Лесная ведунья три книги. Лесная ведунья Отчаянная борьба за Гиблый Яр продолжается. Веся пытается понять, что же нужно магам, чародеям и ведьмамостутпницам в лесу, полном нежити.
 Скачать 1.01 Mb.
|
|
И тут вдруг Леся знак подала, да какой - из земли выпрыгнул саженец дубовый и давай на всех корешках как на лапках пританцовывать. - Что? - спросила я, причины радости не понимая. Леся тут же и продемонстрировала - на самом краю леса моего заповедного, да не со стороны деревень, что с лесом соседствовали, а со стороны полей, сидела девица в слезах да соплях. Рядом с ней на земле сверток пищал явно младенческого содержания. А девица, лицо мокрое рукавом утирая, вещала-ведала о происхождении дитя незаконнорожденного, и что мамка с тятькой назад с ребеночком не примут, и что делать ей нечего, кроме как отнести в лес, а там уж как лесная ведунья решит, таковой судьба дитятки и будет. И Леся счастливая сложила из лиан восторженное: «Берем?» И вот любая лесная ведунья на месте моем сказала бы «Да», и взяла бы бесспорно. А я ведьма. Я на девицу ту посмотрела и поняла-почувствовала - не ее это дитя. Она вообще не рожала ни разу! «Леся, сколько дней дитятке?» - спросила у чащи. Чаща то моя Заповедная, она на детях помешанная, она всех детей окрестных знает, и даже всех беременных матерей. Леся, призадумавшись, ответила цифрой четыре. Значит четыре дня отроду. «А кто у нас рожал четыре дня назад?» - полюбопытствовала. Тут Леся долго не думав, выдала мне пять образов находящихся на сносях дев. Первой была дочь кузнеца Варя - косая сажень в плечах, каленая сталь в глазах, кулаки пудовые. У такой кто дитя украсть попытается, тот далеко не уйдет. Второй девой была Путята - девушка милая, добрая, часто у меня в Заповедном лесу ягоды да травы собирала для матери, такая дитятко отстоять не сумеет, да только муж у нее брат Вари и сын кузнеца. И пусть имя у него тихое Тишило, зато характер как и у сестры, а кулаки поболее будут, и удар поставленный - года два назад на него разбойники напали близ деревни. Леший у меня быстрый, шустро на помощь кинулся, да только если кому и помогать пришлось, так это разбойникам. Третья дева Неждана. В Веснянках она была чужачкой, муж жену из похода военного привез, любил и берег зело сильно, тяжелой работы не давал, от того невзлюбили девушку в деревне, ох и не взлюбили. Что ж, кажется я уже знаю, кто мать. «А что, Леся, дитятко хочешь?» - вопросила я. Леся хотела, но уж сама поняла - не чисто тут дело. «Вот и бери себе дитятко, - милостиво разрешила я. - Воспитай, как полагается, да посуровее с ней будь. Тут ведь вот какая незадача, Леся, родители ее воспитали явно паршивее некуда, придется тебе перевоспитывать». И поднявшись, взяла я клюку, свою взяла, а клюку Гиблого яра пришлось взять лешему, за ней покудова особый присмотр нужен был. Я же иллюзию на себя накинула, да клюкой оземь ударила, тропинку заповедную открывая. *** Когда перенеслась на опушку леса, Леся уже за дело принялась со всем тщанием - девица подлая была спеленута, в рот, орущий, наиболее удобственную шишку вместо соски ей чаща приспособила, а малыш орал звонким голосом недавно в мир рожденного. Подошла, подняла, подержала на руках, разглядывая - хорошенький карапуз, славный и справный. Такого бы беречь и любить, но нет пределов злобе завистью порожденной. Улыбнулась я мальцу, тот беззубой улыбкой улыбнулся в ответ, на душе теплее стало. Прижала его к груди, клюкой оземь ударила, да и перенеслась к Веснянкам, да не со стороны ворот и тракта торгового, а туда, где лес мой так нечаянно увеличенный в размерах, до самих домов крестьянских подступил. Появилась я там уже под утро самое - но никто не спал в деревне - метались люди с факелами, слышался лай собак встревоженных, да собак охотничьих, словно спустили их по следу. На миг я остановилась, иллюзию на себя накидывая, опосля дальше пошла. Малыш, уже привыкший к биению моего сердца, страшной образины не испугался, и продолжал агукать, да лепетать что-то. Он продолжал, а вот вся деревня неспящая в предрассветный час, при виде меня затихала, люди расходились испуганно. А я шла горем ведомая - я же ведьма, я горе вижу, и дом, сумраком отчаяния охваченный, я видела тоже. К нему и подошла спокойственно, не таясь. А чего таиться то? О моем появлении уже знали, и даже оповестили пронзительным звуком горна. Гордей сын Осмомысла-охотника прискакал на коне своем военном, коего выкупил у короля за службу отменную, спрыгнул наземь шагах в пяти от меня, опосля подошел. Сжавшийся, собранный, чуткий. Одна рука на рукояти меча, другая явно скрывает кинжал метательный. - Экий ты Аника-воин, - сказала насмешливо голосом скрипучим старой карги. - На меня, Гордей, с оружием идти бессмысленно. Мальца забери, горемыка. А замер тот, не шевельнется, и на дитя смотрит как на подменыша. - Бери, кому говорят! - из толпы вышел староста, поклонился поясно, произнес с почтением: - Здравствуй на века, госпожа лесная ведунья. - И тебе не хворать, Вазим-староста, - с достоинством ответила ему. И тому же отцу нерешительному: - Мальца забери, кому говорю? Богатырь он у тебя, крепкий, славный да справный, держать тяжело, я же женщина старая. Тогда только шагнул ко мне Гордей, про меч и кинжал позабыв, забрал малыша осторожно, а тот возьми да и зареви на всю деревню - у меня то руки без перчаток, и держала не в пример бережнее, а Гордей он мужик как мужик, руки мозолистые, хватка железная. - Да что ж ты с дитем делаешь? - возмутилась я. Отпустила клюку, забрала мальца, тот у меня затих мгновенно. - Да что ж за народ то пошел! - возмущению моему предела не было. И держа ребенка, решительно в дом направилась, в полнейшей тишине люда окрестного. А как порог переступила, так и окончательно злость меня взяла, да такая, что ни словом сказать, ни матерным описать. Из избы вышла тут же, остановилась на пороге, оглядела крестьян застывших, да нашла лицо искомое. Путятишна, жена Осмомысла-охотника и мать этого, который мальца нормально взять на руки не может. - Путятишна, - громко сказала я, - ты же травница известная, неужто вех ядовитый определить не сумела? Жена Осмомысла-охотника из толпы вышла, смущенно передник сминая, да и сказала, стыдливо: - Так, живот прихватило у меня, опосля пирога с брюквою, четыре дня в нужнике обреталась поди. Вот же люди! Не зря говорят - сапожник без сапог! - Путятишна! - у меня голос со старческого, на вполне себе женский сорвался. - Ты же травница! И скажи ка мне, травница, что по вкусу брюкву да репу напоминает? И побледнела женщина. Как есть побледнела, да и ответила голосом дрожащим: - Вех ядовитый… И тут же кинулась к избе своей, уж у нее то противоядий имелось всяческих, хорошая баба была, хозяйственная да прагматичная, а ко мне осторожненько сам Осмомысл-охотник подошел. Отдала ребенка ему. Счастливый дед в улыбке щербатой расплылся, а все потому, что не нужно было ему с лешим моим спорить, с лешинькой вообще лучше никогда не спорить. - Внук, - сказал мне восторженно Осмомысл. А то я не в курсе, что внук. - Ты внука-то береги, - посоветовала я, хватаясь за припрыгавшую ко мне клюку. - Ты мою чащу знаешь, у нее к дитяткам особые чувства и если ей кого дают, она же возьмет, а вот отдаст ли - уже вопрос. И тут голосом сиплым, нервным, Гордей да и вопроси: - Это ж выходит, что кто-то сына моего лесу Заповедному отдал?! Я по ступеням дома его ступила, к воину бывшему подошла, руку протянула - не отшатнулся даже, силен мужик. Даже почти уважаю. И заглянув в глаза его темные, образ матери фальшивой и передала. - Иввваника! - прорычал Гордей-воин. Селяне разом ахнули, а кто-то и запричитал. - Убью! - прошипел Гордей. - А вот это, мил-человек, не получится, - я руку от щеки его убрала и в лес отправилась, обронив на последок: - Чаща моя зело младенцев жалует, но коли девица попадется невоспитанная, то воспитанием не брезгует. И тут из толпы крик