КР.Очно-заочники Смирнов 1 курс. Контрольная работа для студентов очнозаочной формы обучения

• Название: Контрольная работа для студентов очнозаочной формы обучения
• Дата: 08.12.2022
• Размер: 2.74 Mb.
• Имя файла: КР.Очно-заочники Смирнов 1 курс.docx
• Тип: Контрольная работа; #834637
• страница: 4 из 5

«Портрет Амбуаза Воллара», Пабло Пикассо

Нравится эта картина, потому что она словно слеплена из зеркальных осколков, отражающих натуру под разными углами. Не представляю, как можно было это написать.

Портрет Амбруаза Воллара напоминает разбитое зеркало, отражение которого успело чудодейственным способом сохранить лицо смотрящегося. Все фрагменты картины расчленены и одновременно собраны в единую гармоничную конструкцию из чистых кристаллов.


Задание 11. Кризис идентичности.
Кризис идентичности понимается в трех смыслах:

1. Разнонаправленность и постоянная смена образцов, ролей, моделей. Кто я? Сегодня меня увлекло одно, завтра другое, послезавтра третье. Я меняю свои желанья и пристрастья, как прически (утром иду молиться в православный храм, днем практиковать йогу, вечером танцевать хип-хоп).

2. Поиск: где же мое «Я»? Подлинное Я. Поиск подлинного «ядра» своей личности: «путь к “себе”».

3. Даже не встает вопроса, ни кто я, ни где мое. Есть социальные ритуалы, которые надо воспроизводить.

Идея М. Фуко: в эпоху постмодерна незаметно происходит «смерть субъекта» – смерть человека в человеке: «человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке».

Герой книги «Brand» О. Сивуна: «Я почти уверен, что мы живем в эпоху скуки. Скука – это когда не знаешь что выбирать. Когда всего много и ты теряешь возможность выбирать…Постоянное чувство скуки, в конце концов, заставляет меня обратиться к поп-культуре или пойти в супермаркет затем, чтобы понять, что мне нужно… Я трачу деньги. Я трачу себя. Я приобретаю другого. По большому счету я перестаю жить своей жизнью. Я отказываюсь от нее».

Письменное задание:

• 
  В каком смысле можно говорить о кризисе идентичности у героя текста романа О. Сивуна «Brand»?
  

Про кризис идентичности у героя можно говорить в первом смысле, потому что он не может найти, что ему нравится.

• 
  Какое это имеет отношение к идее М. Фуко о «смерти субъекта»?
  

Человек умирает в моральном плане, т.к. он идет по социальному ритуалу, который проходит каждый и не может как-то изменить свою жизнь, не может найти что-то новое, что может его заинтересовать, поэтому субъект умирает.

Задание 12. Гидденс Э. Ускользающий мир. Как глобализация меняет нашу жизнь. Глава 4. Семья

Из всех перемен, происходящих в мире, важнее всего те, что затрагивают нашу личную жизнь – секс, любовные отношения, брак и семью. Сегодня наше восприятие самих себя и характер наших связей и контактов с другими людьми переживают глобальную революцию. В различных регионах и культурах эта революция идет неравномерно, она встречает сопротивление с самых разных сторон.

Как и во всем, что связано с «ускользающим миром», мы и здесь не можем знать, каким образом сложится баланс между преимуществами и проблемами. В чем-то эти преобразования идут сложнее и внушают больше тревог, чем любые другие. Большинство из нас способны на долгое время отключаться от «больших» вопросов – это одна из причин, почему так трудно наладить сотрудничество для их решения. Но когда вихрь перемен захлестывает самые главные сферы нашей эмоциональной жизни, уклониться от него просто невозможно.

В подавляющем большинстве стран мира идут бурные споры о равноправии полов, регулировании в вопросах секса и будущем семьи. А если эти вопросы не обсуждаются в открытую, главной причиной является активное подавление таких дискуссий со стороны авторитарных режимов и фундаменталистских групп. Во многих случаях эти противоречия носят национальный или локальный характер – как и реакция, которую они вызывают в обществе и политических кругах. Политики и «группы давления» утверждают: стоит лишь изменить политику в отношении семьи в их стране, затруднить или, наоборот, облегчить развод, и сразу найдутся решения для всех наших проблем.

