лекция. Современные тенденции духовно-нравственного воспитания детей и м. Лекция. Современные тенденции духовнонравственного воспитания детей и молодежи. План
 Скачать 39.47 Kb.
|
|
Лекция. Современные тенденции духовно-нравственного воспитания детей и молодежи. План Духовно-нравственный: лингвистический аспект. Диахронический срез термина – языковой единицы с сакральной семантикой. Взгляд православной педагогики на педагога-воспитателя. Духовно-нравственное воспитание – сложный психолого-педагогический процесс перевода объективных требований морали в личные убеждения человека. Стержнем духовно-нравственного воспитания является интериоризация – перевод моральных требований общества, нравственных принципов во внутренние установки человека, которые, став таковыми, служат верным компасом в его повседневной жизни. Духовность и нравственность – базовые характеристики личности, проявляющиеся в деятельности и поведении. В повседневной жизни мы постоянно используем многие сочетания со словами «душа», «дух», «духовность», которые отличаются неясностью и случайностью в содержании, однако в современном научно-педагогическом знании эти понятия игнорируются или относятся только к религиозным воззрениям. Подрастающее поколение «цифровых людей» создает новый тип современного национального языка, в котором смешиваются разные пласты, увеличивается количество стилевых ошибок, демократизируется публичная речь. В.Г. Костомаров в монографии «Языковой вкус эпохи» (1999) этот процесс называет карнавализацией – «бурно развивающимся процессом, который затрагивает не только народные пласты общенационального русского языка, но и образованные, пренебрегающие литературными канонами». Нормальные темпы языковой динамики резко повышены, а это создает резкий разрыв в преемственности традиций и в сохранении национальной культуры целого народа. Мы наблюдаем решительный поворот современного русского языка к многочисленным связям – язык и общество, язык и политика, язык и мышление, язык и религия, язык и культура и др., что способствует созданию новых смежных наук, которые изучают ценностную картину мира. Такой материал прослеживается в этнографических, социологических, литературоведческих, лингвистических исследованиях. При изучении ценностной картины мира в языке мы рассматриваем языковые единицы с сакральной семантикой, к которым мы относим лексемы, фразеологизмы, паремии, афоризмы и др., содержащие во внутренней форме культурно-ценностный потенциал, необходимый для раскрытия метаязыка языковых единиц. Мы считаем, что языковая единица с сакральной семантикой (ЯЕСС) – это «коммуникативная единица, выраженное словом, устойчивым сочетанием слов или предложением, содержащее в себе ценностно-смысловое наследие духосферы». По словам П.А. Флоренского, духосферой или пневматосферой называют ту «атмосферу общества, которая необходима для существования человека и человечества». Духовность есть устремление, неутоленность духовной жаждой, напряженность, энергия, направленная на созидание, на создание духовного мира и собственного духовного организма. А.А. Ухтомский пишет о том, что «дух будет силен против всякого давления мира и тогда откроется религиозный мир как явная психологическая действительность, более действительность, чем какой-либо материальный мир». Адъектив нравственный стабильно на протяжении нескольких столетий сохраняет устойчивую семантику, которая отражает внешнее и внутреннее состояние общества. При правильном понимании лексем дух, духовный, духовность зависит семантическое проектирование на лексему нравственный. Сравним понимание данной языковой единицы в лексикографических трудах разных столетий: 1847 г. – нравственность (греч. в значении ‘стремление, добродетель’) ‘правила, которыми руководствуется человек в своих поступках’, нравственный ‘относящийся к нравам, нравоучению’ и 1985 г. – нрав ‘совокупность душевных, психических свойств; характер’; нравственный ‘относящийся к нормам поведения человека в обществе, нравственные правила’; нравственность ‘совокупность норм поведения человека в каком-л. обществе’. Как видим, вышеназванная лексема номинирует и нормы, и правила, которые человек выбирает сам в зависимости от многих объективных и субъективных факторов: социум, уровень образования, воспитания и т.