Лекции по венчурному предпринимательству (полные). Лекция Венчурный бизнес и его структура
Скачать 0.87 Mb.
|
1.1.2. Экономика, основанная на знаниях, и инновационная модель ростаИсторию жизни можно рассматривать как серию стабильных состояний, отмеченную в редкие моменты крупными событиями, которые происходят с огромной быстротой и помогают становлению следующей эпохи стабильности. Сегодняшний момент как раз и характеризуется существенной трансформацией "материальной культуры" через работу новой технологической парадигмы, построенной вокруг информационных технологий. Под технологией можно понимать "использование научного знания для определения способов изготовления вещей в воспроизводимой манере". Кастельс, как и многие другие, включает в информационные технологии сходящуюся совокупность технологий в областях микроэлектроники, создания вычислительной техники (машин и программного обеспечения), телекоммуникаций/вещания и оптико-электронной промышленности. В дополнение, в отличие от некоторых аналитиков, он включает также в область информационных технологий генную инженерию и расширяющееся множество ее достижений и применений. Вокруг этого ядра информационных технологий – в описанном выше широком смысле – в последние два десятилетия XX века возникает созвездие крупных технологических прорывов в областях новых материалов, источников энергии, в медицине, в производственной технике (наличной или потенциальной, как нанотехнология), в том числе в транспортной технологии. Более того, происходящий сегодня процесс технологической трансформации расширяется экспоненциально, поскольку он способен создать интерфейс между технологическими полями через общий цифровой язык, на котором информация создается, хранится, извлекается, обрабатывается и передается. Мы живем в мире, который сделался цифровым. Историческое прошлое технологических революций показывает, что все они характеризовались всеобъемлющим влиянием (pervasiveness), т.е. проникновением во все области человеческой деятельности не в качестве внешнего источника воздействий, а в качестве своего рода основы, в которую такая деятельность вплетена. Иными словами, кроме индуцирования новых продуктов они ориентированы на процесс. Кроме того, в отличие от любой иной революции, ядро трансформации, которую мы переживаем сегодня, связано с технологиями обработки информации и средствами коммуникации, и поэтому подчиняется помимо законов физического мира законам мира информационного, которые открывают новые качества (например, вытекающие из того, что информация и информационные технологии не исчезают при потреблении или передаче в другое место в пространстве и т.п.). Представляется, что для происходящей сегодня научно-технической революции информационная технология является тем же, чем новые источники энергии были для индустриальных революций, начиная от паровой машины и далее к электричеству, ископаемому топливу и атомной энергии, поскольку производство и распределение энергии было ключевым элементом индустриального общества. Как и ранее, сегодня любой бизнес, использующий новые технологические процессы с применением более высокой концентрации энергии, получает конкурентные преимущества перед другими, даже если это кажется ненужным (вспомним, что первые пароходы и автомобили были не более эффективными, чем современные им парусники или, скажем, тройки лошадей), – за счет их большей гибкости. Сейчас это происходит с информационными технологиями, внедрение которых часто кажется ненужным, излишним, а то и глупым. Утверждение о выдающейся роли информационной технологии часто путают с характеристикой нынешней революции, как существенно зависящей от нового знания и информации. В обиходе для обозначения современной постиндустриальной экономики часто используется понятие «экономика, основанная на знаниях» (knowledge-based economy). Это не так, не использование знания как такового составляет содержание настоящей революции. Первая индустриальная революция, не будучи основана на науке, все же опиралась на широкое использование информации, применяя и развивая существовавшие до этого знания. А вторая индустриальная революция (после 1850 г.) характеризовалась решающей ролью знаний и науки в развитии инноваций. Индустриальное общество, давая гражданам образование и постепенно организуя экономику вокруг знаний и информации, подготовило почву для усиления человеческой мысли, когда стали широко доступными и дешевыми новые технологии работы с информацией. Нынешнюю технологическую революцию характеризует не просто центральная роль знаний и информации, а применение таких знаний и информации к генерированию знаний и к устройствам, обрабатывающим информацию и осуществляющим коммуникацию (информационно-коммуникационным технологиям) в кумулятивной петле обратной связи между инновацией и направлениями использования инноваций. Новые информационные технологии являются не просто инструментами, которые нужно применить, но процессами, которые нужно встроить где только возможно (несмотря на то, что иногда это на первый взгляд кажется ненужным или излишним – вспомним прекрасные парусники, тройки, запряженные в кареты, и нелепые первые пароходы и самобеглые коляски) и постоянно разрабатывать и совершенствовать. При этом, в отличие от прошлых революций, пользователи могут захватить контроль над технологией, как это произошло, например, в случае с Интернетом. Отсюда следует тесная связь между социальными процессами создания и манипулирования символами (культурой общества) и способностью производить и распределять товары и услуги (производительными силами). Впервые в истории человеческая мысль становится непосредственной производительной силой, а не просто одним из решающих элементов производственной системы. Компьютеры, коммуникационные системы, генетическое декодирование и программирование – все это служит усилению и расширению