философия исправленная. Контрольная работа понятие истины в современных философских концепциях. Выполнил студент Соловьева Алёна Владимировна Группа
 Скачать 38.46 Kb.
|
|
1.2. ФОРМЫ ИСТИНЫ Вычленение разных форм истины может осуществляться по различным классифицирующим признакам: по характеру отражаемого (познаваемого) *Пигров К.С. Эмоциональное и рациональное понимание социальной реальности: Девять тезисов о трех «одеждах» с банальным выводом // Вестник Российского Философского общества. № 4(24), 2002. – С. 29. 11 объекта, по видам предметной реальности, по степени освоения объекта и т.п. По объекту отображения Еще раз оговоримся, что выделение форм истины по признаку ото- бражаемого объекта не отменяет того важнейшего факта, что само понятие истина (истинность) характеризует не объект, а его идеальное отображение. В рамках диалектико-материалистических позиций принято выделять материальную и духовную сферы реальности (объективную и субъективную реальность). При таком подходе допустима следующая градация форм истины: Истину как адекватную информацию о материальных системах различных структурных уровней (микро-, макро- и мега- миров) обозначают как предметную истину, разделив ее далее на предметно-физическую, предметно-биологическую и другие виды истины. Учитывая существование огромной и многозначной сферы «духа» – мира чувств, идей, теорий, рефлексивных восприятий, идеалов, верований, любви, можно выделить понятие духовные истины. Так как своей духовной деятельности люди также оценивают чувства, идеи, мысли с позиции понятий «истинные» и «не истинные». Духовная реальность весьма разнообразна. Поэтому и здесь, как и в предметном мире, можно выделить отдельные сферы. Например, экзистенциальную реальность и реальность когнитивную (рационалистически-познавательную). Экзистенциальная реальность включает в себя духовно-жизненные ценности людей, такие как идеалы добра, справедливости, красоты, чувства любви, дружбы и т.п., а также и духовный мир индивидов. Так как люди решают проблемы истинности представлений о добре, красоте, оценивают (изучают) свои и чужие чувства, то следует признать понятие экзи- стенциальная истина. В изучении когнитивной реальности ставятся вопросы о соответствии убеждений индивида тому или иному комплексу религиозных догматов или 12 правильности понимания тем или иным человеком какой-либо научной концепции, теории. Для таких случаев следует применить понятие концептуальная истина. Можно также выделить операциональную истину – как верные представления субъекта о методах и средствах познания. По специфике видов познавательной деятельности На этой основе можно выделить такие формы истины как научная, обыденная (повседневная), нравственная, художественная, религиозная, авторитарная и пр. Различение научной и обыденной истины основано на различном уровне проникновения в суть исследуемых явлений. Обыденные истины – это результат обыденного эмпирического по- знания, связанного с видимостью, кажимостью вещей. Такое познание не выходит на уровень сущности. Но в этом знании заключена констатация явлений и корреляций между ними. И эта констатация – истина. Например, заявления типа: «Снег – белый» или «Поражение электротоком – смертельно опасно» – являются истинами. Эти истины не формулируются особым понятийным аппаратом, не облекаются в форму теорий. Если в применении этих знаний (этих обыденных истин) не претендовать на выявление принципов и законов бытия, то не будет и ошибочных суждений об этих законах. Но как только делается попытка на уровне результатов обыденного познания объяснять глубинную суть наблюдаемых в природе, в обществе или в мышлении процессов, такое знание выступает в роли ложного, иллюзорного знания. Научным коррелятом приведенных примеров истины обыденного познания будут являться суждения, разъясняющие причину белизны снега (эффект воздействия отраженного снегом света на зрительные рецепторы), сущность физических и биологических явлений, вызывающих феномен поражения человека электротоком. К научной истине применимы критерии научности, находящиеся во взаимосвязи и в своей совокупности от- 12 граничивающие научную истину от истины повседневного знания. В отличие от обыденного знания наука осваивает не случайные, поверхностные связи, а изучает общее и закономерное. Она проникает в сущность предметов и процессов, не ограничиваясь явлением. Наука стремится выявлять общие и универсальные законы мироздания, формируя систематическое, организованное знание, проверенное теорией и практикой и обоснованное применением конкретной методологии и специальных методов исследования. Что касается практически-обыденного знания, то оно получает обос- нование из повседневного опыта, из некоторых индуктивно установленных рецептурных правил, которые не обладают необходимо доказательной силой, не имеют строгой принудительности. Из указанных отличий напрашивается вывод, что научное знание всегда ближе к абсолютной истине, чем обыденное. Однако следует также заметить, что в круге научного знания человек подходит ближе к границе своих познавательных возможностей. Поднимаясь на уровень высоких обобщений, абстракций, наука входит в «зону риска» – в сферу индуктивных выводов. А так как полная индукция в подавляющем