Кристина Лорен Немного сумасшедшая
 Скачать 406.5 Kb.
|
|
Глава 8 2 июля Я наблюдал, как она разбирала свою холщовую сумку, выкладывая перед собой ингредиенты для нашего ужина. — Позволь мне заплатить за что-нибудь, — сказал я, когда она положила на стойку темно-фиолетовую гроздь винограда. — Ни за что, — она взглянула на меня через плечо и улыбнулась. — Дрю. Серьезно. Внутри меня что-то перевернулось от того, как прекрасна она была. Гладкая кожа с красивым оттенком, зацелованная солнцем. — Нора, ты готовила для меня ужин двадцать вечеров подряд. Пожалуйста, позволь мне заплатить тебе за это, — умолял я ее глазами, желая дать ей понять, как сильно я этого хотел, как много ее простая доброта значила для меня. Питание для меня было больше, чем поддержание энергии и здоровья. С ней это становилось тем, что оно собой представляло — ее заботой и уходом, неким совместным занятием. Я привык заботиться сам и получать заботу в ответ. В деревнях я навещал и помогал тем, кто не мог помочь себе сам. Я охотно отдавал свою энергию, а мои пациенты, как правило, принимали ее. В свою очередь, женщины во время моих командировок заботились обо мне. Они благодарили меня плодами и блюдами своей земли и своих столов. Я с благодарностью принимал все это. Но здесь все было по-другому. Что я давал Норе? Что она получала от нашего совместно проведенного времени? — Готовить для двоих легче, чем для одного, — объяснила она просто, сложив сумку и убрав ее на противоположную стойку. — Мне не хватает кого-то, для кого я могла бы готовить. На этом разговор о долге и деньгах был окончен. Она с легкостью перемещалась вокруг меня, снова принявшись разбирать и распаковывать покупки. Ее лицо не выражало никаких эмоций, но у нее была та легкая улыбка, к которой он так привык. Движения ее рук приостановились, она повернулась ко мне и спросила с легким беспокойством: — У тебя ведь есть гриль? — Гриль? Да, конечно. Он вон там. Я повел ее через свою маленькую кухню к задней площадке, указав на забытую темно-серый гриль, который находился как раз за площадкой. — Так себе, конечно, — признал я, пожав плечами и почесав затылок. — Вообще-то я его не так часто использую. Когда она усмехнулась мне, я добавил: — В смысле, вообще не использую. Она прошмыгнула мимо меня и осторожно приподняла крышку, заглянув внутрь, где все было покрыто паутиной. — Он идеален. Ее глаза пробежались по всему двору, словно ища чего-то. — Можешь очистить его от паутины, а я пока пробегусь по улице, подберу пару брусков? — Да, мэм, — ответил я, довольный тем, что мне поручили какое-то дело. В последнее время наблюдение за тем, как она готовит, сводило меня с ума. Мне приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы не преследовать ее по всей кухне, обхватив ее бедра. — Я скоро. Я смотрел на удаляющийся силуэт, который вышел через дверь и скрылся с поля зрения. Мой взгляд задержался на ее длинных, загорелых ногах. К ее возвращению с другой холщовой сумкой в руках гриль был вычищен и готов. Я улыбнулся, услышав, как открылась и закрылась дверца. Мне так нравилось та легкость, с которой она перемещалась по моему дому. Я встретил ее внизу лестницы, взяв у нее сумку. — Принесешь сюда еще какое-нибудь добро, и можно выделить в ванной местечко для твоей зубной щетки. Она улыбнулась и прервала зрительный контакт, когда ее щеки зарделись. — Прости, — пробормотала она, убрав за ухо непослушную прядь. — Я в последнее время вроде как оккупировала твою кухню, да? — Нора, — сказал я, повернув ее лицо к себе и подняв ее подбородок. — Я пошутил. Мне нравится видеть твои девчачьи цветастые миски в своей раковине. Она хлопнула меня по