человеческой мысли. То, что мы думаем и как мы думаем, находит выражение в товарах, услугах, материальной и интеллектуальной продукции, в которые встроены (или при производстве и потреблении которых используются) информационные технологии, – будь то пища, бытовая техника личного пользования кров, транспортные и коммуникационные системы, компьютеры, станки, образование, здравоохранение или образы. Растущая интеграция между мыслями и машинами, включая механизм ДНК, ликвидирует то, что принято называть «четвертым разрывом» (разрывом между человеческими существами и машинами), и фундаментально меняет то, как мы рождаемся, живем, учимся, работаем, производим, потребляем, грезим, сражаемся или умираем. Дополнительные черты, характеризующие информационно-технологическую революцию по сравнению с ее историческими предшественницами, во многом связаны с особенностью самой информации. Пример этого – единовременная глобальность. Ранее технологические революции имели место лишь в немногих обществах и распространялись в относительно ограниченных регионах, нередко изолированных в пространстве и во времени по сравнению с другими регионами планеты. Конечно, единовременная глобальность и сегодня реализуется негладко и есть исключения – например, так называемый «цифровой разрыв» (digital divide), но не суть в них, а в том, что это возможно и зависит, скорее, от желания, чем от наличия ресурсов. Как писал Кастельс, "техно-экономическая парадигма есть концентрация взаимосвязанных технических, организационных и менеджерских инноваций, преимущества которых следует искать не только в новом диапазоне продуктов и систем, но более всего в динамике относительной структуры затрат на все возможные вложения в производство. В каждой новой парадигме некое конкретное вложение или их совокупность можно назвать "ключевым фактором" этой парадигмы, характеризуемым падением относительных затрат и универсальной доступностью. Современное изменение парадигмы можно рассматривать как сдвиг от технологии, основанной главным образом на вложении дешевой энергии, к технологии, основанной преимущественно на дешевых вложениях информации (и средств ее обработки), почерпнутых из успехов в микроэлектронике и телекоммуникационной технологии". Согласно Кастельсу, первая характеристика новой парадигмы состоит в том, что информация является ее сырьем: перед нами технологии для воздействия на информацию, а не просто информация, предназначенная для воздействия на технологию, как было в случае предшествующих технологических революций. Вторая черта заключается во всеохватности эффектов новых технологий. Поскольку информация есть интегральная часть всякой человеческой деятельности, все процессы нашего индивидуального и коллективного существования непосредственно формируются (хотя, разумеется, не детерминируются) новым технологическим способом. Третьей характеристикой является сетевая логика любой системы или совокупности отношений, использующей эти новые информационные технологии. Похоже, что морфология сети хорошо приспособлена к растущей сложности взаимодействий и к непредсказуемым моделям развития, возникающим из творческой мощи таких взаимодействий. Сетевая логика нужна для структурирования неструктурированного при сохранении в то же время гибкости, ибо неструктурированное есть движущая сила новаторства в человеческой деятельности. Четвертая особенность, связанная с сетевым принципом, но явно не принадлежащая только ему, состоит в том, что информационно-технологическая парадигма основана на гибкости. Конфигурацию новой технологической парадигмы отличает ее способность к реконфигурации. Наконец, пятая характеристика этой технологической революции – это растущая конвергенция конкретных технологий в высокоинтегрированной системе, в которой старые изолированные технологические траектории становятся буквально неразличимыми, причем, если сначала речь шла о конвергенции в области информационных, телекоммуникационных и медийных технологий, то теперь ставится вопрос о включении в процессы конвергенции и голов пользователей. В последние два десятилетия в мире появилась экономика нового типа, которую Кастельс называет не «информационной», а «информациональной», т.е. информационно-глобальной, что позволяет определить ее отличительные черты и взаимосвязь между ними. Информациональная – так как производительность и конкурентоспособность факторов или агентов в этой экономике (будь то компания, регион или нация) зависят в первую очередь от их способности генерировать, обрабатывать и эффективно использовать информацию, основанную на знаниях. Глобальная – потому что основные виды экономической деятельности, такие, как производство, потребление и циркуляция товаров и услуг, а также их составляющие (капитал, труд, сырье, управление, информация, технология, рынки) организуются в глобальном масштабе, непосредственно либо с использованием разветвленной сети, связывающей экономических агентов. В новых исторических условиях достижение определенного уровня производительности и существование конкуренции возможно лишь внутри глобальной взаимосвязанной сети. Новые информационные технологии действительно распространились по земному шару с молниеносной (в историческом понимании) скоростью – менее чем за два десятилетия, с середины 1970-х до середины 1990-х годов – продемонстрировав то, что Кастельс предложил считать характерным для этой технологической революции: немедленное применение технологий, которые она создает, к своему собственному развитию, связывая мир через информационную технологию. Гигантский скачок вперед в распространении микроэлектроники во всех устройствах и машинах произошел в 1971 г., когда Тед Хофф, инженер Intel (в Силиконовой Долине), изобрел микропроцессор, т.