Мировоззрение это целостная совокупность взглядов на мир и место в нем человека. Философия выступает как теоретическая основа мировоззрения.

• Название: Мировоззрение это целостная совокупность взглядов на мир и место в нем человека. Философия выступает как теоретическая основа мировоззрения.
• Анкор: otvety_k_ekzamenu_po_filosofii.doc
• Дата: 17.09.2017
• Размер: 1.72 Mb.
• Имя файла: otvety_k_ekzamenu_po_filosofii.doc
• Тип: Документы; #8573
• страница: 13 из 27

каузонами (каузальными цепочками). В каузоне А  В  С  … событие А есть первое, событие В – второе, событие С – третье, и т.д. В каузальных цепочках события упорядочиваются друг за другом, подобно числам. Замечательно, что в природе есть каузальные цепи событий, в которых почему-то события упорядочены друг за другом, так что возникновение одного события влечет за собой возникновение следующего – как в падающих выстроенных друг за другом костяшках домино, когда падение первой кости вызывает в конечном итоге разворачивающуюся череду падений по всей цепи. В этом смысле каузоны похожи и на своего рода событийные трубки, по которым движется фронт возникающих друг за другом событий. Природные процессы организованы так, что они все пронизаны разного рода каузальными цепочками – каузонами. Каждый каузон предполагает свою нумерацию событий, связывая их друг за другом, подобно числам 1  2  3  ….

В каком отношении находятся каузальные цепочки событий в живом организме сравнительно с причинно-следственными отношениями в неорганическом мире? Можно спросить и так: каково отношение органических каузонов к неорганическим? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вспомнить, что все существенные биофизические процессы – накопление энергии, синтез биомолекул, выполнение биологических функций – осуществляются не как прямые физические процессы, но в форме так называемых процессов сопряжения. В любом процессе сопряжения связаны два процесса. Один из них - это физический процесс, который может самопроизвольно совершаться и вне живого организма – назовем этот процесс несущим процессом. Второй процесс представляет из себя некоторый нужный организму процесс – назовем его несомым процессом. Так вот, несомый процесс самопроизвольно в природе совершаться не может, и именно поэтому он требует своей связи с несомым процессом. Например, синтез АТФ в катаболизме – это процесс несомый, и он связан с несущими процессами в форме разного рода распадов богатых энергией соединений (у гетеротрофных организмов). Распад может идти самопроизвольно и вне организма, а вот синтез АТФ требует своего сопряжения с этим процессом и самопроизвольно протекать не может. Следовательно, организм повсеместно использует такие процессы, которые не могут самопроизвольно протекать в рамках только физической активности, и организм в разного рода процессах сопряжения заставляет эту активность работать против нее самой. Таким образом, широкое распространение процессов сопряжения в органической активности выражает тот факт, что эти активности не могут быть реализованы как виды физической активности. Если бы это было возможно, то процессы сопряжения не понадобились бы – органические активности реализовывались бы прямо, как один из видов физической активности.

Человек также активно использует процессы сопряжения в разного рода машинах. Например, сгорание топлива в двигателе внутреннего сгорания автомобиля (несущий процесс) может использоваться человеком для движения против физических сил (против сил трения или силы гравитации) в движении автомобиля как несомом процессе.

Жизнь поступает мудро, не столько нарушая законы физики, сколько используя сами эти законы для отклонения от них. Такова общая идея всех процессов сопряжения.

Следовательно, последовательности событий в органической активности в рамках процессов сопряжения отклоняются от физических каузальных цепочек. Органические каузоны не всегда совпадают с физическими каузонами. В то же время живой организм в рамках своей активности обычно не создает новых событий, которые не могли бы быть воспроизведены физическими средствами. Он лишь иначе пересвязывает в рамках органической активности все те же физические события. Это означает, что органические каузоны лежат как бы поверх уже заданных физических каузальных цепочек, лишь иначе пересвязывая между собою элементы-события физических каузонов. Такое пересвязывание событий видно уже на следующем простом примере. Пусть, например, падает камень, и в момент времени t он находится в некоторой точке А над поверхностью земли. Если бы и дальше продолжался этот физический процесс, то камень бы упал, оказавшись в месте В на поверхности земли. Таким образом, чисто физический каузон был бы представлен здесь последовательностью событий АВ. Если же человек, например, перехватывает камень в точке А и бросает его в точку С, то физический каузон АВ прерывается, переходя в последовательность событий АС. Событие С – тоже физическое событие, но оно не возникло бы вслед за А, если бы не вмешательство человека. Так человек пересвязал физические события А и С, сделав их последовательными этапами новой каузальной связи. Эта связь не реализовала бы себя в таком виде без человека, а человек, в свою очередь, смог ее осуществить только благодаря множеству процессов сопряжения, обеспечивших его мускульную активность.

