Лесная ведунья три книги. Лесная ведунья Отчаянная борьба за Гиблый Яр продолжается. Веся пытается понять, что же нужно магам, чародеям и ведьмамостутпницам в лесу, полном нежити.
 Скачать 1.01 Mb.
|
|
Распахнула глаза, огляделась, и начала искать прорехи в чародейской магии, едва дыша и пытаясь сконцентрироваться. Но не выходит. Пламя оно и есть пламя, пусть и энергетическое, и оно сжигает меня заживо, а мне нужно, во что бы то ни стало нужно справиться! Мои ладони невыносимо жжет, так что хочется с криком отдернуть и баюкать в попытке унять боль, но я решительно касаюсь ярко изумрудно-зеленого пламени, потому что мне нужно, просто необходимо увидеть больше! И когда я заставила себя забыть о боли я различила первый оттенок - малахитовый. У Ульгерды был такой кулон, малахитовый, муж ей в день свадьбы подарил, и вот уж нет его давно, сама Ульгерда цветом лица с тиной речной сравнялась, а малахитовый кулон на серебряной цепочке и по сей день в память о нем носит. И я зажгла первую свечу. Малахитовую. Малахит он камень особый, магический. Среди людей говорят, он способен исполнять любые мечты, но мы, ведьмы, знаем - малахит этот тот камень, что поддержит в трудную минуту, придаст стойкости, сил, решительности. И отделяя от своего погребального костра малахитовую энергию, я почти почувствовала, как где-то далеко, Ульгерда схватилась за кулон свой, ощущая, как к ней возвращаются силы, как приходит решимость действовать, как вновь в сердце ее растет вера в чудо, и в то, что она это чудо сотворить может. Она сможет, я знаю, и ведьмы выстоять в борьбе против чародеек подлостью в цитадель дочерей земли прокравшихся, смогут тоже. И снова взгляд в пламя, ослепительное, сжигающее, ранящее. Не думать о боли, только не думать. И я вычленяю новый оттенок - ядовито-зеленый. Опасный оттенок пламени, ядовитый, приносящий боль, отравляющий… Велимира - прекраснейшая из ведьм, подлейшая из предателей, погубившая столько жизней… я зажгла эту свечу для тебя. Свеча была яркой, огромной, чудовищной. Она отделилась от костра имени меня, и заполыхала так, что на поляне у реки стало втрое светлее. Прости, чародейка, но кто со злом в мой лес придет, тот от того зла и погибнет и нет у меня к тебе никакой жалости! И показалось на миг, что где-то далеко, очень далеко, а может и близехонько, в пламени этой самой ядовитой свечи, извивается женское тело, корчась от боли. Что ж, не мне одной от нестерпимой муки слезы ронять. А пальцы, что почернели от жара, выбирают новый оттенок - сине-зеленый, цвет реки-реченьки. И я зажгла эту свечу для Воденьки. Для друга верного, друга надежного, друга-соратника, я знала, ему сейчас сила нужна была. Не такая, что разрушает как лесной пожар, такой у него самого хватало, а та, что согревает как огонь в печи, что тепло дарит, и уют. И третья свеча отделилась от охватывающего меня пламени, а глаза уже судорожно выискивают следующий оттенок в зеленом огне. Травянистый, не такой яркий как изумрудный, но взгляд притягивает как зазеленившиеся поля по весне… И я зажгла свечу для селян, чтобы были дружными всходы, плодовитыми посевы, большим урожай. Всех что могла захватила - всех кто невольно под власть моего леса Заповедного попал, всех кто на несколько миль вокруг был, всех кого смогла. И четвертая свеча, унося с собой часть пламени чародейского, отделилась от огня. Сколько еще успею? Сколько смогу? Зеленолиственный - все сады, для леса я эту силу уж не могла использовать, но все сады человеческие, все, что были видны с высоты