истошный раздался: - Доченька! Моя доченька! Я обернулась, плечами пожала, да и ответила: - Отдадим. Вот как только перевоспитаем, так и отдадим. Если перевоспитается, конечно. В таком-то возрасте перевоспитывать оно дело сложное. И уже когда в лес входила, услышала крик Осмомысла: - Спасибо тебе сердешное, госпожа лесная ведунья! Обернулась, голову склонила, благодарность принимая, и весело обратно зашагала. Настроение такое стало возвышенное. На небосклон посмотрела, там солнышко яркое по-утреннему свежее на небо поднималось. Самое паршивое время для нежити это когда солнышко на небо поднимается. И тут они ударили! Разом, едиными силами, всей мощью! Я захрипела, да на колено свалилась, из последних сил за клюку свою держась. А где-то там, взревел от боли мой леший, у него же клюка Гиблого яра была! Он удар и принял весь! И я бы упала, там же на месте упала бы, но леший, мой леший, он ведь погибнуть мог! И ударила по земле, ладонью открытой, ближайший источник до поверхности земли поднимая, а едва воды коснулась, отправила Воде одно единственное словечко-сообщение: «Стой!». А вот опосля и рухнула. *** «Валкирин, проклятая тварь! Уничтожу!!! Я тебя уничтожу, девка беспутная, кровью своей клянусь - уничтожу! И могилы у тебя не останется!» Мне говорила это ведьма. Самая прекрасная ведьма на свете. Глаза ее были, что озера синие, а глубины в них имелось поболее, чем в море-океане. Красивые глаза. Такие красивые, что смотреть в них хотелось, глаз своих не отводя, и тонуть, во глубине тонуть, и чтобы легко было и хорошо, и невесомо так. В саму глубину не хотелось, там опасность таилась, я то чувствовала, но отдохнуть, хоть на миг отдохнуть да позволить себе вот так плыть по течению теплому, мне хотелось. - Веся, посмотри на меня! - а то другой голос. Властный, повелевать привыкший, сильный голос и требовал он подчинения. - Веся, пожалуйста, посмотри на меня… И руки теплые. Шершавые чуток, сильные, да вместе с тем нежные, по щеке пальцы скользят, но в движении этом и ласка, и напряжение чувствуется. - Веся, просто открой глаза! Снова повелевает, повелительный мой охранябушка. Точно охранябушка, касается осторожно, бережно, ни на что не покушаясь, ни на чем не настаивая. А я глаза его вспомнила - красивые у него глаза, цвета неба синего, что тучами предгрозовыми частью закрыто. Только вот в таком небе, в нем угроза лишь на поверхности, только на первый взгляд, а потом, потом-то знаешь точно, что снова засияет солнышко, дождем омытое, и засверкает каждый куст, каждый листочек, каждое дерево, каждый цветочек, засияет и заискрится, от того и не страшно в глаза архимага смотреть. Мне не страшно. - Веся… - М? - отозвалась я. Усмехнулся, обнял крепче, да и спросил: - Стало быть, слышишь? - Стало быть, слышу, - согласилась я. - А чего тогда молчала? - мрачно спросил он. - Ну, я сравнивала, - созналась сонно. - Сравнивала что? - снова голос требовательный, сразу очарование теряется, и уже понимаешь, что не охранябушка это, а Агнехран-маг. - Глаза ваши сравнивала, - раздраженно ответила я, и голову повернув, уткнулась лицом в рубашку маговскую. И хорошо так. И спокойно. И вот так отдыхать мне понравилось больше, чем в глазах ведьмы тонуть, и безопаснее оно как-то. - И… как? - вопросил Агнехран. - Твои лучше. Нет у ведьмы красивше, с этим не поспоришь, но твои роднее, и добрее, и лучше. Хоть ты и маг. Хмыкнул, к себе на миг так крепко прижал, что не вздохнуть, но сразу помягче стал, хоть и не отпустил. А я тогда уж и спросила. - А что ты тут делаешь? Это ж лес Заповедный. Усмехнулся снова, к виску моему губами прикоснулся, и прошептал: - А до леса Заповедного, Весенька, ты два шага не дошла. Вот тут то я глаза и открыла. Смотрю - а надо мной полог натянут тканевый, светлый такой, да со знаком маговским. Голову приподняла, гляжу - маги лагерь прямо под лесом разбили, ходят по деловому, столбы какие-то заклинают. На лес свой поглядела - там, слава силам небесным, лешинька мой стоит. Злой аки дьявол какой, которого посреди сна разбудили, да к работе приспособили. В руках клюка яра Гиблого, с правой стороны от него Ярина стоит, нервная, слева Леся, вот она счастливая, делает предположения по поводу того, что мы тут скрытые ото всех делаем, и предположения те - одно другого пошлее. «Лешинька, очнулась я» - сообщила другу сердешному. Тот облегченно выдохнул, глаза прикрыл, и поняла я - сам едва держится. «Что случилось-то?» - вопросил он. «А мне бы и самой понять, - призналась ему. - Догадки смутные есть, но обмозговать то надо, обдумать крепко». «Пока что так вижу, - ответил лешинька, - водяной да болотники Гиблый яр серебряной водой наполнять начали. От воды той только нежити только и вред же, но от чего-то по нам удар пришелся. От чего так?» «Не знаю, - призналась я». «Архимаг с тобой?» - зло спросил леший. «Он». «А аспида не видать, к слову». «Да и не велика потеря, - ответила я. И тут же спросила: - А он в порядке?» И глухое рычание из самого леса мне послышалось. «Был, меня поднял, да и исчез в портале алхимическом». «Значит в порядке, - успокоилась я.» «В лес вернись! - потребовал леший». А я глаза открыла. И утонула. Или взлетела. Или еще что-то, но я или парю, или плыву, или лечу - хорошо так. Охранябушка мой, без глаз подведенных, в рубашке белой шелковой, черные волосы чуть растрепались, а взгляд добрый такой, и улыбка теплая. Не удержалась я, руку протянула, к улыбке прикоснулась, и на улыбку его, своей улыбкой ответила. - Хорошо с тобой, - прошептала тихо. - Вот и мне с тобой, - сказал он в ответ. Я руку уронила обессилено, да теперь груди его касалась, а там под пальцами биение сердца ощущалось, да я и ладонь прижала чуть крепче. А он своей накрыл, и с силой прижал, и спросил вдруг: - Чувствуешь, как бьется твоя собственность? - Почему это моя? - возмутилась я сразу. Потому как если собственность, это же мне ответственность нужно нести же. - Потому что это сердце - твое, - спокойно сказал Агнехран. - Для тебя бьется, и всегда для тебя биться будет. Я руку быстренько-то и убрала. Маг настаивать не стал, и продолжать тоже, лишь сел удобнее, спиной о столб полог удерживающий опираясь, подушку на которой я лежала поудобнее перехватил, да и спросил о делах: - Что произошло? - Вот если бы я еще и знала, - созналась виновато. А лишь попыталась приподняться, охранябушка удержал, затем магией притянул к себе кувшин с бокалом хрустальным, воды в бокал налил, мне подал. Пить вот очень хотелось, но едва к губам вода прикоснулась - чуть не обожгла. Я дернулась, маг быстро ту воду от меня убрал, другой кубок притянул. И вот в нем было вино. - Пей, в нем серебра нет, но и в воде его практически не было, - сказал Агнехран сдержанно, только в той сдержанности напряжение ощущалось. И тревога. А я, пить собравшаяся, вдруг на руку свою посмотрела - она была вся рука как рука, да только на самых кончиках ногти черные. И я вдруг поняла - черные они не от клюки, и не синяки это подноктевые… это скверна. Это могильная чернота. Это признак нежити! - Пей, - потребовал маг. Молча я выпила, бокал ему вернула, да и села, на руки свои глядя внимательно. А потом вдруг поняла - руки, это ведь только вторая стадия. Первая - глаза. И я на мага посмотрела потрясенно, и спросила хриплым шепотом: - Охранябушка, что с глазами моими? - Глазки? - он вгляделся оценивающе и уверенно сообщил. - Очень красивые глазки. Мне нравятся. Глянула на него с подозрением, только вот врать мне не стоило. - Speculo! - выкрикнула заклинание, словно в другой жизни изученное. Да едва зеркало появилось передо мной - содрогнулась. Глаза у меня были черными. Самыми что ни на есть черными! Без белка, без зрачков. Черные. Абсолютно черные. И губы им под стать - на белом бледном лице они черными казались! Я… стала нежитью. Вот почему Агнехран закрыл меня и от своих и от моих, вот почему не отпускал, вот почему… Стоп, но я не нежить! Уж