Лесная ведунья три книги. Лесная ведунья Отчаянная борьба за Гиблый Яр продолжается. Веся пытается понять, что же нужно магам, чародеям и ведьмамостутпницам в лесу, полном нежити.
 Скачать 1.01 Mb.
|
|
Помолчав немного, тихо добавила: - Так нас учили, так нам говорили, эти знания нам передали. Знания оказались путанными и ложными - ведьмина весна не может вылечить всех, ведьмина весна может спасти лишь любимого… В какой-то момент я поняла, что у меня дрожат руки. Обе дрожат. Так дрожат, словно я снова и снова, опять и опять простираю их над изможденным телом Кевина, исступленно выговаривая саднящим горлом хриплое: «Живи!». А он все равно умер… Я думала, что умру рядом с ним. Но рыдания перешли в тихий вой, вой затих уже к ночи, а ночью пришел спасительный сон лесной ведуньи и я бестелесной тенью шагнула в свой Заповедный лес. Сколько же воды утекло с тех пор… - Кого ты пыталась спасти? - тихо спросил аспид. - Друга, - прошептала я. - Друга, заплатившего своей жизнью за мою, потому что он меня любил. А вот я полюбить не сумела. Аспид помолчал, а после вдруг странный вопрос задал: - И что с того, что полюбить не сумела? Посмотрела на аспида как на несмышленыша малолетнего, ну и что, что большой, черный и страшный, все равно как на дите поглядела, и как дитю малому объяснила: - Я ведьма, аспидушка, ведьма, понимаешь? Нам, ведьмам, сила большая дана - мы тех, кого любим, от смерти спасти можем. От того не гибнут дети ведьмой рожденные, от того и любимый мужчина ее молод столько же, сколько молода и ведьма… но это не вечно. Не может большая сила вечно с тобой пребывать, не может человек вечно молодым быть, не могут дети вечно маленькими оставаться. Весна должна перейти в лето - таков закон природы. Из цветов должны созреть плоды - все тот же закон. А есть и еще один закон, аспидушка, возрождаться каждый год только матушка природа и может, а ведьма - нет. Одна весна у нас, один раз нам сила великая дается, а после… А после всё. Смотрел на меня аспид пристально, я его взгляд на себе чувствовала, да сама в землю перед собой смотрела. На хвою павшую да от времени потемневшую, на корни соснового бора - то тут, то там из земли проглядывающие, на траву чахлую, что пыталась пробиться да закрепиться…но среди сосен редкое растение выживает. - Веся, извини, не понял я ничего, - вдруг вымолвил аспид. Что ж, взгляд от земли оторвала, на него поглядела устало, да с терпением кончающимся и сказала: - Даже ведьмам молодость дается лишь один раз. На одного мужчину ее можно потратить. И коли все хорошо, да спокойно, то не только на мужчину, но и на детей своих. А коли ты ведьма-недоучка, от которой правду скрыли, да ложью прикрыли, то берешь ты и весну свою расходуешь понапрасну. Я свою израсходовала, аспид. Теперь ясно? Глядел в мои глаза аспид, глядел, да и высказал: - Нет. - А чтоб тебя! - не сдержалась я. Аспид улыбнулся, сверкнули во тьме лица его зубы белые. Да и так улыбнулся он, что невольно гневаться перестала я. Посидела, слова подбирая, а только загвоздка тут была - аспиду всю правду сказать нельзя было, это я понимала, но и как объяснить всей правды не сказав? Решила с другой стороны зайти. - Когда полюбила я Тиромира, в сердце моем весна расцвела. Это понятно? - спросила хмуро. - Неприятно, но понятно, - ответил аспид. Ладно, дальше идем дальше. - А когда с другом его сбежала в ночь перед свадьбой нашею, Кевин свою жизнь мне отдал, чтобы ведуньей лесной стать могла, и приняла я жертву его, у нас у обоих выбора не было. Да только зная о