Лесная ведунья три книги. Лесная ведунья Отчаянная борьба за Гиблый Яр продолжается. Веся пытается понять, что же нужно магам, чародеям и ведьмамостутпницам в лесу, полном нежити.
 Скачать 1.01 Mb.
|
|
- Надо же, - Водя остатки петушка изо рта вытащил, на свет карамель алую проглядел, - ну, хоть чем-то порадовал, и то хорошо. А пива хочешь? - Медовухи, - взглянула на него просительно. - Медовухи очень хочу, я ее последний раз перед тем, как ловить графа Гыркулу пила. Славные времена были. - И будут, Веся, - очень серьезно ответил мне водяной. - И будут еще славнее, поверь мне. Я поверила. И схватив водяного за руку, уволокла к парням да девушкам, что уж водили хороводы вокруг костра разгорающегося, да пели песни веселые, увлекая во что-то светлое, полное надежд, яркое как сама молодость. И все смешалось, замельтешило сарафанами яркими, рубахами вышитыми, улыбками счастливыми, смехом радостным, да хмелем некрепким. Уж сколько танцевала и не помню я, Водя давно отошел в сторону, да на меня смотрел с улыбкой нежности полной, а я плясала, опосля пива мятного, что сам же водяной мне и принес, да не думала ни о чем. Это я умела - ни о чем не думать. В юности порой сбегая с Тиромиром из школы Славастены, я точно знала, что по возвращению ждет меня кара неминуемая, да только когда ж меня такое останавливало? Не остановило и сейчас. От жизни порой нужно брать что-то здесь и сейчас, не думая про потом и недовольство тех, кто это недовольство непременно проявит… Но каждый раз, мельком видя костер, мне казалось, что кто-то мрачно смотрит на меня из него. Странное ощущение. - А для меня попляшешь? - крупного сложения парень возник передо мной, закрывая отошедшего Водю. Да сказать более не успел ничего - обступили его парни плечистые не самой безобидной наружности, да смекнув, что дело нечисто, увалень деревенский отступил быстро. А я тряхнула косой полурасплетенной, да закружилась в центре хоровода, руки раскинув. Наступила хмельная ночь, прогоняя веселый вечер. Расходились парочки влюбленные, стоял уж близ меня Водя, обнимал одной рукой за талию обережно, но пела свирель, и продолжала изгибаться в танце я - захмелевшая, раскрасневшаяся, почти обо всем забывшая, едва протянула Воде пустую кружку деревянную. Хорошо так на душе было. Неправильно немного, но хорошо. Уходила печаль-тоска, отпускала горечь горькая, вот только обида… обида осталась несмотря ни на что. А от нее тоже хотелось избавиться. - Ну, кто первый через костер? - крикнул кто-то из парубков. Первыми всегда прыгали те, кто в любви признался, да готов по осени и свадьбу сыграть. Порой признавались прямо на ярмарке, да прыгали через костер вместе, всему городищу, всем людям вызов бросая, словно говоря - я за любимым-любимой и в огонь и в воду без сомнений последую. Удивительное таинство отчаянной молодости, что готова рисковать да очертя голову ради любви и преграду огненную миновать. Отошли мы с Водей от кострища, что почти догорело уже, от того и прыгать можно было, не боясь сгореть, да обняв меня со спины, согревая, водяной спросил: - Как думаешь, кто первый будет? Огляделась с интересом, чувства да эмоции считывая, я же ведьма, я такое могу. Увидала парня, он в стороне стоял - плечистый, мрачный, вихры солнцем вызолоченные, а кожа смуглая и глаза темные, вот только пылал он болью, да печалью неутолимой. И тогда на одежду обратила я внимание - рубаха поношенная, руки мозолистые, взгляд усталый, да обращен он на девушку, что весь вечер рядом с другим стояла. А тот и ростом пониже, и живота окружность поболее плеч была, зато рубаха новая, на пальце перстень золотой, на поясе кошель, напоказ выставленный. И любви в нем не было, так только желание одно, что похотью в народе зовется, но видать для девушки той кошель был весомее чувств. И потому, когда потянул ее толстопузый к костру, пошла не оглядываясь. - Ой, я на такое смотреть не могу, - отвернулась тут же. - Это на какое? - лениво спросил Водя, задумчиво накручивая на палец прядь моих волос. - Да вот тот ее любит любовью сильной, вот только не повезло ему, в семье богатой не родился, от того трудится от зари до зари, а возлюбленной его только золото подавай. Вот и идет за тем, у кого кошель на пузе. - Под пузом, - хмыкнул водяной. - Согласна, под пузом. И ведь не любит он ее, ни капельки не любит. - Да ей этого и не надь видимо. - Видимо, - я все же вновь на плечистого парубка взглянула, - только жалко так его, он