Конспект лекций. Конспект лекций екатеринбург 2012 Конспект лекций по дисциплине составлен
 Скачать 0.93 Mb.
|
|
12. РОЛЬ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ В ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Ключевые понятия и термины: экономические отношения, экономические факторы, модель «экономического человека», экономические теории, модель «социологического человека». План
Основная литература: 1. Зборовский, Г.Е. Общая социология : учебник / Г.Е. Зборовский. – М. : Гардарики, 2004. – 592 с. 2. Радаев, В.В. Экономическая социология. Курс лекций : учеб. пособие / В.В. Радаев. – М. : Аспект-Пресс, 1998. – 368 с. Дополнительная литература: 1. Ваше, П. Homo economicus и homo sociologicus: монстры социальных наук / П. Ваше // Thesis. – 1993. – Т. 1. – Вып. 3. 2. Заславская, Т.И. Социология экономической жизни / Т.И. Заславская, Р.В. Рывкина. – Новосибирск : Сиб. Отд. Изд-ва «Наука», 1991. – 446 с. 3. Никифорова, А. Уровень безработицы: как его считать? (Методологические аспекты на примере стран рыночной экономики) / А. Никифорова // Вопросы экономики. – 1993. – № 12. 4. Радаев, В.В. Власть и собственность / В.В. Радаев, О.И. Шкаратан // Социологические исследования. – 1991. – № 1. 5. Радаев, В.В. Социологические подходы к анализу рынка труда: предложение труда / В.В. Радаев // Российский экономический журнал. – 1995. – № 3–4. 1. Социология и экономическая наука Предметом экономики выступает одна из сфер общественной жизни – экономика. Она имеет дело с законами и тенденциями, которые господствуют в производстве, в сфере общественного разделения труда и в распределительных отношениях. Экономическая наука изучает экономический строй данного общества: производительные силы общества – орудия и средства производства, сам человек, приводящий их в движение. Но главное – взаимодействия людей, их отношения по поводу собственности, обмена деятельностью (разделение труда), размера и способов распределения произведенных материальных и духовных благ. Экономический строй образует основу хозяйственной целостности общества. Изучение структуры этой экономической целостности является одним из ключевых аспектов экономической науки, который и сближает ее с социологией – наукой о социуме как целостной системе1. Экономические знания, а затем и экономическая наука появились задолго до социологии. Как и история, это весьма обширная область социального знания, к тому же охватывающая первичные детерминанты динамики общественного организма. Экономическая наука не без основания претендовала на статус универсальной науки, выходя далеко за рамки поиска закономерностей, которым подчиняются хозяйственные связи. Поскольку экономическая наука чрезвычайно важна для целостного анализа социальных процессов и институтов, она оказывается тесно связанной с конкретными социологическими исследованиями и общей социологической теорией. Опора на них – это опора на знания, на то целое, частью которого она сама является. Это знание дает социология. В свою очередь, социология при исследовании отдельных общественных отношений должна опираться на законы и тенденции, открываемые экономическими науками. Целесообразно говорить о связи и взаимодействии этих дисциплин. Подобное содружество может быть весьма плодотворным именно на пути поиска обоюдной пользы29. В предметное поле социологии нередко попадают экономические отношения: «собственности», «производительные силы» и «производственные отношения», «производство», «рынок» и т.д. В самой социологии имеются области специального знания, которые изучают место и роль экономических факторов в жизни личности, в институционализации процессов и явлений, в социальной структуре, в обществе как целостной системе. Среди большого многообразия отраслевого знания – экономическая социология, индустриальная социология, социология труда, социология менеджмента, социология маркетинга и др. Скажем, социология труда изучает трудовую деятельность как социальный процесс, его эффективность, но прежде всего – место и роль человека в этом процессе, содержание его труда, меру удовлетворенности им, гуманизацию и оптимизацию трудовой деятельности, ее стимулирование30. Кроме того, социология изучает экономическую жизнь в ее взаимосвязи с социальными факторами (политическими, этническими, образовательными, семейно-бытовыми, социокультурными). Только на пути раскрытия связи экономических и социальных структур можно серьезно говорить об управлении обществом, о возможности внесения в его процесс регулирующих начал со стороны человека, о мере и границах подобного вмешательства. Социология осмысливает «экономический фактор» с учетом связанных