Но преобразования, затрагивающие личную и эмоциональную сферы, намного превосходят масштаб любой отдельной страны, даже такой большой, как Соединенные Штаты. Почти везде мы наблюдаем одни и те же тенденции – отличие между ними состоит лишь в степени развития и культурном контексте, в котором они происходят.

В Китае, к примеру, государство обдумывает меры, затрудняющие развод. После «культурной революции» в стране были приняты весьма либеральные законы о браке. Согласно этим законам брак рассматривается как некое подобие трудового соглашения, которое можно разорвать «по обоюдному желанию мужа и жены». Развод может последовать даже вопреки воле одного из партнеров, если супружеская пара больше не испытывает «взаимной привязанности». Срок ожидания составляет всего две недели, после чего супруги выплачивают сумму, равную четырем долларам и считаются свободными. Количество разводов в Китае по-прежнему меньше, чем в западных странах, но оно быстро растет – это относится и к другим развивающимся странам Азии. В китайских городах не только развод, но и гражданский брак становится все более обычным. Однако в сельской местности, где проживает большая часть населения страны, дело обстоит совершенно по-иному. Семья и брак носят гораздо более традиционный характер - даже несмотря на государственную политику ограничения рождаемости, сочетающую стимулы с карательными мерами. Брак заключается по уговору между двумя семьями - это соглашение не столько между женихом и невестой, сколько между их родителями. В результате исследований, проведенных недавно в провинции Ганьсу, отличающейся низким уровнем экономического развития, выяснилось, что 60 % браков по-прежнему устраивают родители. Как говорит китайская пословица: «Один раз встретились, кивнули головой и поженились». Модернизация Китая идет зигзагообразно. Многие из тех, кто сегодня разводится в городах, поженились еще в сельской местности именно таким традиционным способом.

В Китае много говорят о защите семьи. Во многих западных странах накал страстей еще выше. Семья – это поле боя между традициями и современностью, но это также метафорический образ и того и другого. Утрата «семейного очага» вызывает пожалуй большую ностальгию, чем исчезновение любого другого института, уходящего корнями в прошлое. Политики и активисты различных движений беспрестанно ставят диагноз о крушении семьи и призывают вернуться к ее традиционным формам.

«Традиционная семья» – это во многом обобщенная категория. В разных обществах и культурах существовало множество разновидностей семейных и родственных связей. Структура семьи в Китае, например, всегда отличалась от ее западных форм. В большинстве европейских стран брак по уговору между родителями никогда не был так распространен, как в Китае и Индии. Тем не менее, во всех «несовременных» культурах семья имела и имеет некоторые общие черты.

Традиционная семья представляла собой в первую очередь экономическую ячейку. Все члены крестьянской семьи как правило были заняты в сельскохозяйственном производстве, а у дворян и высшей аристократии главные причины брака были связаны с приобретением собственности. В средневековой Европе плотская любовь не была основой для брака, и не предполагалось, что в браке подобная любовь должна расцвести. Как выразился французский историк Жорж Дюби, брак в Средние века не был связан с «легкомыслием, страстью или фантазией».

Неотъемлемой чертой традиционной семьи было неравноправие мужчин и женщин. Но, по-моему, значение этого не стоит преувеличивать. В Европе женщины считались собственностью мужей или отцов – «движимым имуществом» согласно юридическому определению. Неравенство мужчин и женщин, естественно, распространялось и на сексуальную жизнь. Двойные стандарты в области секса были напрямую связаны с обеспечением продолжения рода и наследованием собственности. На протяжении большей части истории человечества мужчины сплошь и рядом, и порой совершенно в открытую, имели любовниц, пользовались услугами куртизанок и проституток. Представители зажиточных слоев заводили любовные интрижки со служанками. Но мужчинам необходимо было иметь детей от законных жен. В девушках из респектабельных семей ценилось целомудрие, а в женах – постоянство и верность.

