Лесная ведунья три книги. Лесная ведунья Отчаянная борьба за Гиблый Яр продолжается. Веся пытается понять, что же нужно магам, чародеям и ведьмамостутпницам в лесу, полном нежити.
 Скачать 1.01 Mb.
|
|
- Как оказалась, то уж мы с тобой знаем, - сказал леший. Узнали, да, с этим не поспоришь. - А аспид наш, это я точно тебе сказать могу. Сама посуди - глаза у него синие, но не в этом суть, а в ином - порядки он наши знает, по лесу Заповедному ходит-перемещается как у себя дома, а самое главное - он от тебя, ведунья лесная, ребеночка хочет, а значит точно ведает - такие как ты таких как он родить могут-то. И с этим не поспоришь, так если подумать. Да только: - Иные они, это я тебе как ведьма сказать могу. Эмоционально разные. Тот что на опушке леса клюку положил, в том боль была, да… Да и замолчала я. От того замолчала, что вспомнила разговор свой с аспидом. « Главный алхимический закон - чтобы что-то получить, следует отдать равноценное. Что отдал ты?» «Жену. То единственное, чего было не жалко». И опустилась рука моя, а в сердце закралась мысль страшная - прав леший. Прав. Эмоционально то аспиды для меня, ведьмы, разные, но коли тому что подростком на краю опушки стоял выпало бы сына потерять и жену самолично убить, эмоционально поменялся бы он, изменился, и тогда… - Может, ты и прав, - прошептала я. Кивнул лешинька, да только безрадостно - нечему было радоваться. - Как узнал-то? - спросила по поводу воспоминания этого. Пожал леший плечами могучими, да и ответил: - Леся аспида не нашла, Ярина аспида не нашла, я одну клюку взял, опосля за вторую взялся, вот вторая и… показала. Посидели молча. Да и что сказать-то? Ведунью Гиблого яра было жаль. Клюку ее жаль. Правнука вот тоже жалко очень, а что тут сделаешь? - С Агнехраном говорила? - спросил леший, кивнув на блюдце перевернутое. - С ним, - указала на бумагу с записями, - заклинание спросила, да совета. - Дал, совет-то? - враждебно лешинька поинтересовался. - Дал. Много чего дал, многое объяснил, о многом задуматься заставил. Аспида бы мне. И тут как по заказу - распахнулась дверь многострадальная, да так что чуть с петель не рухнула, и рухнула бы, да только подхватил ее Аедан, поглядел на порчу моего имущества сконфуженно, и мне сказал: - Сейчас исправлю. И засияли два круга алхимических там, где петли были, железо ржавенькое расплавили, да тут же и заковали, и стали петлицы новехонькими, словно только бы от кузнеца забрала. Одного только аспид не учел - когда кует кузнец, он же не прямо на дереве-то железо расплавляет. - Кхе-кхе, - закашлялась я, рукой дым разгоняя. - Исссправил, - прошипел леший, пламя гася, да дерево обугленное наращивая. А я на это дело посмотрела, вздохнула, охранябушку добрым словом поминая, и перевернула блюдце серебряное - да только не было там уже никого, одна пустая, холодная, меня растерянную отразившая серебряная поверхность. И грустно так стало. - Твое платье, - сказал аспид, - и туфельки. И сложил все аккуратно на кровать мою. - Благодарствую, - ответила рассеянно. За окном гремел пир веселый, пели песни заунывные и заувойные волкодлаки, подпевали им бадзуллы, что-то вставляли со смехом вампиры - веселилась и пировала нечисть почтенная, им, в отличие от меня, сегодня не воевать. - Ты на пир иди, господин Аедан, - посоветовала, заклинание читая про себя, - об одном лишь прошу - в вине меру знай сегодня, коли лешинька да Водя не справятся, твоя помощь понадобится мне. И выпрямился аспид, хотя навроде и так ровно стоял, на меня поглядел глазами змеиными, да и спросил: - А что ты делать собралась, хозяйка лесная? Но ответила ему не я, леший ответил: - А ты, аспид уважаемый, что на опушке яра Гиблого будучи парубком безусым делал-то? Медленно аспид голову повернул, странно так на лешиньку поглядел, весьма странно, словно убить его прямо сейчас готов и всколыхнулась в нем эта злоба страшная, я аж побледнела, да только… как всколыхнулась, так и схлынула, и ответил Аедан сквозь зубы: - Не я. Леший на меня посмотрел. Я на него, ему и сказала: - Не он, говорила же тебе. Но друг верный на своем стоял: - Говорила, да опосля подумала, и к выводу пришла, что прав я. - Да, была мысль такая, - согласилась я, - только господин Аедан сейчас в такую ярость пришел, что одно могу тебе сказать - был бы там он, да еще парубком нервнонеустойчивым, он бы не боль свою отпустил, а весь яр сжег к чертям гулящим. Тут и аспид и леший так на меня посмотрели, что даже неудобно как-то стало. - В ярость пришел? - переспросил лешинька. - Боль отпустил? - в свою очередь вопросил аспид. Объясняй им все теперь. Вздохнула я, поднялась величественно, да и высказала: - Лешинька, месяц высоко, пора нам. Аспидушка, я тебя уважаю, силу твою признаю, авторитет тоже, но коли еще раз на лешего моего взглядом таким поглядишь, вышвырну из моего леса заповедного не задумываясь. Понял меня? Видать не понял. Застыл, глаза сверкают, зубы едва не скрежещут, от самого такая сила исходит странная. - Охолонись! - потребовала я. И заметалась по избе, собираясь. Многое приготовить надобно было - веник ромашковый, веник мятный, да веник дубовый. Окромя еще плошку деревянную, нож костяной ритуальный, да бинт, в свое время в спирту можжевеловом вымоченный. Пока бегала, волосы в косу кое-как приладила, но как собрала все, да обуваться стала, опали на лицо растрепанными прядями, чуть не упала нагнувшись, хорошо аспид придержал. Леший не мог - он держал веники травяные, и плошку, и бинт в плошке, хорошо хоть нож костяной я уже в ножны уместила да на пояс повесила. - Благодарствую, - быстро аспида поблагодарила. Не ответило на мою благодарность чудище легендарное, лишь вопросило недобро: - Нож зачем? И от пиалы этой кровью несет. - Ну, несет и несет, - я быстро обулась, кое-как волосы заплела, с вызовом на аспида посмотрела. - Не боись, не всю потрачу, тебе ровно треть останется, как и договаривались. И не ожидая ответа, из избы выскользнула, по ступеням вниз сбежала да и со всего маху врезалась! Аккурат в аспида и врезалась. Отшатнулась, голову запрокинула, на невесть как на моем пути вставшего, и уж спросить хотела, как засиял вокруг нас круг алхимический. И вот это он уже зря. Топнула ногой оземь, и погас круг алхимический, затухли руны да письмена. Сузил глаза змеиные аспид. - Забыл, с кем дело имеешь? - вопросила разгневанно. Видать забыл, теперь воззрился на меня так, словно вспоминал… или мне напоминал, кто он взглядом своим полным ярости. Да вдруг понял и он, и я, что… тихо стало вокруг. Выглянула я из-за аспида - а там пирующие застыли, на нас глядят с интересом, и Гыркула, вот даром что граф, взял да и сказал Далаку: - Два золотых на ведьму ставлю! - Пять на аспида! - не остался в долгу вождь волкодлаков. - Душу человеческую на ведьму! - заорал, судя по всему, черт. Вот же… куда вообще кикиморы глядят? Мужика на болоте всем гуртом и то удержать не могут! - Граф, я же сейчас выпью! - произнесла, голос повысив. Пауза и виртуозно-наглое от Гыркулы: - А, все, пари расторгается. Други мои верные, за нашу ведьму славную, когда трезвая! Его тост поддержали. - За госпожу лесную хозяйку! - За ведьму лесную! - За ведунью справную! - За победу! Дальше пир продолжился, а я, про войну-то вспомнив, аспиду сказала примирительно: - Чего хотел-то, а? Думала миром дело кончится, да не тут-то было. - Пиалу и костяной кинжал, - отчеканил аспид, - ты с ними отсюда не уйдешь. Вот привязался-то, а! Постояла, посмотрела, подумала, и… Резко шаг к аспиду сделала, руку подняла, ладонь к щеке черной словно сажа приставила, в глаза заглянула и передала ему, то воспоминание из прошлого, что клюка лешему поведала. Как есть передала. И черноту, по лесу расползающуюся, и землю трещинами покрывающуюся, и листву прахом осыпающуюся, и слова юного аспида «Покойся с миром, прабабушка». Все-превсе передала, и когда застыл аспид, соляным столбом застыл, сама быстрехонько клюку подхватила, оземь ударила, да и перенеслась без слов и объяснений аккурат на самый берег Заводи. *** Водя меня ждал. Сидел красивый такой, одетый полностью по-человечески, с волосами уложенными, с лицом частью чешуей покрытым и ждал. - А с лицом чего? - вопросила я, подходя ближе. - Эмм… новая мода, русалки мои постарались, покуда отдыхал, не хотел