с ним многообразных социальных отношений (индивидуальных и социальных потребностей, статусов, которые характеризуют ту или иную социальную группу, политического и государственного влияния на экономическую ситуацию). Приоритетом социологии является исследование социального поведения (социальных действий и процессов) групп в общественном производстве, поведения, получившего название экономического. Наконец, социология имеет возможность укрощать «экономический детерминизм», абсолютизирующий роль экономического фактора в жизни социума, выделять «на равных» другие социальные институты (политические, правовые, религиозные, социокультурные). Возникающие здесь проблемы требуют профессионального междисциплинарного исследования социологией, экономической наукой и другими отраслями научного знания2. Тесная связь и взаимодействие экономической и социологической наук привели к возникновению особой отрасли знания – экономической социологии, бурно развивающейся в мире в последние три десятилетия (в нашей стране лишь в 1990-х гг.). Исследователи проблем экономической социологии по-разному определяют ее предмет. Ближе всего к нашей концепции предметного поля социологии точка зрения В.В. Радаева, который в духе М. Вебера считает, что «экономическая социология изучает экономическое действие как форму социального действия». Для автора это означает, во-первых, что мотивы экономического действия выходят за пределы экономических целей на уровень широких социальных задач, во-вторых, что эти мотивы – «продукт функционирования социальной общности, а не предпочтений изолированного индивида». К социальным общностям В.В. Радаев относит: сети межличностного общения, организационные структуры, социальные группы, национальные общности1. В каждой социальной общности социальные и экономические действия реализуются в трех ключевых типах отношений – экономических, культурных, властных. При этом экономические отношения вбирают в себя культурные и властные элементы. Что касается хозяйственной деятельности человека, его экономических ожиданий и ориентации, то они во многом определяются его принадлежностью к тем или иным социальным общностям. Поэтому не случайно экономическая социология изучает поведение предпринимателя и менеджера, наемного рабочего и домашнего работника, рассматривая их деятельность и в рамках определенных экономических и социальных структур и организаций, и в качестве отдельных личностных типов. Но здесь социология приближается уже к психологии. 2. Социологическое знание в экономике Существует множество подходов к определению набора предпосылок, из которых исходит экономическая теория в моделировании хозяйственного поведения. Радаев В.В. считает, что таких исходных предпосылок четыре1: • Человек независим. Это атомизированный индивид, принимающий самостоятельные решения, исходя из своих личных предпочтений. • Человек эгоистичен. Он в первую очередь заботится о своем интересе и стремится к максимизации собственной выгоды. • Человек рационален. Он последовательно стремится к поставленной цели и рассчитывает сравнительные издержки того или иного выбора средств ее достижения. • Человек информирован. Он не только хорошо знает собственные потребности, но и обладает достаточной информацией о средствах их удовлетворения. Такой человек выступает в облике «компетентного эгоиста», который служит образцом «нормального среднего» человека (модель homo economicus). На ней, с определенными отклонениями, построены практически все основные экономические теории. Хотя, разумеется, модель экономического человека не оставалась неизменной и претерпела весьма сложную эволюцию. Радаев В.В. предлагает рассматривать следующие этапы эволюции1. Классический этап. Фигура «экономического человека» впервые встает в трудах классиков английской и французской политической экономии в конце XVIII столетия. Родоначальником положенных в ее основу идей заслуженно считается А. Смит (1723–1790). Человек в его труде «Богатство народов» – это автономный индивид, движимый двумя природными мотивами, – своекорыстным интересом и склонностью к обмену. Вдохновленная идеями А. Смита, классическая политическая экономия приступает к последовательной рационализации понимания хозяйственной жизни. Эта рационализация связана с упрощением рассматриваемых связей, уменьшением количества вовлекаемых переменных. Признавая в принципе различия между классами и странами, политэкономы пытаются снять эти различия в своде общеэкономических принципов, которым придается характер объективных законов (Ж. Б. Сэй, Т. Мальтус, Д. Риккардо, Дж.