д. В «Словообразовательном словаре русского языка» представлена словообразовательная цепочка дух – духов – духовный – духовно – духовность – духовник – духовенство, что свидетельствует о религиозной семантике и происхождении данных дериватов, среди которых употребляется адъектив духовный. В важном источнике восточнославянской лексикологии ХVII ст., построенного на принципах толкового, этимологического, энциклопедического словарей, П. Берында в «Лексиконе Славеноросском» (1627) иллюстрирует дефиниции ЯЕСС дух: 1) ‘знак небесный’; 2) ‘дух истины, премудрости, совести, разума, крепости, бдения, благочестия, страха Божьего’; 3) ‘ангел ветра, борьбы’; 4) ‘жизнь, дыхание’; 5) ‘блудный’. Через столетие в лексикографическом издании Второго отделения Императорской академии наук (1847) появляется лексема «духовный» со следующими значениями: 1) ‘бестелесый, бесплотный‘; 2) ‘исполненный Святого Духа’; 3) ‘относящийся к духу или душе‘; 4) ‘относящийся к духовенству‘; 5) ‘состоящий из лица духовного звания’, что подтверждает трансцендентальное, божественное понимание данной языковой единицы. В «Словаре древнерусского языка» под ред. Ф. Миклошича, А. Востокова, Я. Бередникова, И. Кочетова (1899) лексема дух представлена 13-тью дефинициями, среди которых появляются новые: 1) третье Лицо Святой Троицы; 2) благодать, вдохновение, дар Божий; 3) сила души, доблесть; 4) ум, мысль; 5) бес, дьявол, демон; 6) душевное свойство человека; 7) совесть; 8) способность приводить в движение, занимать или руководить другими; 9) чувство; 10) разум. Кроме этого, выделяется омонимичная пара со значениями: 1) дух мира сего; 2) нечистый; 3) злой, лукавый. Мы наблюдаем дихотомию с позитивной и негативной коннотацией, т.е. последовательное деление, по всей вероятности, зависящее от контекста и греховности человеческой природы, в результате которой он выбирает либо путь добра, либо зла, что и образует полный объем данного понятия. В. И. Даль в «Словаре живого великорусского языка» (1861) иллюстрирует семнадцать дефиниций, почти все с положительной коннотацией, акцентируя внимание на особенностях русской культуры: «Относя слово это к человеку, иные разумеют душу его, иные же видят в душе только то, что дает жизнь плоти, а в духе высшую искру Божества, ум и волю, или же стремленье к небесному», «дух веры христианской», «дух кротости, а не палкой по кости», вводя профанизированное понимание в идиоме дай дух перевести значения ‘видимое дыханье, пар выходящий из рта’. Д. Н. Ушаков в «Толковом словаре русского языка» (1940) реализует идеологическое понимание ЯЕСС духовный, выводя на первый плансекуляризированное понимание, а затем божественное: 1. Нематериальный, нетелесный (книжн.): Кто дал контрреволюционной буржуазии духовное оружие против большевизма в виде тезиса о невозможности построения социализма в нашей стране? (троцкизм). Сталин. 2. Бесплотный (устар.). 3. Церковный, сочиненный на библейскую или церковную тему. 4. Связанное с духовенством. 5. Человек духовного звания (разг.). 6. Церковно-административный, относящийся к церковному управлению; 7. Духовный отец (церк.) – то же, что духовник. Духовный сын, духовная дочь (церк.) – исповедующийся, исповедующаяся по отношению к духовнику. 8) Духовное завещание (офиц. устар.) – письменно изложенное и законным образом оформленное завещание на случай смерти. С. И. Ожегов в «Толковом словаре» (1949) кардинально меняет концепцию объяснения значений, выводя на первый план светское понимание духа как ‘сознание, мышление, психическая способность, материя, внутренняя моральная сила’ и, лишь потом, иллюстрирует дефиниции ‘в религии и мифологии бесплотное сверхъестественное существо’; ‘святой, злой, добрый’. 4. ‘Содержание, истинный смысл чего-н.’