том, что весна ведьмина силу исцеляющую имеет, я друга своего спасти пыталась. Ему всю весну свою отдала. Да только не помогло это. От того, что не полюбила я Кевина, а ведьмина весна только любимого спасти может. Вот и вышло, что напрасно все. И схоронила я свою любовь, доверие к людям, друга и молодость. Все схоронить пришлось, ничего не осталось. И вроде понятно все объяснила, но смотрел на меня аспид, смотрел, и вдруг сказал: - Но ты молода и прекрасна, ведунья лесная. Вдруг поняла, что бесит он меня. Вот просто таки бесит и все. - Аспид, ты розы видел? - спросила зло. Кивнул господин Аедан, да подтвердил: - Видел. Разные. Дарил даже. Кивнула и я, ответ его принимая, да продолжила: - Розы те в букетах дарил? Прищурил аспид глаза змеиные, кивнул неуверенно, видать понять пытался, о чем я, к чему аналогия такая. - Вот я - как та роза, - поднялась резко, еловые иголки с подола отряхнула. - Срезанная роза. И аспид умолк. Я же волосы кое-как пригладила, рукава оправила, на союзника своего поглядела сверху вниз, да и спросила: - Теперь понял? Промолчал. А потом возьми да и спроси: - А если бы не срезали тебя, роза? Призадумалась я над вопросом, крепко призадумалась, да и ответила очевидное: - А тогда, аспидушка, была бы я кустом розовым. Цвела бы как и положено, много лет бы цвела, много сезонов. И пусть не каждый цветок мой прекрасен бы был, но были бы их сотни. А так куст мой считай срубили под корень, вот от меня одна роза то срезанная и осталась. А больше ничего. Так понятно тебе? А ничего не ответил аспид. Только вдруг руку протянул, меня за запястье схватил, к себе резко притянул, и как только упала я, на ногах от рывка такого не удержавшись, сжал меня аспид в объятиях крепких сжал, с силой к себе прижал, да и прошептал хрипло: - Мне жаль, Веся. Мне так жаль, что ты столько в своей жизни горя перенесла. И я… понял. Теперь я все понял. И от слов его затихла я, вырываться перестала, потому что мне тоже было жаль, мне было очень-очень жаль… меня. До слез жаль себя было, да делать нечего - такова жизнь. Так уж сложилось. Так уж вышло. И вот смирилась я с этим давно, а аспид явно нет. В плечо мое лбом уткнулся, едва не воет. Жалко его. - Ты не печалься так, - попыталась я аспида утешить, - сделанного не воротишь, случившегося не изменишь. Усмехнулся лишь, а меня все так же держал крепко. Потом спросил тихо: - А другие аналогии есть? Окромя куста роз? - Есть, - я уж смирилась с тем, что обнимает да к себе прижал, устроилась удобнее, и начала аналогии подбирать: - Веточка яблони цветущая, что в руках палач держит, а само дерево уже на земле срубленное лежит. Ммм… веточка персика, в стакане с водой стол украшающая, а там за окном само дерево уж и срубили, и на дрова распилили. Веточ… - Так, хватит, я понял, - отрезал аспид. Улыбнулась невольно. По голове погладила, как погладила бы зверя, за утешением ко мне пришедшего, и сказала: - Отболело уже, аспидушка. Отболело и прошло. Да и сама виновата, кроме себя мне винить больше некого. - И в чем же ты виновата? - тихо спросил аспид. А вот на этот вопрос отвечать было больно. Очень больно. Но я все равно ответила. - От того, что в мага влюбилась. Знала, что нельзя. Знала, что и доверять магу не стоит. Но я влюбилась и сгубила и себя, и друга своего. Все погубила. Моя ошибка. Моя вина. И коли заплатила бы за нее я одна - смирилась бы, а так… Напоминанием о моей глупости, навсегда могила друга верного останется. Навсегда. Кстати, пусти, схожу… давно у него не была. Не пустил. Держал