вопросы 20 в. Литература на рубеже 1920 вв. основные направления, их характеристика
Скачать 118.55 Kb.
|
Сборник, изданный в Париже в 1908 году, Гумилёв назвал “Романтические цветы”. По мнению многих литературоведов, большинство пейзажей в стихах книжны, мотивы заёмны. Именно в “Романтические цветы” — то есть до первых гумилёвских путешествий в Африку — вошло стихотворение “Жираф” (1907 г.), надолго ставшее “визитной карточкой” Гумилёва в русской литературе. Поэт предлагает нам очиститься от "тяжёлого тумана", который мы так долго вдыхали, и осознать, что мир огромен и что на Земле ещё остались райские уголки. Николай Гумилёв, как и другие поэты-акмеисты, использует в своих произведениях не конкретные цвета, а предметы, давая читателю возможность в своём воображении представить тот или иной оттенок: шкура жирафа, которую украшает волшебный узор, представляется ярко оранжевой с красно-коричневыми пятнами, тёмно-синий цвет водной глади, на котором золотистым веером раскинулись лунные блики, ярко оранжевые паруса корабля, плывущего во время заката. В отличие от мира, к которому мы привыкли, в этом пространстве воздух свежий и чистый, он впитывает испарения с озера Чад, "запах немыслимых трав"… Николай Гумилёв не случайно остановил свой выбор именно на жирафе в данном стихотворении. Твердо стоящий на ногах, с длинной шеей и "волшебным узором" на шкуре, жираф стал героем многих песен и стихов. Пожалуй, можно провести параллель между этим экзотическим животным и человеком: он так же спокоен, статен и грациозно строен. Мелодия стихотворения сродни спокойствию и грациозности жирафа. Звуки неестественно протяжны, мелодичны, дополняют сказочное описание, придают повествованию оттенок волшебства. В ритмическом плане Гумилёв использует пятистопный амфибрахий, рифмуя строки при помощи мужской рифмы (с ударением на последнем слоге). Это в сочетании со звонкими согласными позволяет автору более красочно описать изысканный мир африканской сказки. В “Романтических цветах” проявилась и другая особенность поэзии Гумилёва — любовь к стремительно развивающимся героическим или авантюрным сюжетам. В 1910 году, вернувшись из Африки, Николай издаёт книгу “Жемчуга”. Стихотворение, как это обычно бывает у символистов (а в “Жемчугах” он ещё следует поэтике символизма), имеет множество смыслов. Можно сказать, что оно о недоступности суровой и гордой жизни для тех, кто привык к неге и роскоши, или о несбыточности всякой мечты. Его можно толковать и как извечный конфликт мужского и женского начал: женское — неверно и изменчиво, мужское — свободно и одиноко. Можно предположить, что в образе царицы, призывающей героев, Гумилёв символически изобразил современную поэзию, которая устала от декадентских страстей и хочет чего-то живого, пусть даже грубого и варварского. Его не занимает быт (житейские сюжеты редки и взяты скорее из книг, чем из жизни), любовь чаще всего мучительна. Иное дело — странствие, в котором всегда есть место внезапному и загадочному. Истинным манифестом зрелого Гумилёва становится “Путешествие в Китай” (1910 г.): Главное для Гумилёва — смертельная тяга к опасности и новизне, вечный восторг перед неизведанным. В этом же году Анна Ахматова и Николай Гумилёв заключили брачный союз, знакомы они были ещё с Царского Села. В феврале 1912 года в редакции “Аполлона” Гумилёв заявил о рождении нового литературного течения, которому, после довольно бурных споров, присвоили имя “акмеизм”. В работе “Наследие символизма и акмеизм” Гумилёв говорил о принципиальном отличии этого течения от символизма: “Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого”. Ангелы, демоны, духи, писал Гумилёв, не должны “перевешивать другие… образы ”. Именно с акмеистами в русский стих возвращается упоение реальным пейзажем, архитектурой, вкусом, запахом. Как бы ни были непохожи друг на друга акмеисты, всех их роднило желание вернуть слову его первоначальный смысл, насытить его конкретным содержанием, размытым поэтами-символистами. 17.