. Автор словаря вводит использование фразеологизмов с пометой ‘разговорное, шутливое’: святым духом ‘неизвестно каким образом’. В «Толковом словаре русского языка ХХ ст. Языкове изменения» (1998) под гл. ред. Г. Н. Скляревской выделяется полисемичная лексема дух с омонимичной парой, вводится адъектив духовный со следующими значениями: 1) ‘связанный с религиозной жизнью человека, относящийся к Богу, вере, церкви’; 2) в советское время: ‘связанный с идеологией’; и номинант духовность со значениями: 1) ‘сфера религиозных интересов человека’; 2) в советское время: ‘внутренний мир человека в противоположность физическому, телесному’. «Словарь синонимов русского языка» под ред. З. Е. Александровой (2011) расширяет представление о духовном как религиозном и секуляризированном понятии в синонимическом ряду: божественный, душевный, изумительный, моральный, нравственный, церковный. Малый академический словарь (2011) определяет взаимосвязь нравственного и духовного дефиницией ‘связанный с внутренним, нравственным миром человека’, что связывает адъектив духовно-нравственный в одно ценностное понятие. Таким образом, ЯЕСС духовный образовалась от ЯЕСС дух, который в богословских источниках представлен более двадцатью семью лексемами. Однозначно, сакральность (священность) данной единицы языка духовный за два столетия трансформировалась и приобрела светский характер. Хорошо то, что ЯЕСС функционируют в научном пространстве, плохо то, что семантическая трансформация исказила первоначальное понимание святости и тяготения к Святому Духу. Поэтому сочетание духовно-нравственный включает в себя два толкования – религиозное и светское, но это не мешает нам аппелировать в зависимости от контекста различными дефинициями, не забывая, что источником стал все-таки божественный, т.е. сакральный смысл. Е.Д. Поливанов утверждает: «Стандартный язык как эстафета, переходит из рук в руки, – от одной господствующей группы к другой, наследуя от каждой из них ряд специфических черт» . Мы считаем, что такой «снежный ком», иллюстрирующий концептосферу языковой единицы с сакральной семантикой духовно-нравственный, выталкивает первоначальную «духосферную» семантику, стирая культурологическое наследие многих поколений, заложенное в образе и смысле русского языка, и создает ложные сакрализаторы в духовно-нравственном пространстве общества. Излагаем точку зрения д.п.н., проф. Дивногорцевой С.Ю. в пособии «Теоретическая педагогика». Святой Климент Александрийский в своей книге «Педагог» истинным Педагогом называл Господа нашего Иисуса Христа, поскольку именно Он совершает личное попечение о любом человеке и лично ведет его ко спасению. С этой точки зрения, если говорить об истинном воспитании, то, образно говоря, мы можем «садить и поливать», но взращивает один Бог; воспитывать может только Святая Любовь. Однако это не исключает ни собственной деятельности воспитанника, ни деятельности других людей. При этом воспитатель должен взирать на себя только как на орудие Божественного Духа, через которое Небесный Отец привлекает детей с самых ранних лет к их высокому назначению. Таким образом, педагог с точки зрения православной педагогической мысли – не самостоятельный возделыватель детских душ, а лишь соработник Бога, «ассистент», который должен уметь улавливать слова Господа, а Его незримые действия уметь расшифровывать. Соработничество педагога в деле воспитания, как отмечает Л.В. Сурова, имеет две болезни: пассивность и своеволие. Пассивность – это полное невмешательство в дело воспитания («Что я могу? Господь Сам все как надо устроит», – рассуждает в этом случае педагог). Такие рассуждения на самом деле свидетельствуют не о вслушивании в слово Божие и не о любви к ребенку, а о душевной холодности. Соработник – это не законодатель и не начальник. Мать Тереза говорила: «Я хочу быть карандашиком в Божиих руках». Это значит, не заслоняя Бога, уметь выполнять Его волю. К этому и должен стремиться православный педагог, а это значит, что в какой-то момент необходимо будет принять решение и возложить на свои плечи определенную ответственность. Не менее страшно своеволие педагога, тем более, если оно претендует вторгнуться в душу. Процесс воспитания, прежде всего, должен быть подчинен законам детства, и духовный опыт педагога не должен довлеть над детьми. Православный педагог, по словам Л. В. Суровой, должен понимать, что