Лесная ведунья три книги. Лесная ведунья Отчаянная борьба за Гиблый Яр продолжается. Веся пытается понять, что же нужно магам, чародеям и ведьмамостутпницам в лесу, полном нежити.
Скачать 1.01 Mb.
|
А потом подошли мы к избе, да и остановились, до самой избушки моей не доходя - там спокойствию не было. Истово голосил петух, доказывая, что он всем петухам петух, мычала корова, мекали козы, овцы хоть молчали, хвала им, а домовой мой стоял, на все это добро взирал головенку ручками обхвативши, и вот хоть и тихим был мой Тихон, а чувствовалось - взвоет сейчас на весь лес. - Охранябушка, - тихо сказала я, - а пошли обратно, а? - В Пустошь черную? - спросил он. - Не, не так далеко. Я призадумалась. - В бор сосновый идем, у меня дел по горло, так что в бор. И развернулись мы и пошли в бор. И даже не спросил аспид-маг, от чего не зову я тропу Заповедную. А не хотелось мне, просто не хотелось, хотелось дальше так идти, когда рука в руке, и тепло его меня согревает, просто идти и не думать ни о чем. *** Ведьмы начали прибывать утром. Я стояла на вершине горы, на мне платье было чародейское, да плащ теплый, на меху, коим по утру Агнехран меня укрыл, покидая. И двигался он осторожно так, бережно, сразу ясно стало, что будить не хотел, но я проснулась, как только руки его обнимать перестали, от холода проснулась, и никакой плащ не согрел, пусть даже и на меху. Куда ушел мой охранябушка я знала - по делам своим архимаговским, а потому не удерживала, даже притворилась, что сплю… Но едва он ушел, поднялась и я, дел на сегодня было много. - Хорошо летят, - произнес лешинька, вглядываясь в косяк приближающихся ведьм. - Угу, красиво, - глядя в горизонт, согласилась я. - Так значит прав я был, аспид оказался архимагом, - леший впервые с утра темы этой коснулся. - Ты был прав, - кротко ему ответила. - Но в лесу он и дальше будет аспидом притворяться? - зол был мой друг сердешный, очень зол, но сдерживался. А как не сдержаться? Многое для нас аспид сделал, а меня так вообще спас - не появись он вовремя, ловушка чародейская от меня бы один пепел и оставила. Вот только страшно было об ином сказать: - Не притворяется он, лешинька, - я все же это сказала. - Как это? - не понял верный мой друг и соратник. Повернула голову, взглянула на лешего устало, да и пояснила: - Он - аспид. Застыл лешинька, на меня глядя потрясенно, горло прочистил, да и вопросил: - Это как? Ну, ведьмы были еще далеко, Агнехрана тут не было, так что рассказать торопливо я могла. Только вслух говорить ничего не стала, чуть отступила, ногу из туфельки высвободила, пальцами вмиг замерзшими к мху чудом в такой температуре выжившему прикоснулась, чтобы связь с лешим была более закрытая, да и передала мысленно: «Думаю, дело было так - он родился аспидом, прямо вот в Черной пустоши и родился. Там у них, я когда жизненную силу распределяла, чтобы она меня не сожгла, видела жилья устройство - живут они в пещерах, на поверхности-то не выжить, а в пещерах там где вода есть, там жить можно. И вот он в одном таком поселении жил. Да жил недолго, видимо, кто-то на селение напал, да всех убил. И так убил, что ни одной души живой не осталось там, видать по всему племя иное напало, али совсем страшное случилось, но он остался чудом каким-то, а больше там никого, ни одной живой души не было. И знаешь, сказал он мне, что по памяти как мог селение восстановил, но так он это сказал, что чувство появилось, будто он в детстве всего лишился, и отца, и матери, и сестер-братьев, друзей-соседей. Всего лишился». Промолчал леший, лишь на меня смотрел сурово и вопросительно, дальше что было знать хотел. «Как он из Пустоши выбрался не ведаю, - продолжила я, - видать эффа помогла, та что у них травница-целительница, но как-то вышло так, что стал Аедан магом, да имя сменил на Агнехран». Нахмурился леший, но не перебивал, слушал все так же внимательно. «А потом, знаешь, семью создать попытался. Оно ж как - семья всем нужна, очаг родной, угол теплый, только женился он на магичке и та не ведала, с кем очаг делит, да от кого дитя в себе носит. Поняла все, когда родила не ребеночка розовощекого, а аспида черного…» Тут замолчала я. И вроде боль не моя, а у меня сердце сжимается. За ребеночка того, да за охранябушку моего. «А маги, они знаешь, лешинька, они другие, - продолжила, боли не скрывая, - первая ценность у них - это сила. Силу