при них снимать, труд старательный напраслиной величать, - величественно произнес водяной. Я пригляделась к чешуйкам - те казались серебряными, да тонко выделанными, видать и правда работа сложная, особенно для русалок. Им же серебро вредит, это Водя сильный ему серебро ни по чем, а русалки они по обыкновению с жемчугом возиться могут, а тут точно металл. - Красиво, - протянула я, любуясь тем, как луна в чешуйках отражается. - Правда нравится? - оживился Водя. - Очень, - серьезно подтвердила я. - Ночью особенно хорошо смотрится. Из земли вышел мой леший, со всем для ритуала надобным, поглядел на водяного, от чего-то при друге моем помрачневшим, да и сказал: - Это ж какой величины синячище-то должен быть, чтоб его залечить нельзя было, и пришлось серебром маскировать? Водяной застыл, сделав вид, что вообще ничего не слышал. А я вот замерла, но по другому поводу - это что вот сейчас было-то? - Водя, - голос мой сорвался и шепотом сдавленным стал, - на тебя аспид напал?! Как посмел? На моей-то земле?! Не ответил мне водяной ничего, зато леший внес ясность в ситуацию: - Не, не на твоей земле, Веся, в воде дрались мужики, не иначе. И Водя мой, хоть и так ровно стоял, а выпрямился и еще ровнее стал, и хотел было что-то сказать, но перебил его лешинька, так рассудив: - Аспид хоть и гад, но гад благородный - у водяного супротив него на земле не было бы и шанса, вот аспид и благородно набил ему морду аккурат в его стихии. Тут отмер Водя, да и прошипел: - А не пошел бы ты, леший, тропкой нехоженой! Мы с лешинькой переглянулись непонимающе, да и пояснила я: - Водя, это леший, он по нехоженым-то и ходит завсегда, служба у него такая. Помолчал водяной, зубами поскрежетал, да и не стал ничего говорить. Ему говорить и не требовалось - моя очередь пришла. - Ну, - сказала я, - готовы? Кивнул лешинька, кивнул Водя, кивнула и я, ответ их принимая. А опосля передала клюку свою привычную лешему, тот мне клюку Гиблого яра отдал, да и весь скарб мой из избы прихваченный. - Леший, ты в лесу остаешься, - напомнила другу верному. - Водя, рядом будь по-возможности, - попросила жалостливо. - Буду, - уверенно пообещал водяной. И мне бы уверенной быть, решительной, мудрой да сосредоточенной, а в сердце звучат слова охранябушки «Боюсь. Очень боюсь, Веся. До того боюсь, что вздохнуть тяжело. Измени слова последние, прошу тебя, не упрямься», и не получается сосредоточиться. Никак не получается. А зря. - Помоги мне земля-матушка, - прошептала я. Да и ударила клюкой оземь! И может показалось мне, может почудилось, но за миг до того, как шагнула на тропу заповедную, засиял в шаге от меня круг алхимический, вот только… поздно, меня уже не догнать было. *** На землю Гиблого яра ступила неуверенно. О силе своей ведала, о возможностях знала, о том, с чем столкнуться придется тоже догадывалась, а все равно робело сердце, дыхание срывалось, да страх в душе был. Страх, самый настоящий. За спиной моей река вспенилась, забурлила, да от силы потоков водных задрожала земля под ногами - водяной сейчас частично отрезал меня от яра Гиблого. Только частично, связь то мне держать с лесом требовалось неизменно. Вот и получилась полянка каплеобразной формы - узким концом с яром соединенная. На конце том тут же Ярина возникла, да и смотрела встревожено, страха и волнения не скрывая, даже цветы, что распустились на ней, вянуть прямо на глазах начали. - Не бойся, - успокоила я чащу, - сегодня никто не погибнет, лишь покой обретут те, кто ищет покоя. Но Ярина тревожилась, и все сильнее. И хоть не живая, но тряслась как лист осиновый, дрожала всем телом, то на меня, но на лес оглядываясь. - Ярина, случилось что? - спросила дурное чувствуя. Протянула чаща руку, от нее до моей побег вырос, и едва моей ладони коснулся, увидела я то, что Ярину до смерти перепугало - девушку я увидела. Девушку в платье белом, что босая металась по яру Гиблому. Кожа у нее была белая, почти фарфоровая, волосы черные блестящие, лицо красивое, словно из мрамора высеченное мастером, вложившим всю свою любовь в свою статую, и глаза - огромные, абсолютно черные, словно два отполированных до блеска обсидиана. И волосы медленно зашевелились на затылке от ужаса. - Веся, что случилось? - встревожено спросил водяной. Я обернулась к нему - Водя из воды на половину высунулся, рядом с ним его золотая стража была, двадцать отборных воинов-русалов в золотых доспехах, чуть подалее стража серебряная - с полсотни, не меньше, еще далее жемчужная охорона на готове стояла, никак из самого океана приплыли. Водя же водяной не обычный, особенный он стал после того, как силу чародейки получил, от того и территории у него большие, аж до океана простираются, и войско немалое. Да только не поможет мне все это войско, коли мавка в нежить обращенная до меня доберется! Мне тогда уже ничего не поможет. - Веся? - Водя занервничал. А я на него смотрю, и что сказать не ведаю. Коли правду скажу - Водя меня отсюда вытащит, супротив воли моей вытащит. Скажу лешему - тот же исход. Про аспида и говорить нечего. А я мавку мертвую в Гиблом яру оставить не могу! Кто ее создал вопрос хороший, да только ответ мне не поможет. Мавки - это утопленницы. Те, кто жить не захотел, да в стремнину шагнул осознанно. Именно осознанно - это главное в перерождении. Именно осознанность не дает мавкам стать нежитью, они нечистью остаются. И живут себе в реке, али близ нее, песни поют, хороводы устраивают, венки плетут в полночь, да парней иной раз к себе заманивают… А дальше как получится, кого отпустят, кого в топь заманят, а если кого полюбят, живут с ним как муж с женой, с одной лишь разницей - днем мавка из дому не выходит, жжет ее солнце, не до смерти, но жжет. Вреда от мавки обычной немного, разум то они сохраняют, так что и договориться можно, и водяным пригрозить, и в целом народ адекватный, разве что с русалками вечно ссорятся. Но коли дева юная в стремнину шагнула не осознанно, а под действием чар, да опосля смерти своей чарами же была и поднята, появляется совсем иное существо - навкара. Навкары опасны. Смертельно опасны даже для меня, ведуньи леса Заповедного. Скорость у нее сверхъестественная, выносливость - моему лешему на зависть, регенерация - бесконечна, а коли опасность высока, навкара прыгнет так высоко, что любая опасность внизу останется, но не надолго - упав сверху навкара молча убьет. И хорошо если молча, потому как своим голосом навкары могут многое - и в транс ввести, и в ступор, и парализовать. А могут заставить врага в себе самом увидеть, и себя же убить без колебаний да на радость улыбающейся навкаре. От того сражаться с ней бессмысленно - отгородиться, отбросить, парализовать на время краткое и бежать, далеко-далеко бежать, вот только мне отступать некуда. Это мой лес. Теперь мой. И если мавки лесу полезные - где мавка шагнет, там трава и та зацветет, то с навкарой иначе все - следы ее черной гнилью оборачиваются, губит она лес, не сразу, но губит. И если в мой Заповедный пройти не сумеет, границы охраняются, то в Гиблый яр пробраться ей не сложно было, Ярина-то еще слаба, а потому… схватки с навкарой мне не избежать. Никак не избежать. Она всех погубить может - и лешиньку, и водяного, и вампиров, и волкодлаков, с бадзулами разве что провозится чуть подольше, но и их без труда уничтожит. Моровиков позвать? У них крови нет, навкаре на них нет и смысла нападать, но вот слежу я за ней глазами Ярины и вижу - не за кровью в мой лес эта тварь пожаловала, вовсе не за кровью, она мимо оленей пасущихся легко проскользнула, на кабанов не взглянула даже, а сама вся белая от голода, так что не кровь, вовсе не кровь ей надобна была - она за жизнью пришла, и что-то мне подсказывает, что за моей. А я за жизнью моей никому бы приходить не советовала бы! Опасно это, за жизнью моей приходить, недальновидно я бы даже сказала! «Лешинька, - отпустив побег Ярины, друга верного позвала, - соль мне нужна, вся какая есть, вся нужна, да в избе, в сундуке моем есть пузырек из стекла зеленого, его захвати, нужон безмерно». Леший тут же ответил: «Это какой пузырек, тот коим ты потравиться опосля смерти Кевина думала?» «Он самый. А еще, знаешь, платье мне нужно мое, свадебное». «Так я ж его порвал, - напомнил друг-соратник». «Неси рваное, что ж