е. компьютер на чипе. Таким образом, новые возможности обработки информации получили возможность повсеместного применения и реализовали ее на практике. То была "революция в революции": компьютеры были и ранее, но их было мало и они были дороги, что ограничивало их широкое использование. В дальнейшем развитие миниатюризации, рост специализации и падение цен на все более мощные чипы позволяют помещать их в любую машину или устройство, применяемые в повседневной жизни, – от стиральных машин и микроволновых печей до автомобилей, электронная начинка которых уже в стандартных моделях 1990-х годов более ценна, чем сталь, а также использовать их в кредитных и даже телефонных картах и, в последнее время, – в проездных и даже разовых билетах. Даже если развитие современных информационных технологий «упрется» в некие пределы –_ а этого пока не заметно, и законы Мура продолжают действовать – ничего страшного не произойдет. Это подтверждается тем, что в прежней парадигме паровой двигатель был сменен двигателем внутреннего сгорания, появилось электричество, а потом и атомная энергия. В 1975 году появился предшественник компании Apple, в 1976 - сама Apple, в 1978 – Microsoft, а в 1981 году IBM представила свою собственную версию микрокомпьютера, получившую блестящее название "персональный компьютер" (PC) и ставшую первым по-настоящему массовым компьютером, используемым не только на работе, но и дома, не только в профессиональной деятельности, но и в личной. Первый промышленный электронный коммутатор ESS-1 был введен в строй компанией Bell Labs в 1969 году. В том же году Advanced Research Project Agency (ARPA) Министерства обороны США создало новую, революционную электронную коммуникационную сеть, которая будет расти в течение 1970-х годов, пока не превратится в нынешний Интернет. В 1974 г. Серф и Канн предложили TCPLP, межсетевой протокол, который ввел "шлюзовую" технологию, позволяющую связывать сети различных типов. Венчурный капитал принял самое непосредственное участие во всех этих проектах и, пожалуй, как раз и дал большую часть продуктов новой революции, которые родились именно в малом и среднем бизнесе при поддержке венчурного капитала, а не в гигантах промышленности. В начале 1970-х годов комбинирование генов и рекомбинирование ДНК, заложившие технологическую основу генной инженерии, сделали возможным применение накопленного знания. Уже в 1973 г. были открыты процедуры генного клонирования, что обычно приписывается Стенли Коэну из Стэнфорда и Херберту Бойеру из Калифорнийского университета в Сан-Франциско (хотя их работа была основана на исследованиях нобелевского лауреата из Стэнфорда Пола Берга). В 1975 г. исследователи из Гарварда выделили первый ген млекопитающего из гемоглобина кролика; в 1977 г. был клонирован первый человеческий ген. Наряду с высокотехнологическими, в США стремительно появился ряд биологических коммерческих фирм, большинство из которых были порождением крупных университетов и медицинских исследовательских центров. Скопления таких фирм возникли в тех же регионах, где была высокая концентрация высокотехнологических фирм – в Северной Калифорнии (Силиконовая Долина), Новой Англии (Шоссе 128) и Мериленде. Научные трудности, технические проблемы и крупные юридические препятствия, вытекавшие из оправданной озабоченности этическими проблемами и вопросами безопасности, в 1980-х годах замедлили хваленую биотехнологическую революцию. Значительные объемы венчурных инвестиций были потеряны, и некоторые из наиболее новаторских компаний, включая Genentech, были поглощены фармацевтическими гигантами (Hoffman-La Roche, Merck и др.), которые лучше чем кто-либо понимали, что не могут позволить себе, подобно ведущим компьютерным фирмам, вести себя самонадеянно по отношению к новичкам, что радикально отличало рост биотехнологических инноваций от того, что происходило в области информационных и телекоммуникационных технологий. В 1988 г. Гарвард формально запатентовал генетически "спроектированную" мышь, отняв авторские права у Бога и природы, и генетическое клонирование вошло в новую фазу. В следующие семь лет еще семь мышей были запатентованы как вновь созданные формы жизни и идентифицированы как собственность их проектировщиков. В августе 1989 г. исследователи Мичиганского и Торонтского университетов обнаружили ген, ответственный за кистозный фиброз, открыв дорогу генетической терапии. В 1990 г. правительство США решило профинансировать трехмиллиардную 15-летнюю программу сотрудничества, координируемую Джеймсом Уотсоном и сводящую вместе самые передовые команды микробиологов, чтобы сделать карту человеческого генома – т.е. идентифицировать и установить местонахождение 60–80 тысяч генов, которые составляют «алфавит» человеческого вида, и хотя эта программа не привела к прорыву, ее размер впечатляет. Вообще оказалось, что применение для биотехнологического бизнеса тех же подходов, что принесли успех в ИТ, не проходит, так как требуются существенно большие по объему инвестиции, непосильные для венчурных фондов, и на более длительные сроки, что не позволяет получить высокую отдачу (по IRR) на вложенный капитал. В дальнейшем такая же ситуация сложилась в области нанотехнологий, где также были велики вложения со стороны государства. Возникает вопрос, почему открытия новых информационных технологий сконцентрировались в 1970-х годах и главным образом в Соединенных Штатах? В середине 1970-х годов капиталистический мир были поколеблен серьезным экономическим кризисом, воплощением (но не причиной) которого стал нефтяной шок 1973–1974 гг. Этот кризис побудил капиталистическую систему к радикальной реструктуризации в глобальном масштабе, фактически сформировав новую модель накопления, исторически порвавшую с послевоенным капитализмом. Также совпали по времени, но не были непосредственно связаны с кризисом, проблемы с мнимой советской опасностью: США были испуганы тем, что СССР первым запустил сначала спутник, а вскоре и космонавта и разместил ракеты на Кубе в непосредственной близости