христианин – это крепость, в которой правит Христос, а не он сам. Педагог должен готовить ребенка к духовной жизни прежде всего, но не претендовать на духовное руководство. С этой точки зрения педагогическая деятельность должна быть совместным движением учителя и ученика, слово веры в ней должно непременно соединяться с делом веры. Поэтому для нее подходит, по замечанию Суровой, неразделенный образ Марфы и Марии – деятельного и созерцательного христианства: внимаем слову и действуем по слову. Это должно быть первой заповедью православного педагога. Поэтому его педагогическая позиция должна быть деликатной и незаметной. Воспитатель должен учитывать условия и обстоятельства, в которых протекает процесс, внимательно анализировать последствия своих действий. Пример воспитательной деятельности подал нам сам Иисус Христос, Который снизошел до человечества, чтобы возвести его до Божества. Высшее искусство воспитания и заключается в том, чтобы сначала дойти до понимания воспитываемого, а потом уже возвышать его. Чтобы в полной мере владеть искусством воспитания, воспитатель сам должен пройти все степени христианского совершенства, и в дальнейшей деятельности уметь держать себя, быть способным замечать направления воспитываемых и потом действовать на них с терпением. По замечанию святителя Феофана Затворника, воспитателями, педагогами, наставниками детей должно быть сословие лиц чистейших, Богоизбранных и святых, потому что само воспитание «из всех святых дел самое святое». С точки зрения православной педагогической мысли человек, претендующий на роль воспитателя, должен обладать, по крайней мере, следующими нравственными качествами: — истинной религиозностью, исповедуемой не только умом и словом, но сердцем и жизнью. Такая религиозность сообщает педагогу спокойствие и простоту, она полна любви, а потому привлекает неиспорченные сердца и влияет на детей. Основополагающей чертой характера педагога должно быть истинное, нелицемерное благочестие. Отсюда сама собой будет проистекать сердечная любовь к детям, терпение к их слабостям, нежность и в то же время умение обуздать их резвость, укрощать их упрямство, снискать у них не только любовь, но и внимание, почтение; — любовью к детям, потому что только любовь порождает доверие, которое так необходимо в деле воспитания детей. Только у любящего педагога воспитательное влияние будет действительно сильным и плодотворным, а, вследствие этого, будет и свободное послушание ему со стороны воспитанников. При этом не следует смешивать любовь со слабостью, поскольку истинная любовь — это не потворство и не уступчивость каждому желанию и капризу. В этом отношении любовь должна быть строгой и в некоторой степени суровой. Здравая любовь имеет своей целью благо ребенка, спасение его души. Поэтому она должна предохранять ребенка от всего дурного и решительно принимать меры против того зла, которое ему грозит. Такая любовь должна быть справедливой в отношении похвалы и порицания, награды и наказания; — любовью к своему Отечеству и народу. Учительствуя, педагог определенным образом служит своему народу, а, значит, он должен ценить его и проникнуться его духом. Нельзя воспитывать в других патриотов, если сам этого чувства не имеешь; — добросовестностью в исполнении своих обязанностей. Добросовестный человек трудится не для вида, не для угождения и не из чувства страха, а по любви и совести. Поэтому добросовестный человек постоянно следит за собою, за своим сердцем, языком и образом жизни. В каждом своем слове и действии он даст себе ответ и не допустит ничего противного здравому воспитанию; — терпеливостью,что, как правило, приобретается личным опытом и трудом. Иногда учителя отличаются недостатком терпения по причине молодости или определенного свойства характера, склонного к преувеличению. В последнем случае нередко встречаются педагоги, которых «оскорбляют» какие-либо действия учеников. На самом деле ребенок оскорбить не может, поскольку оскорбление предполагает равноправность. Ученик может лишь совершить невежливый поступок. С этой точки зрения особо опасно мщение со стороны учителя, поскольку