Кристина Лорен Немного сумасшедшая
 Скачать 406.5 Kb.
|
|
Глава 6 挂念 16 июля Нора прикасалась ко мне, пробовала на вкус и хотела увидеть, как я кончу на ее кожу. Она знала: ничто не звучало странно, когда это говорила мне она. Знала, что я хотел быть для нее всем, что я буду ждать сотню лет, пока она не поймет, как сказать то, что ей было нужно. Ее мягкие руки скользили вверх по моим, когда я двигался на ней сверху. — О Боже, — прошептала она. А затем она оказалась надо мной, двигаясь на мне в темной комнате. Ее стоны были только для меня. Инстинктивно я знал, что до меня она не стонала так ни для кого. Знал, потому что она говорила мне, что никто никогда не доводил ее до оргазма, что ей всегда приходилось делать это самой. Я знал: когда она сказала, что любит меня, это был первый раз, когда она говорила это серьезно. Дрю резко проснулся, ударившись о низ столика и едва не опрокинув обед, который перед ним только что положила бортпроводница. Он посмотрел на серую пасту под мутным соусом кирпично-красного цвета. Прощайте, помидоры, хабанеро и все признаки Норы. Ему не хотелось это есть. 挂念 17 июля Самолет снижался в туман Ланьчжоу. Дрю сидел так долго, что его ноги были скручены и напряжены в ловушке тесного места эконом-класса. Он боялся, что много дней не сможет тренироваться, по крайней мере, пока все не будет выгружено и пока в деревне не одобрят его присутствие. В последний раз, снисходительно вдохнув отфильтрованный воздух в самолете и зажмурив глаза, чтобы запечатлеть образ Норы в памяти, Дрю встал, чтобы подготовиться к тому, что его ожидало. Он уже был в Ланьчжоу дважды. Это был город с большой историей — распространенной для большинства больших городов Китая — но для Дрю Ланьчжоу никогда не был городом политики, демонстраций, он даже не ассоциировался с его типичными врачебными командировками. Это был город открытий, истории ранних керамических барабанов и подлинной глубокой страсти к происхождению азиатской перкуссии. Ланьчжоу был большим и просторным, но задыхающимся от загрязнений, результата быстро развивающейся промышленности и десятилетий неконтролируемой утилизации отходов. За последние годы правительство предприняло попытки оградить нынешнее поколение от загрязнений, но Дрю был уверен, когда оглядел небо за пределами аэропорта, что был не единственным, кто сомневался, не было ли уже слишком поздно для этих попыток. В любом случае, исходя из того, что он заключил из задания в письме, население города не было целью его прибытия. Целью Дрю была Ченгхуакун — деревушка за чертой города, одна из сотен «раковых деревень», где почти каждый житель боролся с различными злокачественными опухолями, большинство из которых в настоящее время неизлечимы. Здоровая молодежь давно покинула небольшое фермерское сообщество. Остались лишь представители старшего поколения, фермеры, которые гордились своей землей всю свою жизнь и те, кому уезжать было некуда. Дрю взял свой багаж и прошел к таможне, чтобы получить коробки с медикаментами, которые сюда прислали для него. Каждый шаг прочь от самолета был, словно еще один шаг прочь от нее, от жизни, к которой он ненароком так привык. Мимолетный взгляд на опись инвентаря в каждой из коробок — и в желудок будто упал свинцовый груз. Это не была стандартная командировка. Он приехал не для того, чтобы лечить болезни и спасать жизни. Он приехал, чтобы лечить только симптомы. Дрю приехал, чтобы дарить утешение, а не надежду. Он включил телефон, чтобы послать Норе смс, вдруг отчаянно нуждаясь в нити, соединяющей его с более оптимистичным миром: Благополучно добрался. Здесь нет зеленых зебр. Что на ужин? Хаос, окруживший его, пока он ожидал такси, резко контрастировал со спокойной жизнью с Норой. Люди были везде. Было жарко и душно. Его обременяло то количество сумок и коробок, которые ему нужно было перевезти, и на поиск достаточно вместительного такси для его посылок, казалось, ушли часы. О предстоящем опыте ничего не было известно, и при этом известно должно было быть все. Этот режим — суетливые поездки, переполненные аэропорты, незнакомая обстановка — был его жизнью, был тем, что он знал. Вдруг показалось невозможным, что Дрю был знаком с Норой так мало. Каждый ее след заполнил его воспоминания так, что даже его поездки до встречи с ней словно окрасились в другие цвета. Хотя в действительности Нора нигде не бывала, Дрю понял, что мог представить ее повсюду. Ему никогда не приходило в голову попросить ее поехать