я-то это знаю точно! - Я не нежить, - сказала уверенно. - Я знаю, - спокойно ответствовал Агнехран. И так он это сказал, что мне интересно стало: - А если бы стала нежитью, тогда что? В ответ услышала разъяренное: - Убью! Взяла и язык ему показала. Порадовалась заодно, что язык то мой розовый, нормальный, и авторитетно напомнила архимагам всяческим. - Нежить нельзя убить, только упокоить! - Тебя успокоить? - мгновенно предложил маг, да только в вопросе от чего-то угроза послышалась. - Упокоить, - указала на ошибку его. - Успокоить то можно живых, а упокоить… Рывок, и к губам моим черным, я сама бы к ним ни на миг не притронулась, губы теплые, сухие, твердые прижались. И я бокал с вином обронила. И зеркало. А руки, от чего-то не уронились, они обняли, и вот как только они его обняли, поцеловал меня маг уже по-настоящему, да так, что сердце мое забилось, быстро-быстро, как птица пойманная, или как на свободу выпущенная. И словно взлетаю я, только и держат, что руки его сильные, да дыханием опаляют губы теплые. И хорошо так, так хорошо, словно весна в душе расцветает, а все цветы морозом побитые, распускаются нежданно-негаданно, ароматом леса-поляны наполняют, радостью сердце наполняют и цветут, так отчаянно цветут, как в последний раз… Вот только цвели они уже свой последний раз, и цвели и отцвели! И замерла я. А вот маг нет - сжал в объятиях крепких, губы безвольные поцелуем согреть пытается, а момент упущенный вернуть, хоть на миг, да не вернется уж, и Агнехрану пришлось это принять. Остановился он, в глаза мои заглянул, да и спросил: - Что не так, ведьма ты моя лесная? Улыбнулась невольно - хорошее было прозвище, где-то даже самое правильное. Только проблема одна имелась, и сказать о ней следовало. - Послушай, маг, - на его руках я вольготно лежала, и будь воля моя, может и еще бы полежала, да только, - ты гордый, охранябушка, ты шел даже когда ходить не мог, ты за топор взялся, когда руки еще дрожали, потому что должен быть не хотел. И сказав это, поднялась я. Не сразу, и не надолго - пришлось обратно на траву сесть, голова кружилась, пить хотелось, а еще плакать от чего-то. - Веся, что ты сказать пытаешься? - тихо спросил Агнехран. Что я сказать пытаюсь? То, что уже говорила, а ты не услышал или услышать не захотел. И посмотрела я в глаза темно-синие, такие темные и такие синие, улыбнулась безрадостно и сказала честно: - Вот и я не хочу должной быть тебе, Агнехран-маг, а потому сразу скажу, уж не помню в какой раз - не выйдет у нас ничего. Ты хоть и старше меня по годам прожитым, да только я тебя старше на целую жизнь, пойми это. Ты на себя посмотри, охранябушка, ты еще молод, вся жизнь у тебя впереди, а я хоть и молода, но жизни у меня больше нет. Странно поглядел на меня архимаг, да и произнес: - Speculo. Да и заискрилось по приказу его в пространстве зеркало. Большое, гладенькое и от того хорошо все отражающее. И вот отразило оно - меня. Меня, да только почти прежнюю. И глаза мои цвет свой прежний вернули - сине-зеленые стали, и тьма вся исчезла, и даже губы вместо черных теперь были красные. Уж зацеловал так зацеловал, и вот как мне сейчас лешему моему показаться? - А вообще это странно, - заметила я, придвинувшись ближе к магу и оперевшись на ногу его, в колене согнутую. Тяжело мне пока даже сидеть было. - Согласен, - согласился охранябушка, да к себе притянул, чтобы на него опиралась-откинулась, на грудь его широкую, на плечо сильное. Так оно было удобнее, а то совсем я что-то ослабела-то. - Губы словно огнем горят, - вздохнула я, пальцами осторожно к устам прикасаясь. - Прости, переусердствовал, - покаялся не слишком искренне охранябушка. Простила уж, да и не злилась вовсе. Хорошо мне с ним было. Хоть и знаю, что маг, что веры им нет, что ничем хорошим это все не закончится, а только… хорошо мне с ним было, здесь и сейчас, так бы вот сидела бы и сидела. Руку подняла, на пальцы посмотрела - не осталось черноты под ногтями, черноты вообще не осталось, и синяков не было, что странно вообще-то. - Попробуешь воду? - мягко предложил охранябушка. - Давай, попробую, - согласилась безрадостно. Оно как - вроде и надо бы, но когда есть шанс, что вода эта на языке огнем обернется, пробовать не слишком-то и хочется. Только вот куда деваться-то? Подлетел кубок стеклянный ко мне, магией охранябушки призванный, сам Агнехран его подержал, пока я первый глоток делала. За первым второй, третий, четвертый… так вся вода в бокале-то и закончилась. - Это ключевая? - спросила, пока бокал по воздуху обратно летел к кувшину. - Талая, - ответил маг, платком белым осторожно губы мои мокрые вытирая. - Как тебя увидел, родниковую дать не решился, послал в горы за снегом вечным, вот его и растопил здесь. Странно, а по вкусу вода и вода, от родниковой не отличить. - Спасибо, - прошептала, голову запрокинув и на Агнехрана поглядев. Тот улыбнулся в ответ, и, вздохнув, сказал: - Все для тебя, ведьмочка моя. А вот опосля подушку к себе притянул, меня наверх подтянул, да и лег, голову мою на плече своем умостив. Лежим, в полог над нами натянутый смотрим, и друг на друга украдкой. А все потому, что вопросов у нас обоих хватает, только я благодарственно молчу, право спрашивать ему уступая, а он от чего-то тоже молчит. Видать из вежливости. Ну, раз вежливый, сам и виноват. - На краю Гиблого яра много крови пролилось человеческой, - сказала словно невзначай, руку подняв, и теперь к солнцу сквозь ткань проглядывающему, через пальцы присматриваясь. Но так вообще вопрос был для меня важный, это я исключительно вид делала, что мне неинтересно и так, от скуки спросила-то. - Крови пролилось много, - сдержанно маг ответил, - но ни одна жизнь не была потеряна. Вот тогда-то я и вздохнула с облегчением. - Волновалась, да? - с насмешкою доброю спросил охранябушка. - Нееет, - заверила с самым невозмутимым видом. - Просто кровь там, она же это… эм… - Пролилась слегка, - подсказал вкрадчиво Агнехран. - В большом количестве! - не согласилась я с его интерпретацией событий. - Волновалась, - уже с абсолютной убежденностью констатировал маг. - Не то чтобы о тебе, - почему-то сочла нужным заметить я. - Но вообще-то обо мне, - мигом раскусил маг. И уже иначе, твердо и уверенно сказал: - Волноваться не стоило, не малец безусый. Приподнялась, посмотрела на него, указала на объективную реальность: - Вообще-то безусый. - Отрастить? - поинтересовался маг. А я вот только сейчас вдруг поняла - щетину не вижу. На локте приподнялась, вглядываясь в подбородок его гладкий, и тут охранябушка произнес сипло: - Весенька, может в другой-какой позе рассматривать будешь? Ну я быстренько локоть то с солнечного плетения мага и убрала, надо же было неловко так опереться. И чувствую, краснею я всем лицом, а уши так вообще горят. А маг выдохнул-вздохнул, да и пояснил: - Щетины нет, потому что маг я или как? Или как… Легла я обратно на место самое на плече его удобное, лежу, думаю. Тихомир тоже маг, но щетина у него была, странно это, ну да потом о том подумаю. - Но крови много было, - вернулась к теме обсуждаемой. Помолчал Агнехран, а потом так сказал: - Нежить вела себя странно и непредсказуемо. Помолчал еще миг и добавил: - Прямо как ты. Еще помолчал, и уже у меня спросил: - Как так вышло, что чуть нежитью не обратилась? А я и не ведаю, что ответить. Плечами пожала лишь, сказать мне было нечего. Но Агнехран на том допрос не прекратил. - Как вышло, что от поцелуя вновь прежней стала? Совсем прежней, даже чернота с волос сошла. И он прядь мою подхватил, к лицу поднес - золотились на свету волосы каштановые, и черноты в них больше точно не было. Прямо как у меня ответов! Что ж, вопрос был по существу, вот по существу я и ответила: - Понятия не имею. - Хоррроший ответ, - задумчиво произнес охранябушка. - Знаешь, - я голову повернула, на мага, что на меня взирал неизменно, взглянула, и сообщила, - жизнь это вообще такая вещь, в которой много