ведь по-настоящему любит. Ничего на это не сказал водяной, вот только когда побежали богач да девушка к костру, богатей вдруг на ровном месте подскользнулся и мордой в грязь упал. Хотя грязи там до момента этого совершенно не было. И грянул смех на поляне, веселился хмельной народ от души, а для чей-то души это как знак выше стало. И рванулся парень плечистый, помчался как ветер, как олень молодой по весне, подхватил свою ненаглядную на руки, да вместе с ней, почти не останавливаясь и прыгнул через костер. Ахнули все! А он перепрыгнул, любимую удержав. Взял и перепрыгнул, хотя где ж это видано, чтобы через такой костер да с ношею, но он сумел. И полыхнула тут злость да ненависть, оглянулась я - отец, на ту девушку так похожий, стоял мрачнее тучи, а девушка… Девушка никого не видела больше - сбросила она груз обещания что дала под давлением, про весь мир забыла, и теперь смотрела только на любимого своего… и мира больше без него не видела. - Она любит его, - прошептала я Воде. Обернулась, взглянула в глаза веселые и добавила: - Спасибо. - Да мелочи, - улыбнулся он, - сама знаешь тут болота под низом, мне ничего не стоило призвать немного воды. Ничего не стоило, но не просто воду же призвал - жизни спас, целых две жизни, целый мир для них двоих, просто взял и спас. А через костер уже прыгали и пары, и парни, и девушки. Разбегались быстро-быстро, да прыгали! Кто резко да решительно, кто глаза от страха зажмурив, а кто и завизжав так, что хоть уши закрывай. Но не закрывал никто - самое веселье началось. Вновь запели да заплясали хороводы, девушка какая-то увлекла меня в хмельной пляс, а опосля, и не заметила я, что оказывается стою, очереди своей дожидаюсь, да прыгнуть через костер собираюсь. Оглянулась на Водю, тот стоял, что-то с русалом одним парубком пригожим прикинувшимся, обсуждал серьезно, но я не обижалась - Водя он водяной, ему через костер прыгать не пристало, да и затушит костер же неглядя, рефлексы они у нас работают порой независимо от желания. А вот я прыгнуть могла. Желание загадать самое шальное, из всех возможных, разбежаться, да прыгнуть прямо через жар полыхающего пламени. И уж в прыжке от земли отталкивалась, когда услыхала крик водяного «Веся, стой!», да визг девчачий, да крики, да… Да ничего более, ведь пущенную стрелу не остановишь и я уже летела! Взмывала над травой, что водой быстро покрываться начала, быстро, да не достаточно. И потрясенными глазами взирая на чудище, что из огня явилось, меня в полете рывком схватило, к себе прижало… Да и рухнули мы с ним куда-то далеко… Но не визжала я, не брыкалась, не дергалась даже. Я эти руки узнала сразу. *** Рухнули мы на песок. Наверху луна яркая да огромная, такой яркой ее никогда не видела, да и большой такой не видала. Звезды что блюдца - слепят взгляд. Черный песок повсюду, куда ни глянешь, а на до мной аспид злой. Да такой злой, каковым я его никогда не видела. А я не испугалась, поднялась с песка, руки отряхнула деловито, опосля сарафан, затем подбородок вскинула гордо, и сообщила: - Ты, аспид-маг, видать позабыл слегка, с кем дело имеешь! Усмехнулся он, в свете луны яркой белые зубы сверкнули, да и ответ дал такой: - Разговор есть, ведьма. И договор. А по договору ты мне сына должна. Я свою часть сделки выполнил - Гиблый яр тебе завоевал, войну выиграл. Пришла пора расплачиваться, Веся. Вот и пошли, делом займемся. Да головой дернул, в сторону неприметной пещеры, как бы на направление пути намекая. Напугал страшнее некуда. Дрожу вся! - Аспид, - я руки на груди сложила, - ты договор-то вспомни отчетливо. Что говорил, что требовал, что ценою своею назвал. Но не поддался на провокацию маг, лишь глаза пылающие гневом прищурил зло, да и ответил: - Сына. - Сына значит, - постояла я, на чудище огненное взираючи, да и не удержалась: - А коли дочка родится, тогда что? Думала смутить? Зря, не смутился ни капли, да и ответил сразу: - Тогда порадуюсь я дочке, и сыном займемся. Интересно-то как. - А коли снова дочка? - уж азарт меня взял. Нельзя ведьме пить, ох и нельзя, а я напилась так, что в ушах звон, а пустыня черная под звездами-блюдцами пошатывается. - Снова порадуюсь, - только уж не шипел аспид, да и оказался вдруг близко так, что неприлично даже, - и снова займемся сыном. Упорный какой. - А коли опять будет дочь? - не унималась я. Отвечать не стал. Дыханием жарким губы опалил, да дышал тяжело, так что ясно стало - поцелует сейчас. Только вот я