от США. Впрочем, затем мнимая советская угроза помогла США выйти из кризиса, а потом и победить в «холодной войне» с планами размещения в Европе ракет средней дальности и программой «звездных войн». Доступность новых технологий, возникших как единая система в 1970-х годах, стала фундаментальной основой процесса социально-экономической реструктуризации 1980-х годов. Использование технологий в 1980-х в большой степени обусловило их широкое применение и наметило траектории развития в 1990-х годах. Возникновение сетевого общества не может быть понято без взаимодействия между этими двумя относительно автономными тенденциями: развитием новых информационных технологий и попыткой старого общества перевооружиться, используя власть технологий на службе механизмов власти. Развитие информационно-технологической революции способствовало формированию инновационной среды, где открытия и попытки их практического применения взаимодействовали и проходили испытания в повторяющемся процессе проб и ошибок и обучения на практике. Эта среда требовала (и требует по сей день, невзирая на сетевую связь on-line) пространственной концентрации исследовательских центров, институтов высшего образования, передовых технологических компаний, сети вспомогательных поставщиков товаров и услуг и предпринимательских сетей венчурного капитала для финансирования новичков. Коль скоро среда консолидировалась, как было в 1970-х годах в Силиконовой Долине в Калифорнии и чуть позже на Шоссе 128 в районе Бостона, она начинает генерировать свою собственную динамику и привлекать знания, инвестиции и таланты со всего мира. Концентрация научно-технологического знания, институтов, фирм и квалифицированной рабочей силы стало горнилом инноваций в информационную эпоху. Большинство центров информационно-технологической революции в мире располагаются в метрополисах (а не в провинции, как считают некоторые), что, по-видимому, указывает на то, что критически важный ингредиент в ее развитии – не новизна институциональной и культурной обстановки, а ее способность генерировать синергию на базе знаний и информации, способность, непосредственно связанная с промышленным производством и коммерческим применением инноваций. Государство, а не предприниматель-новатор в своем гараже, было инициатором информационно-технологической революции, как в Америке, так и во всем мире. Роль инноваторов – таких, как те, кто стоял у истоков Силиконовой Долины или клонирования персональных компьютеров на Тайване – конечно, велика, так как без них информационно-технологическая революция имела бы совершенно иные характеристики, и маловероятно, что она эволюционировала бы в сторону тех децентрализованных гибких технологических устройств, которые распространяются сейчас во всех областях человеческой деятельности. Именно предприниматель-инноваторы превратили информационную технологию в революционную. Однако именно благодаря взаимодействию между макроисследовательскими программами и большими рынками, созданными государством, с одной стороны, и децентрализованной инновацией, стимулируемой культурой технологического творчества и ролевыми моделями быстрого личного успеха, с другой стороны, новые информационные технологии пришли к расцвету. При этом они группировались вокруг сетей, состоящих из фирм, организаций и институтов, чтобы сформировать новую социотехническую парадигму, частью которой и стал венчурный капитал. Не все ясно с влиянием технологий на производительность. Несомненно, в долгосрочном периоде рост производительности служит источником благосостояния наций, а технология, включая организационный и управленческий аспекты, является важнейшим фактором, стимулирующим производительность. Но, с точки зрения экономических агентов, производительность – не самоцель, как и инвестирование в новые технологии и инновации. Фирмы и нации (или политические силы разного уровня, такие как регионы или Европейский Союз), эти действительные агенты экономического роста, не нуждаются в технологиях ради самих технологий или в росте производительности ради блага человечества. Они действуют в данном историческом контексте в рамках правил экономической системы информационного капитализма, которая, в конечном счете, поощрит или накажет их за их действия. Таким образом, мотивацией для фирм служит не производительность, а прибыльность, для достижения которой технология и производительность могут быть важными средствами, но, безусловно, не единственными. Что касается политических институтов, имеющих более широкую систему ценностей и интересов, то они в экономической сфере будут пытаться максимизировать конкурентоспособность собственной экономики. Прибыльность и конкурентоспособность в действительности определяют технологические инновации и рост производительности. И именно в их конкретном историческом контексте мы сможем найти ключи к пониманию капризов производительности. 1970-е годы были одновременно и предположительной датой рождения информационно-технологической революции, и разделительной чертой в эволюции капитализма. Во всех странах фирмы отреагировали на фактическое или воображаемое снижение уровня прибыльности, приняв на вооружение новые стратегии. Некоторые из этих стратегий, такие как технологические инновации и организационная децентрализация, представлялись весьма важными в силу их потенциального эффекта и имели долгосрочную перспективу. Однако фирмы были заинтересованы и в краткосрочных результатах, отражающихся в их бухгалтерии, а для американских фирм – в ежеквартальных отчетах. При данных финансовых условиях и ценах, определяемых рынком, существует четыре основных способа увеличения прибыли: сократить производственные издержки (начав с расходов на оплату труда), увеличить производительность, расширить долю рынка и увеличить скорость обращения капитала. Все четыре способа используются одновременно, и информационные технологии