С. Милль. Человек в учении К. Маркса (1818–1883) тоже вполне соответствует канонам «экономического человека». К. Маркс в значительной степени заимствует и экономический детерминизм Д. Рикардо, и раскритикованные им утилитаристские принципы Дж. Бентама. У К. Маркса человек непосредственно в качестве субъекта хозяйственных действий не выступает, ему приходится отойти на задний план, а производственные отношения становятся все более бессубъектными, обезличенными. Неоклассический этап. Если в работах классиков политической экономии наблюдается сложное переплетение экономических и неэкономических, научных и этических подходов, то «маржиналистская революция» 1870–1880 гг. наполнена пафосом методологического очищения экономической теории от «посторонних» примесей в виде политических и моральных принципов. Модель «экономического человека» в собственном смысле слова появилась именно здесь. При этом маржиналисты смещают фокус в плоскость потребительского выбора, и человек у них предстает как максимизатор полезности. В основе его поведения лежит уже не столько эгоизм, сколько в возрастающей степени экономическая рациональность. Индивид не только исчисляет свою выгоду, но и оптимизирует свои действия, – кстати, дело совсем не простое. «Нормальный» человек уподобляется профессору экономики. Зато его нравственные качества, похоже, перестают интересовать исследователей этого направления. Существенно и то, что полезность представляется маржиналистами как функция. Это предполагает введение дополнительных экономических предпосылок относительно характера индивидуальных предпочтений: предусматриваются их устойчивость, транзитивность, монотонность насыщения. В результате открывается путь к использованию математического аппарата. Этап профессиональной зрелости. Он наступает в 20–30-х гг. XX в. и связывается в первую очередь с развитием основного неоклассического направления (mainstream) в сторону его дальнейшей формализации. В духе В. Парето происходит освобождение экономической теории от всякого рода «психологизмов» (П. Самуэльсон и др.): уже не важно, что и по каким причинам максимизируется, важны приписываемые человеку логика выбора и последовательность действий. В результате «кейнсианской революции» достраиваются этажи макроэкономической теории. При этом Дж. Кейнс (1883–1946) хотя и не отказывается от методологического индивидуализма, но ослабляет эту предпосылку. Он указывает на то, что индивидуальные рациональные действия далеко не всегда приводят к соответствующему результату на социальном уровне и что существует иная, надындивидуальная рациональность. Кейнс активно оперирует психологическими факторами (склонность к сбережению, предпочтение ликвидности и т.п.) в определении макроэкономических зависимостей и даже формулирует психологические законы. Однако этот психологизм формален и служит для обоснования единообразия человеческих действий: обществу вне времени и человеку без национальности. Кроме того существуют и альтернативные направления, например:
Этап кризиса и экспансии. Постепенное обособление экономико-математической элиты в послевоенный период неизбежно ведет к серьезному кризису эконометрических моделей. Нарастает понимание невозможности обходиться без анализа внеэкономических факторов. В этой ситуации одни экономисты, подобно М. Фридмену (1912), открыто заявляют о своем безразличии к предпосылкам теории при условии ее хороших предсказательных возможностей. Другие, осознавая теоретическую слабость и неполноту концептуальных предпосылок, пытаются их достроить. И развитие экономической теории во многом идет по пути уточнения и ограничения ее допущений (что означает также расширение поля действия экономического субъекта). Под сомнение ставятся то эгоизм поведения, то независимость индивида, то степень его информированности. На этой волне утверждаются очень разные направления экономической теории, которые можно считать “мягкими альтернативами” традиционной неоклассики. На них мы остановимся несколько подробнее. Теории рационального выбора (rational choice). Суть любой теории рационального выбора заключается в следующей предпосылке: среди возможных альтернатив действия человек выбирает то, что, согласно его ожиданиям, наилучшим образом соответствует его интересам при условии заданности его личных предпочтений и ограничений внешней среды. В рамках данной теории сформировалось несколько направлений. К числу общих предпосылок теорий рационального выбора относятся следующие:
