Главная страница

Лесная ведунья три книги. Лесная ведунья Отчаянная борьба за Гиблый Яр продолжается. Веся пытается понять, что же нужно магам, чародеям и ведьмамостутпницам в лесу, полном нежити.


Скачать 1.01 Mb.
НазваниеЛесная ведунья Отчаянная борьба за Гиблый Яр продолжается. Веся пытается понять, что же нужно магам, чародеям и ведьмамостутпницам в лесу, полном нежити.
Дата27.09.2022
Размер1.01 Mb.
Формат файлаdocx
Имя файлаЛесная ведунья три книги.docx
ТипДокументы
#701377
страница59 из 75
1   ...   55   56   57   58   59   60   61   62   ...   75

- Потому что за вечером следует ночь, - несколько раздраженно сказал Водя, - а ночь и объяснения в любви ведут к доказательству чувств любовных посредством дел, и вовсе не героических, а тех самых, сторонницей которых чаща твоя Заповедная является.

Поняла о чем он, промолчала.

Водя это к сведению принял, да и продолжил об ином:

- Ты же сама любила, Веся. И как, сможешь ответить на вопрос «за что»?

Он сейчас о Тиромире спрашивал, а я в сердце своем вовсе не Тиромира видела - охранябушка там был. Глаза его синие, аки небо летнее перед грозой, руки сильные, движения смелые, уверенные, и душа открытая, мне открытая… Он ведь ее только мне открыл, а я… И больно так стало, больно, что хоть вой. Прижалась сильнее к водяному, лицо у него на груди прикрытой рубахой парня деревенского спрятала, и даже дыхание задержала, пытаясь не сорваться, не дойти до слез.

- Я понял, - тихо Водя произнес, - все понял. Сердце свое магу отдала?

Всхлипнула я, и прошептала:

- Да. А как случилось-то это, и сама не ведаю.

Несколько минут Водя молча шел, а затем так сказал:

- Тот, кого любила раньше ты, он сколько - полгода к месту тому ходил, так?

- Так, - шепот мой тише течения воды был.

- Но он ведь… любил, Веся. И то не только русалки мои подтвердили, но и ведьмы речные, я даже морскую приволок, да и ее вердикт был неизменен. Маг светловолосый тебя любил, по тебе страдал, из-за тебя сердце его кровью обливалось. И ты ведьма, ты все это знала, но из лесу ни разу не вышла… ты так и не вышла. От чего, Веся? Прости, что в душу лезу, но знать хотел бы. А еще хочу знать, известен ли тебе самой ответ на этот вопрос.

Всхлипнула невольно, голову подняла, в глаза голубые как река горная взглянула, да и ответила как есть:

- Маги, Воденька, они другие. От чего так я не ведаю, может обучением им душу калечат, а может магия лишь в таких просыпается - кто их разберет? Да только душа у них черствая, а сердце, даже любящее, разум ледяной стужей вмиг заморозить способен. Магам одно надобно сильнее, чем жизни дыхание - сила. Ведь сила, это власть, а за власть любой маг убьет не задумываясь. И не важно - быстро убьет, одним ударом, или медленнее, забирая с каждым разом все больше и больше…

И соскользнули слезы с ресниц, а в памяти пронеслось страшное: «Давай, Валкирин, ты сможешь! Быстрее, Валкирин, поторопись». И я торопилась, себя всю отдавая, силой чуждой маговой разрывая сердце свое, отрывая от него по кусочку и вручая тому, кого любила беззаветно. Я ведь ведьма, если люблю то всем сердцем, без оглядки, без раздумий, без сомнений. Как в омут с головой, и светом остается лишь тот, кому свое сердце вверяю… пусть даже и разрывая его на куски кровоточащие… И ведь не поймешь, не догадаешься, не уловить той черты страшной, за которой тот, кого любишь беззаветно, с «Веся, осторожно, если не сможешь, то не нужно», переходит на «Давай, Валкирин, ты сможешь! Быстрее»…

Помолчала, грустно глядя в глубины водные, мы уж мимо валунов речных шли, значится болото скоро, а там и Выборг.