являются важным инструментом в каждом из них. По гипотезе Кастельса, одна из стратегий была использована раньше и немедленно дала результаты – это стратегия расширения рынка и борьбы за долю рынка. Реальный кризис 1970-х годов вовсе не был вызван шоком от повышения цен на нефть. Он заключался в том, что государственный сектор больше не мог постоянно расширять рынки и соответственно увеличивать занятость (накопление доходов) без повышения налогов на капитал или подпитывания инфляции путем создания избыточного денежного предложения и государственной задолженности. Действительной задачей для фирм и капитализма в целом был поиск новых рынков, способных поглотить растущие мощности производства товаров и услуг. Все это происходило на фоне существенного роста торговли по сравнению с выпуском продукции, а также прямых иностранных инвестиций в последние два десятилетия. Они-то и стали двигателями экономического роста по всему миру. Для открытия новых рынков, соединяющих наиболее ценные сегменты рынков отдельных стран в единую сеть, капитал нуждался в высокой степени мобильности, а фирмы – в развитых коммуникациях. Все необходимые условия для этого процесса были обеспечены дерегулированием рынков в тесном взаимодействии с новыми информационными технологиями. Непосредственные участники техноэкономических перемен, а именно фирмы, связанные с высокими технологиями, и финансовые корпорации были первыми, кто получил прямую выгоду от этого процесса. Что касается конкурентоспособности, то это непростое, действительно противоречивое понятие стало знаменем для правительств многих стран и полем битвы между экономистами-практиками и создателями академических моделей. Конкурентоспособность скорее является атрибутом таких экономических объединений, как страны и регионы, но никак не фирм, для которых традиционное и весьма сложное понятие "конкурентная позиция" кажется более приемлемым. С. Коэн весьма точно определил конкурентоспособность: "Конкурентоспособность имеет разное значение для фирмы и национальной экономики. Национальная конкурентоспособность – это степень, в которой страна при свободных и честных рыночных условиях может производить товары и услуги, отвечающие требованиям международных рынков и одновременно увеличивающие реальный доход своих граждан. Конкурентоспособность на национальном уровне основывается на высоком показателе производительности, достигнутом экономикой, и способности этой экономики переносить внимание на высокопроизводительные виды деятельности, которые, в свою очередь, обеспечивают высокий уровень реальной заработной платы". Поскольку "свободные и честные рыночные условия" относятся к нереальному миру, то вполне естественно, что политические силы, действующие на международном рынке, расценивают этот принцип как нечто, максимизирующее конкурентные преимущества фирм, находящихся под их юрисдикцией. На самом деле, важно положение национальной экономики по сравнению с другим странам, что и является основным легитимным фактором для правительств. Конкурировать – значит укреплять свое положение относительно других с целью приобретения большей значимости в процессе переговоров, где все политические силы объединяют свои стратегии в единую взаимосвязанную систему. Сначала Япония, затем "азиатские тигры" и, наконец, Китай, которые долго защищали собственные рынки, начали конкурировать на мировом уровне и смогли завоевать значительную долю рынка. Это явилось хорошей встряской американскому бизнесу и правительству и вызвало немедленную мобилизацию ресурсов, что очень скоро докатилось до Европы, вызвав вторую волну конкуренции уже против американцев и японцев. Новые технологии и отрасли по праву рассматривались как основной инструмент глобальной конкуренции и хороший показатель конкурентоспособности. Сегодня новое государство поддерживает технологическое развитие собственных отраслей и их производственную инфраструктуру, чтобы увеличить производительность и помочь своим фирмам конкурировать на мировом рынке. Одновременно некоторые правительства максимально ограничивают проникновение зарубежной конкуренции на собственные рынки, создавая таким образом,конкурентные преимущества отдельным отраслям в период их становления. Политика и производительность стали основными взаимодополняющими инструментами конкурентоспособности. Информационная глобальная экономика чрезвычайно политизирована. Рыночная конкуренция более высокого уровня, проходящая в глобальном масштабе, осуществляется в условиях управляемой торговли. Быстрые технологические изменения совмещают предпринимательские инновации и продуманные государственные стратегии поддержания исследований и целевых технологий. 1.1.3. Национальная инновационная система и венчурный капиталОсновной мировой тенденцией развития современного общества является переход от парадигмы сырьевой и индустриальной экономики к парадигме «новой экономики», также называемой «информационной экономикой» и «экономикой, основанной на знаниях» (knowledge based economy) или «инновационной экономикой». Новая экономика, базирующаяся на интеллектуальных ресурсах, наукоемких и информационных технологиях, означает качественно новый технологический уровень всего народного хозяйства, включая производительные силы общества. Данный тип экономики делает акцент на развитие не собственно знаний, а на превращение информационных технологий в основной фактор роста и эффективности производства. Поэтому сегодня экономики ведущих стран переходят на принципиально новый этап прогресса – инновационный путь развития. Под инновацией принято понимать любое новое – в производстве, в его организации и управлении, в экономике и финансах, культуре, повседневной жизни, словом, во всем. В «Руководстве Осло» содержится определение четырех типов инноваций: предприятие, процесс, продукт, маркетинг. Так, инновационным предприятием считается новый метод