Новая институциональная экономика. Ее основателем по праву считается Р. Коуз (1910), основные работы которого публиковались еще с 30-х гг., но нашли признание только в 70-х. По сравнению со старыми институционалистами, грешившими историко-описательным подходом, новые институционалисты находятся в большем ладу с неоклассической теорией. Они, скорее, пытаются расширить ее возможности в области микроэкономики за счет обращения к анализу экономических институтов. По определению одного из лидеров направления Д. Норта, «институты представляют собой правила игры в обществе или, более формально, ограничения, которые оформляют взаимодействия между людьми... Институты снижают неопределенность, структурируя повседневную жизнь». Здесь не просто подчеркивается важность институтов, последние становятся полноправными объектами экономического анализа. И основное внимание новых институционалистов привлекают понятия прав собственности и трансакционных издержек. Экономический империализм. Изучение эволюции экономической теории подводит нас к следующему выводу. Если классическая политическая экономия XIX в. была теорией материального благосостояния, а неоклассическая теория преобразовалась в теорию распределения ограниченных ресурсов, то современная экономическая теория все более превращается в теориюоптимального принятия решений. Последнее обстоятельство освобождает ее от непременной связи с хозяйственным процессом как таковым. Не случайно крепнет стремление утвердить экономический подход в качестве общезначимого объясняющего подхода для всей социальной теории, которое в 70-х гг. привело к явлению «экономического империализма» (термин введен в 30-х гг. Р. Саутером), то есть к систематическим попыткам экспансии экономической теории в смежные социальные области. Одни экономисты не скрывают своих «империалистических» намерений, распространяя экономическую методологию на проблемы дискриминации и преступности, сферы образования и семейных отношений (Г. Беккер), политическую деятельность (Дж. Бьюкенен, Дж. Стиглер), равовую систему (Р. Познер), развитие языка (Дж. Маршак) и т.п. Другие, напротив, указывают на плодотворность привлечения методов социологии и других социальных наук к анализу экономических проблем. Можно привести примеры «психо-социо-антропо-экономики» Дж. Акерлофа или «политической экономики» (political economics) А. Хиршмана. 3. Экономическое знание в социологии Проследив эволюцию экономических взглядов на природу хозяйственного поведения человека, подойдем к проблеме с другой, социологической точки зрения и рассмотрим основные этапы формирования экономико-социологической мысли31. Доклассический этап. Серьезными противниками либеральных построений классической политической экономии с начала XIX в. выступают социалисты А. Сен-Симон (1760–1825), Р. Оуэн (1771–1858), Ш. Фурье (1772–1837), Л. Блан (1811–1882). Ученик А. Сен-Симона, основатель социологии О. Конт (1798–1857) представляет социологию как наиболее конкретную, резюмирующую позитивную науку, завершение системы наук. О. Конт умаляет значение экономики и политики по сравнению с наукой и моралью. В его классификации наук политической экономии даже не находится особого места (предполагается, что это лишь одна из ветвей социологии). Конт обвиняет экономистов в схоластической игре простыми понятиями, которые все более приближаются к метафизическим сущностям; критикует их за отрыв экономических явлений от социального целого. У самого Конта человек чувствителен, деятелен и разумен. Причем, побуждения к деятельности у него идут в первую очередь от чувств, а разум выполняет контрольные функции. Человек эгоистичен, но эгоизм не исчерпывает его природы, каковая полагается неизменной. Исходя из приоритета целого над частью, Конт представляет общество как самостоятельную силу, которая держится на согласии умов, «консенсусе» мнений. Таким образом, на первом этапе элементы будущего экономико-социологического подхода оформляются в среде самих экономистов альтернативного (нелиберального) толка. Социология еще слишком слаба, а первые социологи не слишком интересуются экономическими вопросами. Классический этап. В социологии он открывается трудами К. Маркса, в которых экономико-детерминистские элементы переплетаются с элементами социологического и философско-утопического подходов (примерами служат теория формационного развития, концепции отчуждения, эксплуатации, саморазвития личности). Р. Арон называл К. Маркса «экономистом, стремящимся быть социологом». Мы придерживаемся прямо противоположной точки зрения. Пытаясь добросовестно следовать канонам классической политической экономии, Маркс постоянно выходит на неэкономические вопросы, оставаясь фигурой маргинальной, «междисциплинарной». Экономические законы, согласно воззрениям Маркса, не универсальны, и человек выступает как продукт исторических условий, как «совокупность всех общественных