они завсегда хотят больше, чем что бы то ни было. И сохранила та магичка в тайне, что о расе мужа своего, да ребенка ведает, видимо ничего не сказала, от того и не ждал Агнехран опасности со стороны родной матери сына своего. А следовало бы…» «Это та, у которой могилы нет?» - уточнил леший. Он наш прошлый разговор с аспидом слышал. «Она, - кивнула я». «Поделом», - сказал лешинька. И тут согласна я с ним была, наверное, что поделом ей. «А сына он похоронил там, где жил раньше… где восстановил все по памяти…Страшно, правда?» Леший не ответил. И я на него взглянула, а заметила только сейчас - глаза у него пустые стали. Совсем пустые. Словно свет в них погас. «Лешинька, случилось что?» - я руку протянула, его руки коснулась. «Ничего, - отвернулся друг сердешный, - ничего, Весь. Не ожидал лишь, что между мной и этим магом проклятым, так много… общего». Замерла я, аж дыхание перехватило, в ужасе на лешеньку гляжу, а он усмехнулся криво, да и сказал: «Ничего, Веся, это все прошлое, прошло уже. Да и мой сын так и не родился, избавилась она от него травами ядовитыми… Напрасно вспомнил. Иной раз, кажется, вот, задеревенел уже весь, руки-ноги деревянные, сердце навродь больше не бьется. Не бьется, Веся, но болит. Так значит аспид он по рождению?» Кивнула я, а сказать ничего не смогла. Что тут скажешь? Помочь уж нечем, как ни пытайся. «Но по лесу ходит он аспидом? - продолжил леший. «Магом я его в лес Заповедный пустить не могу, - сказала твердо». Не могу, потому что с аспидом-то я справлюсь, а вот с архимагом силы его - нет. И рада, что вчера Агнехран спрашивать ничего не стал, ведь коли спросил, пришлось бы ответить. «Правильное решение, - поддержал леший». «Знаю, что правильное, - согласилась я. - Не знаю, правильно ли было иное решение принять, как и истину». Посмотрел на меня леший, прямо в глаза посмотрел, да и спросил: «А без него, Веся, мы бы справились?» Мы оба знали, что нет. Мы это знали. Но знали и другое - как архимагу ему в лесу Заповедном делать нечего, в смысле… он то может и нашел бы, чем заняться, но ужас в том, что изнутри он весь мой лес уничтожить может. Никто не сумеет, даже с чародейскими ловушками я бы справилась, пусть и ценой своей жизни, а вот с ним не справлюсь, хоть сто раз умри. «Как аспиду ему путь год будет открыт, что бы ни случилось, дальше поглядим, а вот как мага - не пущу никогда, потому как не только за себя несу ответственность, и я не вправе рисковать лесом Заповедным, нет у меня такого права». «Решение верное, - согласился сотоварищ мой, - только одного понять не могу - любишь ты его, Веся, это я вижу, и чувствую - отголосок твоих чувств я ведь тоже ощущаю, и коли хотел бы маг твой вред причинить, давно мог бы. Так объясни, не осуждаю, спрашиваю лишь, от чего недоверие такое?» Холодно мне стало, зябко. Ногу в туфельку вернула, под плащом меховым поежилась, да и ответила правду: - Маг он, лешинька, маг. К магам у меня доверия нет. Помолчал леший, да и спросил вдруг: - Тогда что, получается, в лес не пустишь, но вне его время с магом своим проводить будешь? И вроде только вопрос, а то что ирония в нем слышится, да насмешка дружеская, дело второе, или даже третье, но… леший был прав - коли простила да приняла, я Агнехрану путь в сердце свое открыла, впрочем там он, боюсь давно уж был. И как жить теперь? В лес пустить не могу, лес он не только мой, но в душу пустила, сердце отдала, а теперь… страшно мне. Обжегшись на молоке, дуешь и на воду, и я боялась, до крика боялась, что однажды услышу что-то вроде: «Валкирин, ты сможешь. Давай быстрее, Валкирин». - Боюсь я, лешинька, совсем страшно мне, - прошептала тише ветра. Прошептала да и улыбнулась не знамо от чего. Проснулись мы вместе, на рассвете. Моя рука в его руке. Мои глаза первым делом в его глаза взглянули, перво-наперво, первее чем осознала, где нахожусь. А он улыбался, смотрел на меня и просто улыбался. Черный весь, матово-угольный, глаза змеиные, а улыбка самая что ни на есть человеческая, теплая улыбка, светлая, добрая. Есть счастье на свете, и я сейчас была счастлива. Надолго ли не ведаю, но день сегодняшний был радостным и счастливым, а день завтрашний… поживем-увидим. - Улыбаешься, - заметил лешинька. - Улыбаюсь, - согласилась я. - Ведьмы заметят, - предупредил друг сердешный. Заметят это точно, только вот знать им не надобно, что влюбилась я в чудище