вопросов, а ответов раз-два и обчелся. Усмехнулся маг, руку мою сжал, пальцами погладил невесомо, и сказал: - То жизнь, Веся, а это магия. Магия - точная наука, и если существует вопрос, значит на него имеется конкретный ответ. - Это если магия ваша, у вас она да - наука, - согласилась я, от чего-то задерживая дыхание каждый раз, когда большим пальцем охранябушка по тыльной стороне моей ладони проводил, - а для нас, ведьм, магия это жизнь. В ней нет четких правил, нет и ответов. И тут снаружи постучали. Прямо по одному из столбов, что полог тканевый удерживал, опосля раздалось «Гхм» и голос низкий мужской молвил: - Ваша светлость, послание от императора. И гладить ладонь мою Агнехран перестал. И от того вдруг холодно стало на душе, и зябко, и неуютно как-то, в общем пора было в свой лес возвращаться. И я уж встать хотела, но удержал маг, силой удержал, а тому, кто стучался, сообщил: - Отвечу позже. Но мага пришлого тот ответ не устроил, и сказал он: - Император ожидает на связи. И вот словно солнце померкло. Села я, Агнехран более не удерживал, лишь на меня смотрел так, словно готов был многое отдать, чтобы не было этих слов, и необходимости уйти тоже не было. Но жизнь она такая, иногда у нас просто нет выбора. - Я в лес, - сказала, поднявшись, и платье оправив. - А я? - спросил Агнехран. «А тебе нельзя» - подумала, на него глядя, но сказать вслух не смогла, лишь головой отрицательно покачала. - Все еще не доверяешь? - с нескрываемой горечью вопросил он. И вот что сказать ему на это? Сказала правду: - Ты архимаг. Странно усмехнулся охранябушка, да и молвил ожесточенно: - Это даже не ответ, Веся, это приговор! Вздохнула я, да молчать не стала, честно призналась: - Ты архимаг, охранябушка, ты мой лес Заповедный уничтожить одним ударом можешь, а в нем и чисть и нечисть, в нем дом для всех, кто потерял его. Так как тебя впустить, скажи мне? И говорили мы тихо, а тот, кто за пологом стоял, громко молвил: - Ваша светлость! Но я из полога вышла первая. На детину, что потревожил нас взглянула неприветливо, и поняла - не маг он, а так, служивый давний, да только служивый этот на меня так поглядел, что ясно стало - вообще не испугался. А я взяла и напугала. Носом длинным горбатым, мордой зеленою барадавчитою, космами нечесаными, шляпой с поганкою. Не отошел - отлетел служивый, а после застыл, челюсть отвесив. Оно понять можно его было - следом за мной маг Агнехран вышел, за талию обнял меня, страхолюдину такую, да спиной к груди своей прижал, и попросил тихо: - Не уходи, пожалуйста. Я руку поверх его ладони положила, из груди стон рвался, но я удержалась, и ответила шелестом травы: - Не могу. Уходила не оборачиваясь. Так и ушла. А едва в лес шагнула, сомкнула за спиной моей Леся кусты терновые, припрыгала ко мне клюка моя верная, встретил взглядом суровым леший, а я… вот хоть вой. *** В Гиблом яру цвели цветы. Белые, красивые, ароматом пропитавшие весь воздух даже и над рекой, а еще в яру цвела Ярина. Металась чаща моя Заповедная от дерева к дереву, каждое силой своей питая, каждому помогая. У меня на то сил уже не было, устала я, совсем устала. И сидела теперь на берегу, одной рукой воды касаясь, второй крепко клюку яра Гиблого сжимая - она все рвалась помочь Ярине да русалкам, что ручьи серебряные подземные пением поднимали, но отпускать было нельзя - это из меня скверна вся ушла неведомо как, а клюка еще частично полна была силы нежити, так что нельзя. И держала я ее, а она как щенок на привязи, все рвалась и рвалась. Водя появился неожиданно - из воды прямо под рукой моей вынырнул, улыбнулся широко-нахально, опосля приосанился, плечами могучими поигрывая, и вопросил: - Хороша ли работа моя, а, хозяйка лесная? - А то, - согласилась я, - уж постарался так постарался. Чуть меня с лешим не угробил, но постарался - этого не отнять. И Водя сник. И тут же ясно стало - сам едва на плавнике держится, устал смертельно за ночь эту, а когда я потребовала остановиться, он же всех и остановил, и русалок своих и болотников моих. И чего ему то стоило, я и представить не могла. Только вот уже закат почти, а Водя только сейчас появился, и зная точно утверждать можно, что до мига этого он в беспамятстве был, иначе раньше бы пришел. Руку протянула, ладонь к щеке его прижала, он плечом придержал мою ладонь, отпускать не хотел. Да только разговор нам предстоял, и разговор сложный. - Весь лес, Водя, зачем весь лес? Водяной руку мою своей накрыл, к лицу своему прижал чуть сильнее, да и сказал все честь по чести: - Хотел, чтобы все это закончилось. Одним ударом нежить добить хотел. Но я руку отняла, посидела молча, на работу Ярины глядя, и сказала тихо: - Это лес, Водя, это лес. Нельзя в лесу одним ударом ничего сделать, кроме как уничтожить его! Рывком Водя из реки на берег выбрался, сел со мной рядом, а хвост в ноги трансформировать не смог, видать сил совсем не было, на меня посмотрел, кивнул обреченно. - Знаю, Веся, знаю… Но я тебя в это дело втянул, я за собой вину ощущаю, пойми меня. - Понимаю, - ответила безрадостно. Потому что не было радости. Вообще не было. Ни капельки радости здесь. Назад я хотела, в шатер светлый, в заботу сердешную, да в объятия мага, того о котором все время забываю, что он маг. А ведь маг он, Веся, он маг… нельзя к нему, совсем нельзя. - Ты грустишь, - сказал Водя задумчиво. «Я тоскую» - подумала, с трудом слезы сдерживая. - Хорошо все, - отмахнулась от дум печальных. - Справляемся. Не без ошибок, не без трудностей, но справляемся. У меня леший есть, ты есть, войско цельное, и аспид непобедимый. Сдюжим, в любом случае сдюжим. Кивнул Водя задумчиво, хвостом по воде плеснул, да и сказал повинно: - Прости, что вышло так, что на тебя удар пошел, виноват я. - Не ты, - я головой покачала, - не ты, Водя. О том, что клюка заповедная в Гиблом яру гниет обреченно, знать не могли ни ты, ни я. Помолчал водяной, затем спросил напряженно: - А как такое быть может? Как случилось-то? Ведуньи-то мертвые, нежитью обращенные, с клюками каждая! Кивнула я, слова его подтверждая, да добавила тихо: - Так то оно так, Водя, они все с клюками, да только не с теми и не те. Нет среди них ведуньи Гиблого яра, давно ее нет. От того и чаща Заповедная меня послушалась, от того и власть над лесом по ночи перехватить я сумела. Нет в этом яру даже умертвия прежней его хозяйки. Ее убили. Да не в лесу даже убили, в другом месте. И тут вот призадумалась я вот об чем - убили хозяйку Гиблого яра не здесь, а погубили-то тут. Я это сама видела, когда в воспоминания Ярины при встрече первой заглянула. Я же все видела! Ловушку подлую, знак Ходоков жуткий, то как вступила в ловушку старая да и видящая уж плохо ведунья, как вышла из нее становясь умертвием! А опосля подожгла себя, сама подожгла, чтобы лес свой от скверны уберечь, чтобы спасти свой Светлый яр, да только он все равно Гиблым обернулся, а я… я… вот я дура! - Весь, ты побледнела чегось, - напрягся Водя. - Ох, Водя, тут не бледнеть, тут краснеть впору, - высказала в сердцах, да поднялась резво. Мне леший был нужен. Прямо сейчас. И именно леший! И… я на водяного посмотрела, и поняла, что водяной мне нужен тоже. - К лешему надо, с тобой, - честно сказала Воде. Вздохнул он тяжело, да и… и кракена призвал. В другой раз сам бы перенес запросто, а коли кракена призвал, значит совсем Воде плохо, совсем измотан. *** Лешего я позвала, едва на берег ступила, Водя следом перенесся, из сил последних облик себе придал человеческий, и сидел теперь на бревне поваленном в штанах чешуйчатых серебряных, да с торсом голым, но я слова не сказала - ему и так плохо, куда его еще за рубашкой посылать. Послала зов лешему, да ближе к водяному подошла. Он меня обнял, к себе прижал, лбом в живот уткнулся, плохо ему было, совсем плохо. Погладила по волосам золотым, да мягко силу свою ведьмовскую пустила - сильно помочь не смогу, но так, немного, сил придать да слабость не