отношений». Маркс считает робинзонады политэкономов «эстетической иллюзией» и вместо этого в качестве исходного пункта выдвигает «общественно-определенное производство индивидуумов». Это означает также, что бытие человека в качестве homo economicus — состояние преходящее. Сегодня человек задавлен нуждой и порабощен разделением труда. Но его предназначение («родовая сущность») заключено в том, чтобы быть целостной («гармонично развитой») личностью. Достижение материального изобилия и освобождение от репродуктивного труда обеспечат тот скачок в «царство свободы», который будет означать и самопреодоление «экономического человека». Существенно также то, что К. Маркс, оставаясь утилитаристом, выходит за пределы индивидуального действия в сферу классовых отношений. Место индивидуальных эгоистов у него, таким образом, занимают эгоисты коллективные: классы эксплуататоров и эксплуатируемых, которые довольно последовательно стремятся к реализации своих (в первую очередь, материальных) интересов. Жесткую критику политической экономии в стиле О. Конта на рубеже XX столетия продолжает Э. Дюркгейм (1858–1917), ведя огонь как минимум по четырем направлениям. Во-первых, он отрицает экономизм в объяснении социальных явлений. Так, рассматривая функции разделения труда, он показывает, как экономические результаты последнего подчиняются процессу формирования социального и морального порядка, цементирующей данное сообщество солидарности, которую невозможно вывести из экономического интереса. Во-вторых, в работах Э. Дюркгейма мы сталкиваемся с резким отрицанием индивидуалистских предпосылок. Общество с его точки зрения есть нечто большее, чем совокупность атомов, оно самостоятельно и первично по отношению к индивиду, который во многом является продуктом коллективной жизни. В-третьих, он критикует ограниченность утилитаристского подхода к человеческим мотивам. Альтруизм в поведении человека, по мнению Э. Дюркгейма, укоренен не менее чем эгоизм, а индивидуальное стремление к счастью (и тем более к собственной пользе) ограничено. В-четвертых, Э. Дюркгейм отказывается от психологизма, процветавшего в начале века (в том числе в экономической теории), призывая искать причины тех или иных социальных фактов в прочих социальных фактах. В предложенной им схеме поведение человека действительно утрачивает утилитаристский характер, но в то же время сам человек как индивид заменяется социальной функцией. Важная фигура, вышедшая из недр молодой исторической школы, – В. Зомбарт (1863–1941). В своем труде «Современный капитализм» он характеризует хозяйственную систему как организацию, которой присущ не только определенный уровень используемой техники, но и характерный хозяйственный образ мысли. В. Зомбарт ставит задачу отыскания «духа хозяйственной эпохи», или уклада хозяйственного мышления. В отличие от некой абстрактной «человеческой натуры», этот «дух» есть нечто укорененное в социальных устоях, нравах и обычаях данного народа, причем, характерное для данной конкретной ступени хозяйственного развития. В целом ряде трудов В. Зомбарт показывает, как капиталистический хозяйственный уклад вырастает, по его выражению, «из недр западноевропейской души», из фаустовского духа – духа беспокойства, предприимчивости, соединяющегося, в свою очередь, с жаждой наживы. В. Зомбарт также подчеркивает, что возникающий капитализм специфичен для каждого национально-государственного устройства: в Германии он один, а в Китае – совсем другой. И нет никаких «общих моделей» капитализма или любых других хозяйственных укладов. Велико влияние исторической школы на немецкого социолога и историка М. Вебера (1864–1920), в трудах которого экономическая социология впервые получает действительно системное изложение и который в своей «Sozialökonomik» пытается найти выход из тупика методологических дебатов между неоклассиками и историками. М. Вебер разворачивает систему социологических категорий экономического действия. Последнее представляется им как форма социального действия, вбирающего в себя властные и социокультурные элементы. В результате таким экономическим категориям, как рыночный обмен и хозяйственная организация, деньги и прибыль, придается качественно иное звучание. При этом М. Вебер не просто выводит экономическое действие в более широкую область властных и ценностно-культурных ориентации. Он демонстрирует конкретно-исторический характер формирования самого экономического интереса. Хрестоматийной в этом отношении стала его работа «Протестантская этика и дух капитализма», в которой М. Вебер показывает вызревание западного предпринимательского духа в недрах протестантизма. В отличие от