делать-то. К заводи неси, сейчас водяного пришлю». И весело Водю попросила: - Не хватает мне сущей малости, коли не трудно, перенеси от лешеньки ко мне да скоренько. Нахмурился Водя - как-никак при всей его армии за передачей послала, но слова мне не сказал, лишь кивнул, да умчался мгновенно, под блестящими взглядами всей своей армии. А у русалов глаза ярче доспехов их заблестели, и все почему - да любопытные они сверх меры. Таким яд доверять никак, они ж как дети малые, коли увидят что-то закрытое, тут же нос свой сунут, непременно сунут, природа у них такая. От того и помчался Водя сам, знает уже хорошо своих подданных, и меня знает, сразу понял - опасное что-то принести нужно, очень опасное. Я же вдохнув грудью полной, улыбнулась месяцу, Ярине сказала «Не усердствуй с защитой» и начала готовиться к делу славному, но кровавому. Для начала прут взяла ивовый - им круг обвела в пять шагов диаметром, аккурат по границе затопления островка. И там, где связь с лесом была, только там разложила для начала мяту сушенную - любую нежить замедлит она, опосля веник ромашковый разложила по веточке - нежить любую он о прошлом задуматься заставит. Аккуратно раскладывала, бережно, не торопясь. Как закончила, как раз и Водя вернулся. Я к нему поспешила, мешочек с солью взяла небрежно, платье через плечо перекинула - а вот пузырек с ядом очень-очень осторожно. - Весь, - тихо сказал Водя, - ты же его пить не собираешься? - По обстоятельствам, Водя, по обстоятельствам, - улыбнулась ему. - А теперь прикажи армии своей затонуть ненадолго, переодеться мне надобно. Приказал. И раз приказал. И второй. И третий. Да только пока кракена не позвал, толку с его приказов не было - ну любопытный народ русалы. Они полюбопытнее русалок будут. И сплетничают втрое больше, чем женские особи, и за собой следят в сто раз лучше, и даже волосы красят в цвет доспехов своих. Так у золотой гвардии и волосы золотые, у серебряной соответственно серебряные, а вот как жемчужные войска жемчужного цвета волос добиваются мне вообще неведомо. Но я время не теряла, пока Водя на рев срывался уж пару раз, я за пределы круга шагнула, да обильно солью проход посыпала. Соль вообще штука хорошая, от нечисти защитить может, если концентрация нужная, и от нежити тоже помочь способна, вот только не от всякой… от навкары соль не защитит, и я это знала преотлично. А потом, пока Водяной зорко за гладью водной следил, быстренько в платье свое переоделась, хоть и не самое приятное это дело было, не остирала я его от крови, и застыла та пятнами бурыми, а на спине платье вовсе порвано было, ну да сойдет, а уж потом, как-нибудь, приведу его в вид человеческий. - Ну, все, - объявила я водяному, усаживаясь в центре круга поудобнее, и размешая перед собой плошку с кровью, пузырек с ядом, да кинжал костяной. - Что значит «все»? - возмутился Водя. - Веся, у тебя вся спина голая! А, да, точно - и я волосы распустила. - Очень смешно, - выругался водяной. Обернулась, посмотрела на него, да и сказала как есть: - Водя, она меня только спереди видеть будет, на спину мою ей смотреть будет некогда. - Ей это кому? - прорычал водяной. Подмигнула весело другу давнему, повернулась лицом к лесу, нож взяла рукой левой, запястье обнажила на правой, голову запрокинула, на месяц глядя, улыбнулась - опасность всегда с улыбкой встречать надобно, я же ведьма, а мы народ гостеприимный, и начала со слов Агнехраном поведанных: - Frigus, ventum, et Corda vestra sunt, sicut lapis in mare Ego addictos suffocatio in mea motus Oceanum dixit omnia esse denique Si vos ire ad somnum… Слова на языке магов, языке что раздражал, вызывал бешенство у нежити, слова сказанные с веселостью и беспечностью. Так маг самоучка, раздобывший учебник где-нибудь, пробует силы свои… и гибнет. Не существует магов самоучек, нет их, не выживают они, такой вот своеобразный природный отбор. И вот сейчас я взбесила всю нежить в округе заклинанием своим, и послышался рев, рык, хрип, вой, загудел Гиблый яр, взбунтовался, в неистовство пришел. Улыбнулась я шире, да и вторую ошибку совершила, из тех, что маги-недоучки совершают - к крови своей прибегла. Легко прошлось лезвие костяное по тонкой коже запястья, заалел порез, набухли тяжелые багровые, почти черные в темноте ночи капли, да потекли в плошку подставленную. И задрожала земля, затряслась - я всем телом то чувствовала. Вскипела вода за моей спиной - Водя перестраховывался, войска свои подогнал ближе, и судя по плеску кракенов не щадил, гнал со скоростью огромной. Зашумел и лес впереди, загудела земля - Ярина тоже к схватке готовилась, силы свои стягивала, и вспарывая почту поднимались из глубин кусты терновые, стеной непролазной вырастали деревья, наливались ядом острые клиновидные колючки на лианах. Опытная была Ярина, ослабленной, это да, но опытной и знающей, от того знала и я - никого из нежити не подпустит она ко мне. Но существовал на свете и еще кто-то, кто точно знал - Заповедная чаща свою ведунью защитит от всего. От всего, кроме навкары! И схватив клюку левой рукой, я ударила по земле правой кровоточащей ладонью, и вскинув голову, посмотрела в глубь темного леса. Навкару я увидела почти сразу, но она почувствовала меня быстрее. Тоненькая темноволосая фигурка в белом легком обнимающем ее стан платье, сидела на ветви пораженного гнилью искривленного скверной дерева, выгнув спину словно кошка, и принюхивающаяся к воздуху словно гончая, что почуяла добычу. Да, не ошиблась я, по мою душу оказалась здесь навкара, за мной пришла, исключительно за мной. «Веся, что у тебя? Творишь что? Веся, вампиры застыли, чуют что-то. Моровики из-за столов повылетели, бадзулов едва на границе сдержал. Что ты делаешь?» «Держи их, никого не пускай, навкара тут, лешинька, навкара, за мной послана, за мной и пришла». Ничего не ответил леший, только завыл да так, что вой его в клюке отозвался. Силен был наш враг, силен и умен сверх меры. Это хорошо, что Ярина предупредила вовремя, да углядеть навкару смогла даже в той части леса, которую не контролировала, а коли не углядела бы… для навкары солнечный свет, особенно в густом темном лесу, опасности не представляет, да даже неудобства не доставляет никакого. И она напала бы на меня, рано или поздно, но напала бы. И вот тогда никто бы не спас… Да и сейчас едва ли смог бы спасти хоть кто-то. Ярина попыталась, сейчас, когда я держала клюку, она моими глазами видеть могла, моими и леса, и узрев где засела навкара, попыталась сплести терновую сеть, но тщетно - улыбнулось навье отродье, блеснули клыки пол алыми губами и звуковая волна хлестко ударила по терновому плетению, разрывая его в клочья… А после навкара помчалась ко мне. Даже не помчалась - она словно летела. Как мотылек, почти не касаясь ни земли, ни ветвей. Она мчалась, целенаправленно и точно, отмахиваясь от Ярины легко… слишком легко. Чаща за ней попросту не поспевала, навкара слишком быстра, слишком подвижна, фантастически проворна. И она неслась ко мне, с неутомимой жаждой моей, именно моей крови. Кажется, мне еще никогда не было так страшно. Умом все понимаю, правильно сделала, да и шанс если и будет, то только сейчас, а сердце замирает от ужаса, потому что чувствую, уже чувствую - навкара завыла. И от воя ее сыпались листья с деревьев, опадали ветви сломанные, гибли нетопыри, не успевшие уйти от звуковой волны. И эта смертельно опасная звуковая волна неслась ко мне… - Аскарган! - выкрикнула, вскинув правую ладонь. Заклинание, которому когда-то научил меня Тиромир, сработало безупречно - и звуковая волна разбилась о магический щит, не причинив мне никакого вреда. Вот только Водя сходу осознал - я в опасности и утаила это от него. - Убью, Веся! - прошипел он. Но это он на эмоциях, а в деле военном водяной был силен, и сходу разнеслось над водой: - Сирены! Второй звуковой таран созданный навкарой разбили сирены, они в голосовом деле послабее были, зато их было много, подстраховался Водя. Подстраховался и… перестарался, откровенно говоря. От воя сирен рухнули деревья. Не все, лишь те что подняла из земли Ярина, и от того корни у них слабы были, но деревья именно эти моей защитой от нежити были, а потому: - Водя, нет. Не вмешивайся, - приказала я. То что водяному это не понравилось, это и дураку