В.В. РАДАЕВ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ социология КУРС ЛЕКЦИЙ. Курс лекций ббк 60. 5 Р12 Радаев В. В

• Название: Курс лекций ббк 60. 5 Р12 Радаев В. В
• Анкор: В.В. РАДАЕВ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ социология КУРС ЛЕКЦИЙ.doc
• Дата: 11.02.2017
• Размер: 2.01 Mb.
• Имя файла: В.В. РАДАЕВ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ социология КУРС ЛЕКЦИЙ.doc
• Тип: Курс лекций; #2566
• Категория: Социология. Политология
• страница: 17 из 33

Лекция 16. КЛАССИЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ СТРАТИФИКАЦИОННОЙ ТЕОРИИ

В течение долгого времени в нашей стране представления о социальной стратификации почти целиком основывались на признанной в качестве официальной версии марксистской теории классов. Освоение западного теоретического арсенала приводит нас сегодня к следующим выводам. Во-первых, современные марксистские (“нео” и “постмарксистские”) трактовки классового общества порою расходятся между собой до взаимоисключения. Во-вторых, существуют десятки немарксистских трактовок самого понятия “класс”. Наконец, в-третьих, проблемы социальной стратификации несводимы к различиям между классами, и существует еще масса других членений общества. В данной лекции речь пойдет о трех классических направлениях стратификационных теорий — марксизме, функционализме и веберианстве. Начать оправданно с наследия К. Маркса уже хотя бы в силу той совершенно особой роли, которая ему отводилась в советском обществе.

Марксизм. Прежде всего попытаюсь показать принципиальные особенности исходной марксовой теории классов¹²⁰:

1. В основе этой теории лежит позиция экономического детерминизма, за которым скрывается несколько “приглушенный” технологический детерминизм: утверждается, что базис общества образуют производственные отношения, а они в конечном счете определяются уровнем и характером развития производительных сил, в первую очередь средств труда.

2. Ядром производственных отношений являются отношения собственности на средства производства, служащие основным критерием выделения классов. Прочие критерии значимы для выделения групп и страт уже внутри зафиксированных классов.

3. Классы есть нечто большее, нежели номинальные статистические группы; класс — это отношение. Ввиду того, что непосредственные производители отчуждены как от собственности, так и от получаемого продукта, классовые отношения суть отношения эксплуатации — присвоения чужого неоплаченного труда.

4. В каждом обществе существуют классы основные и неосновные. Классовая борьба является основополагающим фактом мировой истории, а главной движущей силой общественного развития и прогресса — борьба основных классов. Все прочие социальные группы находятся в орбите этого классового противостояния.

5. В капиталистическом обществе основными классами являются буржуазия и пролетариат. Воспроизводство капитала сопровождается дифференциацией собственности и доходов, углубляющейся поляризацией общества в целом.

6. Положение класса в структуре общества определяет его объективные интересы. Их осознание пролетариатом как классом, наиболее передовым из эксплуатируемых, превращает его, вслед за буржуазией, из “класса в себе” в “класс для себя”. Процесс этого превращения хотя и противоречив, но в принципе неизбежен.

7. Осознание интересов приводит к мобилизации пролетариата и руководимых им нижних слоев в коллективном действии, направленном на революционное преобразование общественного базиса, а с ним — и всей системы общественных отношений.

Схема эта, конечно, не сообщает ничего нового людям, получившим советское образование. Но далеко не каждый из них осведомлен о том, как эта теория развивалась впоследствии: неомарксизм неортодоксального толка у нас фактически попросту замалчивался (кстати сказать, рецидив подобного подхода мы обнаруживаем и сейчас, но на этот раз склонны замалчивать уже учение самого К. Маркса). Между тем марксизм XX столетия удивительно разнолик. Здесь и ленинская линия, и вариации от сталинизма до маоизма, и социал-демократические концепции, и взгляды таких несколько особняком стоящих крупных фигур как Д. Лукач и А. Грамши. На интересе к “молодому” К. Марксу сформировался австромарксизм с двумя поколениями Франкфуртской школы, давшей в итоге целый ряд известных имен (М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе, Э. Фромм), а также экзистенциальный марксизм во Франции (Ж.-П. Сартр, М. Мерло-Понти). Марксизм “спровоцировал” появление и ярких ревизионистов в странах “социалистического лагеря” (в первую очередь, в Югославии, Венгрии и Польше)²²¹.