организации бизнес-процесса, рабочего пространства. Примеры успехов показывают, что существенная часть тех инноваций, которые явно удались, принесли существенный успех – это были инновации технологические. Сегодня общепризнано, что у любого общества, стремящегося к устойчивому прогрессу, нет иного выбора, кроме движения по пути развития инновационной экономики. Производство и коммерческая реализация знаний и технологий – главное из того, что может обеспечить стране конкурентоспособность, а, следовательно, экономическую мощь, независимость и благосостояние граждан. Россия также неоднократно заявляла о переходе нашей экономики на инновационный путь развития. В рамках наиболее простой модели, описывающей взаимодействие общества (государства) и частного сектора в рамках инновационной экономики, роль частного сектора состоит в создании технологий на основе результатов фундаментальной науки, финансируемой государством, и собственных исследований и разработок, а также в рыночном освоении инноваций. Роль государства заключается в содействии производству фундаментального знания и комплекса технологий стратегического (военного) характера, а также в создании инфраструктуры и благоприятного институционального климата для инновационной деятельности частных компаний. Для осмысления и изучения инновационной модели экономики возник новый и быстро развивающийся подход, названный «Национальная инновационная система» (НИС). Понятие «национальной инновационной системы» придумали еще в 1970-е годы. Его авторами считаются К. Фриман из Центра исследований научной политики Сассекского университета и Р. Нельсон из Колумбийского университета, а также Б. Лундвал, датчанин. Сначала этот термин появлялся в статьях названных авторов, а в 1980-е годы вышли первые монографии под их редакцией или с их участием. Экономическая теория национальных инновационных систем (НИС) опирается с одной стороны на развитие идей Шумпетера, а с другой — на современный институционализм, но это разные школы, хотя они приходят во многом к одинаковым выводам относительно движущих сил инновационного развития. Большое влияние на становление теории инновационных систем оказал Фридрих Хайек, который сформулировал концепцию «рассеянного знания». В ее основе – понимание рынка как особого рода информационного устройства, осуществляющего через цены выявление, использование и координацию знаний миллионов независимых друг от друга людей. Шумпетер и Хайек заложили основы отношения к инновациям как к источнику экономического роста. Но в то время, когда они активно работали, ни тот ни другой, не представляли «мейнстрима» экономической теории. В 1990-е годы теория НИС стала «мейнстримом» благодаря работам Р. Солоу и П. Ромера, создавшим модели экономического роста с эндогенным и экзогенным техническим прогрессом. В современной экономической теории национальная инновационная система (НИС) определяется как «совокупность различных институтов, которые совместно и каждый в отдельности вносят свой вклад в создание и распространение новых технологий, образуя основу, служащую правительствам для формирования и реализации политики, влияющей на инновационный процесс». Исходя из логики подхода НИС, эффективность инновационного развития экономики зависит не только от того, насколько эффективна деятельность самостоятельных экономических агентов (фирм, научных организаций, вузов и др.) по отдельности, но и, прежде всего, от того, как они взаимодействуют друг с другом в качестве элементов коллективной системы создания и использования знаний, а также с общественными институтами (такими, как ценности, нормы, право). Подход НИС разделяет институты, присутствующие в НИС, по «слоям» их взаимодействия (Рис. 1). Рис. 2. Многослойная модель системы инноваций Представление о НИС довольно быстро начало оказывать влияние на процесс принятия государственных решений во многих сферах, что отличает эту теорию от многих других экономических идей. Скорость вхождения термина «национальные инновационные системы» в государственную политику была просто беспрецедентной. Это произошло потому, что инновационная теория заменила собой парадигму «экономики благосостояния», идеологическая значимость которой была исчерпана еще в семидесятые годы. Модель инновационной экономики не исчерпывается процессом создания и коммерциализации инноваций, и равноценными с инновационно-воспроизводственными подразделениями в НИС выступают структуры, обеспечивающие источники финансирования инноваций и полноценное предложение на рынке венчурного капитала. Возможность для инновационной или венчурной компании быстро привлечь средства для финансирования развития на основе инноваций является критически важной составляющей процесса коммерциализации результатов НИОКР. В зависимости от различных ситуаций, формы собственности и структуры венчурной компании, она может выбирать различные виды финансирования за счет внешних средств. Технологии превращения капитала в инновационно-ориентированный, высокорисковый венчурный капитал имеет свои особенности. Собственные средства корпораций и временно свободные денежные средства, находящиеся у источников ссудного капитала, согласно правилам управления портфелем активов, в принципе не могут стать венчурным капиталом в полном объеме. Им становится лишь небольшая часть портфеля (в пенсионных фондах и активах страховых компаний в соответствии с законодательством большинства стран, как правило, это всего несколько процентов от общей суммы активов). Финансирование инноваций в виде банковских кредитов также имеет существенные ограничения, вытекающие из особенностей банковской деятельности, вытекающей из необходимости защиты вкладчиков банков. Кроме того, технологии превращения капитала в венчурный имеют ряд общих шагов, обязательных для такой метаморфозы. Прежде всего, это обособление части ссудного капитала или собственных средств корпорации. Затем отделение капитала собственности от капитала-функции, благодаря чему подготавливается возможность самовозрастания данного капитала в качественно новых условиях (высокие риски, длительность инновационного процесса и др.) быстрорастущей или вновь созданной фирмы. В этом качестве капитал для финансирования инноваций, как правило, сосредоточивается в специальных фондах корпорации или финансовых институтах − венчурных фондах − и лишь передаваемый на определенных условиях инновационному предпринимателю данный капитал превращается в действующий венчурный капитал (или особую разновидность современного финансового капитала). Базельские принципы запрещают кредитование фирм, не способных обслуживать и погашать кредит, т.