плечу и вручила мне пакет с древесным углем. — Ну ладно, мужицкий мужик. Разведи для женщины огонь. Мы сидели вдвоем на шероховатых деревянных ступеньках с бокалами вина в руках. Ее бедра были так близко от меня. Я чувствовал ее жар даже на позднем послеобеденном солнце. Тунцовые стейки, которые она принесла на обед, мариновались в холодильнике, а мы наблюдали, как угли меняют цвет от черного к серому и почти белому. — Вон там, – сказала она шепотом, перемещая взгляд от тлеющих брусков к моему жалкому — но чистому — двору. — Ты действительно над многим здесь поработал. Она повернулась ко мне с довольной улыбкой. — Тебе не все равно. Это заметно. — Я прибрался, — сказал я, пытаясь посмотреть на свой двор ее глазами. — Предыдущие жители реально запустили его. Она кивнула, соглашаясь с ним, и продолжила созерцать пустынное пространство. Я не мог не почувствовать себя каким-то профаном, когда представил разницу между воображаемым мной видом ее дворика и моего. Мое уважение к ней окрепло, когда я прикинул, сколько времени и сил должно было отнять у женщины самостоятельное проживание и содержание хозяйства. — Немного сумасшедшая соседка… — проговорил я, продолжая изучать глазами бокал. — Мне нравятся наши ужины. Я схожу по тебе с ума, не сказал я. Она кивнула и сделала еще один глоток вина. Солнце отражалось от хрустальной ножки бокала и от рыжих и золотых отсветов ее волос. Раньше я не замечал их: они были похожи на пламя. Внезапно я осознал значения всех метафор о поглощении пламенем, и каждая из них подходила. — Мне тоже. Потом она вдруг тихо усмехнулась, и я ждал, что она скажет еще что-то. — Вообще, это очень мило, — начала она, толкая маленький камешек по потрескавшемуся цементу носком своего ботинка. — Мне не хватает этих мелочей. Я внимал тону ее голоса, отрешенному и мягкому. Интересно, чего еще ей не хватало. — Ты имеешь в виду готовить для кого-то? — уточнил я. — Конечно, — кивнула она. — Или просто компании. С бывшим мне было… хорошо. Это единственное, что я могу сказать. Но нам не было восхитительно. Настал мой черед кивать. Я понимал, о чем она, — получать удовольствие от общения с человеком, но не ощущать принадлежности друг другу. — Мне не хватает именно глупостей, — начала она, качая головой. — Чтобы кто-то косил траву на лужайке, доставал с полки что-то тяжелое… — Она улыбнулась, и я слегка подтолкнул ее локтем. Тогда она продолжила самым нежным голосом. — Мне бы не помешало дружеское плечо… — она замолкла, а затем облизнула губы и подняла бровь. — Хотя с некоторыми вещами я и сама могу справиться. Румянец исчез, и она сделала большой глоток. Моей коже было слишком жарко, а рукам — слишком пусто. — А сейчас сможешь? — поддразнил я ее. — Определенно. Ее губы преобразились в хитрой улыбке, и затем она отвернулась, но я успел ее увидеть. — Я был бы не против услышать об этом больше. Нора взглянула на меня изучающим взглядом. — Думаю, это будет проблематично. — Да? Только тогда я осознал, как близко мы были друг к другу. Мне нужно было только чуть-чуть наклониться, и я мог поцеловать ее. — Да, — прошептала она, улыбаясь загадочной легкой улыбкой. — Думаю, пора достать рыбу. Она встала и пошла в дом, вернувшись через пару мгновений с большой тарелкой с тунцовыми стейками и нарезанными овощами. Когда она разложила рыбу на раскаленной металлической сетке, та зашипела, и богатый аромат дыма и кунжута напомнил о многих прошлых ужинах — ужинах, которые были менее интимными, менее домашними, менее… всякими. В этот вечер я не хотел о них думать. Ужин приготовился быстро, и мы снова сидели друг напротив друга за моим избитым кофейным столиком. Я откусил большой