НК. Министерство высшего и среднего специального образования Республики Узбекистан Андижанский государственный университет
 Скачать 0.58 Mb.
|
|
пьешь, а зубы – на крючок?‖. Пристрастие к бутылке, этот бич современности, влечет за собой асоциальность, безразличие к общественным делам и переменам, то есть состояние общества, которое определяется знаменитым пушкинским ―народ безмолвствует‖. Поэт придает такое значение этому моменту, что вопреки свому обыкновению, обнажает, ―дожимает‖, подчеркивает мысль: ―Одинаковым на рожу ой, как нужен твой молчок‖. Поэтическое действие у Файнберга завершается отнюдь не фольклорным парадоксом: ―Ваня встал. В лице ленца… Здравствуй, третий из ларца!‖. Мысль поэта здесь предельно прояснена: покуда ―народ‖ будет пить и ―безмолвствовать‖, общество будет подобно тому страшному ларцу, в котором все – и первый, и второй, и третий, и сотый – ―одинаковы с лица‖, то есть безлики, лишены воли, характера, способности к действию; ―ларцу‖, который засосет в свою тину любую ―перестройку‖, остановит любое ―ускорение‖, будет противодействовать любым социальным переменам. Нет сомнений в том, что еще несколько лет назад такое стихотворение не могло увидеть свет. Не исключено, что и сегодня многие могут упрекнуть поэта в сгущении красок, ―очернительстве‖, социальном пессимизме, отсутствии в произведении ―положительного героя‖, идеала. Однако в произведении есть такой идеал. ―Двое из ларца‖ – это характерный для Файнберга диалог, в котором, помимо ―безмолвно‖ участвующего ―Вани- дурачка‖, явственно звучит голос лирического героя, олицетворяющего здоровые, живые силы общества, призванного вернуть фольклорному персонажу его исконные, светлые, героические черты: ―Ты ж хитрец да удалец. Так проснись же наконец‖. И хотя в пределах данного стихотворения ―Ваня‖ вылезает из того же самого ларца с такой же, всесокрушающей дубиной, взволнованный голос автора вселяет надежду , что ―дубина‖ эта в конце концов обернется в нужную сторону – против безликих исполнителей чужой воли. Примечательно, что именно эта, наиболее актуальная линия социальной поэзии, обращенная к истокам и глубинам народного характера, обнажающая самое больное и важное в процессе сегодняшних общественных перемен – трудное пробуждение народной активности, – разрабатывается и молодыми русскоязычными поэтами Узбекистана. Еще ближе к ―диалогу‖ Александра Файнберга ―Двое из ларца‖ оказывается стихотворение А.Широниной ―Илья Муромец. Монолог.‖ Она не только развивает ту же тему ―сна‖, ―застоя‖ и народной ―немоты‖, но и использует для этого тот же прием фольклорной реминисценции. У Широниной аллегорический фольклорный мир дан в разнообразных, но однотипных подробностях, порой даже в натуралистических деталях: ―От пуза поспали, поели, попили‖; ―Засорена пашня, загорблена изба‖; ―Болотная скука‖; ―Загноились вежды, залипли ресницы‖ и т.п. Его заполняют такие же, как у Файнберга, безликие ―спящие‖ и ―замертво пьяные‖ ―Потапы, Лукеи, Панфилы‖. И так же, как Файнберг к своему ―Ивану‖, обращается к ним поэтесса: ―Восстаньте, провидцы! Восстаньте, герои!// Не все вам давиться родною землею!‖. Стихотворение Широниной проигрывает рядом с файнберговским чисто художественно, прежде всего чрезмерной прямолинейностью самой аллегории, стилевой дисгармоничностью, несовпадением как эмоциональных, так и лексических пластов. Однако у Широниной есть то, чего, быть может, недостает Файнбергу: ее ―монолог‖, призывающий народ к пробуждению, произносит не автор, а былинный богатырь Илья Муромец. Жизненному опыту зрелого поэта Александра Файнберга, утверждающего во многих своих стихотворениях, что светлое и доброе ―мы еще увидим‖, но ―очами тех, кто будет после нас‖ 19 , противостоит молодой оптимизм А.