было ясно, да только - на суше Водя навкаре не соперник, а в воду эта тварь сама не сунется. Разумная она, в том, что касается боя, всегда разумная. Я ладонь в кулак сжала, и от того кровь потекла сильнее и… страшно мне было, а как-то держаться надо было, страшное впереди все, я это понимала. «Ярина, оставь ее, то мой бой, держи нежить», - приказала чаще. «Когда вмешаться?» - пришел вопрос от лешего. Ох, хотелось сказать «сейчас», да только… не выход это. «Если крови во мне почти не останется», - сказала честно. Она появилась на ближайшем дереве. Белая тень, что в сумраке выделялась черными волосами. Огромные черные глаза заблестели, при виде меня, алые губы растянулись в жуткой усмешке, обнажая жуткие, наполняющиеся чернотой клыки. «Держись, Веся, держись», - сказала самой себе. И протянула руку, размещая порезанное запястье над плошкой… навкара недовольно заворчала, видя как кровь, которую она уже считала своей, бессмысленно вытекает. - Остановись, ведьма, - звук ее голоса резанул по ушам. С громким плеском ушли под воду кракены, они не выдерживали высокочастотных звуков, для них такое было почти смерти подобно. Мне же попросту неприятно, и от того я сильнее сжала кулак - кровь потекла вдвое быстрее. Навкара заорала, да так споро, что я не успела применить заклинание! Звуковая волна едва не сбила с ног, хотя я сидела, ударила в грудь, не давая сказать и слова, почти оглушила, ударила по глазам так, что черные точки заплясали передо мной, демонстрируя, что дело плохо, очень плохо. Что ж, выбора нет - переходим к козырям сразу с начала игры. Скользкой от крови рукой я схватила пузырек, большим пальцем сдвинула древесную пробку и сама чуть не задохнулась от вони - яд был выжимкой из Бледной поганки и Мухомора вонючего. Причем я лично не знала, чего в нем больше - поганки или мухомора, судя по вони мухомор определенно в данном составе превалировал, преобладал и доминировал. Данный яд получали все ученицы Славастены, абсолютно все, наставница равнодушно предоставляла нам возможность в случае большого на то желания покончить жизнь самоубийством, не доставляя никому проблем. Я вот только одного так и не поняла - этот яд обладал столь убийственной вонью для того, чтобы его нельзя было никому подлить, или чтобы одним своим запахом сразу отбить всяческое желание самоубиваться? В любом случае - яд работал. Я этот пузырек уже раза два открывала, и каждый раз данное амбре убеждало в том, что жизнь не такая уж и плохая штука, в любом случае лучше настолько вонючей смерти. Вот и сейчас даже глаза заслезились, и не только у меня. - Не-е-ет! - завизжала навкара, не слишком удачно отпрянув назад, вследствие чего свалилась с ветви, не успев перегруппироваться, ударилась спиной о нижнюю ветку, огласив лес хрустом костей, упала ниже, сломав ребро.. или несколько сразу, и рухнула наземь, насадившись животом на обломок дерева, оставшийся после выступления сирен. Не то, чтобы я на что-то рассчитывала, навкару очень непросто убить, у нее мгновенная регенерация, а отрубленные конечности, кроме головы, конечно, вырастают тут же. Но ее падение дало мне шанс, прекрасный шанс, для того, чтобы поговорить. - Слушай внимательно, - произнесла я, держа пузырек у рта, и пытаясь сдержать подкатывающую тошноту, - мне нужно произнести заклинание. Всего одно заклинание, и после я вступлю в бой. - И сдохнешь! - прошипела навкара, рывком поднимаясь, и оставляя стремительно гнить дерево, на которое пролилась ее кровь. - И сдохну, возможно, - согласилась я, думая о том, что смерть от клыков навкары еще вполне себе ничего, по сравнению с этой адской вонью, - но либо так, либо я выпиваю яд. Неестественно гибкая фигурка в испачканном, прямо как у меня, белом платье замерла. С треском срастались сломанные кости, вернулась на место искалеченная падением рука, в нормальное положение встала шея, раскрылась страшная пасть, и навкара прошипела разъяренное: - Не успеешь! И стремительно ринулась на меня. А стремительность, это не всегда хорошо, особенно если имеешь дело с ведьмой. Через соляную насыпь навкара перемахнула не глядя, лишь усмехнулась победно, сочтя меня совсем дурой, а вот на мяте споткнулась, замедлившись и раскрыв рот от удивления, и на ромашке рухнула, погребенная лавиной своих воспоминаний. И вот тогда улыбнулась уже я. Улыбнулась, пузырек перед собой поставила, пристально за содрогающейся навкарой следя ладонью окровавленной оземь ударила, и зашептала слова ведьминские, с магией ведуньи лесной переплетенные, слова истинные, слова покой приносящие. - Словно камень в тихой реке, Ты уснешь в тихом омуте, Ты спокоен, ты больше не воин. Слова приходилось менять на ходу, потому что у меня не было никакой возможности успокоиться - я была настороже, и я была готова к бою, а потому… заклинание пришлось изменить. - Я слышу мелодию тишины, Я вдыхаю сияние луны, Я сумела, значит сможешь и ты, Увидеть добрые светлые сны. Навкара неестественно выгнулась, человеку подобное движение переломало бы позвоночник, но для нее все обошлось лишь хрустом костей и воем - видимо жизнь эту трансформированную чарами мавку не радовала, и воспоминания ее практически убивали. Но думать о том времени не было. Моя кровь стекала по коже теплыми струйками, в голове звенело от слабости, а заклинание напоенное влагой моей жизни следовало завершить. И понеслись последние слова: - Снег на земле так прекрасен, Тихо шепчет о чем-то ясень, Ветер легко уносит всю боль, Спи, он заберет с собой. А за сном последует свет, Как за ночью идет рассвет. Успокойся, глаза закрой, Я держу тебя за руку, я с тобой. И страшная боль пронзила грудь, словно кто-то ледяной рукой пробил кости и сжал ледяной хваткой мое сердце. От боли, от чудовищной боли, я согнулась пополам, и меня спасло именно это - пузырек с ядом все еще оставался на траве передо мной, и согнувшись, я практически уткнулась в него носом. Вонь отрезвила! Вонь заставила думать, невзирая на чудовищную боль, и я словно вновь услышала слова Агнехрана «Боюсь. Очень боюсь, Веся. До того боюсь, что вздохнуть тяжело. Измени слова последние, прошу тебя, не упрямься». Я не стала думать о том, прав был маг или нет, не до рассуждений было, но одно сердцем чувствовала - Агнехран плохого не посоветует. И превозмогая боль, губами похолодевшими, прошептала начало заклинания своего: - Словно камень в тихой реке, Ты уснешь в тихом омуте, Ты спокоен, ты больше не воин. Ты спокоен, ты больше не воин. Ты спокоен, ты больше не воин! Лишь на третий раз отпустил могильный холод, разжалась призрачная рука, ушла боль. Лишь на третий раз… А вот вонь никуда не ушла, и вздохнувшая всей грудью я сильно о том пожалела, до слез просто! До чего ж яд то вонючий, до нутра пробирает. - Веся! - Водя обнял за плечи одной рукой, в другой меч был серебряный, ненавидел его водяной страшно, аллергию он у него вызывал, но ради меня и на сушу вышел, и меч лучший супротив нежити взял. Супротив любой нечисти лучший, но не супротив навкары. - Водя, в воду! - прошипела я. И услышала то, что только и могла услышать от водяного: - Сдурела, Веся? Это навкара! Ты знаешь, почему ее так называют? Это сокращение от «навья кара», она от силы противника питается во время боя! Ее даже мне убить не просто, а тебя она выпьет как младенца, без труда совершенно! Я голову запрокинула, на него посмотрела, да и сказала тихо: - Я видела, как она двигается по лесу, Водя, нет у тебя ни шанса супротив нее на суше, ее чарами подняли, да чарами усилили, ей сейчас и противника пить не требуется, своих сил хватает. Уходи в воду, добром прошу. Сейчас уходи, пока не поздно еще, прошу тебя. Зубами проскрежетал водяной, меч ухватил крепче, и… понял. То, что донести до него хотела, он это понял, стоило ему на навкару взглянуть. Правду Водя сказал - она от силы противника питается. И пока противником ее я была, силы ей черпать было неоткуда - я ведунья лесная, мне силу лес дает, а лес ей не противник, в отличие от водяного. А вот от водяного черпать силу она и начала, да стремительно. Спущенной тетивой от земли отскочила, пасть оскалила, глаза черные кровью наливаться стали, с губ капнула пена… о том, что дальше произойдет гадать смысла не было. Вскочив, да так споро, что голова закружилась, я оттолкнула