Итак, органическая причинность выражается в способности живого пересвязывать по-своему все те же физические события, создавая новые (свободные) каузальные связи, которые без активности живого в таком виде никогда не реализовались бы. Это означает, что активность живых организмов хотя и протекает в физическом мире, но выражает собою принцип некоторой новой активности, которая не выводима как частный случай из физических законов и принципов. Упомянутый выше Принцип Жизни выражает себя здесь в новом типе органического детерминизма. У живого своя нумерация физических событий, как бы задание других чисел на тех же событиях. Так Принцип Жизни проявляет себя в физическом бытии.

Например, в живых системах есть множество биомолекул. Они сложно организованы. В таком количестве и организации они не встречаются в физических процессах. Следовательно, это уже результат некоторой надфизической каузальности. Когда в лаборатории моделируются такие состояния биомолекул, то насколько такого рода моделирование само может быть отнесено к физической каузальности? Можно предполагать, что в множестве биологических экспериментов в свою очередь создаются свободные каузоны, которые в таком виде в чисто физической реальности не могут встречаться. Активность экспериментатора как живого существа вполне может привести к эффектам, подобным активности исследуемых организмов. Здесь предварительно необходимо обосновать физическую каузальность эксперимента, не выходящую за границы физических причинно следственных связей. Если бы каузальность живого организма была видом физической каузальности, то организм использовал бы ее прямо, без схемы процессов сопряжения. Основной признак физического каузона – возможность его проведения прямо, без привлечения процесса сопряжения с другим каузоном.

Когда биохимик собирает в сосуд биомолекулы и проводит с ними реакции, то с точки зрения полной перспективы он делает это благодаря своей целесообразной деятельности, которая энергетически обеспечена через процессы сопряжения в его организме. Но на этом основании он делает вывод, что нечто подобное может произойти и в естественных физических условиях. Но может ли? По крайней мере, такого рода эксперимент этого не доказывает. Он не является физически каузальным экспериментом. С этой точки зрения, когда Велер синтезировал мочевину, то что он этим доказал? Что живое существо может синтезировать мочевину. Но отсюда был сделан вывод, что мочевина может синтезироваться в чисто физических процессах. Может быть, и может, но не так, как это сделал Велер и как это делают живые организмы вообще.

Во многом свободная каузальность должна предполагаться и структурой физической каузальности, т.е. последняя открыта на отклонение от себя, допускает такое отклонение и содержит в себе такого рода тенденцию. Например, это выражается в потенциальном содержании биохимии и биофизики в недрах физико-химического процесса. Хотя белок или ДНК возникает из химических элементов, которые вполне еще принадлежат физической каузальности, но сами биомолекулы уже до некоторой степени маргинальны для этой каузальности, если и встречаясь в естественной среде, то как исчезающие следы. По-видимому, устойчивое и заметное существование биомолекул возможно только в телах живых существ, т.е. благодаря процессам сопряжения. Отсюда хотя принципиальное бытие биомолекул до некоторой степени принадлежит еще физической каузальности, но высоковероятное, устойчивое и высококонцентрированное их нахождение в физическом пространстве-времени возможно, по-видимому, лишь в рамках свободной каузальности.

Особенность органического детерминизма часто связывается с идеей причины как цели. В этом случае предполагается, что для того чтобы объяснить процессы в неживой природе, нужно задавать вопрос «почему?»; в то же время, чтобы объяснить процессы в живой природе, нужно задавать вопрос «для чего?». Например, мы спрашиваем, «почему падает камень?», но считаем бессмысленным спрашивать «для чего он падает?». Наоборот, когда, например, мы видим, что паук плетет паутину, нам гораздо важнее спросить, «для чего он это делает?», чем интересоваться, «почему» это происходит. Вопрос «почему?» предполагает, что была какая-то причина до возникновения следствия, например, сила, столкнувшая камень, возникла раньше падения камня. Поэтому когда мы спрашиваем «почему?», мы предполагаем некоторую причину, которая предшествовала во времени следствию. Когда же мы спрашиваем «для чего?», то мы предполагаем, что процесс совершается ради какой-то цели, и сама эта цель предполагается осуществленной после процесса. Например, если мы считаем, что паук плетет свою паутину для того, чтобы поймать мух и бабочек и съесть их, то цель этого действия – поймать мух и бабочек, может наступить только после самого действия – создания паутины как средства осуществления этой цели. Одним из первых ввел различие этих двух видов причин великий древнегреческий философ Аристотель. Причину, предшествующую во времени своему следствию, он называл действующей причиной (causa efficiens), а причину как цель, способную наступить во времени лишь после действия-средства, Аристотель называл целевой, или финальной, причиной (causa finalis). Один и тот же процесс можно пытаться объяснить и с точки зрения действующих причин, и с точки зрения финальных причин. Например, тот же Аристотель полагал, что камень не только почему-то падает, но и для чего-то падает, т.е. у падения камня тоже есть цель. Такой целью для камня является его стремление достичь своего «естественного места» в мире, находящегося где-то под поверхностью земли. Вот почему камень стремится падать именно вниз. Аристотель вообще считал, что в любом процессе есть всегда и действующая и финальная причина, но просто одна может быть выражена больше, чем другая. Спустя много лет после Аристотеля английский философ Фрэнсис Бэкон подверг критике это убеждение Аристотеля и призвал ученых вообще отказаться от объяснения процессов в природе с точки зрения финальных причин. Есть только действующие причины, даже в процессах живой природы. Поэтому мы должны перестать задавать вопрос «для чего паук плетет паутину?», но спрашивать только «почему он ее плетет?». У паука нет цели в этом действии, когда-то случайно предок пауков обрел эту способность и она оказалась удачной, помогла ему выжить и закрепилась в наследственности пауков (это уже объяснение Дарвина, который был вполне согласен с Бэконом). Современная биология также пытается придерживаться этой точки зрения, изгоняя из объяснения процессов в живой природе финальные причины и пытаясь объяснить их так же, как это делает физика при объяснении процессов в неживой природе, но, как мы видели выше, все обстоит не так просто в науке о жизни.