Широниной, верящей в Илью Муромца, способного уже сегодня растолкать ―под вялые боки‖ заснувших‖ героев Отечества‖. Кто из двух поэтов прав, покажет время. Сегодня же важно то, что поэзия ищет новые возможности адекватного отражения сложных социальных процессов, идущих в обществе, и при этом, как и всегда в переломные, революционные моменты отечественной истории, обращается к народным истокам, к испытанным временем фольклорным художественным образам, понятиям и приемам. 2.4. Диалектика Добра и Зла Философская поэзия — наиболее традиционный вид современной литературы. «Вечные» проблемы Добра и Зла, Жизни и Смерти, попытки осмыслить место человека и человечества во Времени и Пространстве Вселенной ведут начало едва ли не от первых фольклорных произведений древности. Однако вечные проблемы потому и вечные, что заново решаются каждым новым поколением: 19 А.А.Файнберг, «Печать небосклона», Т., 1982, стр. 150 каждая эпоха предлагает свои ответы на те или иные глобальные, основополагающие вопросы бытия. Истины, кажущиеся конечными, наконец-то найденными, претендующие на роль столь же вечных, сколь и сами вопросы, непременно несут на себе отпечаток времени, его социальных и духовных примет. Трансформация художественной системы именно философской поэзии, изменение «осей» поэтических координат, динамика наиболее устойчивых, опорных, повторяющихся философских образов — все это особенно ярко и наглядно отражает движение времени и рожденные этим движением черты нового мышления человечества, нового уровня духовного сознания каждого отдельного человека. Поэзия, традиционно оперирующая максимально масштабными понятиями, такими, как Космос, Вселенная, Время, Бытие и т. п., откликнулась на очередной виток исторической — и поэтической— спирали прежде всего своеобразным сближением философских и нефилософских параметров. Исконно философские вопросы бытия: жизнь и смерть, их всеобщность и неповторимость, смысл человеческого существования на Земле и во Вселенной — оказались сплетены в единый нерасторжимый узел с проблемами, весьма далекими от «чистой» философии. Отвлеченно-протяженное философское Время обретает признаки и черты Современности, окрашивающей этот традиционный поэтический образ все в более острые, трагические, социально определенные тона. Утверждаемая поколениями философов вечность земной жизни оказывается в зависимости от воли индивидуума, имеющего уже не отвлеченно- философскую, а вполне реальную техническую" возможность «ос- тановить» течение Времени, взорвать всю Землю вместе с обитающим на ней человечеством. Соответственно в философский круг вовлекаются проблемы нравственности и духовности этого индивидуума, проблемы соотношения власти и личной волн, взаи- модействия не только философских, но и политических, социальных теорий и постулатов, т. е. все то, что раньше было предметом не столько философии, сколько публицистики. В связи со всем этим меняется — максимально расширяется — и проблематика философской поэзии, и ее ассоциативный, мета- логический круг — вся ее художественная, образная система. Прежде всего, изменяется «среда обитания» литературного героя: она гигантски расширяется — от уровня «крыши дома моего» до пределов всей планеты, даже Вселенной, т. е. фактически сливается с привычным «местом действия» философской поэзии. Соответственно и художественный образ Вселенной претерпевает вполне определенную трансформацию, как бы теряя свою философскую обособленность, исконные художественные черты. Традиционная поэтическая тема «Человек и Вселенная» сегодня обретает принципиально новые, актуальные, даже злободневные аспекты и художественные решения. Многократно варьируемые в русской классике традиционные мотивы уступают место новому мироощущению, соответствующему современному уровню научной, философской и поэтической мысли. Стихотворение А. Файнберга «Спешу ли на счастливое свиданье...» 20 явственно публицистично (оно обращено к «ровеснику» «за неведомою далью», к человеку иной, «чужой» страны, с которым «что-то развело нас навсегда»), тем не менее оно лишено громкой публицистической лозунговости и являет собой образец характернейшего для современной поэзии синтеза публицистического и философского начал. Речь в нем идет не об атоме и политике, но о счастье и горе, боли и радости, страдании и восторге, о смысле человеческой жизни, т. е. о том, что понятно каждому и роднит всех 20 А.