Водю, выставив перед собой клюку и вовремя - когда навкара прыгнула, ударная волна снесла ее с такой силой, что тварь сломала несколько деревьев по траектории своего полета. Но это ничуть не остановило ее и навкара, словно пружина, оттолкнувшись от дерева в которое влетела спиной, бросилась на меня. Ярина торопливо брешь защищающую меня от нежити залатала, а сил меня спасать у нее не было. - В воду! - закричала я, сильнее клюку сжимая, и взгляда от навкары не отрывая. Изящная грациозная бестия, в легком белом платье прыгающая по деревьям, взметнулась вверх, собираясь спикировать на меня так, чтобы мне пришлось силу свою контролировать - она знала, ударить не смогу, боясь повредить заграждение от ревущей за живой стеной нежити, а скинуть ее в воду при таком угле падения, не было никакой возможности… Плеск за моей спиной, мне оставалось лишь надеяться, что это Водя ушел, чудовищное лицо пикирующей прямо на меня навкары, ее жуткая торжествующая обнажающая клыки кровожадная улыбка, и совершенно неожиданное движение справа, из-за моей спины. Аспид шагнул со скоростью атакующей кобры, как высвобожденная пружина. Левая его ладонь была раскрыта, и перед ней сверкал алыми письменами алхимический круг, в правой он держал раскаленный до красна меч. Удар заклинанием - и навкару отбросило до края поляны, не повреждая деревья. Она упала на четвереньки, выгнула спину и заорала. Алхимический круг увеличился, поглощая звуковую волну, и аспид начал вращать меч с такой скоростью, что тот образовал второй огненный круг. Потрясенная навкара заворожено уставилась на пляску огня, и этой секунды аспиду хватило сполна. Бросок серебряного кинжала, отработанный, техничный, выверенный - и навкара перекатывается по земле вправо, уходя от ранения, чтобы погибнуть, едва вскочила на ноги. У нее не было и шанса, и огненный круг остановился в ее сердце, пробив грудь навылет. Остолбеневшая навкара заорала от ужаса, боли и ярости, но алхимический круг поглотил ее крик, тонкой призрачной пленкой обхватил голову с раззявленной пастью и я услышала короткий приказ аспида: - Отвернись! Отвернулась тот час же, и вздрогнула, услышав жуткий и мерзкий хлопок, как будто что-то приглушенно взорвалось… Когда повернулась, аспид совершенно бесстрастно протирал куском ткани свой меч, обезглавленная навкара медленно рухнула на колени, а затем завалилась набок. Черная кровь пульсирующе лилась на траву, тело измененной чарами мавки стремительно разлагалось… За то время, пока я потрясенно смотрела на ту, что считалась неубиваемой, аспид хладнокровно прошелся по поляне, нашел и поднял свой кинжал, засунул в ножны меч, после чего все так же, спокойно и уверенно подошел ко мне и задал всего один вопрос: - Что воняет? - Яд… - прошептала я. Голос сел, нормально говорить не получалось. - Что за яд? - несколько напрягшись, вопросил господин Аедан. - Мммой яд… Внезапно поняла, что у меня голова кружится… от недосыпа видать. - Хм, - протертый насухо кинжал тоже отправился в ножны,- твой значит. И что ты собиралась с ним делать? - Пить, - ответила, уже вернув голос. Он как-то внезапно вернулся, видимо из-за идиотизма вопроса. Просто вот что еще можно делать со своим ядом, если твой противник навкара? Ее не отравишь, она не дура поглощать яд не будет, естественно. - Пить? - нехорошим, злым голосом переспросил аспид. - Ну, пить, конечно, - я клюку выпустила, рану на запястье правом рукой зажала и пояснила непонятливому: - Это навкара, на меня натравленная приказом магическим, ей моя кровь позарез нужна была, это и я знала, и она. От того яд и понадобился - напади она до срока оговоренного, я бы яд выпила, и тогда моя кровь для нее ядом была бы. Видишь, расчет простой и понятный. - Вижжжу! - прошипел аспид. Да ко мне быстро направился. Так направился, что я отступила с перепугу, и чуть клюку не призвала. Аспид зло усмехнулся, подошел, за руку раненную схватил и вопросил лютым голосом: - Боишься, ведунья? В глаза вгляделся и продолжил: - Побледнела даже, ну надо же. Навкару ты не боишься, ты у нас смелая, из тех что «сама сдохну и врагов с собой заберу», а меня, значит, боишься? - Ну ты же не враг, - сболтнула со страху. Он усмехнулся, головой покачал неодобрительно, ладонь над моим запястьем простер и начал затягиваться порез кровоточащий. - Ну, коли не враг, сберегу тебе бинты, - сказал аспид язвительно, - стирать не придется. - Это точно, - согласилась, следя за тем, как исчезает и рана, и даже потеки крови. Я наблюдала за исцелением, и только сейчас чувствовать начала боль в груди холодную, словно чернильное пятно растекающуюся, и с каждым вздохом усиливающуюся. И не понравилось мне это, совсем не понравилось, так не понравилось, что заволновалась я, и было же от чего волноваться - происходило что-то, чего я вообще не ведала. Зато мне было известно, кто ведает. - Аааспид, аспидушка, - проговорила голосом слабеющим, - мне маг нужен. - Мм? - вопросил господин Аедан, пристально следя за запястьем моим и тем, как шрам ровной чистой кожей обращается. - Агнехран, - выдохнула я. Аспид вздрогнул и на меня посмотрел. Так словно я его имя назвала, или имя, что знал хорошо, очень хорошо, будто связан был с его носителем. - Агне… архимаг нужен? - вопросил, сбившись в начале вопроса. Нужен, ох как нужен. Так нужен, что сама бы к нему обратилась, но боль в груди все росла и росла, чернотой изнутри наполняя, и чувство такое, что не доберусь я до избушки своей, да и нельзя сейчас, нельзя мне отсюда ни на шаг уходить в эту ночь, иначе все сотворенное будет потеряно. Вот только с каждым вздохом чувство такое, что себя я уже теряю. - Боль в груди, - прошептала, слабея, и понимая, что мага звать поздно, да и ответит ли на зов мой сразу же еще неизвестно, - лешего зови… и… - перед глазами темнеть начало, - и не буди. Не смей будить, нельзя сейчас. На траву я не рухнула - аспид удержал тело мое, а вот разум удержать уже не смог, да и никто бы не смог. Тенью незримою шагнула я к клюке своей второй, с земли подняла, да и не чувствуя ни боли, ни холода шагнула с поляны прочь, лишь на выходе обернувшись да и… чуть прямо там не осталась! Целовал тело мое белое аспид! Как есть целовал. Платье сдернул, чуть что не до груди самой, и целовал выцеловывал, да так, что все русалы всей армией оторопели, а Водя змеем водным к аспиду ринулся, и получил разъяренное: - Лешего зови, сам не смогу. Сейчас! Живо! И водяной послушался, в воду скользнул да исчез, а я… я… стыдно мне стало. Это аспид бессовестный да бесстыдный, а у меня то и совесть и гордость в наличии. Вернулась я, вплотную к аспиду подошла, посмотрела выразительно. Нет, взгляд он мой не увидел, конечно, но клюкой вставшей рядом с ним впечатлился, взгляд на меня, незримую, перевел, и вопросил голосом дрогнувшим: - Вввеся? Наклонилась к нему близехонько, да у самого уха выдохнула: «Ирод, платье на место верни и учти - коли грудь мою тронешь похабно, али еще что - клюкой промеж глаз своих бесстыдных и схлопочешь!» Улыбнулся аспид, с облегчением улыбнулся, да с радостью нескрываемой и произнес: - Веся, ты значит, а я чувствую, что уходишь, думал навеки… «Нет, что ты, поутру вернусь, а пока дел много, - забавно было с ним так разговаривать, я возле лица его близехонько, вот-вот и носом к его носу прикоснусь, а он меня ни тронуть ни увидеть не может. - Водю за лешинькой послал это правильно, странную боль испытала, раньше с таким не сталкивалась, тревожно мне стало. А как леший проверит, возвращайся с ним в лес мой Заповедный, вы моя подмога, коли пойдет что не так». Закрыл глаза аспид, вздохнул тяжело, словно нервы свои успокаивал, да и распахнув очи от ярости суженные спросил разгневанно: - А то, что сейчас произошло, это все «пошло так»?! Плечами пожала, не сразу вспомнила, что не видит он меня, да и ответила: «Более-менее. Навкара, конечно, неприятным сюрпризом стала, но справились же, так что хорошо все, а тебе благодарность особая». Посмотрел на меня аспид, посмотрел… да и вдруг рука его наглая и бесстыжая под ткань платья свадебного скользнула да и сжала то, чего трогать не должна была бы. Меня оторопь взяла и от этого, и от того, что призрачной сутью своей я прикосновение это почувствовала! «Убью!» - прошипела я, клюку крепче сжимая. - Ха, - произнес аспид, и тут же вопрос задал: - Значит, сама ты лешего позвать не можешь. «Не могу, конечно! - я в глаза бесстыжие смотрю, то на руку его еще более бесстыжую, то снова в глаза. - Он леший Заповедного леса, я в данный момент ведунья Гиблого яра - связь между нами разорвана. И не лапай меня сказала!» Аспид улыбнулся. Широко улыбнулся, нагло, опосля наклонился да и губами к губами моим прижался… Я чуть клюку не обронила, подхватила в последний миг, чувствуя… поцелуй ее чувствуя всем телом. Не только губами, но и душой, сердцем, теплом. Чувствую, а не должна ведь! - Убью! - прозвучал на полянке голос родной да знакомый, голос друга верного, да защитника истинного. - Мда, рано позвал, - вздохнул аспид и целовать меня перестал. Леший тяжело к нему подошел, меня с рук бессовестных забрал, на траву бережно уложил, да и отступить собирался, как и следовало, только тут вдруг аспид вмешался: - Подними ее! - Нельзя, - огрызнулся лешинька, - она ведунья, она с землей леса этого, с почвой контакт иметь должна. - Контакт? - тоном нехорошим переспросил аспид.