крепко, так крепко, что не вздохнуть, а сам задыхался от боли. Не поверила бы, но его дыхание я слышала, и задыхался он. Моей болью задыхался. - Аспид, аспидушка, ну что ты? - голову его обняла, по затылку мужскому жесткому погладила. - Прошлое то уже, только прошлое. Ну что же ты? - Ничего, - хрипло ответил, - пройдет. Сейчас пройдет. Ну, пройдет, так пройдет, значит подождать надобно. - Да уж, потрепала нас с тобой жизнь, - молвила тихо, по волосам черным пальцами проводя. - Потрепала, - сдавленно согласился он. - Только меня потрепала за дело, а вот тебя за что, понять не могу. Пожала плечами безразлично, подумала, да и ответила: - А и меня за дело, аспидушка. Я же не без греха, кто бил - ударяла в ответ, кто на пути вставал - с тем в схватку бросалась, кто в спину плевал - к тому лицом разворачивалась, спуску никогда не давала. Голову поднял, в глаза мои взглянул устало, да и молвил: - И что же в том плохого, Веся? - А что в этом хорошего? - спросила в ответ. Рука его щеки коснулась, провела нежно, а в глазах горечь медленно таяла, и в синеве просыпалось что-то другое, что-то странное, что-то волшебное, что-то удивительное… и почему-то знакомое. - Знаешь, - голос его звучал так, что казалось, он души моей касается, - всегда чувствовал себя лишним в этом мире. Всегда. Всю свою жизнь. А теперь, больше не лишний. Теперь к месту. Слов я не поняла, все в глаза вглядывалась, что-то родное в них углядев, а что понять не могла. От того и не заметила, миг в который глаза такими близкими стали, а к губам мужские губы прикоснулись. И задохнулась я, осознав, что творится-то тут. Да только возмутиться не успела я - вновь обнял аспид, к себе прижал, да так, что голова моя напротив сердца его, губами к волосам прикоснулся да и сказал тихо: - Ты для любви создана, Веся. Не для битвы, не для того, чтобы ударом на удар отвечать, не для схваток смертельных, где на кону жизнь твоя, а для любви. И любви в тебе столько, что не на одну весну хватит - на тысячу. Ты же всех любишь, цветок мой сорванный, ты любишь всех. Лес свой любишь, всех кто в лесу твоем живет, тех, кто живет по близости, и даже тех, кому помощь нужна, любишь тоже - мимо беды чужой никогда не пройдешь. А войну оставь мне, мое это дело. Я для войны был рожден, война моя стихия, мне и воевать. Молчала я, слушала, едва дыша, и все понять хотела - это он про навкару сейчас? Не выдержала, спросила: - Это из-за навкары речи такие? Усмехнулся, прижал крепче, выдохнул, волос губами касаясь: - Угу, навкару имел ввиду. - Аааа… ну ладно, сам с ней воюй, я не против. - Как прикажешь, госпожа моя, - только по голосу слышно, что смех едва сдерживает. Но смех тот странный, горечь в нем слышится, такая невыразимая горечь. И я объяснить попыталась, сказала негромко: - Аедан… Он вздрогнул от имени этого, словно не слово сказала, а хлыстом ударила, и дыхание затаил вновь, а я продолжила: - Ты не серчай, что в Гиблом яру в бой вступила, тебя не предупредив. - Я не серчаю, - ответил хрипло, - я в бешенстве. От груди своей чуть отодвинул, в глаза мои змеиными взглянул, да и произнес страшно, голосом тихим, до костей пробирающим: - Ты хоть осознаешь, что такое навкара, ведунья ты моя непутевая? - Осознаю, конечно. И знаю про нее все и ведаю. Да и кто про навкару-то не знает? Странно поглядел на меня аспид, да и ответил: - Почитай что все. - Серьезно? - скептически я на аспида воззрилась. - А ты, Аедан, сам-то знаешь хоть кого-то, кто бы про навкару-то не знал? Улыбнулся аспид, головой отрицательно