С течением времени и накоплением исторического опыта охарактеризованная выше марксова теория классов многосторонне критиковалась и пересматривалась по следующим пунктам.

1. Экономический, а тем более технологический, детерминизм — лишь один из возможных подходов к общественному развитию.

2. В результате корпорирования экономики, “революции управляющих” и возникновения элементов “народного капитализма” произошла своеобразная “диффузия собственности”. В результате последняя утратила свою роль основы противостояния классов.

3. Аргументы экономистов-маржиналистов против трудовой теории стоимости суть и аргументы против теории прибавочной стоимости, а следовательно, и тезиса о том, что неимущие классы обязательно подвержены эксплуатации.

4. Анализ фактических данных не подтвердил предположения о неизбежном усилении социальной и экономической поляризации в ведущих западных обществах. Напротив, в них зафиксировано расширение средних слоев.

5. Подверглась ревизии посылка о чуть ли не прямой причинно-следственной связи между положением классов, их групповым сознанием и совершаемым коллективным действием.

6. Зафиксировано снижение организованности и революционности рабочего класса, позволившее поставить вопрос об историческом уничтожении пролетариата в процессе его “обуржуазивания”.

7. Явные затруднения возникли у ортодоксальных марксистов с объяснением социальной структуры общества советского типа, применительно к которому отрицалось существование как принципиальных различий в отношениях собственности между классами, так и серьезных социальных конфликтов.

Такого рода критика, низводящая “экономический класс” в ранг только одной из ряда объясняющих общественное развитие переменных, побудила новые поколения марксистов искать ответные ходы. Важнейшие из них, на наш взгляд, таковы.

1. Отказ от экономического детерминизма. В работах марксистов-структуралистов, среди которых выделяется Н. Пуланцас (последователь Л. Альтюссера), общественный процесс предстает в первую очередь как воспроизводство определенной структуры социальных мест, ячейки которой могут заниматься разными социальными агентами. Принципиально важно, что структурные рамки не ограничиваются у данного автора одними только экономическими отношениями, но включают также отношения политического

и идеологического господства и подчинения (здесь не обошлось без влияния А. Грамши)³²².

В конце 70-х годов эта позиция подверглась радикализации. Основной тезис неомарксистов П. Хирста и Б. Хиндесса состоит в принципиальной невозможности редуцировать многообразие социально-политической реальности к классовым отношениям. Политика и идеология представляются им вполне самостоятельными аренами социального действия и классовой борьбы⁴²³. Таким образом, если основоположники марксизма указывали на две важнейшие движущие силы общественного развития (прогресс производительных сил и борьба классов), то теперь в этом качестве выступает лишь второй из них. На политико-идеологическом “классообразовании” акцентирует внимание, в частности, А. Пржеворски. Классы, по его убеждению, образуются никак не до, а лишь в процессе самой этой борьбы как результат коллективного организованного действия, прежде всего действия политических партий⁵²⁴.

2. Отказ от собственности в пользу управления. Теория “менеджерской революции”, перекроившей ряды “капитанов бизнеса” и поставившей вопрос о том, сохранилась ли вообще капиталистическая система, марксистами воспринималась не слишком благосклонно. Они заявляли, что отделение собственности от управления коснулось в большей степени юридической стороны хозяйственных отношений. Посредством тщательного анализа институциональных связей внутри и между хозяйственными корпорациями неомарксисты стремились показать: отделение собственности от управления не размывает эффективного контроля класса капиталистических собственников⁶²⁵. При обсуждении же концепции “народного капитализма” подчеркивалось: увы, “однофунтовая” акция никак не делает владеющего ею рабочего реальным собственником.