птичьего полета, мудрый Ворон подсобил, все зазеленели как никогда. Желто-зеленый - быть урожаю яблок в этом году изрядным. Темно-зеленый - сосны да ели, да кусты придорожные, все что в своей жизни хоть раз увидела, все исцелила, да жизненной силы прибавила. Вот только части пламени свечами призрачными все отделялись и отделялись, а огонь, сжигающий меня, полыхал как прежде, и казалось, не уменьшился ничуть. И вот тогда я ощутила страх. Страшный страх. Змеей жуткой, ядовитой, в душу заползающий. И вовремя. Аккурат аспида вспомнила. Для него, для того кому так дрога была, я была готова зажечь много свечей. И пальцы вновь выхватывают оттенки злой чародейской магии, чтобы сотворить из нее светлую ведьмовскую. Черно-зеленый - чтобы никогда больше боль да скорбь не отравляли аспида, чтобы перестал он бояться потерять меня. Мертвенно-зеленый - чтобы память о погибших, не терзала душу его. Прозрачно-зеленый - чтобы судьбу свою нашел и не терял никогда. Чтобы сумел разглядеть любимую за болью от потерь. Чтобы взгляд прояснился и больше никогда не туманился. И три свечи отделились от костра, три засияли оттенками да значением, в них вложенным. А я о последней свече уж думала. О самой важной. О самой ценной. И хорошо, что с первыми все вышло справно, да чувство боли чуть притупилось, потому, что о самом дорогом думать всегда сложно. Агнехран… имя твое само по себе страх наводит. Услышишь, и уже жутко, да не по себе становится, но ты таков для всех, а для меня… Зеленый алмаз. Ты был для меня таким - ярким, недостижимым, желанным, сулящим опасность и опасения, манящий силой, и отталкивающий ею же. Сильнейший архимаг на континенте. Заклейменный, попавший в рабство, потерявший все, но не утративший человечности. Искалеченный, но не сломленный. А то, что маг… тебя даже это не портило. Яркий зеленый алмаз - самый редкий в мире, самый ценный, самый желанный. И как бриллиант - самый крепкий, самый устойчивый, самый прочный. И я все силы собрала, все что оставалась во мне, и выплеснула в жестокое пламя, закаляя его, придавая форму, ограняя, отторгая. Тяжело далось мне это, тяжелее чем все ранее содеянное, но когда есть ради кого, тогда силы сами откуда-то да появляются. И я справилась. Не огнем - алмазом ограненным отделилась энергия от зеленого пламени, и не зажглась - засияла последняя свеча. Ослепительно-яркая свеча цвета и формы зеленого алмаза… Надеюсь, ты забудешь обо мне, охранябушка. Очень надеюсь… Ты ведь сильный, был сильный, а теперь еще сильнее станешь, да не повредит тебе больше ни проклятие чародейское, ни заклинания ведьминские… Теперь я за тебя спокойна… И я рухнула на землю, но вовсе не для того, чтобы умереть. На «умереть» сил уже не осталось. Осталось на другое - бороться до конца. Потому что Луняше я такой судьбы не хотела. - Клюка! - и верная помощница оказалась в моей руке. «Леший…» - мой мысленный стон. Отозвались разом оба. И мой друг сердешный и тот, каменный, что лишь недавно моим стал. А я уже ни к кому конкретно из них не обращаясь, лишь прошептала: - Помоги… И на том помутилось мое сознание, словно сгорело дотла, без остатка. Только помню руки сильные, что обхватили, огня не убоявшись, да хриплое: - Как помочь, ведьма ты несносная? А говорить не могла я уже, ничего не могла, гасла я, как свеча на ветру. Но даже угасая, сдаваться без боя не желала. И теряя сознание, прошептала: - Лешинька, милый, родной, изыщи те места, в коие магию жизни влить смогу. В округе таковых уже не осталось… Глухой, полный отчаяния, совершенно