покачал, да и ответил: - Нет, Веся, я таких не знаю. Быть может от того, что среди людей определенной профессии завсегда жил? - Это какой такой профессии? - вмиг заинтересовалась я. - Монстроубийственной, - без улыбки ответил аспид. Жутко звучало это. Вот я не выдержала да и спросила: - И каково тебе, монстру, среди людей такой профессии жилось-то? А он в глаза мне глядя, взял да и ответил: - Плохо, Веся. Мне до встречи с тобой в принципе всегда плохо жилось. - Ааа, - протянула я, да и отодвинулась от аспида аккуратненько. - Ну, что ж, поговорили мы с тобой, теперича давай, убирай круг алхимический, а то дел у меня невпроворот, да еще и с двумя навкарами разобраться надо. - Я разберусь, сказал же, - холодно напомнил аспид. - Ну да, сказал, - я правда уж и забыла об этом, но мы девушки такой народ - о неважном часто забываем, - да только мне бы узнать надобно, откуда это еще две навкары взялись. И я с первой побеседовать не сумела, не ко времени было, а один вопрос у меня точно имеется - где кровь мою взяли те, что по моему следу тварь эту направили. - Дьявол! - выругался аспид. - Не-не-не, этих звать не буду, - поднялась я резво на ноги. - Аспидушка, да ты хоть знаешь, кому ведьмы в карты проиграть могут выпивши? - Кому? - заинтересовался определенно аспид. - Дьяволам! - и я не ругалась, я правду говорила. - Смерть как не люблю их. Не переношу просто. *** - Ну-с, раздавай, - басовито-радостно предложил дьявол. И крикнул дрожащим вовсе не от холода русалкам: - Хвостатые, вина мне! Ненавижу дьяволов. Но навкары молчали. И первая, и вторая, даже погибая, даже погребенные под землю в коконе из кореньев и лиан (даже не ведала, что Ярина у меня такая на убийственные выдумки способная) не сказали ничего. Ни откуда пришли, ни почему обе на мою кровь были нацелены. Аки собаки охотничьи, которым дали кусок тряпки для запаха да и погнали с криком «Найти», правда этим еще и приказали «Убить». Ну да не суть. - Тасуй, ведьма, тасуй хорошо, для себя стараешься, - дьявол хохотнул довольно. Еще б ему не радоваться - ведьма вызывала. Самолично пентаграмму рисовала, по земле ползая. И ладно Гыркула с вампирами вежливые, слова не сказали, а вот моровики с волкодлаками напотешались надо мой всласть. Угорали так, что за животы хватались. Но это ничего - я ведьма простая, коли нужон дьявол, значит, будет дьявол и точка. - Во что играть будем? - спросила, точно зная, что проиграю. Во все проиграю. Во что ни начну играть, вот во все и проиграю. - В покер? - снова я, а то этот красный с рогами да копытами лишь скалится нагло, так нагло, что моя воля, я б на него порчу наслала. Правда не умею, но ради хорошего дела готова научиться. - В дуру, - нагло ответил дьявол. - Почему это в дуру? - не поняла я. Дьявол хмыкнул и выдув еще чарку вина, пояснил: - В дурака играть смысла нет, если дура здесь есть только одна. Так, а вот это уже оскорбление. Я молча карты на стол кинула, на стул откинулась, руки на груди сложила да и сообщила внаглую: - Хм, к слову о дураках… Дьявол, а в курсе ли ты, где находишься? Изменился в лице рогатый. Огляделся внимательно. И что видел он? Избенку покосившуюся, стол да два стула у стены избенки той, очаг на котором мясо томилось (жрут дьяволы как не в себя, вот и подготовилась), русалок-прислужниц, да лес вокруг древний, нехоженый. А вот чего не видел, так это моровиков, бадзуллов, аук и анчуток, а еще вампиров, волкодлаков, и даже аспида с водей. Последние двое ко мне ближе всех были - один под дуб маскировался, от чего кот Ученый