Творчество О. Мандельштама (характеристика сборника «Камень»). Для поэтики мандельштама ключевой является антиномия чужое — свое. Чужое – значит далекое от человека и враждебное ему (звезды, например). Человек может сделать чужое своим через «одомашивание», превращение в «утварь». Утварь следует понимать как феномен культуры. Постигая явления, включая его в свой ценностный контекст, в контекст культуры, человек превращает явление в нечто родное, домашнее. Конечно, имеется в виду не конкретный человек, а человечество вообще. Этот процесс показан в книге «Камень», о которой мы сейчас будем говорить Для Мандельштама в его первой книге «Камень» актуальна мифологическая модель мира, согласно которой выделяются верхний, средний и нижний миры. Верхний мир, то есть небо, в стихотворениях М. представлет собой твердь, как в античной традиции. Никакой трансцендентной реальности с небом не связано, оно предстает как купол, который накрывает мир. Я ненавижу свeтъ Однообразныхъ звeздъ. Нижний мир — это хаос, который предстает как амбивалентное начало. С одной стороны это животворящее начало, с другой это безначальная бездна, в которой уничтожается все индивидуальное, единичное. В разных стихотворениях хаос получает разную оценку. Например, в стихотворении Silentium хаос получает положительную оценку, это всего живого ненарушаемая связь, всеединство (ср. соловьев). Хаос — в данном случае это море — это первооснова жизни, искусства и любви, то есть не толко материальных, но и духовных начал. Нижнее пространство содержит в себе все, в то время как верхняя бездна — это пустота Но хаос может оцениваться и негативно, например в стихотворении «Из омута злого и вязкого» В последующих текстах лирический герой боится своего одиночество в этом мире: «Дано мне тело, что мне делать с ни…», попытка вернуться в хаос Silentium и все-таки лирический герой приходи к борьбе с хаосом. Сюжет «Камня» - это как раз движение от общего к частному, преодоление хаоса, создание мира. В момент творчества поэт приравнивается к Богу, потому что поэт работает со словом, сакральным прототипом которого является божественный логос. В том же стихотворении: Я ненавижу свeтъ Однообразныхъ звeздъ. Здравствуй, мой давнiй бредъ,-- Башни стрeльчатой ростъ! Кружевомъ камень будь И паутиной стань: Неба пустую грудь Тонкой иглою рань. В поэзии Мандельштама смысловой потенциал, накопленный словом за всю историю его бытования в других поэтических контекстах, приобретает значение благодаря скрытым цитатам-загадкам. Они заставляют читателя обратиться к их источникам с тем, чтобы найти систему координат, подтекст, с помощью которого текст можно дешифровать. Основные черты этого метода в полной мере проявились уже в первом опубликованном сборнике поэта – «Камень» (1913г.). Сюда вошли 23 стихотворения 1908–1913гг. (позднее сборник был дополнен текстами 1914–1915гг. и переиздан в конце 1915г. (на титуле значится – 1916)). Вошедшие в сборник ранние стихи 1908–1910гг. являют собой уникальное для всей мировой поэзии сочетание незрелой психологии юноши, чуть ли не подростка, с совершенной зрелостью интеллектуального наблюдения и поэтического описания именно этой психологии: Из омута злого и вязкого Я вырос тростинкой шурша, – И страстно, и томно, и ласково Запретною жизнью дыша . Я счастлив жестокой обидою, И в жизни, похожей на сон, Я каждому тайно завидую И в каждого тайно влюблен. Включенные в первый сборник Мандельштама «Камень» стихи — это стихи ученика символистов, но при этом они лишены «потусторонности», всей положительной идеологии и философии символизма. Это стихи о мире туманном и ненастоящем. Лирический герой Мандельштама остро ощущает внутреннюю душевную неуютность. В таком состоянии подозрения вдруг обретают вещный облик, ранящий наше сознание, поскольку болезненные изломы сообщаются даже природе: Что если над медной лавкой, Мерцающая всегда, Мне в сердце длинной булавкой Опуститься вдруг звезда? В родной для себя стихии – культуре – молодой Мандельштам черпал, будто иные эмоции, «пробуждая» великие тени. Однако и к ним осуществлен двойственный подход. Поэт покорен подвигом творчества, гением художника. Но в «разноголосице» повседневности для людей, ей подчиненных, все оборачивается своей противоположностью. Болезненные авторские эмоции здесь особенно сильны. Бах кому-то кажется лишь «несговорчивым стариком»; Бетховен открывает «величавой жертвы пламя», то, однако, «где мы не видим ничего». Навсегда умолкший Гомер не защищает от грозных испытаний: И море и Гомер – все движется любовью, Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит, И море