В целом центр тяжести явно смещается с вопроса “кто имеет?” на вопрос “кто контролирует?” И закономерно все большее внимание уделяется содержанию и организации трудового процесса. В лекции 10 уже упоминалась нашумевшая на Западе в середине 70-х годов работа X. Бравермана. Современные технологии, по его мнению, не столько обогащают труд, сколько способствуют поляризации квалификационных групп. Причем большинство “синих” и “белых” воротничков подвергается деквалификации (“deskilling thesis”) и все более подпадают под власть монополистического капитала⁷²⁶.

3. “Прощание с пролетариатом”. Исследование содержания и организации трудового процесса привело одного из французских последователей Г. Маркузе С. Малле — к выводу о возникновении в послевоенный период “нового рабочего класса”, включающего мастеров, технический и лаборантский персонал, а также наиболее квалифицированных рабочих, в первую очередь в новейших автоматизированных отраслях⁸²⁷. “Новый рабочий класс” отличается как от “рабочей аристократии” в терминах Ф. Энгельса или В.И. Ленина, так и от полулюмпенских массовых пролетарских слоев. Он обладает более высокой производительностью по сравнению с пролетарскими слоями традиционных отраслей и наибольшими потенциями к реформированию существующих базисных отношений.

Более радикален его соотечественник А. Горц, просто поставивший крест на “исторической миссии пролетариата” и вообще “попрощавшийся с рабочим классом”, который, по его убеждению, превращается в “не-класс не-рабочих” (“non-class of non-workers”). Горц утверждает, что сегодня рабочий класс лишен и власти, и каких-либо перспектив ее завоевания⁹²⁸. Задача этого класса, таким образом, состоит не в завоевании власти, а в освобождении в труде, а еще более — от труда. Из этой позиции и утверждений типа “труд сейчас существует вне рабочих” не вполне, однако, понятно, как произойдет это освобождение практически.

4. Отказ от теории стоимости. Многие неомарксисты отвергли классическую теорию стоимости и прибавочной стоимости, не

отказываясь при этом от общей теории эксплуатации. Так, представитель “аналитического марксизма” Дж. Ремер, почерпнув ряд понятий из арсенала теории игр, вводит в оборот “правила изъятия” (“rules of withdrawal”). “Сухой остаток” его рассуждений таков: эксплуатация одних групп другими реальна в том случае, если при условном выходе из данной экономической системы кто-то относительно выигрывает, а кто-то проигрывает. Наличие эксплуатации как основы классовых отношений, таким образом, определяется самой возможностью лучшего удела¹⁰²⁹.

Это “растягивание” понятия эксплуатации до рамок чуть ли не всякого потенциально устранимого неравенства, пополнение Дж. Ремером теоретического арсенала понятиями “квалификационной” и “статусной” эксплуатации расширяет, конечно, и возможности конструирования новых классов. Пример творческого применения “правил изъятия” дает впоследствии Ф. Ван Парийс. Он выводит так называемую трудовую эксплуатацию: она осуществляется работающими по отношению ко всем безработным, которые, безусловно, выиграли бы при уравнительном распределении работы. При этом не исключается и возможность формирования класса безработных как “класса для себя”¹¹³⁰.

5. Отказ от грубого объективизма. В фундаментальном историко-социологическом труде “Становление английского рабочего класса” представитель “исторического марксизма” Э.П. Томпсон указывает на историческую неоднородность как господствующих, так и угнетаемых классов, неоднозначность и разнонаправленность их коллективных действий, на сохранение сильных элементов традиционного (в том числе морального) сознания. Он пытается уйти от объективизма, характерного для марксистского анализа. “Класс возникает тогда, — пишет он, — когда какие-то люди в результате унаследованного или заимствованного общего социального опыта ощущают общность своих интересов и выражают ее как в отношениях между собой, так и в отношениях с теми, чьи интересы отличны или, часто, противоположны”¹²³¹. Связь экономического положения с групповыми интересами оказывается здесь намного более сложной.

6. Поиск средних классов. Американский социолог Э.О. Райт встраивает в теоретическую конструкцию марксизма категорию средних слоев. С этой целью он вырабатывает исходную концепцию “противоречивых классовых расположений” (contradictory class locations). Если традиционный марксизм обычно придерживается принципа “одно место в структуре — один класс”, то Райт размещает свой “средний класс” сразу в нескольких позициях. Между классами рабочих и капиталистов оказываются менеджеры разного уровня, между крупной и мелкой буржуазией занимают место мелкие наниматели, а между последней и рабочими находятся “полуавтономные работники” (специалисты, ремесленники). Противоречивое положение этих групп обусловливает и противоречивость их интересов, хозяйственных и политических стратегий¹³³².