большинстве случаев невозможна, то вероятность до поры до времени скрытых неточностей возрастает. Именно в связи с постановкой таких предельных задач проблема истины в науке – в числе центральных. Действительно, с учетом привязки всякого суждения (знания) к конкретной сфере или конкретному фрагменту бытия, степень истинности, например, обыденного суждения «Молотком можно забивать гвозди в доску» – выше, чем теория Большого взрыва или научное описание процесса ядерного синтеза. Выше – по отношению к кругу описываемых явлений, так как в первом случае нет претензий на раскрытие каких-либо сущностных сторон молотка, кроме той, о которой говорится – возможности забивать им гвозди. Познание человеком окружающего мира и самого себя не исчерпывается сферами науки и повседневно-бытовой деятельности. Искусство, религиозно-духовная практика также являются формами 14 духовного освоения действительности, познания истины. Не случайно в искусстве существует понятие «художественная правда», под которой и подразумевается художественная форма истины. Как отмечает В.И. Свинцов, художественную правду правильнее рассматривать как одну из форм истины, используемую постоянно (наряду с другими формами) в познании и интеллектуальной коммуникации. Анализ ряда художественных произведений показывает, что «истинностная основа» художественной правды в этих произведениях имеется. «Весьма возможно, что она как бы перемещена из поверхностного в более глубокие слои. И хотя установить связь «глубины» с «поверхностью» не всегда легко, ясно, что она должна существовать. В действительности истина (ложь) в произведениях, содержащих такие конструкции, может быть «упрятана» в сюжетно-фабульном слое, слое характеров, наконец, в слое закодированных идей»*. Глубокие художественные произведения являются важным источником постижения истины для читателя, слушателя, зрителя. Вот как образно описывает скрытую за художественным вымыслом силу истины Г. Альтов в своем романе «Опаляющий разум»: «Битвы, которые считались величайшими, давно перестали влиять на историю. Для сотен миллионов жителей нашей планеты источником духовной истины являются религиозные учения. Лишь с поверхностного взгляда воинствующего атеиста религия – «опиум для народа»*. Крупнейшие ре- лигиозные учения (мировые религии) показали свою жизнестойкость, ус- пешно выполняют роль нравственной ориентации, дают явно ощутимый прагматический эффект; совокупное содержание фундаментальных теоло- гических, философско-религиозных учений вполне когерентно (хотя нельзя забывать об уже упомянутой проблеме исходных суждений); религия и наука оказались на сегодня двумя не способными отвергнуть друг друга сферами *Свинцов В.И. К вопросу о соотношении понятий «истина» и «художественная правда» // Философские науки, 1984. № 4. – С. 57. 15 человеческой мысли и практики. Следовательно, человечество в своем историческом развитии познает и использует наряду с научными, повседневными, художественными истинами и религиозные истины. Это – не апология религии, а констатация объективной данности, которую не отменить декретом атеистических функционеров. Автор имеет достаточно сложное и неоднозначное мнение как о достоинствах и недостатках религиозного сознания, так и о социальных функциях и исторических перспективах института религии. Еще одной принимаемой людьми формой истины является истина авторитарная. Это означает принятие тех или иных идей, суждений, по- ложений как истинных по принципу: «Magister dixit» – так сказал учитель. Принятие знания как истины на основе авторитета высказавшего данное суждение лица. Кстати, сам факт сохранения этого высказывания с Античных времен до наших дней – тому доказательство. Существует и другое толкование понятия «авторитарная истина» – когда основанием для принятия знаний, суждений, утверждений за истину является не доверие к лицу, высказавшему данное суждение (например, его научный авторитет), а положение этого субъекта в социальной иерархии. Тогда смысл слов «авторитарная истина» равнозначен понятию навязанное мнение. То есть, присутствует элемент волеподавления со стороны источника знаний (мнений, суждений) по отношению к своему адресату. И одновременно – элемент согласия, подчинения, конформизма со стороны получателя знаний. Психологически эти ситуации отличны друг от друга, а в гносеологическом плане – во многом идентичны, так как в обоих случаях, получатель и будущий носитель знания сам не обосновывает его истинность, а соглашается с мнением другого лица. Человечество необходимым образом большую часть своих знаний воспринимает от предшествующих поколений и от своих современников именно по авторитарному принципу – доверяя авторитету источника (автору философского, научного, теологического исследования, литературного или 16 публицистического труда и т.