чувствовать, это я могла. А ощутив прибытие лешего, я глаза закрыла, и разом силу свою в водяного выплеснула, голову его к себе сильнее прижав. - Как у вас тут… интимно, - прозвучал вдруг голос злой. Аспид вернулся. Не ответила я ему, к другу верному обратилась: - Лешинька, родненький, клюку возьми. Подошел молча, забрал молча, постоял, глядя как я Водю уже двумя руками обняла, да дышу с трудом, и молвил издевательски: - А смотрю, не бережешь ты себя, рыбехвостый. Водя, под руками моими расслабившийся, вмиг напрягся. Вздулись мышцы могучие, распрямились плечи широкие, и может еще какая реакция была, лешинька порой Водю до посинения довести мог, но глаза мне сейчас было открыть никак, а вот на место некоторых поставить - самое то было. - Клюкой тресну, - пообещала я другу верному. - Да тресни, - неожиданно согласился леший, - не впервой, переживу. А вот ты переживешь ли? Сама едва оклемалась! И Водя тут же отстраниться попытался. Тут дело такое - не понял он, что я делаю, а теперь, когда леший сказал, то уж очевидным стало. - Пусти! - потребовал водяной. - Разбежалася, - ответила ему. - А бег это в целом полезно, - вмешался аспид. - Отпусти рыбину, кому сказал! - добавил леший. - Веся, хватит, - не отставал от них Водя. - Уже, и хватила, и отпустила и все прочее, - бесят иногда сил моих нет как. - Еще мгновение и закончу. Тишина такая в лесу моем Заповедном воцарилась. Благословенная тишина. Вообще хорошо, когда эти трое молчат и морали мне не читают… особенно если учесть, что сейчас у них повод для чтения нотаций то появится, да еще какой. И тут леший возьми, да и спроси: - А ты, водяной, небось решил, что тебя от чувств нежных пообнимать решили? Все, у лешиньки настроение поганое вусмерть, так что сейчас начнется. Водя в ответ зарычал глухо. Аспид хоть молчал, и то хлеб. - А я от нежных чувств и держу, лешинька, ты же меня знаешь, - ответила другу верному. А затем лицо Води ладонями обняла, запрокинула, в глаза сине-зеленые, как заводи глубина, заглянула, к губам нагнулась, да и выдохнула часть своего дыхания. Водя вдохнул судорожно и силу вернул. Вмиг вернул. - Весь, - глядя на меня позвал тихо, - что это было? - Ведьмовская магия, - пояснила ему, выпрямляясь, но все еще держа лицо его. Просто взывание к скрытым резервам существа магического, такого как водяной, это несколько нестабильная штука, кто его знает, что случиться может. Раз, два, три… десять… двадцать… тридцать. Готово. Улыбнулась я водяному, он на меня смотрел непонимающе, с удивлением, да с ощущением силы в нем растущей. - Лучше? - спросила с улыбкою. - Лучше, - кивнул Водя. - Намного лучше. Ты во мне магию пробудила какую-то? - Не, - я плечами пожала, - силу твою резервную, внутреннюю. Чтоб не пришлось тебе седьмицу целую кракена призывать постоянно. А то я ж тебя знаю, ты гордый, а тут такой удар по репутации. - И не говори, - усмехнулся он, - русалки засмеют, кикиморы там, болотницы. Но то шутка была, а затем сказал он уже серьезно: - Спасибо, Веся. Кивнула я, благодарность принимая, отпустила водяного, отошла от него на шаг, мельком глянула на аспида, тот от чего-то такой злой был, что казалось воздух вокруг него потемнел и клубится тьмой, потом на лешиньку посмотрела - тот не добрее выглядел, ну и, раз терять мне было уже нечего, я всем троим и призналась совершенно честно: - Я - дура. И выражения лиц у моих нелюдей такое стало - человеческое. Вполне себе человеческое. Только смотрели на меня так, словно я клюкой пришибленная, а то и бревном цельным. Да и что тут сказать-то, правда дура, набитая да полнейшая. Протянула руку - клюка Гиблого яра ко мне тут же и припрыгала, да едва ладонью сжала, отозвалась теплом и холодом. Теплом - потому что теперь в ней была жизнь, а холодом - потому что в ней все еще оставалась смерть. Ну и вот так вот, с клюкой в руке, притянула к себе ближайший прутик из лесного падня, ногой песок речной притоптала, да и начала рисовать, а то так на словах как объяснить вообще не знала. - Ведунья Гиблого яра попала в ловушку, - я круг нарисовала, к нему фигурку человечка вроде как направляющуюся - стрелочкой обозначила. Посмотрела, подумала, фигурке схематичной юбку пририсовала, а то как-то не солидно - почтенная ведунья и без юбки. Потом подумала, добавила клюку, волосиков… увлеклась… - Веся, - недобро леший произнес. - А, ну да, - точно увлеклась. Смутилась, волосы поправила… свои, а не у рисунка, потом объяснять начала: - Это ловушка, - я на кружок криво нарисованный указала, - в ней знак Ходоков скрыт был. Меня от такой ловушки охранябушка спас… - и вот только сказала, так сразу тоскливо стало, хоть вой. Выть не стала, постояла, на схему глядя, да и продолжила, - а вот ее не спас никто. Но ведунья была опытная, осознала опасность тут же, да и сожгла себя, чтобы скверна по лесу не распространилась. Да только разве остановишь такое? И все же частично она остановила, себя в жертву принеся. И тут я умолкла. Просто два противоречия озвучила, и только сказав, осознала то - «разве такое остановишь» и «все же частично остановила». И вроде противоречие, вот только имело оно место. Суть то в чем - она себя сожгла, пытаясь скверну остановить и лес свой спасти, и частично ей это удалось. Удалось ведь - чаща Заповедная цела осталась. А как удалось? То мне толком не ведомо. И еще вот момент: - Она получается погибла в лесу своем, близ ловушки. Но клюка не рядом оказалась, она на опушке Гиблого яра была, а это только об одном говорит - что погибель свою ведунья далеко от леса своего нашла. И после смерти ведуньи, клюка-то в Гиблый яр и вернулась. А теперь вот скажите мне, как так вышло? И посмотрела я на лешего - тот ответил взглядом задумчивым, на аспида - и тот задумался, на Водю… - Охрррранябушка, значит? - разъяренно спросил вдруг водяной. - Что было, то было, - я руками развела, намекая что нечего вообще вопросы такие задавать. - А по делу у тебя какие-нибудь зарычания будут? - Замечания? - переспросил Водя. - Они, конечно, предпочтительнее, - заметила я,- а рычать если так хочешь, то по делу давай. Нахмурился. Сидит злой, мышцы бугрятся, зубы стискивает, думает. И тут аспид спросил: - Почему себя ругаешь? За что? Я в твоих действиях глупости не увидал, хозяйка лесная. Порывистость, решительность, но не глупость. Постояла я, глядя на него с тоской, да и пояснила: - Хозяйка Гиблого яра стала нежитью. Остановила этот процесс неведомо как, себя вот сожгла почти, но нежитью частично все равно стала. И она, и клюка ее - клюка то в руке была, и как жизнь смертью в хозяйке сменилась, так и в клюке магической. Помолчала я, перед собой растеряно глядя, и сказала: - Мне нужно было понять, вспомнить, что случилось с хозяйкою яра Светлого, что Гиблым стал. Ведь показала мне чаща, все показала, а я позабыла. И про план твой Водя знала же, что по нежити удар нанесете, но клюку подчиняя и не подумала. Я не подумала. Моя вина. Моя ошибка. - И с тоской поглядев на лешего, повинилась: - Прости меня. Мрачным взглядом взгляд мой леший встретил, и мрачно же сказал: - Оба сглупили. Клюка себя повела странно, нетипично повела, из рук моих вырывалась, да к тебе стремилась. По уму понять бы я должен был сразу. И тут аспид тихо так, проникновенно вопросил: - И что ж мы все понять должны были, объясните уже, наконец. Леший заскрипел, затрещал корой, но промолчал. Водя тоже понял все, и тоже молчал, говорить не желая. А вот мне сказать пришлось. - Господин Аедан, вчера, когда мы с вами за клюку сражались успешненько… ну после вашего прихода успешно, если уж начистоту, я как хозяйка лесная силу клюки Гиблого яра получила. Всю силу. И светлую, что жизнью зовется, и темную, над коей смерть власть имеет. Не подумала я. О том, что наполовину прошлая ведунья лесная стала нежитью, не вспомнила. И клюку эту в свой лес принесла, своему лешему отдала - сглупила я страшно. От того, когда Водя с русалками да болотниками