинаций.
| ||||||||||||||||||