е. не имеющих устойчивые положительные финансовые потоки, что редко характерно для венчурных компаний. У каждого из указанных выше видов финансирования есть свои преимущества и недостатки (Табл. 1). Кроме того, на разных стадиях жизненного цикла своего развития венчурная и инновационная компания может прибегать к тому или иному типу финансирования, более приемлемому для нее именно на данном этапе. Табл. 1. Сравнительная характеристика различных источников финансирования
Первая стадия развития компании начинается с идеи продукта и прообраза бизнес-модели, позволяющей новой компании выпустить на рынок новый или существенно отличающийся от имеющихся конкурентный продукт и благодаря этому «застолбить» часть рынка для выращивания стоимости нового бизнеса. Она заканчивается изготовлением опытного образца продукции, которую предполагается выпускать и которая по своим потребительским характеристикам конкурентна по сравнению с другими аналогичными продуктами. Без изготовлении опытного образца (или образцов) фактически невозможно объективно судить об отношении к продукту потенциальных потребителей, а его наличие позволяет использовать все стандартные методики изучения спроса («фокус-группы», альфа- и бета-тестирование и т.п.). Кроме того, только при наличии опытного образца можно объективно судить о возможностях его производства, упаковки, транспортировки, хранения и т.п. и, следовательно, о связанных с этим трудностях и затратах. Источником финансирования компании на первой стадии в основном служат так называемые 3F (family – семья, friends – друзья, fools – дураки), а также бизнес-ангелы. Понятно, что все эти четыре источника ограничены по объему, и полученных из них средств может элементарно не хватить для изготовления опытного образца. С другой стороны, венчурные инвесторы будут относиться к инвестированию в новую компанию с оправданной осторожностью, и именно поэтому завершающие стадии этого этапа (когда имеющиеся деньги закончились, а новые привлечь не удается) часто называют «долиной смерти». Вторая стадия начинается с первых продаж нового продукта и заканчивается достижением новой компании точки безубыточности (break-even point), означающей, что текущие затраты на ведение бизнеса покрываются текущими доходами от продажи продукции и поток наличности новой компании становится положительным. Не случайно на этом этапе для характеристики финансовых характеристик работы компании часто используют показатель «сжигания средств» (burn rate), который может доходить до нескольких сотен тысяч долларов в квартал или даже месяц, но при соответствии роста объема продаж и снижения себестоимости наметкам бизнес-плана выглядит как вполне оправданный. Венчурный капитал выступает основным источником финансирования роста компании на данном этапе. С завершением этапа, когда потоки наличности становятся положительными, компания впервые получает возможности обратится в банк за заемными средствами, а также впервые получает возможность оценить свою стоимость с использованием объективных методов и оценок (например, путем дисконтирования потоков наличности). Особенностью второго этапа является то, что венчурные инвесторы обычно не выкупают доли учредителей компании или бизнес-ангелов, а следовательно, не обеспечивают для них выход из инвестиций. Третий этап связан с быстрым ростом компании и экспансией ее продуктов на рынки, а завершается началом выхода первоначальных и присоединившихся к ним прямых инвесторов из инвестиций. Этот выход возможен либо путем продажи контроля стратегическому инвестору, либо, если позволяет рынок и компания смогла обеспечить объемы продаж, соответствующие капитализации в 400−600 млн долл., путем первоначального предложения акций на рынке (IPO). Основным источником капитала на этом этапе развития бизнеса выступают прямые (private equity) инвесторы, а также банки, которые увеличивают кредитование компании при поступлении в ее капитал инвестиций со стороны и при реинвестировании существенной части (а иногда и всего) потока наличности, который генерирует компания. Рост и экспансия компании связаны преимущественно со сделками слияний и поглощений (mergers and acquisitions, M&A), а также с развитием маркетинга, брендинга и рекламы − сфер деятельности, которые неохотно кредитуются банками и для финансирования которых требуется акционерный капитал. Также рост и экспансия связаны со строительством новых мощностей и сетей дистрибуции, которые являются привлекательными для банковского кредитования и нуждаются в акционерном капитале лишь в ограниченном объеме (15−25% от стоимости проекта). Более высокая пропорция долга в структуре капитала компании («плечо», leverage) позволяет выращивать стоимость компании ускоренными, по сравнению с ростом объема продаж, темпами и увеличивает внутреннюю норму доходности (IRR) на акционерный капитал. Преимуществом данного этапа по сравнению с предыдущими выступает то, что стоимость бизнеса и капитала компании можно оценить более точно. Следовательно, собственники компании получает возможность отдать прямому инвестору в обмен на инвестиции существенно меньшую долю в компании, чем на предыдущем