В традиционной семье прав были лишены не только женщины, но и дети. Идея о законодательном закреплении прав детей по историческим меркам имеет относительно недавнее происхождение. До начала современной эпохи, да и сегодня в рамках традиционных культур, детей воспитывали и воспитывают не ради их самих, а ради удовлетворения родителей. Можно сказать, что фактически ребенок не считался личностью. Это, конечно, не означает, что родители не любили своих детей, но о детях заботились не столько ради их самих, сколько ради вклада, который они вносили в общую экономическую деятельность семьи. Более того, детская смертность была ужасающей. В Европе и Америке XVII в. почти четверть новорожденных умирали во младенчестве. А почти 50 % детей не доживали до десятилетнего возраста.

За исключением некоторых придворных или элитарных групп, в традиционной семье сексуальность была неизменно подчинена продолжению рода. Традиции здесь сочетались с естественными факторами. Отсутствие эффективных средств контрацепции приводило к тому, что для большинства женщин секс неизбежно был тесно связан с деторождением. Во многих традиционных культурах, в том числе и в Западной Европе до начала XX в., женщина за свою жизнь могла рожать по десять и более раз.

По вышеупомянутым причинам в сексуальной сфере господствовала идея женской добродетельности. Часто считается, что этот двойной стандарт является порождением викторианской Англии. На деле же он, в той или иной форме, занимал центральное место во всех «несовременных» обществах. Он был связан с дуалистским взглядом на женскую сексуальность – четкой границей между «порядочной женщиной» с одной стороны, и «распущенной» с другой. Во многих культурах тяга к сексуальным приключениям воспринималась как позитивный атрибут мужественности. В образе Джеймса Бонда восхищение вызывали и вызывают не только его шпионские, но и сексуальные подвиги. Однако у женщины склонность к сексуальным приключениям, напротив, почти всегда считалась чем-то неприличным, независимо от того, каким влиянием пользовались любовницы некоторых высокородных персон.

Отношение к гомосексуализму также определялось сочетанием традиций и естественных факторов. Как показывают антропологические исследования, гораздо больше культур, чем считалось ранее, отличались терпимым или однозначно одобрительным отношением к однополой любви – по крайней мере между мужчинами.

К примеру, в некоторых обществах вступление мальчиков в гомосексуальную связь со зрелыми мужчинами поощрялось как своего рода форма сексуального обучения. Предполагалось, что подобные отношения прекратятся после помолвки или женитьбы юноши. В обществах, где к гомосексуализму относились враждебно, его как правило осуждали как нечто противоестественное. На Западе это отношение было одним из самых экстремистских: еще полвека назад гомосексуальность в обществе рассматривалась как извращение и подобным же образом оценивалась в учебниках по психиатрии.

Конечно, антагонизм в отношении гомосексуальности по-прежнему распространен, и многие – как мужчины, так и сами женщины - все еще придерживаются дуалистского взгляда на женщин. Однако за последние десятилетия сексуальная жизнь на Западе изменилась самым радикальным образом. Отделение секса от деторождения в принципе уже завершилось. Теперь сексуальность – это то, что человек открывает в себе, развивает, меняет. Секс, ранее определявшийся только с точки зрения брака и законности, теперь почти не ассоциируется с этим. Более позитивное отношение к гомосексуализму не следует рассматривать исключительно как дань либеральной толерантности. Это прямое следствие отделение секса от продолжения рода. Когда секс лишен «сверхзадачи», в нем по определению не может господствовать только гетеросексуальность.

То, что понимают под «традиционной семьей» ее защитники на Западе, на самом деле представляет собой поздний, переходный этап развития института семьи, относящийся к 1950-м гг. В то время число работающих женщин было еще относительно невелико, а получить развод, особенно для женщины, и не заслужить при этом позорного клейма – довольно трудно. Однако к тому времени мужчины и женщины пользовались равными правами в большей степени, чем прежде, как фактически, так и юридически. Семья уже не была экономическим объединением, и на смену «экономическому соглашению» в качестве основы брака пришла идея романтической любви. С тех пор семья изменилась еще больше.