воду с ручьев серебряных поднимать начал, удар не на Гиблый яр пришелся, а на нас, его хранителей, на меня да на лешего. И вот стою я дура дурою, стыдно мне так, и горько, и страшно от того, что случиться то могло, и… - Так, главное спрошу, - молвил аспид, - а скажи мне, хозяйка лесная, знай ты все это по ночи, как поступила бы? Что сказать тут. Плечами пожала, да и ответила: - Так же. Другого пути не было, Велимира начала Ярину призывать. Ведьма эта, не знаю как, но именно она, Велимира, убила прежнюю ведунью Гиблого яра, от того в ней сила ведуньи и была, от того не могла зову противится чаща Заповедная. Так что не было у меня выбора, тут все верно было. В другом глупость заключается - я Водю не остановила. Я не подумала. Я… - Спать идешь! - вдруг прошипел аспид. Да так прошипел, что я отшатнулась, чуть в воду не свалилась - хорошо водяной придержал. Оторопела я, напрягся Водя, нахмурился леший. А аспид по-хозяйски приказал: - Леший, со мной идешь, совет созывать будем, да тебя проверить надобно, мало ли… вдруг все еще нежитью частично шляешься. Водяной, изыди - а то дохлой рыбой уже на милю несет. - Я не дохлая рыба! - вскипел Водя. - Нет, ты не дохлая рыба, ты же у нас не рыба, ты пиявка. Изыди, чтобы до захода солнца тебя не видел, - прошипел аспид. А потом снова мне, и так словно взбесился начисто: - Я. Сказал. Спать! Стою, на аспида смотрю шокировано, и вот с чего он шипит кто бы мне сказал? Я перед Водей виновата, в том вину свою признаю, перед лешим тоже виновата - тоже признаю, но… - А тебе-то я что сделала? - спросила непонимающе. И тут вспыхнул аспид кругом алхимическим. Вот только что сам стоял, а теперь под ногами у него круг алым светящийся, да символы красным светом сияющие, да… И вдруг обхватила меня поперек рука могучая, и в единый миг уволокла прямо в реку. И почти сразу на берегу громыхнуло что-то, и рык раздался, да только - Водя если что и умеет делать вообще лучше всех, так это плавать. Уплыли мы в общем. Очень быстро уплыли. Очень-очень-очень быстро. *** «Лесоведчество. Часть 1. Магическая составляющая». Буквы внезапно становятся все больше, больше, больше… и как-то исчезают. - Весь, - лениво позвал водяной, - Веська, ты опять носом в книге заснула. И я проснулась. Села, проморгалась, в текст вглядываясь и попыталась вникнуть в дальнейшее повествование. «Лесовозобновление распределяется равномерно на биологическую, магическую и климатообразующую составляющую. Биологическая основа построена на законах экологии, почвоведения, геоботаники, физиологии растений, метеорологии, зоологии, фитопатологии». И я поняла, что снова в сон проваливаюсь. Просто нереально все это читать и оставаться в адекватном состоянии, особливо если ночь выдалась вообще бессонная. - Весь, а что ты ищешь? Конкретно? - Водя потянулся телом могучим, шею размял. Лежал он частично в ручье, ему на суше сейчас нелегко было, я сидела рядом, устроившись подле дерева, гора книг высилась на телеге в деревеньке позаимствованной. - «Лесовозобновление распределяется равномерно на биологическую, магическую и климатообразующую составляющую», - монотонно зачитала я. И тяжело вздохнув, посмотрела на Водю и объяснить попыталась: - В Гиблом яру все не так. Видишь ли в любом Заповедном лесу окромя биологической, экологической, климатообразующей, ботанической, зоологической и фитопатологической составляющей еще и магическая составляющая имеется. Так поддерживается баланс, ведь в Заповедных лесах много нечисти, и без магии - не выживет такой лес, погибнет он, баланс то будет нарушен. И я чем больше думаю, тем больше подозреваю, что в Гиблом яру к магической составляющей, той, что нечисть поддерживает, еще и иная имеется, та, что нежить хранит. Призадумался водяной, волосы на спину перекинул, глаза закрывающие, и вопросил: - А стоит ли ее хранить, нежить-то? - А я не ведаю, в том то и проблема главная, Воденька. Перевернула еще несколько страничек, и поняла что тону в терминах, словах мудреных, да словоблудии излишнем. Конкретики бы, хоть капелюшечку. - Как по мне - уничтожить бы разом, да и дело с концом, - уверенно водяной сказал. Посмотрела на него внимательно, да и сказала: - Тогда и я погибну. И лешинька мой. А опосля - лес тоже погибнет. Потому что, Водя, есть в Гиблом яру еще одна магическая составляющая, и как бы темна не была та магия, да только есть она - в земле, в воде, в деревах, и во мне теперь тоже есть. Но посмотри на меня - ума не лишаюсь, на живое не бросаюсь. И я так скажу - нежить в Гиблом яру тоже не безмозглая, одних только ведуний вспомни. - Помню, - кивнул Водя, - но и шибко умными назвать-то их сложно. - А кого из нас умными-то назвать можно? - вздохнула я. Промолчал водяной, я же книгу отложила, да следующую взяла. Трудно искать то, что не ведаешь, о чем не ведаешь, и даже не ведаешь, есть ли в книгах учебных то, что мне надобно. Словно песок сухой просеиваешь, в поисках воды. Просеиваешь, просеиваешь, а он сухой и горячий, и может даже и воды в нем не водилось никогда. И тут вдруг взяли да и дали мне воду. Я от неожиданности вздрогнула, на кубок серебряный поглядела, на руку черную матовую, что держала его, а опосля на аспида, что явился неведомо как обнаружив нас-то с водяным, и только после поняла - браслет. Браслет обручальный на нем да на мне, вот и нашел. - Благодарствую, - ответила робко, осторожно серебра касаясь. И не обожгло оно меня, болью не отдалось, словно и нет во мне теперь ничего от нежити, словно вовсе не осталось. И все же первый глоток осторожно я сделала, кубок в руках дрожал, но и от воды, что в серебре подана была, плохо не стало мне. А аспид опустился рядом, тележку пододвинув плечом… а тележка-то немалая была, сел, локтями в колени упираясь, на меня посмотрел укоризненно, на водяного с явственным обещанием опосля чешую-то ему поистрепать, а затем у меня спросил: - Нашла что? - Нннет, - ответила с заминочкой, просто страшно мне вдруг за Водю стало, прямо таки тревожно. - Но ищу, я ж упорная. - Это мне ведомо, - хмыкнул аспид. Помолчал, куда-то вперед глядя, и спросил вдруг: - Что делать сегодня будем? - Вы - ничего, - молвила тихо, и взялась воду допивать. Повернул голову аспид, да на меня посмотрел внимательно, но окромя внимательности еще и гнева в том взгляде было с избытком. Вздохнула я, кивком на небо указала, и сообщила: - Сегодня луна полная на небо взойдет, так и нежить полна силы будет. - И нежить и нечисть, - с нажимом аспид произнес. Так-то оно так, вот только: - Теперь частью нежити я управлять смогу, видимо. Помолчал аспид, да и уточнил: - В том уверена? Уверенности особой не было, да только: - Если шанс есть такой, то смысл мне рисковать войском своим, вампирами да оборотнями? - Сегодня луна полная, сегодня сильны будут и вампиры и оборотни, оборотни особенно, - с нажимом аспид произнес. И прав он был. В полнолуние оборотни силу получают особую, и равным им нет в ночь луны первую, да только - нежить тоже особую силу имеет. - Рисковать оборотнями не буду, - сказала упрямо. - И вампирами не буду тоже. - Неужто? - издевательски аспид произнес. - А как тогда завоеванную территорию удержать планируешь? Или отдадим все с трудом завоеванное? Глянула на него с грустью, что на душе камнем тяжелым давила, очередную книгу захлопнула бережно, к уж просмотренным поставила, да и молвила тихо: - Не будет боя сегодня. И отдавать завоеванное не будем, ничего делать не станем. Разве что вот мне с одним магом поговорить придется. - Это с кем? - напряженно спросил аспид. С кем, с кем… с тем, кто мне от чего-то совсем уж близким стал, с тем, кто: - Кто тебе ведом преотлично, господин Аедан. И от чего-то при этих словах дрогнул аспид, маревом темным окутался, словно темнотой своей приход сумерек ускорил, да только мне не важна была его реакция, я другое узнать хотела. - Как закончит дела свои важные с императором архимаг Агнехран, дай знать мне, разговор