кусочек и закрыл глаза от того, как рыба таяла во рту. Я мурлыкал, продолжая жевать, и совсем не удивился, когда увидел, что она смотрит на меня. — Сколько у тебя татуировок? — спросила она, рассматривая мои руки, плечи и шею. Я перестал жевать, обдумывая ответ, не в силах отвести взгляд от ее глаз, молчаливо оценивающих мое тело. — Много, — ответил я с улыбкой. Она подняла на меня почти удивленный взгляд, как будто настолько увлеклась своими мыслями, что забыла собственный вопрос. — Это не очень вежливо, — упрекнула она меня, напоминая о предыдущем разговоре. Она спросила, почему я не хотел, чтобы она узнала меня лучше. Я был ошарашен, потому что настолько погряз в своей рутине, что мне никогда не приходило в голову, что ей захочется узнать меня таким образом. Я понимающе кивнул. — Я начинал с большего количества. И добавлял к ним еще, пока они не растворились друг в друге. Так что, отвечая на твой вопрос, сейчас у меня их меньше, просто они покрывают большую площадь моей кожи. Она положила в рот горошек, жуя и размышляя о моем ответе. Ее язык выскользнул, чтобы слизнуть каплю соуса с палочки для еды. Мне пришлось отвести взгляд. — Сколько пирсингов? — Шесть, — ответил я, сделав большой глоток вина. – Кстати, вкусно. — Шесть, — мягко повторила она, больше для себя, чем в качестве ответа. Ее голос был тихим, взгляд перемещался вдоль и поперек, будто она пыталась насчитать те серьги, которые видела – и те, которых не видела. Я опустил голову, чтобы взять еще один кусочек в попытке спрятать улыбку. Тихонько подвинувшись, она вытянула ногу вдоль края стола, и ее обнаженная ступня оказалась на моем бедре. Руку обожгло желание дотянуться и прикоснуться к гладкой коже. — Ты не тот, кем кажешься. Я встретился с ней глазами. — Что ты имеешь в виду? — Снаружи. Ты не тот, каким кажешься снаружи. Тогда я широко улыбнулся. — Ты тоже, — многозначительно сказал я, вспомнив о ее маленьком секрете, который она мне показала. Она выдержала мой пристальный взгляд, и на ее губах возникла понимающая улыбка. — Я знаю. 挂念 23 августа Все, что он чувствовал — это огрубелые руки и сырость. Воздух был полон странной постоянной тихой музыкой абсолютной тишины. В деревне было так тихо. Где была суета, которой Дрю приехал сюда служить? Где был хаос? — Я нужен был Томми, — пробормотал Дрю, объясняя воздуху, почему он находился в тысячах миль от Норы. — Не только люди важны, нужны именно мелочи. — Выпей. Воду осторожно влили ему в горло. Он попытался сесть, взять бутылку сам, но его руки сильно тряслись. Вода пролилась ему на шею, на грудь. — Не двигайся так много. Ты такой деятельный человек. Зачем тебе постоянно нужно что-то делать? За этим последовал теплый бульон из миски, заботливо прижатой к его губам. Он закашлял, слабо отстраняя его. — Не хочу. — Ш-ш-ш… — успокаивал его голос Лин. — Тебе нужно что-нибудь кроме воды. Большую часть времени он проспал. Дрю не знал, сколько циклов тьмы и света сменились в его комнате. Солнце появлялось и исчезало, оставляя после себя облегчающую темноту и прохладу. Ночь была тяжелее — именно тогда приходила Нора, и ему почти удавалось убедить себя, что она была здесь, лежала рядом с ним, но когда он протягивал к ней руки, то не ощущал ничего, кроме воздуха. Но для его кожи ночь была и уютнее. — Из-за тебя мне хочется здесь остаться, — эти слова были произнесены на английском, и словно его собственным голосом. — Тише. Береги свои силы, Xiao huo tou. — Я не знаю, как сказать тебе это так, как хотел бы, - объяснил он с умоляющими закрытыми глазами. — Я уезжаю в Китай. — Поспи. 