А.Файнберг, «Печать небосклона», Т., 1982, стр. 118 людей Земли. Поэтому противостояние в первых трех строфах личных местоимений «Я» и «ТЫ», как бы опирающееся на многократно повторенное слово «чужой», чужие», сменяется объединяющим «мы» («Болят у нас одни и те же раны»), за которым стоит подспудно нарастающий протест против этой искусственно насажденной «чуждости» (не случайно так парадоксально протестующе звучит оксюморон «чужой мой, я никто в твоей судьбе!». И лишь в последней строфе как бы выхлестывается наружу утверждение всеобщей близости, родства людей земли, впервые открыто звучит — не лозунгом, а криком душевной боли — главная мысль поэта: А жизнь одна. И завтра в этой жизни Не всем дано проснуться на заре. И потому какие ж мы чужие? Какие ж мы чужие на земле? При всей разности художественных решений, подобного рода стихотворения объединены все тем же рожденным «новым мыш- лением», философским ощущением единства, неделимости Земли и населяющего ее человечества, родства, братской близости людей планеты. Так наиближайший к публицистике аспект философской проблемы «планету уберечь» естественно дополняется и аспектом гума- нистическим. «Планету уберечь» сегодня означает уберечь ее живую душу, тепло, доброту, человечность — то самое человеческое «сердце», образ которого в разные периоды литературного развития приобретал разные обличья и трактовки, а теперь постепенно возвращает себе древний, исконный — гуманистический — смысл: сердечность, добрая открытость людских сердец, способность сопереживать и сострадать становится необходимейшим свойством человеческого характера в новом, воистину планетарном масштабе. Традиционные, «вечные» философские проблемы «Человек и Вселенная», «Человек и Земля» оказываются неотделимы от столь же вечной, но сегодня выходящей на первый план, ставшей одной из основополагающих и ведущих, обретающей все новые грани и аспекты проблемы «Человек и Человек». В недрах «старой» поэзии и поэтики рождается и вызревает современнейшее, столь необходимое сегодня ощущение гуманизма как единственного залога и условия сохранения самой жизни на планете, а древняя, предельно обобщенная и потому «работающая» во все времена истина «люби ближнего своего» в сложных, взрывоопасных для страны обстоятельствах современной жизни обретает конкретные и одновременно философские очертания. Неимоверная сложность и противоречивость современного мира обусловила противостояние двух мировых начал — Добра и Зла — как основу творчества многих современных поэтов, как исходный пункт их философии, мировоззрения и соответственно самой поэтики. Конфликт Добра и Зла в современном мире — и в современной поэзии — это прежде всего нравственный конфликт внутри каждого конкретного человеческого сообщества и даже внутри — в душе — каждого отдельного человека. Это все тот же конфликт духовности и бездуховности, равнодушия и горения, душевной «каменности» и сердечной теплоты. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Движение поэзии — это сложная жизнь духовного организма, не всегда впрямую пересекающегося с реальностью сиюминутного бытия, вбирающего в себя мудрость и недостатки прошедшего, испытывающего взлеты и падения, связанные с движением человеческих душ в период застоя, созидания, ломки стереотипов. Поэзия отражает все: смысл и совесть, надежду и удивление, страх и хитрость, умение обойти острые углы и стремление «вывести» их наружу... Но при всем этом в поэтическом калейдоскопе конца 60—80-х годов можно обнаружить и некоторые общие тенденции, получающие свое, специфическое облачение в литературе каждого национального региона и зависящие от многих детерминатов, и вместе с тем близкие художественному миру всех писателей, объединенных «хронологической» принадлежностью к этому непростому и полному противоречий времени. Все сказанное выше полностью относится к русскоязычной поэзии Узбекистана конца 60—80-х годов. Она отразила как утвердившиеся принципы нового типа художественного мышления — гуманизм, интернационализм, идею социально-справедливой, нравственной гражданственности,— так и попытки выйти за общепринятый круг духовно- эстетических проблем, определенную остроту и особый их поворот, связанные с конкретными проявлениями национального и социального плана именно в Узбекистане. Многое из того, что происходило в республике и стране в прошедшие годы, не могло найти по понятным причинам своего открытого воплощения в поэзии 70-х. Благодаря своей природной герметичности, поэзия всегда носит в себе достаточную долю критики общества, тогда как проза, жанр по своей специфике более открытый, с той же критикой не способна выдержать взгляд тех, кто заинтересован в показной чистоте нравов. Таким образом, настоящая поэзия во все времена ухитрялась говорить то, что она думает, и мы слышали ее голос». Сегодня опубликованы многие стихи Н. Буровой, А. Файнберга, А. Наумова, С. Мадалиева, попросту выбрасывавшиеся из сборников 70-х годов цензурой и редакторами; но выше исследовались и стихи этих и других поэтов, созданные и напечатанные в ту же пору и несущие в себе глубокий потенциал истинного добра и социальной справедливости, выражавшие мысль об остроте и подлинной сложности межнациональных отношений, сосуществующую с уверенностью в том, что интернационализм и братство народов незыблемы как один из глобальных принципов гуманистического сообщества. В этом смысле самым главным в русскоязычной поэзии республики исследуемого периода, были не лозунги, а проявление позиции в самой художественной практике: в стремлении выразить новый тип эстетического мышления, основанный на синтезе философского и социального, сиюминутного и исторического, а в плане «национальной» проблематики — на пересечении двунационального и нередко двуязычного; в осмыслении инонационального как своего, родного; во внимании к живому бытию, человеку, культуре, художественному миру народов Средней Азии. Главным было наметить ведущие тенденции русскоязычной поэзии Уз- бекистана, которые и в годы застоя, и в последующий, переходный период времени перестройки оставались ориентиром для настоящих художников и тех, кто шел за ними и учился у них. Становление нового мышления, укрепление социалистического и межнационального единства, явленное не декларативно, а в художественном процессе собственного самопознания и глубокого постижения действительности; внимание к острым нравственно- социальным явлениям бытия; стремление выразить в трудных условиях «внекритических зон» внутренний мир человека сложного времени, обращаясь порой к методам и приемам «затаенной» литературы, к рожденным, с одной стороны, максимальной метафорической усложненностью современного стиха, а с другой — традицией восточного классического наследия, в котором шли поиски не только образных типов национального строя, но и мудрых способов метафорического и зашифрованного самовыражения,— все это можно отнести к закономерностям развития русскоязычной поэзии Узбекистана конца 60—80- х годов, при всех издержках и недостатках, свойственных общему потоку «серой литературы» этой поры. Лучшим поэтам, чье творчество исследовано в монографии, свойственно тонкое проникновение в душевный строй человека Азии, в национальную среду и национальный характер, в детали социального бытия и повседневного быта; их отличает умение постигнуть не вчуже, а «изнутри» то, что А. Толстой называл «душевным жестом» современной личности. Особо следует выделить тенденцию к развитию генерации национальных русскоязычных поэтов, двуязычие и двунациональное видение которых позволило, как было показано, обнаружить новые грани процесса взаимообо- гащенияразличных культур, углубить понимание специфических творческих