В разных обществах могут быть свои особенности, но одни и те же тенденции можно наблюдать практически во всех промышленно развитых странах. Семьи, считавшиеся «стандартными» в 1950-х гг., – когда оба родителя живут вместе с детьми, рожденными в браке, мать является домохозяйкой, а отец – кормильцем, – сегодня составляют меньшинство. В некоторых странах более трети детей рождается вне брака, а процент одиноких резко возрос и скорее всего будет увеличиваться и дальше. В некоторых обществах, например в американском или британском, брак по-прежнему весьма популярен - их с полным основанием называют об ествами с высоким уровнем разводов и браков. С другой стороны, в Скандинавии большой процент людей, живущих вместе, даже если у них есть общие дети, не вступают в официальный брак. Около четверти женщин от 18 до 35 лет в США и Европе заявляют, что не намерены иметь детей, – и похоже, они говорят это серьезно.

Во всех странах семья по-прежнему отличается разнообразием форм. В США многие, особенно недавние эмигранты, продолжают придерживаться традиционных ценностей. Однако жизнь большинства семей изменилась с распространением такого явления как «пара» и жизнь в составе пары. Брак и семья превратились, согласно моему определению из главы 1, в «институты-пустышки»: названия у них прежние, а основное внутреннее содержание изменилось. В традиционной семье супружеская пара была лишь частью, и зачастую не самой главной частью, ее структуры. Связи с детьми и другими родственниками в повседневной общественной жизни имели не меньшее, а то и большее значение. Сегодня именно пара, состоящая в официальном браке или нет, является ядром семьи. Пара заняла центральное место в семейной жизни по мере снижения экономической роли семьи и превращения любви, а точнее – любви и сексуального влечения, в основу заключения брачных уз.

Однажды образовавшаяся пара имеет собственную, особую историю, собственную биографию. Это ячейка, основанная на эмоциональной связи или близости. Идея близости, как и множество других известных понятий, о которых я говорил в этой книге, звучит как древняя, но на деле весьма нова. Никогда в прошлом брак не основывался на близости – эмоциональном контакте, который, несомненно, был важным элементом удачного брака, но не его фундаментом. Контакт – это способ установить саму связь и главное основание для ее продолжения.

Мы должны осознать все значение этих перемен. Сегодня более удачным определением происходящего в личной жизни является «образование и расторжение пар», чем «брак и создание семьи». Теперь для нас более важен не вопрос «женаты ли вы?», а «есть ли у вас с кем-нибудь отношения?». Идея отношений также на удивление нова. В 1960-х гг. об «отношениях» никто не говорил. Это было просто незачем, как незачем было говорить о близости и обязательствах. Брак в то время и был обязательством, о чем свидетельствовали и вынужденные браки.

В традиционной семье брак был своего рода естественным состоянием. Считалось, что через этот жизненный этап должно пройти подавляющее большинство людей, как мужчин, так и женщин. На тех, кто оставался вне брака, смотрели с некоторой издевкой или снисходительно – особенно на старых дев, но и на холостяков тоже, если они задерживались в этом состоянии слишком долго.

Если с точки зрения статистики брак по-прежнему остается нормой, то смысл брака для большинства людей полностью или почти полностью изменился. Брак означает, что у пары стабильные отношения, и она намерена укреплять эту стабильность, раз публично заявляет о своих обязательствах друг перед другом. Однако брак уже не является главной, определяющей основой совместной жизни.

Положение детей в сложившейся ситуации представляет большой интерес и выглядит несколько парадоксальным. За последние несколько поколений наше отношение к детям и защите детей изменилось радикальным образом. Мы так высоко ценим детей отчасти из-за того, что их у нас теперь рождается меньше, а отчасти потому, что решение завести ребенка сегодня означает нечто совсем иное, чем оно означало для прошлых поколений. В традиционной семье наличие детей приносило экономическую выгоду. Сегодня в западных странах, наоборот, воспитание ребенка ложится на родителей тяжелым финансовым бременем. Решение иметь ребенка стало более четким и конкретным, чем раньше, и определяется оно психологическими и эмоциональными потребностями. Наше беспокойство, связанное с влиянием разводов на детей и существованием большого количества семей без отцов следует рассматривать в связи с гораздо более высокими требованиями, предъявляемыми к заботе о детях и их защите.