не свойственный лешему стон, и прижав ладонь к моей щеке, аспид выдохнул в лицо: - Первое - Выжженные горы. Смотри мне в глаза. В глаза, Веся! И я посмотрела. А глаза то у аспида стали ясные, и почти… человеческие, что ли. И ладонь мою он себе на лицо сам положил, своею прижал, в глазах страх, на лице гнев. Но лишь секунду. Потом вспышка и я вижу горы. Далекие, от нас совсем далекие, я таких-то и не видела никогда - снегом припорошенные, соснами-великанами поросшие, да две горы из гряды дочерна выжженные. И странно то, что коли сосна горит, шишки ее раскрываются, семена на волю выпуская, а тут не было такого - и семян не было. Придется постараться! И я выдохнула живительную силу. Не туда, где гарь да уголья морозом схвачены были уж много столетий, а на гору соседнюю, усиливая рост саженцев, да выпуская семена созревшие, и ветром их подхватывая. Потрудиться пришлось из последних сил, зубы стискивая, да губы в кровь искусав, но упали семена в подготовленную почву, да ринулись ввысь сосны могучие. И никогда, вовеки мне бы такое не совершить, силенок бы не хватило, а тут… еще остались, к сожалению. - Да, будь оно все проклято! - прошипел аспид, с трудом ярость сдерживая. - Смотри на меня, опять смотри! Давай, Веся! И браслет на моей руке щелкнул. Браслет обручальный, мой. А свой он видать и не снимал никогда. Я глаза вновь открыла, на него посмотрела, аспид в ответ новый образ на растерзание отдал. Черная пустошь. Страшное место. Незнакомое. Неизвестное. Гиблое да гибельное, вот уж где силы смерти было столько, что и вовек не перебороть. Песок то в пустоши черный, от того на солнце раскаляется докрасна, не выжить там никому на поверхности - под землей и то с трудом выживают. - Оазисы, - прошептал аспид, судорожно мне образы передавая, - я как-то пробовал сам, чуть магии не лишился. Опасно такое предлагать, но в нашем положении деваться некуда. Призови воду, Веся, давай, я проводником твоим буду. И я позвала. Выводя потоки подземные туда, куда аспид указывал. Наполняя озера подземные, что почти высохли. Поднимая источники, что уж давно перестали к поверхности пробиваться, да те оазисы подземные, в коих ранее жили кочевники, опустели давно, песком покрылись…Вода поверх того песка поднялась, затопляя зелень высохшую, пробуждая растения почти мертвые, заставляя шакалов пустынных головы поднять, носами по воздуху водя, принюхиваясь, да не веря, что воду чуют. А в одном из селений я увидела эфу, ту самую, что аспид сегодня ко мне приводил, в обход всех правил да устоев, замерла та эфа, у самой в руке посох, к ногам ее споро вода из речушки, что засохла давно, заструилась, и тогда вдруг сказала эта страшная женщина: «Останови ее. Хватит!». Как почуяла меня - я не ведаю. Но аспид ее услыхал, ладонь мою от лица своего убрал мгновенно, и я контакт с пустошью утратила. Только жег еще огонь, не весь я истратила, его почему-то оказалось много. Слишком много. Подготовились гады - это лешинька каменный точно подметил, подготовились… гады! И вдруг сквозь боль, с коей смирилась уже почитай, сквозь нестерпимый жар и чувство горечи, к губам моим аспид прижался своими. Вдох, всего один вдох, и выпил он весь оставшийся чародейский огонь до последней капли. Содрогнулся от боли, задышал тяжело, пытаясь с силой непомерной справиться, а потом открыл глаза змеиные красные, и одно всего слово выдохнул: - Убью! И рухнул. Аккурат рядом со мной и рухнул. А кто бы не рухнул, от такой-то волшбы? И вот он рухнул, а я приподнялась несмело, клюку все так