- Не хочу быть использованной, - слова сами сорвались. - Как мамочка моя, как дед. Не хочу судьбы такой. Не хочу я, понимаешь? Коли дам волю чувствам, не справлюсь я, не сумею, а доверия к магам нет и не будет никогда. И не одна ведь я больше, столько жизней на мне нынче завязано, за стольких ответственность несу… Не в праве я рисковать, нет у меня такого права! А лес… он ведь лечит, правда, Водя?

- И река… - добавил водяной тихо.

- И река, - согласилась я.

А Водя возьми да и еще добавь:

- Ты только учти, если топиться придешь, я ж уже все охальные мысли тебе высказал, так что, не взыщи, но воплощать начну.

- Это ты сейчас сказал, чтобы я утопленницей не стала? - спросила с подозрением.

Улыбнулся водяной, подмигнул похабно, да и признался:

- Весь, правду скажу - ты мне теплой и живой нравишься больше, а потому не забывай - река лечит, спорить не стану, но коли утопнуть решишь, в полной моей власти окажешься. Причем живой.

- Ой, напугал, дрожу вся! - не сдержала раздражения.

Улыбнулся широко, зубами белыми сверкнув, и решил:

- И пряник тоже куплю.

- С маком? - поддержала смену темы.

- И с маком, и с вареньем, и с чем душа твоя пожелает, душа моя.

Ну тут уж молчать не стала:

- Если я твоя душа, то все желания моей души, и твоя жаждет. И что ж, Воденька, себе тоже петушка на палочке купишь?

Скривился. Леденцы водяной не особо любил, и вообще не переваривал.

- Разве что своим поделишься, - выкрутился как смог.

- Не, своим не поделюсь, - решила я.

- Поделишься, - как-то с намеком водяной протянул. - У нас с тобой и лес и река имеются, что надобно, то излечат, а когда излечат, тогда зацелую тебя, Веся, всю.

- Чай устанешь всю целовать-то, - заметила скептически.

- Нет, - и очень серьезно на меня Водя посмотрел, - не устану. Никогда не устану.

И тут же улыбнулся широко, да и спросил провокационно:

- С какого пряника начнем?

Это мы уже почти пришли.

- С бусиков, - решила я, - начнем с бусиков. Рябиновые хочу!

***

На ярмарке в Выборге было весело. Мы появились аккурат к обеду, так что торговля потихоньку утихала, зато праздник разгорался, как и костер на широкой поляне в центре городища. Повсюду сновали разряженные парни и девушки, среди них под личиною мелькали русалы и русалки - в этом весь Водя, если уж дело происходит на его территории, за безопасность мою отвечает он. В прошлый раз до смешного дошло - приставил ко мне двух русалок, и те язвительно делали замечания по поводу каждого встречного-поперечного, дабы я ни на кого не засмотрелась, ведь меня водяной-де любит. Я в тот день исключительно из вредности каждому парню улыбалась призывно, аккурат до тех пор, пока заезжая торговка не попыталась мне сыр плесневелый подсунуть заместо хорошего. И я на нее, а она как встанет, сама громадная, руки в боки… вот тогда-то мне русалки и пригодились. В тот раз, пока они с бабой базарной препирались, я и фруктов, и трав, и спирта, и даже бутылочек нужных прикупить успела, а потом набрав семечек жаренных, сидела и слушала как ругаются.