оно, во-первых, не справедливо (в силу указанных выше обстоятельств), а, во-вторых, безнравственно; — твердостью характера. Это качество способствует выработке определенных целей, правил в жизни и умению согласовывать с ними свои слова, мысли и поступки. Слабохарактерность человека нигде так не вредна, как в деле воспитания, поскольку, если педагог сегодня разрешает, а завтра это же запрещает, говорит одно, а делает другое, он не дисциплинирован сам и не сможет воспитать дисциплину в детях; — справедливостью, поскольку всякое пристрастие тяжело отзывается на воспитанниках; — искренней ласковостью и приветливостью. Лицо воспитателя должно быть открытое и дружелюбное, а вся его внешность в целом — степенная и спокойная. Умеренная живость и энергия учителя сообщаются, как правило, детям и дают им бодрое и радостное настроение. Эти качества обнаруживаются в речи, в приемах обучения, в разнообразии применяемых методов, в умении заинтересовать детей и привлечь их к общей работе. Чтобы укрепить в себе эти качества воспитатель должен иметь представление о высоком достоинстве человека и особенно ребенка; он должен всегда иметь перед собой пример Спасителя, Который с такой любовью допускал к Себе маленьких детей. Наконец, воспитатель должен обращать свой взор на плоды своего воспитания, на «жатву», которую он встретит в вечности, хотя здесь, на земле, его труды и очень мало были вознаграждаемы. Отец Небесный, видящий тайное, вознаградит доброго сеятеля в день великой жатвы. Но и здесь, на земле, учитель, имеющий призвание, будет вознагражден любовью детей, уважением со стороны родителей, радостью от совершаемого добровольно подвига. Понять психологическую сущность авторитета, разобраться в его сущности довольно важно, поскольку именно авторитет создает так называемую «педагогическую среду». Часто авторитет воспитателя основан только на проявлении сильной воли. В этом случае совершенно устраняется свобода ребенка, поскольку в детях все время действует чужая воля. Между тем задача православного воспитания (об этом ниже будет сказано более подробно), состоит в таком развитии воли у ребенка, чтобы он научился сам добровольно подчинять ее добру, а не слепо отдавать себя в распоряжение старших. Родитель, равно как и воспитатель, и духовник не могут и не должны заменять воли своего воспитанника. Подлинный авторитет должен быть основан на вере в него, означающей доверие к учителю, сознание того, что учитель есть руководитель, на которого действительно можно положиться. Это вера не столько в человека, сколько в носимую им правду. Чувство веры в авторитет, по мысли прот. Василия Зеньковского, является «источником творчества», поскольку «сообщает силы, на которые без него человек не способен» [7, с. 48]. Этот факт можно подтвердить наблюдениями за маленькими детьми, которые в присутствии матери или отца играют и проявляют больше творчества, чем в одиночестве. Даже без их слов у детей начинает получаться решение задачи, сходиться ответ в примере и т. п. Таким образом, с психологической точки зрения, истинный авторитет не есть внушение или подавление, но глубокое, окрыляющее другого человека влияние. Психология истинного авторитета есть «психология влюбленности», поскольку это духовное соединение с тем, кто авторитетен. С точки зрения православной педагогической мысли можно сказать, что это есть «вариант переживания чувства соборности» [7, с. 49]. Авторитет есть «и сила, и свобода», он не может быть навязан, а только может быть свободно признан. Как завоевать авторитет? На первых порах доверие учителю, особенно работающему с детьми младшего школьного возраста, дается совершенно даром, исключительно в силу его положения. Однако далее его необходимо завоевывать в личном порядке. И если вдруг, поддавшись искушению, учитель обращает авторитет во власть, то, как правило, это приводит ко многим трудностям в работе с детьми. Отчего искажается суть явления авторитета? Можно выделить, по крайней мере, две основные причины этого: 1. Искажение авторитета может быть продуктом злой воли учителя, который находит свою силу в слабости ученика. Особенно резко это проявляется, порой, во время экзаменов, чему бытует и специальное название «педагогический садизм». 