Существуют три главные сферы, где эмоциональные контакты, а значит и близость, заменяют прежние связи между людьми в личной жизни – сексуальные и любовные отношения, отношения между родителями и детьми, а также дружба.

Для анализа этого вопроса я хотел бы воспользоваться идеей «чистых отношений». Под этим я подразумеваю отношения, основанные на эмоциональном контакте, когда ценность самих этих контактов является достаточной основой для продолжения отношений. Я не имею в виду «чистые» отношения в сексуальном плане. Речь не идет и о том, что такие отношения существуют в реальности. Я говорю об абстрактной идее, помогающей нам понять происходящие в мире перемены. Каждая из сфер, которые я только что назвал, – сексуальные и любовные отношения, отношения между детьми и родителями, дружба – является приближением к этой модели. Эмоциональная связь или близость – вот ключ к их сущности.

Динамика чистых отношений совершенно отличается от более традиционных разновидностей социальных связей. Она зависит от активного доверия – человек раскрывается перед другим. Откровенность – основное условие близости. Чистые отношения носят безоговорочно демократичный характер. Изучая сферу близких отношений, я прочел гору психотерапевтической литературы и пособий по «самопомощи» на эту тему. Меня поразила одна вещь, на мой взгляд, оставшаяся в общем незамеченной и редко упоминаемой. Если посмотреть, что именно с точки зрения терапевта означают хорошие отношения в любой из трех только что упомянутых сфер, просто удивительно, насколько прямую параллель здесь можно провести с демократией в обществе.

Хорошие отношения – это, конечно, идеал. Обычные отношения в большинстве случаев достаточно далеки от него. Я не пытаюсь утверждать, что наши отношения с супругами, возлюбленными, детьми и друзьями лишены противоречий, конфликтов и неудовлетворенности. Но ведь и демократические принципы – это идеалы, и от реальности их зачастую тоже отделяет немалое расстояние.

Хорошие отношения – это отношения равных, где каждый партнер имеет одинаковые права и обязанности. При таких отношениях партнеры уважают друг друга и желают друг другу самого лучшего. Чистые отношения основываются на контакте, так что здесь особенно важно понимание точки зрения партнера. Беседа или диалог – вот основа, на которой эти отношения действуют. Лучше всего они развиваются, если люди не скрывают друг от друг слишком многого – необходимо взаимное доверие. А доверие должно вырабатываться, оно не возникает как нечто само собой разумеющееся. Наконец, хорошие отношения несовместимы с произволом, принуждением и насилием.

Каждая из этих характеристик соответствует ценностям политической демократии. В демократической системе все в принципе обладают равными правами, а с равенством прав и обязанностей – по крайней мере, в принципе – приходит и взаимное уважение. Один из главных атрибутов демократии – открытый диалог. В демократической системе авторитарное правление или устоявшаяся власть традиций заменяется открытым обсуждением вопросов – публичным пространством для диалога. Но демократия не может функционировать без доверия. И демократия терпит крах, если уступает авторитаризму или насилию.

Применяя эти принципы – в качестве идеалов – к личным отношениям, мы говорим о чем-то очень важном – о возможном возникновении явления, которое я назову демократией чувств в повседневной жизни. Для улучшения качества нашей жизни демократия чувств, по-моему, не менее важна, чем демократия в обществе.