Хорошо ругались, красиво, все вокруг слушали с интересом. Узнать то пришлось многое - про всю личную жизнь русалок, всем видившимся девушками простыми, да про то как они и по пастухам, и по табунщикам, и по кузнецам… такая насыщенная у них личная жизнь выходила, что по самым простым подсчетам им сейчас следовало не с бабой браниться, а спешно передвигаться путем перелета из одного сеновала в другой, причем и трех жизней при таком ритме не хватило бы, чтобы на этом самом сеновале задержаться хоть на минуточку. В общем все кто что-либо покупал у тетки той тут же взялись деньги пересчитывать, потому как поняли, что с математикой у женщины явно туго. Но опосля рот открыли потрясенные своей насыщенной перелетной личной жизнью русалки, и вот так все узнали, что тетка-то извращенка. Она и с рыбами, и с кракенами, и даже со всеми сразу. Все невольно обратили свои взоры на рыб, обалдело лежавших на прилавках у рыболовов, и подумали, что они крайне мало знают о жизни водоплавающих. Уже вскоре знали много. Так много, что рыбу в Выборге потом с месяц не покупали. Мне тогда русала ближайшего звать пришлось. Он как раз вовремя появился - торговка кинулась рвать русалкам волосы. Зря. Русал уносил их, гордых и с патлами торговки, под крики восторженной публики. А торговка готовилась - к ней выстроилась целая очередь из недавних покупателей, которые желали произвести обратный обмен товара на деньги. Я не досмотрела чем дело закончилось, мне в лес возвращаться уж надобно было, леший на опушке ждал.

Сегодня не ждал. Сегодня меня никто не ждал и никто не торопил.

- Душа моя, выбирай что сердцу угодно, весь мир тебе купить готов! - объявил Водя, едва подошли мы к спешно сворачивающимся торговым рядам.

Торговый люд быстро глянул на водяного, представляющегося славным парубком лет так тридцати, да пуще на кошель его с золотом, что на поясе висел, и быстро передумал сворачиваться.

- Весена, солнышко, ох как выросла-то, - запричитала баба Токна, торопливо придавая товарный вид платкам расшитым. - Это сколько тебе уж готков-то, семнадцать?

- Осьмнадцать! - гордо поправила я.

Понятно было, что это представление баба Токна устроила исключительно выгоды ради, но кто ж знал, что Водя поддержит.

- Сколько? Осьмнадцать? - возопил он, картинно прижав руки могучие к сердцу. - А говорила шестнадцать всего, а ты выходит старая! Люди добрые, посередь белого дня обманывают!

Люди азартно достали семечки.

- Вот ты ж сволочь, - сплюнула с досады.

Потому что знала я Выборг и знала, что сейчас начнется.

- Это ты кого старой назвал? - со ближайшей лавки старуха поднялась, годков сто, не меньше. Но крепкая, в руках клюка изогнутая, в глазах желание посваритыся. - А может и меня, старую, старой назовешь?

«И где логика?» - потрясенно спросил у меня Водя.

«Как будто тут кому-то нужна логика. Народ хочет веселья, наслаждайся».

И ушла к бабе Токне, та со мной добродушно семечками поделилась, и мы принялись лузгать, с интересом наблюдая за разворачивающимся представлением.

- Ну что вы, уважаемая, - начал пытаться выкрутиться из ситуации Водя, - вы юна, аки… - тут ви дать нервы у него сдали, и он мрачно добавил, - аки дуб столетний.

- Ах ты ирод! - возопила бабка, замахиваясь клюкой.

Выставив ладони, Водя отступил, поспешно изменив линию своего поведения:

- Хотел сказать, что вы самая красивая девушка в Выборге, юная и стройная аки береза молодая!

Зря он это сказал, это ж ярмарка после полудня - тут девушек да молодух пруд пруди, а он их всех взял и оскорбил разом.

- Эх, надо было больше семок прикупить, - вздохнула торговка рядом.

Это точно.

- Ирод! - воскликнула молодая баба с ребенком. - А я что, значит, младенчик мокрогубый?

А Водя он к такому обращению не привыкший, русалок то своих строит не задумываясь, вот и тут не сдержался:

- Головастик мокрозадый, - буркнул он, с мольбой глядя на меня.

«Не-а, - нагло ответила ему, - ты это все начал, вот ты и разбирайся».

«Веська, ну сглупил, прости».

«Мне вообще-то двадцать один, - напомнила свой возраст».

«Да знаю я, - возмутился Водя».