д.). Подробно обосновал неизбежность и необходимость признания истин на основе результатов познавательной (научной) деятельности других лиц Знание, приобретенное для общества, нужно применять действительно для пользы общества; нужно привить людям чувство их истинных потребностей и познакомить их со средствами их удовлетворения. Но это, однако, не значит, что нужно пускаться с ними в глубокие исследования, к которым пришлось бы прибегнуть, чтобы найти что-нибудь очевидное и верное. В таком случае можно сделать людей такими же великими учеными. А это невозможно и нецелесообразно. Надо работать и в других областях, и для этого существуют другие сословия; и если бы последние должны были посвятить свое время ученым исследованиям, то ученым также пришлось бы скоро перестать быть учеными. Каким образом может и должен он распространять свои познания? Общество не могло бы существовать без доверия к честности и способности других и это доверие, следовательно, глубоко запечатлелось в нашем сердце; и благодаря особому счастливому устройству природы мы никогда не имеем этой уверенности в большей степени, чем тогда, когда мы больше всего нуждаемся в честности и способности другого. Он может рассчитывать на это доверие к своей честности и способности, когда он его приобрел должным образом. Далее, во всех людях есть чувство правды, одного которого, разумеется, недостаточно, это чувство должно быть развито, испытано, очищено, – и это именно и есть задача ученого. Для неученого этого было бы недостаточно, чтобы указать ему все истины, которые ему были бы необходимы, но если оно, впрочем – и это происходит часто как раз благодаря людям, причисляющим себя к ученым, – если оно, впрочем, не было искусственно подделано, – его будет достаточно, чтобы он признал истину за истину даже без глубоких оснований, если другой на нее ему укажет. На это чувство истины ученый также может рассчитывать. Следовательно, ученый, поскольку мы до сих пор развили понятие о нем, по своему назначению учитель человеческого рода. 17 Справедливости ради, следует отметить, что в классической философии встречаются и весьма отличные от приведенных выше суждения. Так, например, Р. Декарт призывает весьма осторожно относиться к мнениям других авторов, независимо от их авторитета, так как «… есть большая опасность, как бы те пятна заблуждений, которые возникают из-за слишком внимательного чтения этих книг, случайно не пристали к нам, сколь бы мы тому ни противились и сколь бы осмотрительными мы ни были»*. Картезий имеет в виду, что даже самые справедливые, добросовестные исследователи не бывают абсолютно беспристрастны в своих суждениях, а из-за специфических сложностей научного познания никогда нет гарантии, что они отстаивают объективно правильное знание (истину). Далее Декарт отмечает, что не исключены случаи, когда авторитетные авторы умышленно ревниво оберегают от нас неприкрытую истину. Отсюда и его третье для руководства ума: Касательно обсуждаемых предметов следует отыскивать не то, что думают о них других. Существует и понятие нравственная истина. Основания нравственности не сводятся к строгому научному доказательству. Мораль и нравственность являются предметом глубокого философского анализа. Но сам этот анализ убеждает нас в том, что на ряд этических вопросов, включая один из самых основных: «Почему я должен быть нравственным?» – окончательного и строго рационального ответа, принимаемого всеми, философам прошлого и современности дать не удается. Основания нравственности неразрывно связаны с духовно-эмоциональным опытом человека, с необходимой долей авторитарного принятия нравственного императива, с суггестивным восприятием нравственных аксиом. *Фихте И.Г. Несколько лекций о назначении человека // Немецкая классическая философия. Т. 2. – М.: ЭКСМО-Пресс, Харьков: Фолио, 2000. – С. 52 – 53. 18 Размышляя о различении форм истины по признаку видов познава- тельной деятельности, нельзя обойти вопрос о понятии философской истины. Философское познание имеет ряд признаков, роднящих его с научным. К таковым следует отнести его систематичность, организованность, ориентированность на познание сущности исследуемых явлений, сфер бытия. Но если наука идет от единичного к общему, от наблюдений и экспериментов к теории, то философия не является экспериментальной наукой. Философия формулирует общие закономерности, отталкиваясь от данных частных наук. Притом, философское знание – не просто общее, а универсальное, всеобщее знание мировоззренческого уровня: «… философия есть учение о таких вещах, которые нас ведут по жизни над бездной незнания»*. Философские выводы предназначены не для решения частных научных задач, а для формулирования ценностей познавательного процесса на уровне парадигм, общей методологии научного познания. Еще более значимое отличие философского познания от специально- научного заключается в его антропоцентрической направленности. Фило- софии не свойственны сухая объективность суждений и выводов. В фило- софии научное знание преломляется через призму человека. Философское знание – субъектное по своей природе. Ей мало понять, что и почему про- исходит в этом мире, что и каким способом может делать человек. Философию интересует вопрос, как человек должен пользоваться создаваемыми наукой средствами, чтобы не навредить ни себе, ни универсуму. Позиция философии «от человека», «через человека» ведет также к тому, что в отличие от науки, не приемлющей альтернатив, философское знание альтернативно: «… человеческая мысль может идти миллионами разных путей, и нет такого ответа, на который не было бы тысячи вопросов»*. * Мамардашвили М.К. Философские чтения. – СПб.: Азбука-классика, 2002. – С. 43. 19 |