Э. Дюркгейма, М. Вебер стоит на позициях методологического индивидуализма, социальный порядок у него не образуется внешними нормативными ограничениями, а оказывается проекцией индивидуального осмысленного действия и не чужд внутренним ценностным конфликтам. Тему проекции субъективных смыслов в экономических отношениях в этот период развивает и Г. Зиммелъ (1858–1918). В своей «философии денег» он концентрирует внимание на элементарных человеческих взаимодействиях, которые он рассматривает как обмен. Причем, суть последнего заключена не в перемещении материальных благ, но в актах субъективного взаимного оценивания. По его словам, «обмен суть форма социализации». Деньги как квинтэссенция всего экономического, наряду с интеллектом и законом, становятся универсальным посредником в мире современной культуры, объективируя и деперсонализируя субъективные смыслы, обращая цели в подверженные калькулированию средства. Из этой нейтральности денег и интеллекта рождаются экономический индивидуализм и эгоизм, которые теперь Попросту отождествляются с рациональным поведением, на этой же почве кристаллизуются дифференцированные стили жизни. Таким образом Г. Зиммель подчеркивает культурно-символические значения экономических процессов. Наряду с классиками экономической социологии следует вновь упомянуть экономистов нетрадиционного толка – Т. Веблена, Й. Шумпетера. Наиболее известное изложение институционального подхода дается Т. Вебленом (1857–1929) на примере «праздного класса» (господствующего класса собственников) с присущими ему ориентацией на поддержание особого элитарного статуса и мотивами престижного потребления, которые слабо вписываются в плоско понимаемую рациональность. Ныне широко известен так называемый эффект Веблена, показывающий, как может возрастать спрос на потребительские товары при увеличении их цены. Неоклассический этап. Усилия в направлении общего синтеза экономической теории и социологии дают скорее обратный эффект. И в 20–60-х гг. XX в. наступает полоса их взаимного отчуждения. В этот же период экономическая социология утверждается как развитая теоретическая и эмпирическая дисциплина. Причем многие ее направления появляются из независимых от экономической теории источников. Первым течением стала индустриальная социология, в первую очередь американская, вытекшая из русла прикладной психологии и занимавшаяся изучением основ хозяйственной организации и трудовых отношений. Впоследствии из нее вырастает и социология организаций. Еще одним направлением экономической социологии в рассматриваемый период становится американский функционализм во главе с Т. Парсонсом (1902–1979). Последний дважды обращается к анализу экономических отношений. Сначала он подходит к нему с позиций теории действия, показывая, как из утилитаристского позитивизма экономистов (А. Маршалл, В. Парето) и органицистского позитивизма Э. Дюркгейма возникает волюнтаристская теория действия М. Вебера. В позитивистских подходах субъективный элемент вменяется действующему лицу только в тех формах, которые эмпирически установлены научными методами. В волюнтаристской концепции субъективный элемент действия обогащается встроенным нормативным элементом. У самого Т. Парсонса человек в качестве субъекта действия (актора) предстает как элемент более общих структур, или систем действия, среди которых решающая роль отводится нормативным структурам. Впоследствии Т. Парсонс вместе с Н. Смелзером (1930) предпринимают попытку проанализировать природу границ между экономикой и социологией с позиций теории систем. «Экономика, — пишут они, — представляет собой подсистему общества, выделяемую прежде всего на основе адаптивной функции общества как целого». Соответственно, экономическая теория становится особым случаем общей теории социальных систем, а основные экономические категории фактически реинтерпретируются с помощью категорий социальной системы. Что касается индивида, то в лабиринтах абстрактных построений структурного функционализма он теряется практически полностью. Попыткой возрождения индивидуализма в экономической социологии становится теория социального обмена Дж. Хоманса (1910–1989) и П. Блау (1918), истоки которой лежат в бихевиористской психологии. В этой теории внимание привлекается к «элементарному социальному поведению», выступающему в виде обменных отношений. Каждый индивид более или менее рационально рассчитывает свои усилия и ту выгоду, которую он может получить в результате собственных действий (причем речь идет не только о материальных, но и о широком круге социальных издержек и выгод). Если итоговое вознаграждение оказывается достаточным по сравнению с