огненное, магом по сути являющееся. Посмотрела я на лешего внимательно, он под моим взглядом напрягся заметно, а мне пришлось покаяться заранее. - Уж, прости. - Уж, точно прощу, - но лешеньке явно мой взгляд да слова не понравились, - ты только скажи за что. Говорить не стала - клюку в его сторону протянула, глаза закрыла, да и направила силу в лешеньку, силы то у меня опосля ловушек чародейских было с избытком, вот и плеснула щедро, друга не спросивши. - Ну, Веська, ну закончится дело это, уж я с тобой побеседую! - взбеленился верный мой соратник. Я осторожненько один глаз приоткрыла - ну, навроде ничего так мужчина получился. Второй глаз тоже приоткрыла - действительно ничего. В меру возрастной, в плечах широкий, в кости крепкий, телосложением матерый, взгляд вострый, умный, изучающее-пристальный, волосы каштановые, глаза каре-голубые, необычные, подбородок квадратный, руки могучие… - Уж, прости, - повторила снова, и пояснила. - Ты прав, лешинька, ведьмы все увидят, да только аспида я им показывать не хочу и не буду, опасно это. Для него опасно. А ты мне ближе всех на свете, ты леший мой, и ты сам знаешь - леший да ведунья лесная часто союз образуют не только дружественный. Хмыкнул, на меня поглядел, да и сказал: - Веся, ты же знаешь, неполноценный я, ни зверем, ни человеком мне не быть. Кивнула, соглашаясь, но заметила: - Мне это ведомо, а ведьмам-то нет. Пожал плечами могучими леший, постоял, подумал, да и позвал Лесю. Заповедная была шелковая - счастливая, цветущая до такой степени, что все ее ивовые волосы кувшинками цвели, и на все вообще согласная. И указание лешеньки исполнила быстро, а леший быстро переоделся и теперь стоял рядом со мной в рубахе-вышиванке, поясом алым подпоясанный, штаны в сапоги заправлены. - Бороду добавь, - сказал основательно. Основательно он ко всему подходил. Добавила, мне для хорошего лешего ничего не жалко. И вот стоим мы - леший мой мужик крепкий, основательный, суровый, но справедливый, и я на фоне его пигалица-пигалицей. Вот только сейчас подумала, что надо было бы тоже сарафан со рубахою надеть, так нет же, решила впечатление произвести, натянула темно-зеленое бархатное платье чародейское, туфельки на каблучке, да украшения Водей подаренные - а там изумруды такие, что в их отсветах и глаза мои зелеными стали. И с другой стороны мои волосы сейчас чернее воронова крыла, от нападения навкары еще я не отошла, от того и предпочла платье тонкое, стан обнимающее, думала на фоне его волосы темные сочтут крашенными. И тут леший возьми да и скажи: - Весь, у меня сердце бьется… Чуть не рухнула. На друга верного посмотрела с сомнением, ближе подошла, ухо к груди приложила - стучит. Я ошалело на лешего гляжу, он точно так же на меня. Шок у нас обоюдный. Рукав рубахи закатал, в вены вгляделся, недолго думая ногтем оцарапал… закапала наземь кровушка алая. - Вот ты ж пень гнилой! - выругался леший. Я стояла. Молча. Шокированно. Потрясенно. Опосля на свои руки поглядела, да на клюку, снова на руки. А леший на меня глядит, злой аки медведь-шатун, что посередь зимы от голода лютого проснулся. - Слушай, - протянула извинятельно, - я не знаю, что это, но, я это… я узнаю… у аспида. - Веська, - прорычал зверея леший, - я же тебя прибью же! Уж думала испугаться, да только: - Ты же меня же не прибьешь же, потому что некому тогда будет у аспида спрашивать! - заявила с видом невозмутимым. Только вот не было во мне невозмутимости. Я знала, что это была не моя магия. Моей хватило бы на иллюзию, качественную, на всей территории леса Заповедного устойчивую, но вернуть лешему человеческую ипостась я не могла. Чародеи могли. Вот они да - коли собрались бы человек сорок зараз, да силу в заклинании едином объединили. И так если подумать, у меня же одни остатки остались, крупицы только, а иллюзию они обратили в быль. И то, что у лешеньки облик человеческий появился, это мелочи сущие, он все равно сможет свой истинный возвратить в любой миг по желанию, но я же в ту страшную ночь магию эту выплескивала на все, что только могла. А то, что не могла, то Агнехран забрал, меня от пламени чародейского спасая. - Нужно будет замеры сделать, во лесу да яру, и во всех садах, куда сила хлынула, - обстоятельный у меня был леший, и опытный, и мудрый - сразу смекнул что к чему. Переглянулись мы встревожено. А с руки лешеньки все так же капала кровь. Он на рану