Это относится к отношениям между родителями и детьми в той же степени, что и к другим сферам. Родители и дети не могут, и не должны, быть равноправны в материальном плане. У родителей должна быть власть над детьми – это во всеобщих интересах. И все же их отношения должны в принципе носить характер равноправия. В демократичной семье власть родителей основывается на неписанном соглашении. Родители фактически говорят ребенку: «Если бы ты был взрослым и знал то, что знаю я, ты бы согласился: то, что я прошу тебя сделать, – это для твоего же блага». В традиционных семьях детей должно быть «видно», но не должно быть «слышно». Вероятно, многие родители, доведенные до отчаянья бунтарским нравом своих детей, от всей души желали бы возродить это правило. Но его уже не вернуть, да и не стоит. В рамках демократии чувств ребенок может и имеет право дерзить.

Демократия чувств не означает отсутствия дисциплины или уважения. Она просто ставит их на другую основу. Нечто очень похожее происходило и в политической сфере, когда демократия пришла на смену произволу властей и праву сильного.

Демократия чувств не предусматривает принципиальных различий между гетеросексуальными и однополыми отношениями. Первопроходцами, открывшими мир новых отношений и исследовавшими его возможности, были как раз геи, а не гетеросексуалы. Иначе и быть не могло, ведь когда гомосексуализм вышел из тени, геи не могли опереться на «нормальный» институт традиционного брака.

Поддержка демократии чувств не означает пренебрежения семейными обязанностями или государственной политикой в отношении семьи. Демократия означает добровольное принятие на себя не только прав, но и обязательств, освященных законом. Защита детей должна быть первостепенной задачей законодательства и государственной политики. Родителей следует юридически обязать обеспечивать своих детей до совершеннолетия, независимо от того, какие формы совместной жизни они избирают. Брак больше не является экономическим институтом, но в качестве ритуального обязательства он помогает придать стабильность хрупким отношениям. Если это относится к гетеросексуальным отношениям, то должно касаться и гомосексуальных.

Все это вызывает много вопросов – слишком много, чтобы ответить на них в рамках небольшой главы. Главный из них заключается в том, что я сосредоточил внимание лишь на тенденциях, влияющих на развитие института семьи в западных странах. А как же те регионы, где традиционная семья во многом сохраняется, как, например, в Китае, о чем я говорил в начале главы? Будут ли перемены, которые мы наблюдаем на Западе, приобретать все более глобальный характер?

Я думаю, будут – и уже приобретают. Речь идет не о том, подвергнутся ли изменению традиционные формы семьи, а о том, как и когда это произойдет. Рискну пойти еще дальше. Новое явление, которое я назвал демократией чувств, находится на переднем крае борьбы между космополитизмом и фундаментализмом, о которой я говорил ранее. Равноправие полов и сексуальная свобода женщин, несовместимые с традиционной семьей, подвергаются анафеме со стороны фундаменталистских групп. Более того, противостояние этим тенденциям составляет одну из отличительных черт религиозного фундаментализма по всему миру.

Состояние семьи, в Западных странах и не только, во многом вызывает беспокойство. Утверждать, что любая форма семьи не хуже всех остальных, было бы столь же ошибочно, что и преподносить упадок традиционной семьи как катастрофу. Но давайте перевернем с ног на голову аргументы правых политических и фундаменталистских кругов. Сохранение традиционной семьи – или отдельных ее аспектов – во многих регионах мира вызывает куда большую тревогу, чем ее упадок. Ведь что является важнейшей движущей силой укрепления демократии и экономического развития в бедных странах? Вот именно: равноправие женщин и повышение их образовательного уровня. А что надо изменить, чтобы дать им эти возможности? Прежде всего, традиционную семью.

Равноправие полов – не просто важнейший принцип демократии. Оно необходимо для счастливой и наполненной жизни. Многие из перемен, происходящих с институтом семьи, носят неоднозначный характер и связаны с большими трудностями. Но, как показывают социологические опросы в США и Европе, лишь очень немногие хотят вернутся к традиционной роли мужчин и женщин или к юридически закрепленному неравенству. Если у меня возникает искушение предположить, что, может быть, традиционная семья – все же лучшая из всех возможных форм, я вспоминаю то, что мне однажды сказала моя двоюродная бабка. Ее брак был рекордно долгим: она прожила с мужем более 60 лет. Однажды она поделилась со мной, что все это время она была с ним глубоко несчастлива. Но в ее время выхода просто не было.