затраченными усилиями, то данное действие закрепляется, постепенно становится нормой (хотя, возможно, оно и не самое оптимальное). Если же вознаграждение недостаточно, с точки зрения индивида, то он начинает избегать соответствующих форм поведения. При этом человек следит за тем, чтобы относительное вознаграждение других не превышало его собственное, и таким образом формируется структура малых групп. В целом правомерно расценить этот подход как попытку социологическими средствами спасти «экономического человека» для социальной теории. Этап профессиональной зрелости. Критика общей функционалистской теории в 60-х гг. XX столетия приводит к формированию целого ряда самостоятельных направлений экономической социологии. На почве подобной критики взрастает традиция европейской индустриальной социологии, которая, в свою очередь, развивается через длительное соперничество неомарксистского и неовеберианского направлений. Из институционализма К. Поланьи вырастает теория так называемой моральной экономики («moral economy»). Она сформировалась на основе исследований традиционных хозяйств «третьего мира», а также истории становления буржуазных отношений в Западной Европе. В этих исследованиях обращается внимание на ту роль, которую играли в прошлом и продолжают играть сегодня традиционные («нерациональные») мотивы, связанные с понятиями справедливости, безвозмездной помощи, этики коллективного выживания, характерные для культуры массовых социальных слоев населения. Из неомарксизма вышло так называемое экологическое течение экономической социологии, представленное А. Стинчкомбом (1933). Он концентрирует внимание на множественности способов производства, которые включают в себя совокупность природных ресурсов и технологий, воздействующих, в свою очередь, на структуру хозяйственной организации и социально-демографические параметры общества. Опираясь на теорию социального обмена Дж. Хоманса и экономические теории рационального выбора, формируется теория рационального социального действия Дж. Коулмена (1926–1995). «Основной признак социологической теории рационального выбора, – считает он, – заключен в комбинации предпосылки рациональности индивидов и замещении предпосылки совершенного рынка анализом социальной структуры». Коулмен последовательно придерживается принципа методологического индивидуализма. Правда, речь у него идет не об изолированном homo economicus. Вводится даже понятие «социальный капитал», противостоящее понятию «человеческий капитал»: последний образует личный багаж индивида, а первый функционирует в контексте межиндивидуальных отношений. Впрочем, с размыванием традиционных институтов значение социального капитала убывает, он превращается в своего рода социальный рудимент. Предметом особой заботы Дж. Коулмена является поиск «микрооснований» для макротеории. Он обращает внимание на неспособность экономистов объяснить такие хозяйственные явления, как возникновение паники на бирже или отношения доверия в ассоциациях бесплатного взаимного кредита. В итоге проблема перехода с микро- на макроуровень решается им путем перенесения принципов методологического индивидуализма на уровень корпоративных субъектов-акторов. При этом включение теории организации не дискриминирует концепцию рационального действия индивидов. Напротив, последняя предлагается Коулменом на роль методологического ядра для всех социальных наук (кроме психологии). Тем самым расширяется понятие рациональности, и многие альтруистические действия оказываются вполне рациональными (здесь наблюдается явное сходство с позицией Ю. Эльстера). Новая экономическая социология возникает во многом как ответная реакция на явление «кономического империализма». Социологи делают ответные выпады, пытаясь переформулировать аксиомы, «расщепить ядро» экономической теории. Ядов, В.А. Возможности совмещения теоретических парадигм в социологии // Социологический журнал. 2003. № 3. 1 Зборовский, Г.Е. Общая социология: курс лекций. Екатеринбург: УрГППУ, 1999. С. 598. 2 Горшков, М.К., Шереги, Ф.Э. Прикладная социология: учебное пособие для вузов. М.: Центр социального прогнозирования, 2003. С. 11–12. 3 Маркетинг и маркетинговые исследования. URL: / http://feniks-k.com/study-t9r4part1.html Горшков, М.К., Шереги, Ф.Э. Прикладная социология: учебное пособие для вузов. М.: Центр социального прогнозирования, 2003. Штомпка, П. Социология. Анализ современного общества. М.: Логос, 2005. С. 457. 1 Штомпка, П. Социология. Анализ современного общества. М.: Логос, 2005. С. 459. 1 Зомбарт, В. Социология. М.: УРСС, 2003. С. 16. 2 Штомпка, П. Социология. Анализ современного общества. М.: Логос, 2005. С. 97. 1 |