этапе. Прямой инвестор не чувствует себя обделенным получив эту меньшую долю, так как уверен в оценке стоимости компании. На данном этапе прямой инвестор наряду с акциями нового выпуска может выкупить доли и венчурного инвестора, и некоторых из учредителей (как правило, для консолидации собственности в компании), обеспечив им выход из инвестиций. Компания вынуждена предлагать себя стратегическому инвестору или публичному рынку в момент, когда ее стоимость не достигла запланированного максимума и ниже него на 20−25%. Это связано с тем, что такой резерв роста выступает стимулом для инвестора очередного раунда (стратегического или публичного рынка), и при его отсутствии компания, скорее всего, столкнется с дисконтом в ее оценке. Определенной альтернативой упомянутым двум способам выхода может быть вариант продажи контроля в форме выкупа за счет заемных средств в рамках сделок выкупов (management buyout, MBO, и leveraged buyout, LBO). Эти сделки не заменяют выхода из инвестиций в двух упомянутых формах, но позволяют оттянуть его во времени и выполнить по более высокой оценке. В сделках MBO могут быть заинтересованы как собственники компании – учредители и прямой инвестор, которые сразу получат от менеджеров, использующих заемные средства, больше наличных, так как сумеют продать более весомую долю в компании, чем в случае стратегического инвестора или публичного рынка, так и менеджеры компании, которые, выполнив цели, поставленные учредителями, и расплатившись с ними, получают возможность превратиться из наемных работников в собственников. В сделках LBO ситуация похожа, но бенефициаром вместо менеджеров выступит фонд, специализирующийся на выкупах, который привлечет в компанию новую команду менеджеров. Четвертый этап стартует с начала выхода из инвестиций владельцев компании и прямых инвесторов и заканчивается, когда владельцам удается реализовать 75−100% принадлежащего им бизнеса. Наличие четвертого этапа вызвано необходимостью, хотя для учредителей компании он выглядит нежелательным и излишним. Дело в том, что стратегический инвестор в большинстве случаев не способен или не заинтересован в выкупе более 51% в компании, так как покупка такой доли полностью решает его проблемы по консолидации нового бизнеса в существующий и изменению центров прибыли и затрат и одновременно не создает новых проблем, связанных с отвлечением существенных средств из оборота и программ развития собственного бизнеса. Публичный рынок, как правило, готов инвестировать лишь в 25−30% акций компании и, кроме того, больше заинтересован в поддержании ликвидности и росте цен акций за счет тщательного соблюдения соотношений между имеющимся на рынке спросом и предложением, чем в соблюдении интересов учредителей компании по превращению созданной ими стоимости в деньги. Кроме того, прямой инвестор, как правило, зафиксировал свои преимущественные права по первоочередному выходу из инвестиций по сравнению с учредителями компании и другими акционерами, так как без такого рода оговорок и прав, он, скорее всего, просто не стал бы инвестором данной компании. Основным стадиям развития компании соответствуют определенные раунды финансирования, причем начало нового раунда фактически невозможно без успешного (с точки зрения целей и задач раунда) завершения предыдущего. В соответствии с рисками, которым подвергаются инвесторы каждого раунда, существенно различается и ожидаемый ими возврат на вложенный капитал. Понятно, что границы между стадиями весьма условны, и определенный тип инвестора (бизнес-ангел, венчурный или прямой инвестор, а иногда и публичный рынок) может оказаться заинтересованным в инвестициях раньше наступления соответствующего этапа или, напротив, прийти чуть позже. Важно также иметь в виду, что при нормальном ходе развития событий и успешной реализации бизнес-плана, который к тому же оказался разумным, новая компания достигнет успеха и реализует поставленные при создании цели за довольно короткий промежуток времени – 10−14 лет. При этом перед инициаторами бизнеса – его учредителями, собственниками и одновременно топ-менеджерами − неизбежно встанет вопрос о будущей занятости и занятиях. При венчурном инвестировании выделяют несколько стадий развития и финансирования бизнеса (Табл. 2). Табл. 2. Стадии развития и финансирования бизнеса
Выбор предпринимателем того или иного вида финансирования зависит от нескольких факторов. К ним относятся: доступность источника финансирования, плата (процент в случае заемного, доля в случае акционерного финансирования) за финансирование, профессионализм и амбициозность предпринимателя, состав финансирования (только финансовые средства или в сочетании с сопутствующими услугами), и т.д. Венчурное финансирование имеет большое преимущество перед другими видами финансирования на начальных этапах развития компании, так как совместно с денежными средствами предпринимателю может быть предоставлена организационная, управленческая и иные виды поддержки, личные связи инвестора, информация о рынках и аналогичных товарах. С развитием компании роль человеческого капитала, предоставляемого венчурным инвестором, снижается и на смену венчурному финансированию приходит прямое финансирование. Для современной России одним из наиболее важных факторов, препятствующих развитию инновационной деятельности, а следовательно, экономическому росту страны, остаются финансовые факторы — недостаток и относительная недоступность средств для финансирования инновационных или венчурных проектов. Второй важнейшей проблемой финансирования инноваций в России является потеря связей российской промышленности с российской же наукой. Даже в условиях инвестиционного роста с наступлением XXI века существенного притока частных средств предприятий в научную сферу не наблюдается, в то время как половина платежеспособного спроса на технологии удовлетворяется за счет их импорта. |