2. Искажение авторитета может являться результатом своеобразного понимания авторитета самим учеником и его родителями, для которых школаесть инструмент принуждения, обладающий правом приказания. Как правило, семья, не умеющая самостоятельно справиться с воспитанием ребенка, ждет этого от школы. С этой точки зрения и шалости ребенка есть проявление его неправильного взгляда на школу как на место, где действуют определенные правила. В нарушении этих правил и заключается для ребенка особая прелесть его шалостей. Итак, человеку, взявшему на себя обязанности воспитателя, педагога, наставника детей, родители вручают важные полномочия, они передают ему на определенное время свою власть, в том числе и в отношении права награждать и наказывать детей, руководить ими, «давая пищу» как для сердца, так и для ума. Учитывая неопытность, эмоциональность, открытость и незащищенность детей, перед учителем всегда стоит проблема не злоупотребления своей властью. Это проблема и нравственной ответственности педагога за того, кого он принимает на воспитание, поскольку известно: что было воспринято в детстве, то и отзовется во взрослой жизни. Влияние учителя косвенным образом распространяется и на семьи воспитанников. Поэтому педагог и должен стремиться к тому, чтобы быть лицом «чистейшим, Богоизбранным и святым». Только в этом случае при добросовестном и умелом исполнении своих обязанностей он сможет оказать действительно благотворное содействие делу становления подрастающей личности ребенка, раскрывая образ Божий в нем, помогая его спасению. Литература Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка: Практический справочник: около 11 000 синоним. рядов. 11-е изд., перераб, доп. М.: «Русский язык», 2001. 568 с. Беринда П. Лексикон Славеноросскій и именъ тлъкованіє. Відп. ред. К. К. Цілуйко. К. : Вид-во АН УРСР, Ін-т мовознавства ім. О. О. Потебні, 1961. 272 с. (Сер. наукової літератури „Пам’ятки української мови ХVII ст.”). Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Курс лекций. М.: Прогресс-Культура, 1995. 480 с. Даль В.И. Толковый словарь живаго великорускаго языка. 1-е изд. М.: Изд. Общества любителей Российской словесности, учрежденного при Императорском Московском Университете. В типография В.Семена. 1865.1 ч. Дивногорцева С.Ю. Теоретическая педагогика: учебное пособие для студентов педагогических учебных заведений. М.: Издательский дом «МПСТУ», 2004. 260 с. Кузнецова А.И., Ефремова Т.Ф. Словарь морфем русского языка. М.: Русский язык. 1986. 1136 с. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. М. : Педагогика-пресс. 1994. 247 с. Поливанов Е.Д. Избранные работы. Статьи по общему языкознанию. М.: Главная редакция восточной литературы. Сост. А.А. Леонтьев. 1968.376 с. Словарь древнего славянского языка, составленный по Остромирову Евангелию. Под ред. Ф. Миклошичу, Ф.Х. Востокову, Я.И. Бередникову и И.С. Кочетову. Спб. 1899. 950 с. – СДРЯ Словарь русского языка: В 4-х т. АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А. П. Евгеньевой. 3-еизд. стереотип. М.: «Русский язык». 1985 – 1988.Т. I. А – Й. 1985. 696 с. – МАС Словарь церковнославянского и русского языка, составленный Вторым Отделением Императорской Академии Наук. Спб., 1847 – СЦСРЯ Теребихин Н.М. Сакральная география Русского Севера. Архангельск, 1993. 220 с. Толковый словарь русского языка конца ХХ в. Языковые изменения. Под ред. Г.Н. Скляревской. Российская академия наук, Институт лингвистических исследований.Изд-во «Фолио-Пресс». СПб. 1998. 701 с. Топорова Т.В. Семантическая структура древнегерманской модели мира. М.: «Радикс». 1994. 190 с. Толковый словарь русского языка: В 4 томах. Под ред. Д. Н. Ушакова. М.: «Аделант». 2014. 800 с. Ухтомский А.А. Интуиция совести. СПб.: Петербургский писатель, 1996. 528 с. Флоренский П.А. Строение слова. М. : «Контекст-1972, 1973». 370 с. Шкуран О.В. Языковые единицы с сакральной семантикой: лингвокультурологический и лексикографический аспекты. Вестник РУДН. Серия: Теория языка. Семиотика. Семантика, 2019. Т.10. № 2. С. 336 – 353. |