Но больше ничего мне сказать не успел, молодуха с дитенком, ошалев от такого сравнения, как заорет:

- Мужинек, сокол мой ясный, жену твою тут оскарблят кто ни попадя!

Про сокола соврала, это не был сокол, это был бугай. Мужик огромной и зверской наружности прискакал словно прямо из кузни, в руке молот, в бороде искорки тлеющие. Мужик впечатлял. Водяной впечатлился. Да что там он - все впечатлились, треск лузгаемых семечек стоял такой, что треск костра разводимого на площади перекрывал. А так тишина, где-то даже сверчки пели.

И мы все на Водю глядим, а он стоит, да мнется неловко. Оно ж как - привык уже к власти, что одного взгляда хватает, чтобы склонили перед ним головы все подданные, а тут как - силу свою не покажешь, я прибью, мощь свою не призовешь - опять же я прибью, а в рукопашную с кузнецом не пойдешь, потому как Водя сильнее, и он ему может невольно руку там сломать, или шею. Так что стоял водяной целой реки Повелитель и спешно решал что делать. Пришлось на подмогу идти.

- Ой, а какой у вас ребеночек-то сладкий, весь в отца! - сказала я.

Молодуха тут же забыла о своей красе попранной, и к младенчику обратила взор исполненный любви материнской, и проворковала:

- Да вот только спит в последнее время неспокойно, а так здоровенький, Елисеюшка.

- А имя то какое славное,- добавила я еще ложку меда.

Водя молчал. Молчал, а потом возьми и спроси:

«А это вообще нормально, что ты ребенка сладким назвала? Это ж вроде как синоним термина «вкусный». И что, никого не напрягает, что ты младенца вкусным сочла?»

«Не-а», - нагло ответила ему.

А между тем мужик-то на похвальбу младенцу не купился, и начал переть на Водю, угрожающе перехватив молот и прорычав:

- Ты что, на Любу мою заглядываешься, ирод проклятый?

«Почему сразу ирод?» - возмутился водяной.

«Потому что чужой, а чужих тут не любят».

«Веся, ты издеваешься? Это ярмарка. Здесь три сотни чужих сегодня!»

«Купцы это купцы, они не чужие, они свои», - глубокомысленно объяснила я.

Но Водя мысль ухватил, повернулся к кузнецу да и спросил деловито:

- Почём топор, уважаемый?

Уважаемый прищурился и с подозрением уточнил:

- А ты кто будешь? Неужто, купец?

- Купец! - гордо подтвердил Водя.

- А есть, кому за тебя поручиться-то? - кузнец оказался опытным, такого не проведешь.

Но и Водя не ударил в грязь лицом, и заявил:

- Савран. Савран сын Горда-кузнеца поручитель мой.

И загудел народ уважительно, Саврана тут знали, опустил молот кузнец, да и подойдя ближе, сказал:

- Ну, коли купец, пошли товар свой покажу. А Савран-то где сам? Он у меня скобы заказывал, топоры, да пруты странные железные, сам не понял к чему. Расскажешь?

- Заказ оплачу, - решил Водя.

Это было правильное решение.

- Душа моя, а ты пока выбери что тебе по нраву, - уходя, бросил мне водяной.

Это было неправильное решение, потому как быстро люд торговый соображает, очень быстро.

- Весена, а хошь бусиков нарядных? - раздалось справа.

- Монисто золотое! - сразу сделал ход конем зототенщик слева.

- Сковорода чугунная! - заорала бабка с конца ряда, замахнувшись сходу на жизнь мою семейную.

Ну а я подумала - почему нет? Хочу бусиков. Про монисто не уверна. Сковороду… а тоже хочу, от чего нет? И пошла я по рядам торговым, прикидывая, чего бы мне хотелось то бы. И оказалось что многого.

***

- Детей вам, детишек побольше, - забирая плату, которую вдвое завысила, сказала кланяясь Воде и сильно похудевшему кошелю очередная торговка.

- Спасибо, будем стараться, кровать-то уже есть, - прошипел водяной.