7. Рассуждения по поводу “нового класса”. Что касается общества “реального социализма”, то самая известная попытка его объяснения в классовой терминологии была предпринята югославским ревизионистом М. Джиласом в его концепции “нового класса”. По мнению этого автора, социалистические революции привели к утверждению власти особого класса, использующего в качестве своей базы коммунистическую партию и состоящего из части вчерашних революционеров и “наростов бюрократии”¹⁴³³. Получив монопольную политическую власть и используя государство как аппарат насилия, этот класс распоряжается всей национальной собственностью (включая, косвенно, и собственностью на рабочую силу), обращая ее в источник собственных привилегий. Все же прочие виды собственности попросту уничтожаются. Продолжателем идей Джиласа стал М. Восленский, также исходящий из базовой посылки, согласно которой социалистическая собственность — это собственность нового класса, называемого “номенклатурой”¹⁵³⁴.

Функционализм. Функционалистское направление стратификационных теорий продвигалось параллельно марксизму и получило

наибольшее теоретическое и эмпирическое развитие в 40–60-х годах нашего столетия в американской социологии. Последняя дала множество разных побегов, но в целом сложилась на почве функционализма, переносящего аспект с конфликта групповых интересов на проблемы нормативной интеграции общества. Стратификационные исследования местных сообществ (“community studies”) с помощью репутационного метода проводятся еще с 20-х годов (Р. Линд, У. Уорнер и др.)¹⁶³⁵. Однако они еще не отличаются особой теоретической строгостью. Фундаментальной основой данного направления становится аналитический подход Т. Парсон-са¹⁷³⁶. А в наиболее концентрированном виде стратификационная теория функционалистов изложена К. Дэвисом и У. Муром в 1945 г.¹⁸³⁷

Общая логика рассуждений функционалистов такова.

1. Социальная дифференциация, во-первых, является неотъемлемой чертой всякого общества, а во-вторых, она функционально необходима, ибо выполняет в обществе функции стимулирования и социального контроля.

2. В результате развивающегося разделения труда индивиды реализуют в данном обществе какие-то полезные функции и, соответственно, занимают разные социально-профессиональные позиции. Это одновременно и разделяет, и связывает их воедино.

3. Людям свойственно ранжировать социально-профессиональные позиции, давая им моральную оценку. Почему одни профессии кажутся нам престижнее других? В основе ранжирования лежат два фактора: функциональная важность для общества (степень содействия общественному благу) и дефицитность выполняемой роли. Дефицитность же профессии, в свою очередь, определяется необходимостью получения особой квалификации. Например, профессия шофера куда менее дефицитна, чем профессия врача, поскольку получение последней сопряжено со значительно более длительным периодом обучения.

4. Те позиции, которым приписывается более высокий ранг в соответствии с их важностью и дефицитностью, обеспечивают их обладателям в среднем и более значительные вознаграждения: доходы, власть и престиж.

5. Существует конкуренция за более престижные места, в результате которой их занимают наиболее дееспособные члены данного общества. Таким путем и достигается функциональность общественного организма.

В итоге функционалистская стратификационная схема принимает форму длинной непрерывной статусной шкалы, которая складывается из множества профессиональных групп и наверху которой находятся министры и менеджеры, а внизу — неквалифицированные рабочие. На этой шкале нет разрывов, деления на какие-то более или менее четкие классы. Нет здесь места и классовой борьбе. А то, что функционалисты повсеместно называют “классами”, есть ни что иное, как статусно-престижные группы.