- На ней платье порванное, ты почитай обнаженной кожей ее на землю сырую уложить хочешь? Усмехнулся леший, да и предложил: - А ты подлатай, коли прыткий такой. Это лешинька сурово так подшутил - мое платье свадебное подлатать только я могла. И постирать тоже. Опосля ночи страшной, когда печать с Агнехрана-охранябушки сняла, его русалки отстирали да зашили, но продержалось все недолго - мое платье воспринимало только мое воздействие, мою магию, таким уж создала его, удара в спину завсегда ожидая. Но аспид не купился и латать ничего не стал, молча рубашку с себя стянул, молча на земле растянул, меня взял да и переложил, а после, под взглядом мрачным лешего моего, руку мою левую с рубашки переложил на траву. - Вот тебе и контакт с почвой леса, - произнес, поднимаясь. Никак леший не прокомментировал, ни слова аспиду не сказал, напрямую ко мне обратился: - Веся, так подойдет? Я к лешиньке подошла, да и молвила ему шепотом ветра: «Лесе прикажи настороже быть, опасаюсь я, что не одна навкара припасена в закромах у врагов наших». Леший было попытался ответить мысленно, но у меня в руках вошедшая в силу полную клюка иного леса была, не того, что на двоих делили, вот связь и разорвана оказалась. - Понял, Веся, - тихо произнес. Я кивнула, потом вспомнила, что не видать меня, и добавила: «Аспида забери, я от этой ночи хорошего уж не жду». Вздохнул тяжело грудью могучей леший и произнес: - Как скажешь. И уже аспиду: - Господин Аедан, мы уходим. Полуголый черный аспид на это отреагировал ледяным: - Леший, ополоумел? Там нежить кровь почуяв, озверела вконец, а ты предлагаешь Весю тут оставить? - А она тебе не «Веся», - прорычал друг верный, - для тебя она «госпожа лесная ведунья», и как ведунья останется там, где ей следует! Сверкнули очи аспидовы, да только я в конфликт вмешалась споро - подошла к Аедану быстро, к лицу его ладонью незримой-неощутимой притронулась по-привычке, но он почувствовал. Взгляд на меня тут же перевел, и щекой к ладони приник, и мне от жеста этого, теплее, чем от поцелуя стало, хотя откуда тому теплу взяться-то, зверь-чудовище ведь передо мной. Ну да не время думать о том, и приподнявшись на носочках, молвила шелестом листвы на деревьях: «Ты мне по ту сторону реки нужен, аспидушка. Коли невмоготу станет, я клюку отпущу и леший меня тут же услыхать сможет, а вот сумеет ли вытащить уже вопрос, а вот ты сможешь, браслет мой обручальный на тебе. Ты иди с лешинькой, не упорствуй, так нужно, а за телом моим Водя приглядит, он от того и держится поблизости, чтобы уберечь-спасти коли потребуется». Постоял аспид, на меня невидимую поглядел, да и вопросил: - А что если браслет лешему отдам? Мгновенно оживился лешинька, головой закивал, его, стоящего позади, аспид не видел - он все меня разглядеть пытался, а я… что я скажу? Отдать, то может и верно было бы, и друг мой с этим согласен, вот только… «У тебя, аспид, опыта больше, - сказала задумчиво, - и на тебя надежда моя последняя». Накрыл мою ладонь призрачную своей рукой Аедан, в глазах словно мир рушится, но кивнул, реальность принимая, кивнул, отступил и исчез он в круге алхимическом. И как только остались мы с лешим одни, произнес друг верный: - Хороший был шанс от аспида избавиться, очень хороший. От чего не воспользовалась? Подошла к нему, клюку передала - леший тут же сжал рукоять деревянную, а я, пользуясь тем, что теперь говорить с ним могу напрямую, все ему и высказала, все что на душе творилось, все что чувствовала. Вот прямо так, как есть все и сказала: «Не знаю я». «А я так и понял», - усмехнулся лешинька. Я клюку забрала, вздохнула, да и пошла волшебство творить, а то за разговорами глядишь и рассвет настанет, потом хлопот не оберешься. - Поторопись, тревожно мне, - сказал леший напоследок. И мне вот тоже тревожно было, если честно, но я пошла навстречу неприятностям, ждут же, значит нужно идти. *** Через изгородь живую Яриной созданную, перемахнула как птица певчая, из тех, что в листве завсегда неприметны, покудова не запоют. Я не пела. Скрыв от взгляда что звериного, что мертвого клюку свою, я к нежити спокойственно подошла. Бесновалась нежить, тут правду аспид сказал, как кровь почуяли, особливо магическую, так покой и потеряли. Некоторые грызли деревья, старательно Яриной взращиваемые, кто-то прыгать да по деревьям вверх ползти пытался - но остры были шипы терновые, хлестки удары - чаща Заповедная оборону держала уверенно. И ко мне на клюку слетел белый цветок - Ярина знала где я, чувствовала меня, да ждала приказов. Я же неторопливо прошла через нежити ревущий неровный строй, подмечая упавших и уже упокоенных. Совет Агнехран хороший дал, и заклинание правильное - обрели покой те, кто желал этого, те, кто в Гиблом яру ходоками стали, те, кто мести и крови не вожделел, и искусственно создан не был. Те, кто скверной был заражен, кто против воли навечно в яру некогда светлом остался… таких было много. Среди них твари - некогда бывшие магами и основой армии мертвых ведуний являющиеся, а сейчас… метались три ведуньи меж лежащих на истоптанной земле магов, что прежние черты лиц своих возвращали, и из тварей вновь становились людьми. Только по изорванным мантиям, да лицам не искореженным и понять можно было, что маги эти. Их сурьма да мазь защитная оберегала, вот от того и возвращали они облик свой прежний, а простые солдаты нет. Лежали и они, бывшие воины обретшие покой, но искалечены были их лица, изорваны тела, раздроблены кости… А мне слова Агнехрана вспомнились: «Гиблый яр это, место известное, да столь же гиблое. Бывал пару раз, часть ходоков в лесу том - от моих отрядов остатки». Вот их я сейчас и видела - остатки отрядов магических, да охранников их, солдат простых. «Ярина, - позвала тихо, - подними со земли сырой, отнеси к западной границе леса, да не погребай, там оставь». «Земле полезнее будет» - не согласилась чаща моя вторая. «Их есть кому оплакать, - не согласилась я с ней. - Исполняй, что велено». И тихо побрела дальше, не глядя на тех неживых, что рычали и ярились, бросаясь на ограду, за которой чуяли кровь мою, но касаясь клюкой каждого из тех, что обрел покой. Их оказалось больше. Намного больше, тех, кто был злобой отравлен. Говоря откровенно, ведуньи четыре пятых армии своей утратили, и теперь бесились, как могут беситься от ярости только ведуньи. А я искренне поразилась силе, которой обладают маги - заклинание, пусть и переведенное на язык простой, язык черни, оказалось неимоверно действенным. Очень действенным. Действенным до такой степени, что страшно становилось где-то там, в глубине сердца - опасны маги. Это ж если я, ведунья лесная, используя одно заклинание результата такого добилась, на что ж тогда способным маги? А архимаги? Думать о том не хотелось, но я шла, каждого упокоенного касаясь, и все равно невольно думала. Проще ведь было о таком думать, чем о тех, кого лес сейчас по воле моей поглощал. А я хоронила их, невольно воспоминания ловя… Вот женщина, вдова, что за дровами в лес отправилась, а дома дети малые ждали и… не дождались. И замерла я над мертвою, жалость-боль сердце сдавили, и протянула я над ней руку правую, клюку все так же левой держала, да и увидела, то, что