с чудищем лобызаться не хотела от слова совсем, отвернулась резко, на луну поглядела, на звезды, да и сказала тихо: - Договор был. И в договоре том сказано было «крови втрое меньше чем в тебе, да крова сроком почти на год». Вот от того, аспид-маг, я тебя как правда открылась, из лесу то и не вышвырнула. Мой лес тебе домом весь затребованный срок будет, и крови я тебе нацежу столько, сколько просил. И на этом все, маг. И вновь поглядела на аспида. Сила в моем взгляде была, уверенность, решимость, а страха не было. Что-то другое было, что-то странное. - Маг? - переспросил хрипло. И не ожидала я от себя такого, мне бы от разговора уйти, к себе возвернуться, да видать хмель в голову ударил, иначе как объяснить то, что молвила: - Агнехран, зачем лгал? Вздрогнул аспид. Несколько секунд вглядывался в меня неверяще, словно думал, что оговорилась я, али сказала не подумав… Но секунда за секундой и зашуршала чешуя, стремительно сменяясь кожей человеческой, сверкнули глаза, да зрачок змеиный в человеческий сузился, и опустились руки у меня, по тому как до последнего надеялась, пусть даже глупой надеждой было, но надеялась - не он это. А это он оказался. Злой, не выспавшийся, с кругами темными под глазами, голодный явно, бледный такой, что даже под луной это видно и несчастный. До того несчастный, что не смогла я в стороне стоять - руку протянула, к щеке его небритой прикоснулась, а опосля к волосам коротким, и скользнули пальцы по ним, думала руку убрать, а она от чего-то обратно вернулась, к щеке прижалась. И попросила я, хоть и не собиралась: - Скажи, что ты никогда аспидом не был, что заклинание это какое-нибудь, пожалуйста… Он щекой к ладони моей сильнее прижался, в глаза мои посмотрел, да и спросил неожиданное: - Почему ты об этом просишь, Веся? Его глаза блестели тревогой, поражением, напряжением и болью, я видела все эмоции как на ладони и я знала, больше никогда не спрошу, только сегодня, когда голова хмельная, а на душе легко от все того же хмеля, и потому тяжесть не придавила все слова, коим вырываться не следовало. И я спросила то, о чем бы стоило промолчать: - Твой ребенок, та история, что рассказал, была правдою? И губу прикусила, чтобы не сорвалось полное боли «только не говори, что это было правдой, только не говори». И Агнехран не сказал, словно призыв мой мысленный услышал, так что этого он не сказал. Иное молвил: - Наши дети при рождении менять облик не способны. Они мимикрируют быстро, в течение нескольких часов, но при родах… Я этого не знал. А я не знала, почему вдруг обняла его. Обхватила шею, на пальцах приподнялась, теряя лапти, да прижавшись всем телом, обняла крепко-крепко, так что он выдохнул от неожиданности, да обнял в ответ, бережно к себе прижимая. - Если бы могла, забрала боль твою, до последней капельки, - прошептала, грудью чувствуя, как бешено бьется сердце его. - Ты уже забрала, - тихо ответил Агнехран. - Боль забрала, горечь потери, да и рана что все годы кровоточила, затянулась уродливыми шрамами. Прости за обман, да не нашел я другого способа. Медленно я в лапти свои вернулась, голову запрокинула, в глаза его вглядываясь, и сказала бы… многое бы сказала, стой он передо мной аспидом. А он человечным был. И не архимаг и не аспид, а весь мой родной охранябушка, что охранял да берег как мог, любыми путями, любыми средствами. - И кровь твоя мне не нужна, - добавил так же тихо. - Но вот от крова не откажусь - десять месяцев рядом с тобой быть это целая жизнь для меня. Светлая, радостная, счастливая жизнь. А без тебя я не живу, Веся, и не жил. - Жил же, до того как заманили тебя в ловушку подлую, нормально жил, - сказала я. А он головой покачал отрицательно, да и ответил: - Нет, Веся, не жил. Чем угодно это было, только не жизнью. Что такое жизнь я понял, лишь оказавшись с тобой. И я смотрела на него и думала… о том я думала, что если бы он на месте Тиромира был, я бы из лесу вышла. Вышла бы, даже если бы предал, но я бы все равно вышла, потому что его боль сильнее своей чувствовала. И смотрю в глаза его, они сухие - это из моих слезы катятся, а над нами луна огромная, да звезды яркие слепят сиянием, а под ногами песок черный, и такое ощущение, словно все не правильно, словно не земля под нами, а черное беспросветное небо, а звезды и луна они на земле. Все не правильно, все вот это вообще не правильно, не должно так быть… Отступила я от мага, только за руку взяла, сама не знаю почему, огляделась, спросила