В дальнейшем наиболее сильным направлением функционалистских исследований становятся “высокотехнологичные” (математически оснащенные) исследования факторов социальной мобильности. Строятся стратификационные модели и индексы, увязывающие основные переменные, к которым относятся, как правило, профессия, образование и доход. С помощью этих моделей описывается осуществление в обществе стабилизирующих функций¹⁹³⁸. И делается это во многом в противовес марксистам, которые чаще всего не затрагивают проблемы социальной мобильности и интересуются скорее структурой классовых позиций, нежели распределением по ним индивидов. К тому же признание широкой мобильности означало бы возможность снятия классовых противоречий посредством простого передвижения по социальной лестнице без “революционного низвержения эксплуататорского строя”.

Сама по себе функционалистская система достаточно логична. Однако она базируется на ряде отнюдь не бесспорных предпосылок. Явно или неявно предполагается следующее:

• люди придают основное значение социально-профессиональным позициям и стремятся повысить именно этот социальный статус;

• они обладают способностью рационально оценивать такие позиции;

• общество интегрировано в силу наличия в нем консенсуса по поводу основных ценностей (существует “общепризнанная система оценивания”), что позволяет людям достаточно устойчиво относить одни профессиональные позиции к верхним ступеням иерархии, другие — к нижним;

• общество “открыто”, т.е. отсутствуют какие-либо устойчивые монопольные привилегии, напротив, в условиях более или менее явного равенства возможностей происходит реальная конкуренция за лучшие места.

Впоследствии эти предпосылки многократно подвергались критике, основные доводы которой сводились к следующему. Не существует неизменной человеческой природы, тем более сводимой к рациональному действию. В обществе нет единой стратификационной системы, и в основу ранжирования, в зависимости от типа культуры, могут закладываться различные ценности. Неравномерное распределение власти и авторитета постоянно нарушает интегративные порядки. Наконец, конкуренция за престижные места сплошь и рядом ограничивается относительной закрытостью статусных групп.

И марксизм, и функционализм, всегда претендовавшие на универсальность, несомненно были продуктом конкретных исторических условий. “В то время как марксистская теория безошибочно отразила характер социальных и политических конфликтов в Европе XIX века, функционалистская теория не менее ясно отразила социальную обстановку в США, где никогда не возникало ни политического движения рабочего класса, ни идеологии рабочего класса, и где социальная иерархия громадным большинством понимается как система свободно организованных статусных групп, членство в которых зависит от индивидуальных способностей”²⁰³⁹.

Веберианство. Основные работы М. Вебера были написаны еще в начале нашего столетия. Однако долгое время поле стратификационных теорий оставалось ареной борьбы между марксистскими И функционалистскими концепциями. И лишь 70-е годы были отмечены печатью “веберовского ренессанса”, давшего, помимо прочего, и множество трудов по социальной стратификации и мобильности. Ренессанс был вызван отчасти переводом и переизданием основных трудов М. Вебера, а отчасти — разочарованием ученой публики в традиционных направлениях социологической

мысли. Для многих “открытие” этих трудов стало своеобразным лекарством от марксистской и функционалистской односторонности. Принципиальные подходы к анализу социальной структуры, которые были продемонстрированы М. Вебером и его последователями, можно сформулировать следующим образом.

1. В основе любой стратификации (отнюдь не только в политической сфере) лежит распределение власти и авторитета. Вопреки мнению марксистов, властные отношения не увязываются жестко с отношениями собственности, а вопреки представлениям функционалистов — несут в себе явные элементы конфликтных начал.

2. Центр тяжести переносится со сформировавшихся структур на системы социального действия, на становящуюся структуру. При этом внимание фокусируется на типологических характеристиках индивидуального действия.

3. Утверждается плюралистический подход к анализу социальной структуры. Понятиями “класс”, “статус” и “партия” обозначаются три относительно самостоятельные плоскости экономической, социокультурной и политической стратификации.

4. Изменяется понимание “экономического класса”. Отношение к собственности становится частным критерием. Акцент же делается на рыночные позиции групп. Принадлежность к классу определяется жизненными шансами (life-chances) на рынках товаров и рынке труда.

5. Жизненные шансы социальных групп не только определяются их текущим положением на разных рынках, но и рассматриваются как продукт специфических карьерных возможностей. Перспективы социальной мобильности являются важным внутренним моментом, конституирующим сравнительные позиции разных групп.