вместе с ним, но он вдруг с сокрушительным осознанием почувствовал, что, учитывая достаточное время на подготовку, она могла бы. Поехала бы она? Поездка в деревню добавит к его путешествию еще несколько часов, и как только Дрю втиснулся в фургон, он изо всех сил попытался унять волнение и напряжение в конечностях. Пробки замедлили их продвижение, и воздух в конце лета был плотным и раскаленным. Он не знал, чего ожидать по приезде, кроме того, что там будет его коллега Томми, и что люди будут страдать от болезней и боли. Дрю хотелось закрыть глаза и думать о ней, но он знал, что если сделает так, то, когда откроет их, не сможет удержаться, чтобы не попросить водителя развернуться и отвезти его обратно в аэропорт, к отраде ее мягких влажных губ, к ее бесконечно понимающим глазам. Вместо этого он сосредоточился на мелькающем пейзаже, на дороге, отклоняющейся от знакомого маршрута к деревне Сяньхуацзянь, откуда родом ручной барабан Ланьчжоу и где он находил покой в обществе местных жителей, но никакой близости, кроме музыки. Только в музыке он находил подобие близости, и то всегда мимолетное. До совместных ужинов на полу… До того, как научился шаг за шагом раскрываться с кем-то каждую ночь… До Норы… Он осматривался кругом, между тем как водитель вез его по едва хоженым дорогам, и ощущал на себе тяжелый вес беспомощности. Желтая Река, Река-Мать погибала. Эта река веками поддерживала существование в этом и многих других регионах. Теперь же, отравленная выбросами, изменившегося из-за нечистот когда-то прекрасного цвета, переполненная дамбами, которые никогда не следовало сооружать, она текла почти безжизненной тонкой струей. Хотя ее путь простирался на тысячи миль, за последние десятилетия были годы, когда она совсем не достигала моря. Это истощение было повсюду, но загрязнение очевиднее всего отразилось здесь, за пределами большого города. Дрю сдался и закрыл глаза, проглотив свое желание перенаправить свой маршрут в противоположную сторону. Он попытался представить Нору за его раковиной, когда она отрывала верхушки свежих бобов с ее огорода. Одну ногу она задрала под другую, рассеянно почесав икру пальцем ноги. Ее волосы собраны в высокий небрежный хвост. Ее ноги бесконечны в этих ее шортах, и, когда она взглянула на Дрю, ее глаза превратились в улыбку, только для него. Большая выбоина на дороге оторвала его от мечтаний, и он вспомнил, что так и не получил ответа от Норы. Он посмотрел на телефон и тут же поник. Новых вызовов не было. 挂念 Томми стал в ожидании у небольшого устья в деревне, едва завидев пыльное облако за несколько миль приближающегося фургона. Старый приятель Дрю выглядел измученным. Томми больше не был круглолицым студентом-медиком с широкой улыбкой, каким Дрю знал его несколько лет назад. Теперь он был исхудавшим и измотанным. Его глаза затенили темные круги, и Дрю представил, что Томми часто не спал лишь благодаря кофеину и силе воли. По всей видимости, он едва сохранил достаточную энергию для того, чтобы существовать самому. Когда фургон остановился, Дрю вышел из него и обнял друга. На Томми был белый халат, который пожелтел от носки и, по-видимому, от стирки в местной воде. Дрю бросил взгляд на вышитую надпись на кармане: 趙醫師. Д-р Чжао. — Привет, малыш Чжун, — сказал Дрю, улыбнувшись оттого, что использовал давнее прозвище. — Ну, как они там? — Брошены, — усмехнулся Томми, обняв Дрю в ответ и похлопав его по спине с удивительной силой. Казалось, он выдохнул с облегчением. — Добро пожаловать в Ченгхуакун, - сказал он, отступив и раскинув руки в широком жесте. — Выпьешь чего-нибудь? — Да, — засмеялся Дрю, схватив одну из коробок и начав перетаскивать свой багаж к небольшим зданиям вдалеке. — Мы все в том же отеле? Томми засмеялся, зашагав в ногу с другом, и кивнул в сторону маленького домика в конце длинного ряда. Дома были едва пригодны для жилья, но даже в таких условиях их обустройство было лучше, чем в других домах, где Дрю приходилось работать. — Этот — твой, — сказал Томми, поправляя тяжелую коробку с медикаментами на руках. Когда они перенесли все коробки в небольшое здание, которое, казалось, служило чем-то вроде медпункта, Дрю побрел к своему временному жилищу, чтобы переодеться и разобрать чемоданы. Он и без лишних вопросов знал, что оно было освобождено недавно после того, как здесь кто-то умер. Дом был опрятным и ухоженным, хоть и едва меблированным. В нем было три комнаты: помещение побольше – главная жилая комната с кроватью, столом