к нему есть. Серьезный. Неодобрительно Водя на меня поглядел, на аспида я сама не глядела, даже когда произнес он: - Сообщу. - Благодарствую, - ответила, колени обняв, да голову поверх уместив. Платье, опосля нашего с Водей побега высохло давно, а все равно как-то зябко было. И неуютно. Словно сырость изнутри заполняла. Мертвая сырость. А ведь мне придется ее впустить в себя по ночи. Придется принять. Придется научиться жить с нею. Придется. Другого выбора нет. - Побледнела ты, Весь, - вскинулся Водя. - Пройдет, - отозвалась, колени крепче обнимая. Становилось зябко. Сумерки уж сгущались, предвещая ночь, днем я не отоспалась, ища ответ на вопрос, которого похоже и не существовало вовсе, муторно было, горько, но не страшно. Страшно мне уже не было. Самое страшное в моей жизни уже произошло, так что куда уж страшнее. Справлюсь. И не с таким справлялась. «Лешинька, пусть русалки пир готовят», - попросила друга верного. Леший шелестом ветвей ответил. Тут по воде звон прошел - русалки водяного вызывали. - Случилось что? - спросила встревожено. Водя головой отрицательно мотнул, прислушиваясь к сообщению, затем только ответил: - Скверны в Заводи после воинства твоего собралось не мало, нужно изничтожить. Кивнула, понимая, да и спросила только: - Справишься? Усмехнулся улыбкой шальной, да и ответил: - Ты уже помогла, Веся, так что сил мне хватит. А как соберешься свое дело вершить, я рядом буду. - Спасибо тебе, Воденька, - поблагодарила я. Водяной голову склонил, и ушел под воду. И осталась я, книги остались, да аспид остался рядом со мной сидеть. Сидим. Вечереет. Холодает. Темнеет… - Долго тут сидеть будешь? - молвил аспид. - Нет, - ответила безрадостно, - не долго. До восхода луны только. - А опосля что будет? - напряженно господин Аедан вопросил. Пожала плечами, да и сказала: - Потом видно будет. Коли сможет уделить время мне архимаг Агнехран с ним разговор говорить стану, а коли нет - сразу спать пойду. Молча выслушал аспид, да и вдруг спросил вкрадчиво: - С водяным спать собираешься? Кивнула устало, и сказала: - С ним. С кем же еще. - Со мной, к примеру! - зарычал аспид вдруг. Голову повернув мрачно на него посмотрела, да и спросила прямо: - А что же ты, господин Аедан, сделаешь, коли я во сне нежитью оборачиваться стану?! И застыл аспид, словно каменным изваянием стал. Как есть застыл. И вот я на него смотрю, он на меня, а вокруг все темнее становится. - А водяной что сделать сможет? - голосом хриплым вопросил аспид. - Разбудить, - просто ответила я. И отвернувшись от аспида, на ручей посмотрела устало - светлячки просыпались, сияли над водной гладью, в небе луна всходила… красота такая. - И что, только водяной разбудить сможет? - гневался Аедан, уж с чего гневался мне не ведомо, но злость в нем ощущалась. - Не только, - тихо ответила я, - еще леший. Но лешим я рисковать не стану, в этом лесу оставлю. И… тебя оставлю тоже. Хотел было что-то сказать аспид, но лишь выдохнул яростно, и спросил явно иное: - Почему меня? Вновь на него поглядев, ответила: - На тебе браслет мой обручальный. И коли дело совсем худо пойдет, тогда ни Водя, ни леший меня не вытащат, а вот ты сможешь. Скрипнув зубами, аспид произнес: - Так я и так смогу! - Сможешь, - я спорить не стала, - только вот, проблемка одна имеется - меня из Гиблого яра вытаскивать придется, а значит, ты должен будешь здесь находиться. Зол был аспид, так зол, что и светлячки от ручья полетели подальше, и шорохи леса стихать начали, и… - Послушай, ведунья, так дело не пойдет, - прорычал Аедан. - И я на подобное не соглашался! Пожав плечами, ответила равнодушно: - Я и не заставляю. Снимай браслет, отдам Гыркуле, он меня подстрахует. Но снимать браслет обручальный аспид не стал, лишь сидел и смотрел на меня. Да недобрым взгляд его был, ох и не добрым. Ну и пусть злится, его дело вообще мои команды выполнять, я над войском главная, так что напрасно гневается. И я поднялась, начала книги обратно в тележку складывать. - Ты собираешься войну закончить? - спросил прямо. - Если б я могла, - усмехнулась невесело. - Границы отвоеванные укрепить я собираюсь. Это поможет смертей ненужных избежать, да время выиграть. Об остальном завтра думать буду. - Границы укреплять? - переспросил Аедан, поднимаясь. - Как именно? И сдвинув меня в сторону, сам стал книги собирать, и аккуратно в тележку складывать. А я засмотрелась на его действия, на руки черные, на движения быстрые. Красиво двигался аспид, по-змеиному быстро, по-магически уверенно, по-мужски решительно. И хотела было вопрос задать, да не мое это дело, вот я и не стала спрашивать. Но аспид заметил взгляд мой, и то как отвернулась быстро заметил тоже, цепкий у него взгляд был. - Спросить что хотела? - поинтересовался с иронией. - Хотела,- не стала я отрицать, - но права такого не имею, от того и спрашивать не стану. Господин Аедан споро книги все собрал, встал ровно, руки на груди сложил, да и сказал: - Спрашивай, на любой вопрос отвечу. А вот в этом я сильно сомневалась, что ответит на такой вопрос. Голову запрокинула, в глаза его змеиные поглядела, да и сказала: - Не стану. - Ну, мне уже и самому любопытно, что спросить хочешь, - с нажимом произнес аспид. Постояла я, на него посмотрела, опосля отвернулась, в сторону Гиблого яра глянула. - Ну же, - мягко подтолкнул к разговору аспид. Ну, коли интересно так, от чего же и не спросить. - Главный алхимический закон - чтобы что-то получить, следует отдать равноценное. Что отдал ты? Я знала, что ответа не услышу. И я его не услышала. Вспыхнул круг алхимический знаками да формулами, толкнул в него аспид тележку с книгами, и исчез круг. Остались только я, лес и аспид. И вопрос, что вдруг задал господин Аедан: - А что отдала ты, ведунья лесная? Видать думал, что не отвечу, но мне скрывать было нечего. - Воспоминания, - я развернулась к аспиду, улыбнулась ему грустно, и пояснила. - Воспоминания об отце. То единственное, чего не было жалко. Думала шуткой на мое признание ответит, но аспид вдруг тихо сказал: - А я жену. То единственное, чего было не жалко. И замерла я. Смотрю на него оторопев, в глаза змеиные синие чуть светящиеся, и слов нет! У меня слов нет, ни единого. Только мысли, что нельзя так. Так нельзя! Как это жену?! - Что, не одобряешь? - спросил Аедан с вызовом. - А как такое одобрить? - тихо ответила я. Усмехнулся аспид, и почти приказал: - Спроси еще за что. Не стала я спрашивать. Не понимаю я такого и не понимать не желаю. Он женою расплатился - разве можно такое понять? Каким бы не был проступок, не имел права он чужой жизнью за свою силу расплачиваться. Просто не имел. - За сына, - тихо, сдавленно и с болью, которую не скрывал, произнес аспид. Я взгляд на него подняла непонимающий, потрясенный, неверящий. А чудище огненнокровное лишь усмехнулось горько, и ответило: - Я аспид, Веся. Я тот, кто наделен силой от рождения, а потому и дети мои, рождаются с силой, рождаются исполненными магии. Мне не повезло - я женился на магичке. Мне казалось, она любит меня. Любит такого, какой есть. Я не любил, моя вина. Сердце следовало слушать, сердце всегда принимает верное решение, а вот разум нет. Но я поддался голосу рассудка, и в надежде обрести дом, семью, счастье, я женился на той, что любила так искренне. И счастье пришло в тот день, когда родился мой сын. Я не любил женщину, что произвела его на свет, но сын стал частью моего сердца, едва я взял его на руки. И Аедан умолк. То было тяжелое, тягостное молчание. Неловкое для меня, потому как ни спросить, что было дальше, ни утешить я не могла. Чем тут утешишь? Я уже поняла, что сына больше нет, существуют сказки с плохим концом, вот это и была такая сказка. - На его могилке всегда цветут цветы, - произнес аспид. Помолчал и добавил: - У той, что убила его - могилы нет. Надо же, как мы похожи. Такое отчаянное сходство, от которого болит душа, от которого вскрываются незаживающие