же сжимая, да на аспида в тревоге взирая. Из воды без всплеска, без шума скользнул Водя, быстро к нам подошел, на колено одно опустился, пальцами к шее аспида прикоснулся, отсчитал что-то с глазами закрытыми, на меня посмотрел и сказал: - Жив. - Точно жив? - я сама полумертвая была, да от тревоги такой и говорить смогла на удивление. - Точно, Веся, точно, - Водя на меня смотрел так, словно видел если и не в первые, то точно как-то иначе теперь. - Свечи эти, - он поляну оглядел, - это такой ведьминский ритуал, да? Скажи мне что да, Веся, пожалуйста! А что я сказать могла? Правду сказала: - Нет. Еще и добавила: - Сама выдумала. Когда делать нечего, и не такое же выдумаешь. - Весссссссся! - прошипел водяной ну совсем как аспид, а то и позлее. И все мое негодование как плотиной прорвало! - Водя, а что делать было? - воскликнула раздражено. - Ты - водяной, и только водяной, сила чародейская у тебя есть, но пользоваться ею ты не умеешь. А как водяной, ты бы и себя, и часть реки погубил, а то и до самого моря скверна добралась бы. А я ничего не могла сделать как ведунья. Ничего, понимаешь? Мы с первой-то волной с трудом справились, а вторая загубила бы на корню все наши старания! Не могла я лесом рисковать, и так уж рискнула, от того поступила как смогла, другого пути у меня не было! И Водя взвыл. Аки волк одинокий на луну полную. Так взвыл, что волки во лесу моем вдруг взяли и поддержали. - Хватит, Водя, - попросила я. - Что ты, что я, мы на себе огромную ответственность несем, нам горевать, печалиться, да на луну выть некогда. Посмотрел на меня глазами печальными, кивнул горько, хотел было сказать что-то, да тут затрещала свеча одна, и мы к ней обернулись скоренько. Трещала, бесновалась, билась в агонии свеча ядовито-зеленого цвета. Большой она была, много злобы я в нее вложила, много ненависти, много боли. За ту деревню упырем погубленную, о которой Агнехран рассказывал, за смерти ведьм невинных, за погибель ведуний лесных. За все я мстила. И пусть убивать не хочу, не мое это - жизни отнимать, но испытать страшную боль Велимире придется за все. Абсолютно за все! И мне не жаль ни капли! А еще… не плохо мне. Боль ушла. Слабость осталась легкая, голова кружилась немного, а боль ушла. На руки свои посмотрела - ни ожогов, ни царапин, ни крови. И удивительно оно было бы, а может даже и хорошо, но знала я - коли в одном месте прибыло, значит в другом точно убыло. Поглядела на аспида, на земле лежащего да с трудом дышащего и отчетливо поняла, откуда тут убыло. - Лешинька, - позвала друга верного, - помоги аспида в избу перенести. Но леший мой держался чуть поодаль, и когда я поглядела на него вопросительно, тихо ответил: - Веся, он сейчас как лава горная. С виду обычный, внутри полыхает. И когда тот огонь наружу вырвется, от леса нашего хорошо, если половина останется… Вот оно как. - Перенесу в горы, - решил леший, - там и оставлю. А вот ты, Веся, в сосновый бор отправляешься, и мигом. И ведь хороший совет леший дал, хорошее наставление, а я на аспида поглядела, да и… головой покачала отрицательно. - Не глупи, Веся! - потребовал лешинька. Я на наруч обручальный указала, и твердо решила: - С ним побуду, пока в себя не придет. И не спорь, лешинька, он меня в беде не бросил, в огонь за мной пошел, вот и я не брошу его, не смогу. Не спорь, не настаивай, не трави мне душу. *** Знакомая пещера встретила морозной свежестью. Леший внес аспида в нее на вытянутых руках, но уложил осторожно, стараясь не потревожить. Прямо на каменный пол и