6. Наиболее интересными и сложными моментами становятся, во-первых, анализ статусных позиций, определяемых престижем образования и профессии, стилем жизни, социокультурными ориентациями и нормами поведения, во-вторых, выявление связи статусных позиций с рыночными позициями. В статусных группах видят реальные общности, осуществляющие коллективное действие, — в противоположность классам, представляющим лишь возможную основу подобного действия²¹⁴⁰.

К преимуществам веберовского подхода можно отнести его разностороннюю сбалансированность, позволяющую включать

конфликтные и функциональные элементы; выявлять социальных акторов, не теряя при этом структурных рамок, в которых они действуют; вносить в стратификационный анализ динамические элементы. Посмотрим, как развивалось данное направление в последние десятилетия.

Позиция, в соответствии с которой классы формируются в процессе коллективного действия, была основательно проработана британским социологом Ф. Паркиным. Коллективное действие нацелено на монополизацию ключевых ресурсов, к которым, помимо собственности относятся образовательно-квалификационные дипломы, а также расовые, языковые, религиозные атрибуты, словом, все, что может быть использовано для улучшения жизненных шансов данной группы²²⁴¹. Это коллективное действие принимает форму социального “ограждения” (closure) от других претендентов на ресурсы и вознаграждения. Ограждение выступает в двух основных формах:

• “исключение” (exclusion), под которым понимается “попытка одной группы сохранить и защитить свою привилегированную позицию за счет какой-то другой группы через процесс ее субординации”;

• “узурпация” (usurpation), подразумевающая, напротив, “использование власти в отношении вышестоящих групп”²³⁴².

Большинство классов в одно и то же время осуществляет разнонаправленные действия. Так, определенная группа рабочих (белые, протестанты, мужчины) может выступать в роли “узурпаторов” (“солидаристов”) в отношении к своим нанимателям и одновременно монополизировать свои позиции на рынке труда, проводя политику исключения в отношении других групп рабочих (черных, цветных, католиков, женщин и т.д.)²⁴⁴³. Важно отметить, что класс здесь начинает рассматриваться не как нечто жестко детерминированное структурой, но как процесс выработки и реализации стратегий по заявлению и отстаиванию своих экономических и политических прав.

Веберовский плюралистический подход к анализу социальной структуры последовательно отстаивается У.Г. Рансименом, считающим,

что класс, статус и политическая власть являются основами для трех отдельных общественных иерархий. Иногда они могут сходиться очень близко, но в принципе всегда остаются относительно самостоятельными стратификационными системами. Более того, между их категориями даже нет особо тесной связи²⁵⁴⁴. Рансимен воюет с однокритериальным членением общества и в рамках собственно классовой теории, утверждая, что ни профессионально-должностное положение, ни размеры дохода не могут служить достаточным основанием для выделения классов. Этот автор отстаивает позицию, основанную на многокритериальности, на единстве трех критериев наличия или отсутствия экономической власти, включающих:

• возможности контроля (распоряжение экономическими ресурсами);

• размеры собственности (юридическое владение ресурсами);

• рыночные позиции (marketability) (обладание необходимыми способностями или квалификацией)²⁶⁴⁵.

У. Рансимен широко использует понятие “власти” не в узком “партийно-политическом”, а в широком, социологическом значении — как основу любого структурного процесса: образования класса, статуса или партии²⁷⁴⁶. Но значительно раньше эта универсальная роль властных отношений была показана немецким социологом Р. Дарендорфом, у которого классы становятся аналитической категорией, отражающей распределение власти и авторитета между социальными группами. Отношения групп неизбежно имеют дихотомический характер господства и подчинения. Коль скоро власть и авторитет всегда остаются дефицитными ресурсами, борьба за такие ресурсы принимает форму конфликта. В результате классы оказываются ничем иным, как конфликтными группами. Этим они собственно и отличаются от страт как описательной категории, обозначающей множественные ранговые позиции, занимаемые квазигруппами на иерархических шкалах²⁸⁴⁷.