лишь ведьма увидать может - как дольше всех ждала мать дочка старшая. Как растила сестер и братьев, не доедая, не досыпая, как трудилась от зари до зари, как всем жизнь устроила, и в отчем доме осталась одна-одинешенька, ради других жившая, свою молодость, красоту, силу родным подарившая. И вроде призраком стою бестелесным, и вроде ведунья я, а скатились по щекам слезы горькие… и от ладони моей, от каждого из пальцев заструилась сила, неприметным цветком-ромашкой оборачиваясь, да понесся тот цветок через яр Гиблый, скверны избегая, степь перелетая. И деревеньку полупустую заброшенную пролетел, в дом, кособокий от времени влетел, да на грудь женщины спящей упал. И спала она женщиной в годах, а проснулась девой юною с криком «Мама!». Прости, девочка, мать я тебе не верну, а вот молодость и красоту ведьме, что свою весну утратила, вернуть хорошему человеку не сложно. Так что будет у тебя все - и муж добрый-ласковый, и дети счастливые да здоровые, и радость, что на двоих с любимым разделишь. «Цветок береги этот, доченька, да ступай в Выборг-град, не оглядываясь, там судьбу свою найдешь». И улыбнулась нежить у ног моих, да и рассыпалась не прахом зловонным, а травой-муравой зеленой, как луга по весне, видать от дела доброго просыпаться он начал, яр, что некогда звался Светлым. Улыбнулась грустно я, последнюю дань перешедшей за грань отдавая, да к следующему упокоенному умертвию шагнула. Этот бандитом-разбойником при жизни был, душегубством брезговал, но калечил да глумился нередко, вот только от чего покой искал? Я на беснующуюся нежить посмотрела - там, среди них, воров да грабителей полно было, и покоя они не жаждали - крови он хотели, а этот от чего-то не хотел. Странно то, непонятно. На колено опустилась, ко лбу его ладонью призрачной прикоснулась да и застыла, потрясенная. Не был он ни грабителем, ни разбойником! Он стражем был. Да в банду разбойничью, что собиралась на дело желая «куш великий сорвать» затесался, стараясь своим казаться. И с «сотоварищами» вместе в Гиблый яр и двинулся, а вот заради чего не знал, не ведал. И что еще странно - ни семьи его, не прошлого я не увидела, лишь кабинет темный, свечи, что света не давали, да им же сказанное «Понял, все понял, лорд Агнехран». Так выходит и это архимага моего человек? «Ярина, и его к магам перенеси», - попросила я. Чаща не упорствовала. Зато упорствовать решились ведуньи! Одна кинулась гнилью изводить уносимого мертвого, другая Ярине попыталась дорогу заступить, третья круг на земле чертила, меня вычислить попытавшись. Отбросила их, всех троих, одну за другой - в моей руке клюка Гиблого яра была, на моей стороне стало быть и сила. Да на их стороне численность, от того в бой вступать не стала, себя выдать опасаясь. Оно ж как - я может и сильней, но не в каждом бою сила побеждает, далеко не в каждом, а у ведуний этих опыта вдесятеро поболее моего было. Пришлось на ходу выдумывать. «Ярина, добро сделай, девой, как Леся, прикинься» - попросила я чащу верную. На свою голову попросила! Потому как Ярина тут же и прикинулась… девой голозадой! - Вот она! - заорала одна из ведуний. - Голяком, одежонку скинула, со следу сбить нас пытается! - Видать от силы водяного питается, а как отошла, чары-то и закончились! - Хватай бесстыжую! - снова первая. И ринулись они, со всей подконтрольной им нежитью, оставив меня стоять в оторопи. Просто не ожидала я, что они разговаривать могут-то. Да еще и совещаться. И силу мою анализировать. И силу водяного. И… не стала бы я голой по лесу-то разгуливать. Ну да не об том речь сейчас - все три ведуньи, как одна, ринулись за Яриной, за собой нежить подконтрольную увлекая. Но не вся нежить зову поддалась, больше половины остались грызть-рвать преграду древесную, в жажде неутомимой желая отведать моей плоти. И тут подумалось мне - а хорошо, что я ведунья лесная, меня ни комар, ни муха не тронут, а в ином случае загрызли бы меня там на поляне лежащую комары к ночи злющие, и ничего бы нежити не оставили. И вот это уже обидно было бы, если бы прогрызли эти вот стену-защиту, на полянку ломанулись бы, а там уж всю кровушку высосали… Но тут рядом со мной возникла Ярина, посмотрела глазницами пустыми выразительно и вернулись мы к работе нашей тяжкой и морально и физически. И лишь в одном работа эта проста была - в руках у меня клюка этого леса имелась, от того открывались передо мной тропы заповедные, переносилась я по Гиблому яру легко и привольно, да собирала урожай страшный - из чужих тел да жизней урожай. *** К рассвету почти управились. За время то дважды озверевшая нежить чуть на полянку мою не прорвалась, но там Водя и кракены были на страже, отстояли. А один раз аспид рядом был - ощутила прикосновение руки его к щеке моей, да движение скользящее, нежное. До груди скользнуло, платье оттягивая, от чего возмутился водяной, да аспид ему одним словом ответил: «Испепелю!». А больше ничего не сказал, потому что страшного не увидел - оставалась моя грудь как есть, без пятен черной гнили, без последствий обращения к заклинанию некромантскому. И вот тогда вздохнул аспид облегченно, да в мой лес Заповедный и возвернулся. А мы с Яриной почти весь лес обошли-исследовали, весь кроме части центральной, не так там что-то было, уберегло меня от чего-то страшного чутье ведьминское, а потому туда я не сунулась. И чащу Заповедную не пустила, вообще-то без нее поглядеть хотела, да не успела - заря подкралась незаметно. И когда светать стало, я к западной границе яра перенеслась, а там уж стояли-ждали оторопевшие маги. Все в черно-синем, у всех кожа от мази защитной смуглая, а глаза черной сурьмой подведены. И вот стоят они, две дюжины магические, и глазами своими подведенными, смотрят на тех, кто лежит, с той же на лице защитой, кто лежит и уже никогда не поднимется. Да стоят в десяти шагах от границы яра, грань предусмотрительно не пересекая, и уж не ведаю от чего - я бы пропустила, Ярина тоже, яр Гиблый силу свою губительную утратил основательно, так что не было для магов ни опасности ни препятствий, а надо же - стоят вежливо, почтительно, границ не нарушают. Обошла я их, в надежде увидать Агнехрана. Точно знала, что в толпе, пусть и почтительно, такой как он стоять не будет - поодаль устроится, орлиным взором за всем происходящим следя и свободу действий сохраняя, но вот прятаться за чужими спинами не станет. Он и не стал - по кругу дважды магов обошла, те заволновались, почувствовали что-то, но ни магию использовать не стали, ни заклинания, а Агнехрана не нашла я. Если и был где-то, то был не здесь. Остановилась, досадуя, и тут из группы маговой вышел молоденький, тот, что у архимага служил, опустился на колено одно, голову опустил, да и произнес: - Уважаемая властительница леса, дозвольте с искренней благодарностью и почтением забрать тела павших магов. Подошла к нему, чуть склонилась, к главе его склоненной, да и прошептала: «Бери, пока дают». Вздрогнул маг, отшатнулся, не удержался да и рухнул спиной, глаза от испуга расширились, лежит, приподнявшись, как куренок ощипанный. Не удержалась я, ближе подошла, да и добавила: «Можно и без почтения с благодарностью». Данир побледнел, даже не взирая на сурьму, и тут один из магов произнес: - Чего разлегся? Командующий приказал дожидаться ведунью с почтением. Ну, не удержалась я. Ну не смогла. К этому надменному, подбоченившемуся подошла, и как шепну у его плеча, просто до уха не добраться было: «Все, дождались уже!» Дернулся и этот маг, чуть об Данира не споткнулся, с трудом на ногах удержался, да только удержаться от заклинания ему еще тяжелее было. - Да чтоб тебя! - выругался еще один маг, которого как раз не поведение коллег до дрожи перепугало, а то что второй чуть пасс магический не совершил. - Собрались. Никакой магии! Никакой я сказал! И да простит меня Агнехран. «Вообще никакой? Точно? Уверен? Вообще-вообще нельзя?» - поинтересовалась я у него. Застыл маг. Лицо немолодое, от того и мази на нем втрое больше, чем у иных, на горле кадык дернулся, на шее амулет засветился, а я… я замерла, стороннее появление ощутив. - Развлекаешься, ведунья? - насмешливо Агнехран вопросил. Обернулась к нему. Стоит архимаг, глядит с улыбкою, куда глядеть по идее знать не должен, но шаг влево, шаг вправо отслеживает, значится