挂念 …Соседка… 挂念 … банановые ноги… 挂念 … мне нравятся твои девчачьи цветастые миски… 挂念 … не тот, кем кажешься… 挂念 25 августа Проснувшись, Дрю услышал голоса с улицы впервые за все время, вспотевший и рассеянный. Комната двигалась и кружилась, пока он не закрыл глаза. — Входи, немного сумасшедшая соседка, — сказал он, тяжело смеясь над собственной шуткой. Голоса Томми и Лин, затем тихий вздох, всхлип и какое-то шарканье у двери и на улице. Все стало для его слуха слишком тихим. Дрю снова уснул. 挂念 Кто-то вошел в комнату, а Дрю даже не постарался открыть глаза. Воздух был тяжелым и успокаивающим. Он услышал шарканье и лязганье горшка на маленькой печи. Чья-то рука подняла ему голову, и он попил. Бульон в забытье по вкусу напоминал еду Норы. В своих фантазиях он угадывал трудноуловимые следы ее готовки. Какие-то руки снова прикоснулись к его лицу, но уже более мягкие руки, и Дрю гадал, как долго он не брился, что его щетина пробивалась через кожу нещадимых пальцев милой Лин. — Я оброс, — промямлил он. — Прости меня, я… — Ты прекрасен, — прошептала Нора в его сне. 挂念 26 августа Солнечный свет выбелил все в комнате, и Дрю прижал ладони к глазам, на миг, возвращая себе темноту. В доме было тихо. Он был один. Дрю глубоко вдохнул и открыл глаза, ожидая, что комната сейчас закружится. Но она не закружилась. Он медленно сел. В доме было чисто, и он с трудом сглотнул: ее знакомый запах все еще был у него в голове. Реалистичные сновидения рассеивались слишком быстро, но в этот раз ее запах почему-то не исчезал. Дрю подвинулся на край кровати и обхватил голову руками. Тишину и спокойствие комнаты нарушил пронзительный визг из улицы, и он вскочил, но потом наклонился над столом, чтобы успокоиться. Кричала не Лин. В голове мелькали образы: ласковые карие глаза, гладкие пальцы, бульон, напоминающий ему дом. Успокаивающий шепот и обещания ночью. Нора? Спотыкаясь, он вышел к душевой, и его ноги едва держали его, когда он стоял в оцепенении, глядя, как она наклонилась, чтобы поднять коробку с мылом. Дрю усиленно моргал и слегка пошатывался из-за вынужденного движения – она не исчезала. Он повернулся и пристально смотрел на дом, пытаясь вспомнить, что лежало на столе рядом с кроватью, с которой он не вставал несколько дней. На нем не было ничего, что могло вызвать галлюцинации, никаких признаков того, что он страдал от чего-то большего, чем бред вследствие лихорадки. Он снова повернулся к дверному проему маленькой душевой на улице. Она все еще была там, все еще спиной к нему. Ее рука влекла за собой мыльную вуаль вдоль бока, и пена стекала вниз по ее обнаженной спине, бедрам и вилась вокруг колена. — Нет, - прошептал Дрю, не веря своим глазам и боясь убедиться, что все это было лишь плодом его воображения. — Твою мать! — вскрикнула Нора, выругавшись и инстинктивно прикрыв грудь. В изумлении она взглянула на него, и Дрю ощутил, как участилось его дыхание. Он согнулся, хватаясь за дверной косяк. — Дрю? — прошептала она, опустив руки. — Детка, ты в порядке? Она посмотрела куда-то ему за спину, словно ожидая, что за ним придет Лин с чашкой бульона и какими-то травами. Дрю молча кивнул. Она была так прекрасна. Она была рядом. Она все еще была его. Она опустила руки и протянула их ему, маня его к себе. Когда она это сделала, его сердце переполнилось чувствами, заколотилось в бешеном ритме, и полились слезы, побужденные сокрушительными рыданиями в груди. Это она сейчас была обнажена, но именно Дрю стоял, замерев и полностью обнажив свою душу перед ней. — Ш-ш-ш, милый. Иди ко мне, — сказала она, кивая и маня его рукой. — Не могу поверить, что ты встал на ноги. Он не мог пошевелиться. Не потому, что не хотел подходить к ней – ему хотелось больше всего на свете