Проводя классовые различия, сторонники веберианской методологии уделяют особое внимание классам как траекториям социального движения²⁹⁴⁸. “Траекторный” подход используется, в частности, “новой кэмбриджской группой” в лице Р. Блэкберна, К. Прэнди и А. Стюарта. Они выбирают профессию как традиционный исходный элемент стратификационного членения, но определяют таковую с учетом характерной для нее внутрипрофессиональной траектории (например, рядовые клерки по многим показателям их нынешнего положения ниже квалифицированных рабочих, тем не менее они, клерки, выше с точки зрения перспектив социального продвижения)³⁰⁴⁹.

Отказ от прямолинейных классовых схем требуется, в частности, при анализе таких “стесненных групп”, как “мелкая буржуазия”, например, владельцы небольших магазинов (small shopkeepers). Это на редкость “неудобный” слой. Подобно буржуазии, лавочники владеют собственностью и привлекают (хотя и в крайне ограниченных размерах) наемный труд. По своей независимости и организации трудового процесса они близки к ремесленникам; по доходам и обеспеченности предметами длительного пользования — к квалифицированным специалистам. Но при всем том работать собственными руками они вынуждены не меньше, чем рабочий класс. По уровню образования они близки нижним социальным слоям, а по политическим пристрастиям — скорее верхним³¹⁵⁰.

В результате эмпирических исследований (Д. Локвуда — на примере клерков, Дж. Голдторпа и его коллег — на примере преуспевающих рабочих, Х. Ньюби с его коллегами — на примере фермеров) было показано, как положение любой социальной группы раскрывается через характеристику их рыночной, трудовой и статусной ситуации³²⁵¹.

Интересно посмотреть, как проявляются методологические пристрастия в выборе исследовательского объекта. Если неомарксистов более всего заботят судьбы рабочего класса и прочих нижних слоев, то внимание неовеберианцев приковывается к разного рода “срединным”, “промежуточным” группам. Именно на примере таких групп, очевидно, и можно показать, что только рассмотрение совокупности ситуационных характеристик (рыночных и трудовых, социальных и политических), дополняемое анализом укорененных ценностей и устойчивых экспектаций, может служить основой для выделения социальных слоев и страт с присущей им спецификой идеологии, хозяйственного поведения и политических установок.

Заключение. Неовеберианцы в целом противостоят сразу двум структуралистским подходам — марксистскому, выстраивающему жесткие позиционные структуры, и либеральному, акцентирующему проблемы нормативного регулирования. Вместе с марксистами веберианцы оказываются в конфликте с функционализмом своим конкретно-историческом подходом, вниманием к властным основам отношений, выделением дискретных экономических классов. Объединяет же их с функционалистами против марксистов осознание принципиальной важности статусных различий и социальной мобильности. В то же время в своем стремлении к монизму марксисты и функционалисты предлагают более стройные логически и более влиятельные в идеологическом отношении модели социального порядка.

У марксистов, напомним, традиционная схема выглядела так: отношение двух основных классов образует основную ось; прочие слои тяготеют к тому или другому полюсу. Функционалистами конструируются более или менее длинные непрерывные шкалы социально-профессиональных позиций, обладающих различным престижем. А у веберианцев появляется множество относительно самостоятельных иерархий. И каждая социальная группа занимает сложные, комбинированные классовые и статусные позиции.

К сожалению, приходится оставить за пределами данной книги новейшие подходы к стратификационным исследованиям. Ограничимся здесь лишь перечислением тех аспектов, на которых сосредоточен основной интерес:

• сегментация рынка труда и группы занятых;

• дифференциация домашней и жилищной собственности;

• различия потребительских ориентации и стилей жизни;

• этническая и гендерная дискриминация в социально-экономической сфере;

• стратифицирующая роль социальной политики государства³³⁵².

Итак, позиции в социальной структуре — это не просто “ограниченный ресурс”, влияющий на уровень производительности, и не только рамка, ограничивающая выбор индивида, но и способ получения привилегий (или, говоря экономическим языком, рентных вознаграждений), не зависящих от деловых качеств, затраченных трудовых усилий или вложенного капитала³⁴⁵³. В целом же принадлежность человека к различным социальным группам является важной самостоятельной характеристикой, определяющей многие аспекты его хозяйственного поведения.