уложил, вот как есть. Что ж, я в избенку перенеслась, нахватала всего, чего могла - одеяла из шкафа запасные, рубашку для себя сменную, эта вся потом пропиталась, воды кувшин. Дверь приоткрылась, заглянул Тихон. - Еды надоть? - вопросил он. - Очень надо, спасибо тебе родненький, - замечательный у меня домовой, не зря печь два года не топила и его в избе прятала. И хоть все равно в любом случае так поступила бы, но то что за меня тревожится, приятно это. Да не переодеваясь, споро сбежала по ступеням вниз, ударила клюкою оземь, тропу заповедную открывая. Четыре шага, и я в пещере. Сократилось то время и количество шагов сократилось - усилились чащи мои, от того и пути короче стали. В пещере лешеньки уже не было, один аспид лежал - глаза закрыты, а вот ладони в кулаки сжаты, дышит тяжело и сразу ясно, что не спит он, и не отдыхает. Он борется, с огнем чародейским, что впитал в себя, сражается неистово. - И вот зачем влез-вмешался? - вопросила горестно. - Неужто непонятно было, что коли на себя всю беду взяла, значит то беда всамделишная да страшная? Промолчал аспид, только зубами скрежетнул, и все на этом. Плохо ему было, совсем плохо. И чем помочь ему я не ведала. Подошла, одеялом легким укрыла, матрас рядом постелила - самой перенести аспида мне было не по силам. Голову с трудом приподняла, полушку просунула. - Достаточно, - с трудом выговорил аспид. Помолчал, пока растерянно стояла на коленях, еще рук от подушки да головы его не убрав, да добавил: - Спать буду сейчас. Не буди. Солгал. Как есть солгал - не спать он сейчас будет, а в беспамятство провалится, сознание потеряет. И вот зачем врать то нагло так? Но спрашивать было уже не у кого - разжались черные ладони, изменилось дыхание… теперь только ждать и оставалось. Я отошла, из кувшина в таз налила воды немного, рубашку мокрую скинула, ополоснулась, в сменную переоделась и тут взгляд на себе ощутила. Обернулась недоуменно, да так и замерла - аспид не спал, и в беспамятстве не был, он сидел, упираясь руками в колени, и… за мной беспечной подглядывал. И я то конечно подальше отошла, в полумрак самый, но у аспидов зрение преотличное. И хотела уж высказаться, а этот обратно на подушку рухнул и сказал укоризненно: - Просил же - не буди. - Так, а ты не спал! - возмутилась вполне обоснованно. - Так, а кто спать будет, коли рядом женщина любимая, да еще и без одежды? - меланхолично вопросил аспид. И вот сказала бы ему, много чего сказала, но… плохо ему сейчас было, так что потом все скажу. - Уже переоделась. Спи, коли собрался. Он усмехнулся и вдруг спросил: - Веся, тебе ядовитая какая-нибудь гадость, навроде змеи, опасна? - Нет, - ответила, подхватывая сброшенную рубашку. - Мне, аспидушка, в моем лесу ничего не опасно, а пещера, почитай, на моей территории. - Это хорошо, - отозвался он, - а то там в углу, куда ты переодеваться стыдливо ушагала, змея, и судя по всему ядовитая. Мигом я к нему «пришагала». По правде говоря прибежала, потому как змеи то мне не опасны, это так, но боюсь я их страсть как! Аспид усмехнулся и произнес: - Сказала бы просто глаза закрыть, и я б закрыл и не подглядывал, я же все понимаю. - Угу, - ответила, в темную часть пещеры вглядываясь, - в следующий раз так и сделаю. Улыбнулся, зубы белые на черном лице сверкнули. - Весь, я на каменном полу полежу, мне сейчас так лучше, а ты ложись на матрас, тебе отдохнуть нужно. - Тттут змеи, - прошептала нервно. - Ко мне ни одна змея не подползет, я для них враг смертельный да самый опасный. Ложись, одеялом поделюсь. |