возможностей русской словесности, открывающей новые национальные миры. Движение русскоязычной поэзии Узбекистана в последние десятилетия вообще показало возрастающую масштабность обращения к художественному наследию народов Востока, к опыту русской классической и советской ориентальной литературы, что ясно проявилось в духовно- художественных поисках молодых поэтов, особенно в 80-е годы. Проникновение в глубины шедевров восточной классики и фольклора сегодня возрождается на новом этапе развития русскоязычной поэтической ориенталистики. Таким образом, современная русскоязычная поэзия Узбекистана ищет все новые художественные возможности адекватного отражения идущих в обществе сложных социальных и духовных процессов. Она обращается к множеству самых разных проблем, и в решении их постоянно усложняется и обогащается ее образный ассоциативный, метафорический строй; звучание стиха обретает все большую емкость и многозначность. Говоря о многообра- зии поэтических решений, о разнонаправленностн творческих поисков, мы попытались определить некоторые общие закономерности развития художественного мышления и художественного творчества русскоязычных поэтов Узбекистана конца 60—80-х годов, выявить диалектику взаимодействия «нового мышления» с новой поэтикой. Данная выпускная квалификационная работа была посвящена творчеству народного поэта Узбекистана Александра Аркадьевича Файнберга. Анализ привѐл к следующим выводам: 1. Поэтическое творчество Файнберга опирается на сложное взаимодействие культур России и Востока. 2. Традиционная тематика и образность лирики Файнберга обретает новизну и индивидуальную неповторимость благодаря тому, что и сам поэт, и его лирический герой каждую из взаимодействующих культур воспринимают одновременно и ―изнутри‖, и ―извне‖. 3. Восток - одна из содержательных доминант поэтического творчества Файнберга. Она находит воплощение в пейзаже, образах исторического прошлого триаде Родина- поэт-природа 4. Обновление эмоционального и образного потенциала традиционных средств художественной выразительности в поэтических произведениях Файнберга обусловлено тем, что в эпоху эстетического плюрализма и активной ―интерпретации‖ классики, особенно поэтической поэт сокращает эстетические и нравственные связи с классической базой русской культуры. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ I 1.1. Каримов И. А. Родина священна для каждого. Ташкент, «Узбекистан», 1996. 1.2. Каримов И. А. Узбекистан. Национальная независимость, экономика, политика. Ташкент, «Узбекистан», 1996. 1.3. Каримов И. А. Наша цель – свободная и процветающая страна. Ташкент, «Узбекистан», 1996. 1.4. Каримов И. А. По пути созидания. Ташкент, «Узбекистан», 1996. 1.5. Каримов И. А. Мечта о совершенном поколении. Ташкент, «Узбекистан», 1996. 1.6. Islom Karimov. Yuksak ma`naviyat – yengilmas kuch. Tochkent. ―Ma`naviyat‖. 2008. 1.7.Ислом Каримов. Узбекистон мустакиллик эришиш остонасида. Тошкент, «Узбекистон», 2011 II 2.1. А.А.Файнберг, «Велотреки», Т., 1965 2.2 А.А.Файнберг, «Этюд», Т., 1967 2.3 А.А.Файнберг, «Мгновение», Т.,1969 2.4 А.А.Файнберг, «Стихи», Т., 1977 2.5 А.А.Файнберг, «Далѐкие мосты», Т., 1978 2.6 А.А.Файнберг, «Печать небосклона», Т., 1982 2.7 А.А.Файнберг, «Короткая волна», Т., 1983 2.8 А.А.Файнберг, «Невод», Т., 1986 2.9 А.А.Файнберг, «Вольные сонеты» Т.: «Ёш гвардия», 1990 2.10 А.А.Файнберг, «Не плачь, дорога», Т., 1997 2.11 А.А.Файнберг, «Прииск», Т., 2000 2.12 А.А.Файнберг, «Вольные сонеты» М.: «Ретро», 2003 2.13 А.А.Файнберг, «Лист», Т., 2008 2.14 А.А.Файнберг, Собрание сочинений в 2-х томах, Т., 2009 III 3.1. Атланова Е. «Клеть свободы Файнберга», Ташкент, 2007 3.2.Малыхина Г. «Поэтический прииск Файнберга», Ташкент, 2014 3.3. Малыхина Г. «Территория надежды» Ташкент, 2007 3.4. Тартаковский П.И., Каганович С.Ф. «Русскоязычная поэзия на современном этапе», Ташкент, 1991 3.5 www.2berega.ru 3.6. www.Wikipedia.ru 37. www.ruslib. ru 3.8. www. Ziyonet. |