и двумя стульями, ванная, вмещающая умывальник и маленькое тусклое настенное зеркало, и кухня с огромной печью, несколькими покореженными горшками и сковородами и контейнером для хранения пищи. В деревне не было ни воды, ни канализации, ни электричества. Туалеты были снаружи, за холмом. Жизнь здесь была простой, незатейливой, и где-то до последнего десятилетия деревня почти не нуждалась в помощи извне. Дрю достал телефон из кармана и уставился на него, ожидая появления индикатора в уголке. Раньше, когда он приезжал на работу, он никогда не доставал телефон из сумки, но теперь это была его единственная связь с Норой. Дрю достал свой маленький ручной генератор и положил его на стол. И хотя этот поступок был бессмыслен — ему не нужно было беспокоиться о зарядке телефона — он не мог выстоять перед необъяснимым желанием это сделать. Дрю написал Норе еще одно сообщение, зная теперь, что она не прочитает его в течение нескольких недель, но, когда в комнату подул горячий ветер, и из деревни доносилась почти полная тишина, ему вдруг стал все равно. Даже если это было всего лишь символическим действием, ему нужно было, чтобы Нора была с ним. Дрю направился туда, где жил Томми, в нескольких домах от него, и ощутил на себе взгляды жителей, которые подглядывали из своих домов. Он улыбнулся каждому из темных окон и невидимым лицам за ними, надеясь дать им понять, что он приехал, чтобы помочь им. Томми сказал, что в честь приезда Дрю позже вечером готовился ужин, но перед этим ему нужно было поговорить с ним наедине, чтобы расспросить Томми обо всей ситуации. Дрю вручил ему бутылку «Талискер», и он вскинул брови. — Чувак, — выдохнул Томми. — Это так мило. — Он отнес бутылку к своему маленькому столику и взял несколько алюминиевых кружек , затем повернулся и уставился на этикетку. — Как ты довез это? — Я пронырливый засранец, — улыбнулся Дрю, осматривая жилище Томми. Определенно, его друг поселился здесь недавно. — Когда ты приехал? — В феврале, — ответил Томми, налив немного каждому из них, когда Дрю сел за стол. — Я совершенно истощен, дружище. Дрю кивнул, взял у Томми свою кружку и наблюдал, как он садился за стол напротив него. — Когда уезжаешь? Томми покачал головой и пожал плечами. — Не знаю. Они открыли центр терапии тяжелыми ионами для больных раком, но все еще не могут разместить там всех. Ченгхуакун находится в конце списка, потому что почти всем, кто здесь остался, больше сорока. Думаю, они просто понимают, что с этой деревней гиблое дело. — Мне не прислали ни цитарабин, ни даунорубицин, — сдержанно согласился Дрю. — Все, что у меня есть, — это зофран, морфин и еще несколько симптоматических препаратов. Когда Томми кивнул, глядя в свой стакан, Дрю осознал, что, возможно, он не попросил прислать сюда химиотерапевтические препараты. Томми тоже потерял надежду вылечить здесь кого-то. — Какова цель нашего пребывания здесь, Том? Мы просто должны утешать их? Томми снова кивнул, не глядя Дрю в глаза. Это было предельно простое медицинское поручение, если не сказать совершенно угнетающее. — Хочешь вернуться в штаты, чтобы прийти в себя? – спросил Дрю. — Я могу прикрыть тебя на несколько месяцев. — Нет, — ответил Томми со смирившимся видом. — Мне просто нужна была помощь. Я уже выдохся на тот момент, когда позвонил Стиву и попросил прислать тебя. Я пытаюсь получить образцы местной воды, чтобы помочь Совету по охране окружающей среды Ланьчжоу, и иногда это требует длительных поездок. Я просто не могу одновременно лечить всех и заниматься этой вспомогательной деятельностью. Оба мужчины замолкли, потягивая виски и глядя в заднее окно Томми на землю, покрытую буйной растительностью, спускающейся к реке. На заднем дворе между домами было каменное здание по новее, по-видимому, для купания. Оно было окружено бесплодным диким виноградником и выглядело как маленький оазис. Казалось, дикость процветала, но на самом деле она погибала: почти все снаружи было отравлено так же, как и жители деревни. Дрю снова посмотрел на Томми и стал разглядывать его круги под глазами, выступающие скулы. Запрос Томми в вышестоящие органы, хотя и помеченный как срочный, был сравнительно эффективен. Он со всем справлялся здесь сам и просто не мог продолжать делать это в одиночестве. Он знал, что Дрю отправят немедленно. И, несомненно, Томми не мог так просто оставить эту безнадежную ситуацию, даже несмотря на то, что она медленно разрушала его. Дрю внезапно охватило почти невыносимое