дотронуться до ее кожи, услышать запах ее волос, да просто, черт возьми, расцеловать ее самозабвенно, сказать, что любит ее – а потому, что боялся: если пошевельнется, она исчезнет. — Что… — произнес он, качая головой и вытирая слезы. — Как? Она облизнула губы и, поскольку он мешкал, задумалась, не стоит ли ей прикрыться. Она потянулась за полотенцем, подвешенным на стене небольшой кабины. — Нет, — сказал он громко, слишком громко — так громко, что она слегка оторопела, и его голос надломился над единственным слогом. Он охрип от этого необдуманного выкрика, но прохрипел, — Боже, пожалуйста, Нора, не надо. Дрю почувствовал, будто потеряет рассудок, если она накроется, если он потеряет хоть какую-нибудь ее часть из вида. Нора опустила руку и улыбнулась. Ее глаза сузились от улыбки, и тогда Дрю направился к ней, совершенно не в состоянии остановиться. Он практически упал на нее, но она была достаточно близко к стене, и его толчок просто прижал ее к каменной стене душевой. Дрю услышал ее всхлип, и ее руки обняли его за плечи. Тогда он совершенно потерял самообладание, испустив выдох облегчения и сжав ее так сильно, как только мог. Ее руки. Ее голос. Ее запах. Все это было реально. Вода просочилась сквозь его одежду и заставила его вздрогнуть, но Дрю приложил все усилия, чтобы она не отпустила его. Она была рядом. Она не исчезла. — Я нашла тебя, — прошептала она, гладя его по плечам. 找到 Нора гладила его по спине, пока он не успокоился. Дрю был на несколько сантиметров выше ее, но она крепко его держала, медленно покачиваясь, пока он не прислонился к стене. — Тебе нужно лечь. Он покачал головой. — Я не могу оставить тебя. — Я почти закончила, - сказала она с легкой улыбкой. — Хочешь тоже искупаться? Сможешь постоять пару минут? Он кивнул. Ее пальцы нежно проскользнули под его рубашку, затем потянули ее, и, выжидательно подняв брови, Нора показала ему, чтобы он протянул руки вверх, когда она поднимала рубашку у него над головой. Она отстегнула ему штаны и опустила их, не отрывая взгляда от его глаз. — Тебе холодно? Он снова просто кивнул. — Вот, — сказала она, поднося мочалку к его груди. — Вода действительно была горячей. Теперь, вроде, ничего. Нора взяла чашку и вылила немного воды на его грудь, глядя ему в лицо, чтобы убедиться, что все в порядке. Другая чашка полилась ему на спину. Она осторожно подняла подбородок Дрю и вылила еще одну чашку ему на волосы. И так, нежными и родными руками, которые кормили его столько вечеров, Нора мыла его. Поднявшись на носочки, она мыла ему голову, опустившись на колени – его ноги. Ее волосы были влажными и убранными назад, от лица. Дрю совсем забыл, как далеко они доставали вдоль ее спины. Ее шея была длиннее, чем запечатлела его память. Длинная и гладкая, она напряглась, когда Нора достигла его бедер. Ее уши были маленькие и не проколотые. Раньше Дрю никогда их не разглядывал. Ее губы были полнее, они немного потрескались. Он представил, как она постоянно кусала их, глядя, как Дрю то бредил, то приходил в себя. Ее ключицы показались ему острее – она похудела? Ее руки были в точности такими, как он запомнил, но плечи стали сильнее. Только когда Дрю осознал, как много он упустил в описании ее для рисунка Лин, он по-настоящему поверил, что она была рядом. Его воображение не могло представить ее в точности такой, какой она была сейчас перед ним. Что-то шевельнулось в его груди, облегчение, столь глубокое, что ему удалось вытеснить осколки чего-то животного из его груди. — Я люблю тебя, — его голос сорвался, и последнее слово застряло в горле. Она подняла взгляд и поморщилась от его слов. Она встала и обвила руками его шею. |