раны. - Осуждаешь? - тихо спросил он. Кто я такая, чтобы осуждать? Я никто. Я больше чем никто, ведь я поступила примерно так же. - Когда все это закончится, я бы хотела передать цветы… для его могилки, - тяжело такое говорить, и все же я сказала. Усмехнулся странно аспид, и произнес: - Когда все это закончится, я покажу тебе его могилку. Тебе и… нашему ребенку. Вот значит как. Впрочем, не о том ли велась речь с самого начала? О том самом. Аспид хотел сына, а в случае со мной точно знал, что я своего ребенка не убью никогда. В принципе никакая мать не убьет, за ребенка скорее свою жизнь отдашь, чем вред ему причинишь, и такового мнения почти все матери придерживаются. А аспиду просто не повезло. Обжегшись на молоке, дуешь и на воду. Вот он и выбрал не просто женщину, а ту, что никогда чужую жизнь не отнимет. Верный расчет, и по уму, и по сердцу верный, только вот… лгать я не стану. Я и не стала. - Кров сроком почти на год, и крови втрое меньше чем во мне сейчас ты получишь, аспид, - сказала, решительно глядя в его змеиные глаза, - а ребенка - нет. Все понимаю, боль твою как свою чувствую, выбор твой понимаю тоже, да только и ты пойми - я своего ребенка никогда никому не отдам. Никогда и никому. Прости, врать не хочу, вот и говорю все как есть. Прямо сказала и реакции ждала прямой, гнева ждала, ярости, негодования. Многого ждала, а получила… улыбку. Улыбнулся аспид, сверкнули зубы в темноте, сверкнул круг алхимический и исчез Аедан, оставляя меня одну. Одну и в растерянности. Не такого ждала я, не такой реакции, не таковых действий. И легче мне стало с одной стороны, на душе легче, а с другой - что будет-то теперь?! Чего ждать от аспида? Упорства, али удара в спину? Ох, и сглупила же я! И тут появилась Леся. Заповедная моя зловредина, упорно баюкала девицу детородного возраста, ловко спеленав ее простыней, и где только взяла, и засунув в рот пустышку из дерева вытесанную да цветочком украшенную. Девица уже подвывала, видать сил у нее не осталось, да и трепыхаться перестала почти. Ну, значится урок усвоен, скоро отпустим. Я быстро иллюзию на себя набросила, да на чащу посмотрела вопросительно. Леся, снова в виде девы голозадой отполированной, пустышку изо рта девицы вынула, на ноги несчастную лже-мать поставила, и та как заголосит: - Госпожа лесу хозяйка, на все согласная, все сделаю, дитенков буду хоть каждый год рожать, только не от аспида! Удивительное дело - единомышленники мои прямо на глазах множатся. «Леся, - позвала мысленно, - случилось что?» Чаща головой кивнула, росток ко мне отправила, ладони моей кивнула, и увидела я пир перед избушкой своей, русалок меж столами снующих, кикимор салаты стругающих, да аспида, что вышел из круга алхимического довольный такой, счастливый весь, чуть ли не сияющий. Кикиморам пожелал ножей вострых, русалкам воды чистой, а девице, что спеленутая и показно-демонстративно Лесей укачиваемая была, сказал «Пустышка тебе к лицу». И все бы ничего, девица то уже слегка попривыкла и к кикиморам, и к вампирам, и даже к волкодлакам, но одна из кикимор, будь она неладна, тут же зашептала другим «Все, аспид размножаться решил! Вот зачем ведунье-то девица эта - ее отдаст чудищу!». - Не отдавайтяяяяяя, - заголосила похитительница чужих детей. «А может и правда аспиду отдать?» - мелькнула шальная мысль. И главное не у одной меня мелькнула - Леся тоже смотрела просительно. Оно и понятно, чаща моя уже тоже на все согласная была, и даже леший возражать не будет, только вот… ведьма я, будь оно все неладно. И у меня есть совесть, чтоб ее. - Отпусти, - приказала я Лесе. Леся помрачнела. Нахохлилась. А потом взяла и исчезла, с девицей вместе. За девицу можно было не переживать, раз я приказала чаща ее точно отпустит, и отпустит невредимой. Вопрос лишь в одном - где она ее отпустит?! Надо бы проследить. И топнула я ногой, тропу Заповедную открывая и перед избенкой своей вышла. Пир там был в разгаре - о том, что боевых действий сегодня не будет, воинам было уже поведано, а потому вино лилось рекой, слышался смех, надменные вампиры запросто байки травили, волкодлаки хохотали оглушительно, русалки строили глазки и вампирам, кикиморы всем остальным, домовой и кот Ученый заносили книги с тележки в дом. И все бы ничего, только вот над банькой моей, что мне охранябушка выстроил, вился дымок. А опосля оттуда же послышался и крик истошный девичий! Ну, Леся! Я опрометью на вопль метнулась, за мной леший верный, домовой скрытный, кот Ученый, Ярина возникшая из земли и даже ворон Мудрый. Ворвались мы все в баньку мою недавно же построенную совсем новую, так торопились, что двери снесли, а как ворвались, так и застыли. Аспид сидел в воде в чем мать родила, штаны рядом висели на крючке, но что там у аспида окромя широкого разворота плеч мне увидеть не дали - мгновенно прикрылся Аедан веником дубовым. А вот девице прикрываться было нечем. Леся у нее все последовательно отбирала - одежду, веточки сушенные, даже пустышку, которая оказалась тоже вполне себе прикрытием, и то отобрала. И все это в процессе… лекции размножательной. Подробной очень и размножательной. С тычинками и пестиками. С описанием устройства органов размножательных у аспидов и людей и доказательством абсолютной совместимости в деле то размножательном. Демонстративном доказательстве. Я покраснела, а девица то уже и вовсе подвывала на одной ноте, и только аспид смотрел на это дело с ленивой безмятежностью, а мне спокойно сказал: - Хорошая лекция. Доказательная база собрана определенно со всем тщанием. Материал преподнесен интересно и познавательно. Оставайся, досмотрим вместе. А там, глядишь, и перейдем от теории к практике. И тут девица выть перестала. На меня воззрилась с недоумением, на аспида с еще большим недоумением. И вдруг как скажет: - Да она ж страшная! Глянул на нее аспид скептически, и заметил: - Сказал же - пустышка тебе к лицу. И уже не мне, не девице, а прямо Лесе: - Хочешь результата - убери девицу и прочих и оставь мне ведунью, дальше как-нибудь сам справлюсь, без лекций и свидетелей. Из баньки я вылетела первая. Остановилась за избой, не желая сейчас никого в принципе видеть, дождалась покуда остальные подтянутся, да на Лесю поглядела так, что та мигом вину свою осознала, девицу обратно одела, и вопросила: «Уже идти отпускать ее, да?». Я даже отвечать не стала, как и Леся ответа ждать - чаща мигом испарилась вместе с девицей, одна пустышка деревянная на земле осталась. - Может мы кровь твою разбавим? - мрачно предложил леший. Ярина, хоть и чаща, свое предложение внесла: «В яру есть места, где время быстрее идет, год пролетит - не заметишь». Хм, какая интересная особенность яра Гиблого. - Нет, - я головой отрицательно мотнула, - коли такие места есть, там высадки саженцев делать надобно, а с аспидом… сама разберусь. Наверное. Как-нибудь. И тут из баньки донеслось: - Кровь и так будет разбавлена… моей. Ах ты ж! В следующий миг вода в баньке ледяной коркой покрылась! Ну не сдержалась я. - Поздно, - донеслось насмешливое, - я уже оделся почти. Но лед хороший, одобряю. Ледяной порыв ветра, и снежный сугроб замело прямо в избу. Оттуда опять что-то почти донеслось, да снег приглушил аспида голос. - Правильно, - похвалил Мудрый ворон. - А то нашел с кем шутки шутить, - поддержал кот Ученый. Леший молча суставы размял. А я в избу ушла. Злая. Вся злая, потому что помыться бы, но в баньку после аспида ну вообще не хочется! А в озеро, что для меня водяной сделал тоже не пойдешь - вампиры рядом, бадзулы, моровики, ауки, оборотни, неудобно как-то. Так что мыться буду в ледяной воде, да делать нечего. Платье скинула, плащ на плечи накинула, полотенце захватила, а как во двор спустилась, увидела аспида, из баньки идущего, да несмотря на снежинки в волосах, широко усмехающегося. При виде меня усмехнулся шире, а вот едва полотенце в руках моих увидал, улыбка то его и покинула. А следом его покинула и я. |