чувство одиночества, поражения. — Ты мало ешь, — тихо заметил Дрю, думая о Норе, обо всем, что он оставил. Он попытался проглотить обиду, что ему пришлось перелететь полмира из-за того, что Томми выдохся. Дрю хотелось внушить своему другу крепость, как бы он с готовностью и без колебаний поступил бы до того, как его жизнь так кардинально изменилась. Я нужен ему, подумал Дрю. Ему это важно. И, тем не менее, его все еще живот будто был стянут. — Еды здесь не много. Нам привезли продукты из Ланьчжоу только восемь недель назад. А до этого у нас были талоны, но достать просто так ничего нельзя было. Это почти лишило меня рассудка. Черт возьми, люди не могут питаться талонами. Дрю кивнул, взглянув за каменное сооружение на увядающий посев. Еда был ужасающе токсичной. Когда он представил, что жителям привозили еду только несколько последних месяцев, по рукам побежали мурашки. Он сменил тему. — Встречаешься с кем-то дома? Томми был известным хроническим моногамом. Но, осушив стакан виски одним глотком, он покачал головой, и Дрю понял, что нужно следить за тем, сколько тот пьет. — Не-а, — захрипел Томми, вытирая губу пальцем и потягиваясь за бутылкой. Его лицо уже покраснело и ему, казалось, было наплевать. — Мне нужно с кем-нибудь перепихнуться. Дрю сидел молча, задаваясь вопросом, почему он выбрал эту тему — женщины, отношения, секс — в качестве отвлекающего маневра. Он занимался с Норой любовью менее двух дней назад и все еще ощущал жар ее прикосновений на своей груди. В воздухе повис встречный вопрос, и Дрю предчувствовал его за несколько секунд до того, как Томми пробурчал: — А ты? Он задал этот вопрос из вежливости и ожидал ответа «нет». Но Дрю провел рукой по рту, а затем оперся лбом о ладонь, рассеяно потирая бровь. — Да? – переспросил Томми благоговейным шепотом, и Дрю ощутил, как он сел прямее на стуле. — Это серьезно…? Дрю опустил голову ниже, а затем небрежно потер лицо обеими ладонями. Что, черт возьми, он здесь делал? — Правда? – ошеломленно прошептал Томми. — Да, — пробормотал Дрю. Он чувствовал, как до Томми доходило осознание сказанного. — И ты бросил ее, чтобы приехать сюда, — сказал Томми, слегка наклонившись вперед. — Вот за этим. В его голосе безошибочно угадывались ноты сожаления, в выражении лица читалось огорчение. Глянув на стол, Дрю провел пальцем по рубцеватой древесине, обдумывая это. Он знал вне всяких сомнений, что их деятельность как организации была очень важна, что они спасали жизни и меняют мир к лучшему. Он всегда жертвовал своей энергией и временем без раздумий, зная, что выбранная им жизнь была тем, зачем он пришел в этот мир. Люди жили, и деревни вроде этой оправлялись благодаря их усилиям, но, оглядываясь на окружающее его запустение и абсолютную безнадежность, он чувствовал больше горе, чем надежду. Мир не изменился. Изменился он. — Дрю? Дрю поднял взгляд и понял, что Томми все еще смотрел на него, ожидая ответ. Он заметил новые морщины на лице Томми и тяжесть обвисших щек. Такая жизнь в полевых условиях в общем приносила не поддающееся описанию вознаграждение, но кроме этого, она камуфлировала течение времени. Их жизни не останавливались, когда они работали; они двигались вперед, без привязанностей, без временных ориентиров. — Да, — снова произнес Дрю, зная, что это все, что он мог сказать. 挂念 8 июня Она стояла передо мной, слегка пружинясь на босых ногах. Подогнула пальцы, чтобы защитить стопы от перегретого крыльца. Волосы были убраны назад, губы были гладкие и влажные от привычки, которую я узнал позже, постоянно и бессознательно их облизывать. Она протянула мне блюдо — пирог, из которого засочился густой пурпурный сок, а из-под решетки выглядывали желтые фрукты. Я посмотрел ей прямо в глаза, не веря собственным. Все это зрелище было для меня. Пирог, конечно, но кроме него — переход ее щечек от розового, взволнованного к румяному, удивленному. Я понял в одно мгновение, что она чувствовала, потому что ее выражение идеально отражало неистовые удары сердца в моей груди. Удивление. Трепет. Резкий всплеск желания и жажды. Я видел все это в ее румянце, сдержанной улыбке, глазах. Она выглядела немного безумной, за этой маской внутри она вся вспыхивала. — Это для меня? — спросил я, ощутив, как все мое тело склонялось к ней. Она снова облизнула губы и улыбнулась, кивая. Когда она улыбалась, ее глаза превращались в маленькие полумесяцы. Я подумал, что она была самым милым и прекрасным созданием, которое я когда-либо видел. 挂念 |