черное, витийствуя, шумит И с тяжким грохотом подходит к изголовью. С жанровой точки зрения стихотворения книги «Камень» можно обозначить тремя моделями. Во-первых, это небольшие лирические стихотворения и миниатюры, передавшие различные субъективные впечатления импрессионистического характера. Во-вторых – лирические монологи от первого лица, строящиеся как фрагменты образно-интонационного потока, наполненные лирической рефлексией. Третья жанровая модель – это живописно-описательные стихотворения, развивающие определенный образ-тему. Источником таких образов становится мировая культура: архитектура, музыка, литература, быт и даже спорт. В первой части «Камня» Мандельштам сочетает «суровость Тютчева» с «серой песенкой» Верлена, где «смутное с ясным слито». В ранних стихах поэта критики чаще всего отмечали символистские влияния. Здесь, действительно, как и у символистов, и у романтиков, присутствует некое «двоемирие», противостояние земной преходящей реальности высшему вечному миру. Но Мандельштам это двоемирие ощущает по-особому, сугубо индивидуально. Он драматически напряженно переживает уникальность своего хрупкого «я», своего слабого, но неповторимого «теплого дыхания» на фоне космически безучастной вечности. В итоге рождается удивление (едва ли не центральная эмоция всей лирики Мандельштама), психологически достоверное и лишенное всякой литературности, вторичности. 18. Творчество А. Ахматовой (характеристика сборников «Вечер» и «Четки») Предисловие к «Вечеру» М. Кузмина «Можно любить вещи, как любят их коллекционеры, или привязчивые чувственной привязанностью люди, или в качестве сентиментальных сувениров, но это совсем не то чувство связи, непонятной и неизбежной, открывающейся нам то в горестном, то в ликующем восторге, на которое мы указывали выше. Нам кажется, что, в отличие от других вещелюбов, Анна Ахматова обладает способностью понимать и любить вещи именно в их непонятной связи с переживаемыми минутами. Часто она точно и определенно упоминает какой-нибудь предмет (перчатку на столе, облако как беличья шкурка на небе, жёлтый свет свечей в спальне, треуголку в Царскосельском парке), казалось бы не имеющий отношения ко всему стихотворению, брошенный и забытый, но именно от этого упоминания более ощутимый укол, более сладостный яд мы чувствуем». Главным предметом изображения для Ахматовой является частная жизнь человека как вечная и непререкаемая ценность. Принцип поэтики акмеизма – это принцип собирательства, концентрации вокруг субъекта еги мира, его личного космоса7 Отсюда ключевой для Ахматовой образ Дома как обжитого пространства. Многие исследователи отмечают, что ранние сборники Ахматовой можно читать как единый роман о любви. О том, что в лирике Ахматовой, как ни странно это звучит, воплощен романный опыт постижения мира, говорит тяготение к сюжетности, разные по содержательному наполнению и оркестровке отрывки внутри голоса лирической героини (или стихотворения), незавершенность образа лирической героини, ее открытость духовнму развитию Тема любви у Ахматовой. любовь трагична, может обернуться горем. Гумилев шутил, что настоящая фамилия Ахматовой «Горенко» подходит ей больше, так как, по сути, отражает ее мироощущение. Любовь у Ахматовой – это поединок роковой и «отравительница-любовь», Не убил, не проклял, не предал…» Мне холодно! Крылатый иль бескрылый, Веселый бог не посетит меня. (И мальчик, что играет на волынке..) Замечаю всё как новое. Влажно пахнут тополя. Я молчу. Молчу, готовая Снова стать тобой, земля. (Я пришла сюда, бездельница) Цикл "В Царском Селе" - один из центральных в сборнике "Вечер" (1912). Им открывается в тема Пушкина, ставится проблема взаимодействия личности с широким культурным контекстом, в нем прослеживается диалектика перетеканий литературы в реальность и реальности в литературу. Царское Село значимо для Ахматовой именно как воплощение культурной традиции "золотого века", века Пушкина. М. Гиршман говорит о феномене "царскосельского текста". Первое стихотворение «По аллее проводят лошадок» - о прошедшей несчастной любви. Важен предметный фон, лошадки, которые вызывают воспоминания. Финал стихотворения — итог. Чувство прошло, но что-то остается, нелюбовь к закатам и слову «уйди» Во втором стихотворении двойник — разбитая статуя, но и сама героиня «скоро