улыбался широко и паскудно не затыкаясь, а второй под кочку. Остальным пришлось кому как скрываться, кого магией прикрыли, кого и ветками да травой, а кого и землицей присыпали - ну не хватило на всех желающих ни магии, ни даже травы с ветками. - Гхм, - прокашлялся дьявол, да на меня глазками красными взглянул уж вовсе не насмешливо - настороженно, - напомни-ка мне, ведьма, кто ты? «Сделано, госпожа» - сообщила Ярина. И вот тогда паскудно улыбнулась уже я. Просто достал он - пока вызывала, пока умоляла на зов ответить, пока из пентаграммы выбирался неспешно, пока русалок моих да меня словами разными поносил - я молчала. А как не молчать - Ярина хоть и опытнее Леси, а ход из ада все равно вмиг не заделала, повозиться пришлось. А мне, соответственно, молчать пришлось. Такая вот она жизнь, иной раз сидишь и молчишь, потому как терпеть надобно. - Три вопроса, - не отвечая на вопрос дьявола, который уж и пить перестал - понял, что дело не чисто, - тогда отпущу. А коли не ответишь - то извиняй, но тут дело такое… оголодали у меня кикиморы, совсем оголодали. Побледнел дьявол. Смотрелось это знатно - сами дьяволы алые, а как бледнеют, струхнув порядком, что редко крайне бывает, лицо белыми пятнами покрываются, а вот глаза те пуще прежнего красный цвет приобретают. - Так, а кикиморы не едят дьяволов, - резонно дьявол заметил. Улыбнулась я паскуднее прежнего, да и протянула двусмысленно: - Лучше бы ели… И бледнее прежнего дьявол стал. Его понять можно было - черт то, коего кикиморы у себя привечали, умен оказался сверх меры, а потому от конкуренции заблаговременно коварно избавился, растрезвонив всем соратникам, что де у кикимор житья нет, что измотали его силу мужскую. И сбежал бы он, да токмо не уйдешь от них никак - приворожила ведунья местная да так, что никак не отворожить, ибо ведунья не простая, а лесная. И вот только сейчас дьявол спешно анализировал все что слышал-видел, да в одной фразе вся суть была «оголодали У МЕНЯ кикиморы», и мигом смекнул рогатый, что оговорочка то была по делу. - Ведунья! - прошипел он разгневанно. - Ты ведунья Заповедного леса! И ты озабоченная размножением! Ну, если уж честно, то не я, а чаща моя, а в остальном: - Три вопроса, - водя пальчиком по картам, повторила я. Пальчик был зеленым, с длинными черным ногтем. Нос мой любимый, самый здоровенный, обзору на карты мешал, так что боялась я, что если не успеет Ярина, то и играть мне придется наощупь, ну а теперь-то уж и переживать не стоило. - Ведунья!!! - прорычал дьявол. - Много ты о себе возомнила, ведунья! И вскочив так, что стол мой отлетел, да об стену избенки разбился, а там и по стене хлипкой трещина пошла, разъяренный дьявол к пентаграмме решительно направился. Уверенный такой. Копыта чеканные следы на траве да земле оставляют, хвост змеей рассерженной извивается, по ногам мощным лупит, из носа клубы дыма вырываются. Подошел дьявол к пентаграмме вызова, да и аккуратненько, боязливенько, осторожненько так ее копытцем потрогал-то. И оно ж не зря - дьяволы многое ведают, и о том, кто конкретно является ведуньей леса Заповедного знают тоже. От того и осторожность такая, ибо в прошлый то раз я, осерчав опосля проигрыша - едва до исподнего не проиграла все, в пентаграмму много чего отправила для дьяволов вовсе не радостного. В общем, с прошлым вызванным дьяволом мы расстались, прямо говоря, плохо. Совсем плохо. Очень плохо. И я не ведаю тот ли это был дьявол или другой, я в их рогатых мордах не радбираюсь, да только именно этот и взревел разъяренно: |