тихо: - Где это мы? - Дом мой, - тихо так же ответил Агнехран, - здесь я родился. Глянула на проход тьмой зияющий, вспомнила те пещеры, в которые часть жизненного огня влила, когда сама в огне горела, но не слышно было ни звука из прохода, ни шороха. - Там нет никого, да? - не знаю, зачем вопрос задала, итак чувствовала, что нету. - Никого, - выдохнул маг. Да так он это слово сказал, что сердцем почувствовала - не только сына он потерял, потерь было больше. Гораздо больше. - Но я восстановил все, - вдруг ожесточенно произнес Агнехран, - дома, крепость, даже конуры собачьи и для скакунов загоны. Все как было восстановил, как помнил. Только могила там всего одна - моего сына. Остальных не нашел значит, и не похоронил. Селение? Целое селение? О, Земля-матушка, иным столько боли отмеряешь, сколько и скала не выдержит. И ни о чем я больше спрашивать не стала, лишь сжала его ладонь сильнее, да сказала тихо: - Идем домой. Вспыхнул вокруг нас круг алхимический, закружились как карусель руны да символы магические, да и оказалась под ногами трава зеленая, только из лаптей песок черный сыпался. Но я то не сразу заметила - на Агнехрана смотрела, на то как меняется облик его, как вновь чешуей становится кожа, как вытягивается вертикальный зрачок, и как становится он лютым чудищем… да только чудища я в нем больше не видела, человеком он был. Для меня человеком. Ни магом, ни аспидом, ни чудовищем - а мужчиною, от которого сердце мое то билось так быстро, что ни вздохнуть, то замирало, а то сжималось от боли за него. Но не долго я о том думала - первым явился леший. Огромный, злой, кожа трещит, глаза горят, рык из груди вырывается, того и гляди сейчас изукрасит угольное лицо аспида синяком разноцветным. Хотя это вряд ли, аспида тумаками может и угостил бы, а вот Агнехрана не выйдет, и пытаться не стоит. - Лешинька, - позвала я, вперед выступая да Агнехрана в аспидовом виде собой закрывая, - Воденьку успокой, скажи что хорошо все со мной. Зарычал леший, на меня посмотрел недобро, опосля на аспида, а на руки наши и вовсе уставился так, словно впервые такое в жизни своей увидал. - Лешинька, мы домой вернулись, - молвила, глядя на друга верного выразительно. «Я с тобой позже поговорю» - прорычал мысленно. А я ему в ответ: «Знаешь, а у него ведь нет дома - могильник один, а дома нет». «Он - маг!» - ярился лешинька. «Он аспид, мы ему кров обещали, помнишь?» «И кровь, - недобро напомнил друг мой сердешный». «От крови отказался, но коли потребуется - нацежу». Глянул на меня лешинька неодобрительно, помянул пень замшелый в ругательстве, да и исчез, неся Воде весть радостную, что нашлась я, и хорошо все со мной. А я вздохнула и хотела было клюку призвать, но не успела - Леся явилась первая! Да как явилась, глаза, что себе из листьев вмиг сотворила на руки наши вытаращила и давай плясать. Ох, как плясала! И с бубном, и без, и радостный танец, и ликующий, и торжествующий, и… И потом Ярина явилась. Та теперь посильнее Леси была, и казалось бы поумнее тоже, как минимум поопытнее, по сдержаннее, но нет - обозрев руки наши сцепленные, эта умная и ответственная чаща… принялась танцевать. И торжествующе, и ликующе, и вообще очень выразительно. И вот стоим мы с Агнехраном, а вокруг нас чащи Заповедные, между прочим клыки и зубы леса, танцуют радостно. - А ты уверена, что нам нужен такой дом? - мрачно спросил аспид-охранятельный. - Ну, какой есть, - пожала плечами я. И аккуратно руку высвободила. И не то, чтобы чащи движения моего не заметили, они-то заметили, они все замечают, но на ликование это действия не возымело вообще никакого. Так мы и ушли с поляны, на которой веселились клыки и зубы… то же мне, защитницы… развратницы они, а не защитницы. - Такой момент испортили, - сказал Агнехран и снова взял меня за руку. И я подумала, что… нет, не испортили, такой момент вообще ничем не испортишь. *** К избе пришли мы вместе. Я не очень быстро шла, да и тропу заповедную спустя рукава использовала - не хотелось мне торопиться, хотелось идти, идти и идти, неспешно, спокойно, под светом яркой луны, под пение цикад, да соловья где-то в ветвях заливающегося и рядом, просто рядом с тем, кто все так же держал за руку. И говорить не хотелось, и спрашивать ни о чем не хотелось тоже. Спокойствие было такое хрупкое, как ваза тонкая, что казалось одно движение, один вопрос и лопнет она, осколками осыплется и не станет покоя, места ему не останется. |