станет мраморной», то есть происходит сближение оригинала и копии. Разбитая статуя является отсылкой к стихотворению Пушкина «Царскосельская статуя»: Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила: статуя, ЦС, разбитый кувшин. Поэтому в третьем стихотворении появляется сам Пушкин. Его стихотворение оканчивается темой вечности: «Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.» Ахматова тоже вводит в свой цикл тему вечности. С одной стороны, Пушкин удален во времени и в пространстве ("И столетие мы лелеем / Еле слышный шелест шагов"). А с другой - максимально приближен через вещные и обыденные детали ("Здесь лежала его треуголка..,"). При этом о мертвом поэте говорится как о живом: "...Еле слышный шелест шагов" доносится через столетие. 8 Если брать цикл в целом, то получается следующее:
В «Четках» сгущается трагическое мироощущение, обусловленное не только отношениями между двумя людьми, но и общим состоянием нравственности «Все мы бражники здесь и блудницы…». Но на этом мрачном фоне контрастно выделяется лирическая героиня, «скорее жесткая, чем слишком мягкая, скорее жестокая, чем слезливая, и уж явно господствующая, а не угнетенная». (Недоброво) Обездоленная душа в себе самой находит силы продолжать жизнь, причем аскетическую: «Я научилась просто мудро жить… Смотреть на небо и молиться Богу, И долго перед вечером бродить, Чтоб утомить ненужную тревогу. ... - И если в дверь мою ты постучишь, Мне кажется, я даже не услышу. В стихотворении «Ты пришел меня утешить, милый...» героиня умирает, но перед смертью обещает молиться за своего возлюбленного. Я у Бога вымолю прощенье И тебе, и всем, кого ты любишь В отличие от «Вечера», где герои так же были разлучены, в «Четках они принадлежат к разным мирам: Я с тобой не стану пить вино, Оттого что ты мальчишка озорной. Знаю я - у вас заведено С кем попало целоваться под луной. А у нас - тишь да гладь, Божья благодать. А у нас - светлых глаз Нет приказу поднимать. У вас — у нас, героиня принадлежит к некоему сообществу, в данном случае это монастырь. Нам важно, что Ахматова постепенно идет от уединенного индивидуализма к чувству общности со всем народом, которое впоследствии ляжет в основу Реквиема. Героиню интересует не только любовь, но и жизнь души Помолись о нищей, о потерянной, О моей живой душе, Многочисленные горести и утраты осмысляются в русле идеи, что все в руце Божьей: это испытания, посланные героине Отчего же бог меня наказывал Каждый день и каждый час? Или это Ангел мне указывал Свет, невидимый для нас... Тот же смысл в стихотворении «Дал Ты мне молодость трудную...» Именно в сборнике «Четки» окончательно формируется образ лирической героини-монахини, которая не столько принимает участие в жизни, сколько наблюдает за ней со стороны. Для ЧЕТОК характерны: молитвенный настрой и частое обращение к форме пророческого предсказания. Обращение к библейской традиции еще в период акмеизма, позднее оно отразится в цикле «Библейские стихи" (Anno Domini MCMXXI) и поэмах. Думали: нищие мы, нету у нас ничего, А как стали одно за другим терять, Так, что сделался каждый день Поминальным днем, — Начали песни слагать О великой щедрости Божьей Да о нашем бывшем богатстве. После революции В. Маяковский шутил насчёт этого стихотворения: «...вот, мол, пришлось юбку на базаре продать, и уже пишет, что стал каждый день поминальным днём». Но понятно, что речь идет о духовных ценностях Далее, в стихотворении «Музы шла по узкой дороге...» белая голубка улетает от героини вслед за музой. И образ птицелова в стихе «Самые темные дни в году» 19. Футуризм: общая характеристика направления. Футуризм (от лат. futurum — будущее) — общее название художественных авангардистских движений 1910-х — начала 1920-х гг. XX в., прежде всего в Италии и России. В отличие от акмеизма, футуризм как течение в отечественной поэзии возник отнюдь не в России. Это явление целиком привнесенное с Запада, где оно зародилось и было теоретически обосновано. Родиной нового модернистского движения была Италия, а главным идеологом итальянского и мирового футуризма стал известный литератор Филиппо Томмазо Маринетти (1876-1944), выступивший 20 февраля 1909 с первым «Манифестом футуризма», в котором была заявлена «антикультурная, антиэстетическая и антифилософская» его направленность. |