свою глянул, чуть глаза сузил и затянулась та корой древесной, древесная кора едва срослась, приняла облик кожи человеческой, и мы с лешим снова переглянулись. Не по себе было. И мне и ему. - У тебя волосы темнее стали, - заметил друг мой верный. - Еще бы не стать, я же магию через себя пропускаю, вот и потемнели, - и совсем хорошее настроение мое пропало. На смену ему тревога пришла, да в душе поселилась, свернувшись змеей ядовитою. - Успокойся, разберемся во всем, - решил лешинька, да меня за плечи обнял. Так бывает дуб столетний, тонкую слабую березку поддерживает, чтобы не упала та от ветра сильного, да дождя проливного. Вот и мне леший был опорою. - У Води Заводь навсегда осталась с водой ключевой, - не знаю, от чего вспомнила. - Навеки изменилась. - Я не изменился, - твердо сказал леший, - встретим ведьм и обратно облик свой приму. Не тревожься понапрасну. «Надо будет с Агнехраном поговорить» - решила для себя я. И на том успокоилась. Встала ровно, горделиво да величаво, и может я и пигалица, да зато у меня клюка всем на зависть, и леший тоже, и лес, и яр, и две чащи Заповедные и… и счастье, тихое, согревающее душу теплом радостным счастье. И тут на думы про счастье да тревоги времени не осталось - ведьмы подлетали. Леший правду сказал - красиво летели. Косяками. У ведьм построение такое - впереди десятник летит, в смысле десятница, за нею косяком десять ведьм, по пять в каждой ветви. Такие десятки в сотни формируются. Издали кажется, что птицы математику освоили, да летят в строгой пропорции, а в близи понимаешь - главная ведьма десятка или сотни, она метлы своих подопечных контролирует. И вот не ждали мы, совсем не ждали, что случится страшное - поломается строй ведьминский, едва они к незримой границе Гиблого яра прикоснутся. Да только вышло, как вышло. Тысячница, одна из самых верховных, что на метле летела с царственным видом коронованной княжны, в стену воздушную влетела аки птица в дерево. На метле не удержалась, и по склону стены покатилась презабавно - мелькали руки, ноги, голова… слетел парик, демонстрируя залысину существенную на макушке, потом кулон странный - он за стену пролетел, а вот ведьма нет. Рухнула она в кусты от нас недалече, шагах в тридцати, поднялась на четвереньки, головой затрясла ошалело. Опосля не поднимаясь, на нас потрясенно вытаращилась. Мы на нее. Она на нас. Подлетела метла ее, остановилась с моей клюкой парой слов перекинуться, прикатился и медальон, у ног моих улегся, ведьмы на высоте крон древесных влетали на территорию Заповедного яра, а чародейка все еще стояла на четвереньках, да головой трясла, все пытаясь понять, от чего ж такой конфуз вышел. «Нет, ну кто бы мог подумать!» - возмущалась метла падшей неведьмы. «Ты же метла, метла как и жена измену завсегда чувствует», - в свою очередь высказывалась клюка. «Да не чувствовала я ничего! Ну оставит раз-другой в углу стоять, так может гуляла ножками, фигуры тонкой заради. А твоя-то гляди, тоже тоненькая, может нежить?» «Тресну!» - мрачно пообещала моя клюка. Мы с лешим разговор не то чтобы слышали, скорее ощущали на грани шелеста травы, но понимали, в силу своей сущности, а вот ведьмам сия беседа была недоступна. - Здравствуй, Валкирин, - величественно проговорила вторая из тысячниц, и грациозно, по спирали, спустилась вниз. «Рисуется, - по секрету сообщила ее метла моей клюке. - Ох, и намаялась я с этим ее коронным спуском, сил моих нет». «Хорошо спустилась, - поддержала беседу клюка». «А то - заклинание приклеивания использовала. Сейчас смотри внимательно, будет отклеивать». Тысячная ведьма опустилась на траву разом обеими ногами, выпрямилась, держа метлу, да и попыталась ее от того места, коим на ней сидела, оторвать… а оно не отрывается. «Хи-хи», - издала метла. «Заклинание усилила?» - поинтересовалась клюка. «Да нет, - метла тысячницы была очень довольна собой, - слегка клеем измазалась, вторая метла помогла». Между тем величественность ведьмы напротив сменялась нервозностью, а метла все так же отказывалась отлипать от того самого места, на котором сидят. - А вы ее так оставьте, - внезапно предложил мой леший. Две метлы и одна клюка уржались на месте, точно так же тихо ржали Леся с Яриной, нет, их тут не было, но два побега, один светлый, другой с темной зеленью, определенно являлись их ушами и глазами, и сейчас подрагивали определенно со смеху. |