чувствует как-то. Одет по-простому - рубашка белая, на лице ни сурьмы, ни мази, волосы собраны в хвост на затылке, на губах улыбка, да такая, что прикоснуться хочется. Подошла, прикоснулась, а он и дышать перестал на миг. «Развлекаюсь, - прошептала ему. - Ночь была тяжелая, от чего не развлечься утром?» - Да ты и по ночи не скучала, - вздохнул Агнехран тяжело, на меня, хоть и невидимую, поглядел с укоризной. - Ты, госпожа, в следующий раз, когда ведуний померших по фальшивому следу отправишь, предупреди, уж не сочти за труд. И испугалась я. Отшатнулась. Вопросила нервно: «Маг, знаешь откуда?» Промолчал Агнехран, только заметила я - уставшим выглядит. А опосля пригляделась - на руке одной рукав застегнут наглухо, а на рукаве том… кровь запекшаяся. «Охранябушка, - сердце сжалось от предчувствия дурного, - неужто ты в Яр за мной сунулся?!» - В порядке я, беспокоиться не стоит. «А тебе значит, беспокоиться можно?!» - вспылила я. Пожал плечами маг, и хоть уставший, а стоит все так же и улыбается так по-доброму, так счастливо. И смутилась я вдруг. Отступила, да и сказала сконфуженно: «Павших я твоих к окраине леса принесла». - Вижу, - и улыбка исчезла его. - Откуда знаешь, что мои? «Да ты как-то сказал, - я тоже плечами пожала, но не увидел он, конечно». - Спасибо, - голос его дрогнул, - поклон мой тебе, низкий. «Тебе спасибо, что подсказал, да научил. И пора мне, Агнехран, время уж. Прощай». Замер, глаза мигом прищурились, да и сказал маг недобро: - А вот это плохое слово, Веся. Очень-очень-очень плохое. Не говори его мне. Никогда. Ну, раз просишь: «Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай! Прощай!» - Зараза лесовладеющая, - очень тихо сказал маг. Улыбнулась, к щеке его прикоснулась, он глаза прикрыл, словно действительно чувствуя, а мне… пора было уже мне. «Сегодня отсыпаться буду, не свидимся. И ты отдохни, уставший совсем, вымотался». - Отдохну, - прошептал Агнехран. Скользнули пальцы мои по щеке его, да отступила я в лес, под сень деревьев черной злобой искаженных, и попросила Ярину: «Павших огороди, нежити то в Гиблом яру что день, что ночь все едино». И затрещали деревья, заскрежетали корни, что из земли выдергивались, и встали дубы, пусть и искореженные, ствол к стволу, в живой забор полумесяцем вставший обратившись. Маги тут же порталы пооткрывали да и принялись павших своих прочь уносить. И стоял Агнехран, руки сильные на груди сложены, глаза внимательные за транспортировкой каждого тела следят пристально, лицо невозмутимое и отстраненное, а вот в глазах… в глазах боль да скорбь страшные. Видать знал он, знал каждого мага, что в Гиблом яру погибли, всех он знал. И не смогла я уйти, вернулась к нему, обняла со спины, крепко-крепко, как могла моя бестелесная оболочка, да и прошептала: «Все пройдет, Агнехран, и боль пройдет, и скорбь. Ты не терзай себя так, не твоя это вина, и не твоя ошибка». И ответа не дожидаясь, отступила, клюкой оземь ударила, и перенеслась аккурат на полянку свою. *** Туда перенеслась я, где лежало тело мое в платье свадебном, да сидел рядом Водя, сидел, за руку крепко держа, в лицо с тревогой вглядываясь. Не упустила своего шанса и тут. Подошла, шепнула: «Все, туточки я». Просиял улыбкой полной облегчения водяной, а я клюку в руку свою же вернула, и с ней в тело вернулась сама. Глаза распахнула - аккурат вовремя вернулась я, солнечный свет уж почти тела моего достиг. А еще спина затекла, и шея, и хорошо что аспид обо мне позаботился, на земле лежать не оставил - сырая она, земля-то, у воды ведь у самой. - Весь, встать сможешь-то? - спросил Водя. - Не, - ответила весело. - А сесть? - Не. - А не издеваться и сразу сказать, где и что болит? - Тоже «не», - настроение у меня поутру было превосходное. И тут рядом вспыхнул круг алхимический, из него вышел аспид, мрачно да недобро на Водю глянул, ко мне подошел, наклонился, на руки подхватил, и в алхимический круг свой вернулся - я и сказать ничего не успела. *** А когда перенеслись мы - и говорить не стала. Аспид меня аккурат в баньку перенес, та уже растопленная стояла, да с водой теплою, как была в платье так в ту воду и опустил. Выпрямился, на меня поглядел устало, да и сказал: - Тихона с едой пришлю. Платье твое, ведунья, как я понимаю просто так не снять, так что чащу зови. Рад, что помощь ни моя, ни лешего с водяным не понадобилась. Отогревайся и спи. У меня дела есть, к ночи вернусь. Поглядела в спину его уходящего, да как ушел, позвала вовсе не чащу, а друга верного да сотоварища надежного. Леший явился тут же, платье снять помог, да посидел рядом, пока я в воде теплой отогревалась. Молча сидел, и по глазам видно - говорить ничего не хочет… а поговорить придется. - Навкара, - проскрежетал лешинька. И мы еще помолчали. Навкара это было страшно. - Чую я, в Гиблом яру не только ведуньи мертвые обретаются, а и кое-что пострашнее есть. - Есть, - согласилась я грустно, - где-то посередке леса, чуть ближе к западу, есть что-то. И придется узнать что. - Сама не лезь, - предупредил леший. - Самой и не хочется, - честно призналась я. - Может аспида отправим? - вдруг предложил друг верный. Я на него посмотрела, он на меня, и оба тяжело вздохнули. Не отправим мы аспида, потому что это наше дело, как есть наше, мы теперь за Гиблый яр в ответе, вот нам и отвечать. - И ведь жили-то как жили, хорошо, спокойно, без волнений, - высказал лешинька. Но мы оба знали - взяться за Гиблый яр было решением правильным. Очень правильным. Ведь пока жива была Ярина, лес еще кое-как но силу сохранял, а вот коли и она пала бы под действием скверны… рано или поздно отравлена была бы река, а значит и Водя и все его владения, а опосля скверна добралась бы и до нас… - В Гиблом яру работы много, - сказала я. - Леший нужон, - подтвердил мой леший, и добавил, - я справлюсь. Я на него снова поглядела, и скрывать не стала, правду сказала: - Пока там хозяйка твоя прежняя, нельзя тебе в Гиблый яр. Заскрежетав, пожал плечами мой лешинька, и ответил: - Отболело уже, Веся, да и облик человеческий я утратил - нет у нее более силы надо мной, а вот тебе моя сила сейчас позарез нужна, сама ты в Гиблом яру не справишься и о том ведаешь. - Обдумать нужно все, - помолчав, решила я. - Навкару создать непросто - а кто-то создал. В яру заповедном создать область, для лесной ведуньи не ощутимую крайне непросто - но кто-то создал. Тут думать нужно. То, что во врагах у нас чародей один это дело понятное. То, что ведьмы-изменницы есть - тоже ясно. А вот как давно это есть? - И сколько навкар у них? - добавил к моим вопросам свой лешинька. - И только ли навкары? А вот это уже совсем страшный вопрос. - Чего побледнела? - вопросил леший. - На территорию леса Заповедного ни одна навкара не проникнет, чащу уж проинформировал, да она и сама с такой напастью справилась бы. - На территорию леса - нет, не проникнет, - согласилась я, - вот только вокруг леса деревеньки человеческие, лешинька, а одна навкара всю деревню за ночь вырезать вполне может. Нахмурился леший, насупился. Да, будь я ведуньей простой я бы о таком и не подумала, но я ведьма, мне за людей тревожно тоже. - Поднимайся из воды, отнесу в бор сосновый, - сказал леший, и сам поднялся. - Вечер нынче утра мудренее будет, так что вечером поговорим. Тут он прав был, полностью прав. *** Наспех поев после теплой бани, я покинула избу в обнимку с одеялом, и вскоре практически спала, едва устроилась на теплой хвое Соснового бора. Наверное, только здесь поняла, насколько сильно устала, но это было только начало. Совсем начало. Рядом со мной лежали две клюки, леший обе оставил, берегся, и вот теперь они присматривались друг к другу, и тянулись одна к другой. Тонкая, светлая моя клюка, в которой силы было так много, и большая широкая черная клюка яра Гиблого, в которой силы еще только просыпались. Со временем, я уже знала, они станут равными - станут отражением меня и будут обе тонкие, но крепкие, способные гнуться, но не ломаться, скрывающие потенциал, но готовые принять любой вызов судьбы. Одно их от меня отличало - рыдать не будут, и больно им не будет тоже. *** Не люблю сны. И есть за что не любить - все они почему-то о прошлом. О том прошлом, которое уже не вернешь, не возвратишь, и которое возвращать не хочется вовсе. |