А я что? Стою себе, петушка на палочке посасываю с видом невозмутимым. Водя на меня глядит, опосля на телегу, которую тоже купить пришлось втрое дороже, и снова на меня, потому как на телеге таки да, кровать имелась, и матрац, и перина, и полотенца расписные праздничные и простые белые, и скатерть, и стол, и стулья, и ковры настенный да напольный, и подушки, и к ним наволочки расшитые цветами, и чашки, и тарелки, и…

- Не виноватая я, - плечами пожала невозмутимо, - ты просто слишком долго у кузнеца был.

- Десять минут! - констатировал Водя.

- Был бы двадцать телег было бы две, - ничуть не смутилась я.- Петушка хошь?

Зря спросила, тут же со рядов к Воде кинулись бабы с петухами.

- Вот, гляди, купец, красавец какой. Всех кур за день перетопчет, гарантирую!

- А мой перетопчет твоего, унеси куренка, не позорься, - осадила ее вторая. - На, купец, гляди петух какой! Всем петухам петух! Королевский петух! Лучший петух в округе!

Я поглядела на петуха - тот выглядел печально, явно насильно уволоченный от своих курочек, да проведший весь день на базаре без крошки хлеба, и потому петух был печальный такой, грустный, одинокий.

- Хочу петуха, Водь, хороший же петух, - сказала я.

Незабываемый взгляд водяного стал еще более незабываемым, когда торговка добавила:

- А к петуху надо бы курочек, чтобы не заскучал-то в одиночестве.

- Хороший петух, - я с трудом улыбочку сдержала, - а главное такой одинокий. Жалко же.

Через пять минут у нас были петух, десять курочек, коза, корова со бычком который «за год во какой вырастит» и две овцы с бараном. Откуда взялись овцы я не ведаю, я их точно не покупала, мне только баран понравился, какая-то новая порода, но Водя покорно за все заплатил. Кошелек на его поясе тоскливо испустил дух, расставшись с последним золотым и все бы ничего, но тут водяной взял и достал второй кошелек из-за пазухи. Я взвыла, а кто-то в народе решил:

- И дом бы вам надо бы справный! У меня теща как раз продает!

«Реки ради, скажи, что в кошельке одни медяки, пожалуйста!» - потребовала я.

Водя на меня поглядел с хитринкою, и уже собирался было сказать что-то другое, да я опередила:

- Дом не можем, у маменьки жить будем, - и вздохнула скорбно.

- У грымзы ентой, что тебя, сиротинушку, завсегда обижала? - вопросил кто-то.

Кажется, перестаралась я с вызыванием жалости к судьбе несчастной угнетаемой мачехой сиротки. Но и Воде все это надоело, и произнес он:

- Так, а где ж тут работнички мои?

Из толпы мгновенно явились два русала. Русалы стояли гордо и ровно, но смех сдерживали с трудом - еще бы, тут и русалки все были, где ж еще видано, чтобы грозный владыка речной такое то да стерпел молча. Так что всем было весело, ну кроме Води.

- Все это вот взять и во двор к моей невесте, - взгляд на меня, - свезти.

- Так точно, пове… - нрачал было один русал.

- Ясно, хозяин, - быстро перебил его второй.

И на этом отправились мы с Водей к костру да молодежи танцующей, а вслед нам раздалось осторожное:

- А в кошеле-то что? Небось золото…

- Нельзя, ох нельзя такой паре красивой да со злой мачехой жить, - постановил кто-то.

- Купец, да мы тебе всем Выборгом такой дом справим! Всем домам дом!

- Спасибо, - еще вежливо, но уже раздраженно сказал водяной, - у меня уже есть… петух.

- Так не в курятнике же жить будешь! - крикнул еще кто-то нам вслед.

И Водя хотел было ответить, развернулся даже, но я ему ловко в рот петушка наполовину съеденного сунула, под руку взяла и к костру повела.

- Хватит с меня покупок на сегодня, - сказала устало.- Я за всю свою жизнь столько не покупала.
1   ...   55   56   57   58   59   60   61   62   ...   75


написать администратору сайта