Если же принимать идею целевых причин в объяснении органических процессов, то следует заметить, что переход от цели к поискам средств для осуществления этой цели протекает в направлении, противоположном ходу физического времени, т.к. цель – это более позднее в физическом времени событие, а средство – более раннее. Следовательно, здесь мы получаем еще один пример иной нумерации физических событий в органической причинности. В переходе от цели к средствам нумерация событий оказывается перевернутой относительно процесса перехода от средств к цели – первое по порядку (цель) оказывается здесь последним по времени.

Все эти примеры показывают, что живое, благодаря Принципу Жизни, оказывается уже свободным от физических законов и причинных связей. Хотя живое всегда может использовать эти законы и связи, но оно же всегда может и выйти за их границы, создав собственные каузальные связи, собственный тип причинности на физических событиях.

В конце следует отметить, что способность образования свободных от физических принципов собственных каузальных связей – один из существенных признаков здоровой жизни, т.е. жизни, обладающей достаточно большой мерой жизни. Чем более живой организм болеет, тем меньше в нем жизни, и тем труднее ему образовывать свою органическую причинность событий, тем более каузальность больного организма начинает приближаться к чисто физической причинности.
2. Философские проблемы возможности теоретического знания в биологии и медицине

Часто все науки делят на объяснительные и описательные. Описательные науки ограничиваются преимущественным собиранием и описанием фактов, их первичной систематизацией. Объяснительные науки содержат в себе кроме того уровни теоретического знания, которое позволяет не просто собрать факты, но объяснить их с точки зрения некоторых универсальных законов и принципов.

В общем случае теоретическое знание в науке выполняет функцию синтеза разнородных фактов в некоторое высшее единство, которое позволяет с единой точки зрения охватывать частные факты. Например, законы Ньютона позволяют одинаково хорошо объяснить как движение тел вблизи поверхности Земли, так и движение крупных небесных тел. Физика – одна из наиболее развитых сегодня объяснительных наук, содержащая в себе глубочайшие теоретические единства, обнимающие с единой точки зрения бесконечное число фактов. К сожалению, такого рода теоретические синтезы пока удается достичь только в науках о неживой природе. Как только мы переходим к наукам, изучающим феномен жизни в разных его проявлениях, как тут же мы видим гораздо более скромную картину гораздо менее развитого уровня теоретических синтезов. Биомедицинские науки не являются здесь исключением. Эти науки находятся сегодня на преимущественно описательном этапе развития, хотя число и точность новых фактов неизмеримо возросли в этих науках в последние годы. Получены удивительные знания о тончайших биохимических, генетических процессах, все яснее становится картина механизмов различных заболеваний. И все же это по-прежнему частные факты, которые еще не удается собрать в некоторую стройную систему теоретического знания, сравнимую с теоретическими синтезами в физике. В связи с этим возникает естественный вопрос – почему науки о живом так отстают в своем теоретическом развитии? Возможно ли вообще теоретическое знание в этих науках? Будет ли это знание в будущем таким же, как в физике, или оно приобретет какую-либо свою специфику?

Во многом ответ на эти и подобные им вопросы о возможности и статусе теоретического знания в биологии и медицине зависит от философской позиции ученого. Так, например, редукционисты полагают, что биология – это по большому счету прикладная физическая дисциплина. Поэтому у биологии не может быть какого-то отличного от физики теоретического знания. Единственное, что может отличать биологию и медицину от других физических наук – это та область биологических приложений, где должно применяться физическое знание в этих науках. Отсюда же вытекает, что теоретический уровень знания уже присутствует в биологических науках – это теоретическое физическое знание. Потому биология и медицина уже давно существуют как объяснительные дисциплины, и если и возникают какие-то проблемы со степенью эффективности использования этого знания, то это лишь вопрос времени и искусства приложения физических законов в своеобразной области их применения.

С другой стороны, представители более холистического и виталистического направления утверждают, что биология – это самостоятельная наука, принципиально отличная от физики. Поэтому и теоретическое знание в биологии и медицине должно быть своим собственным, а не заимствованным из физических дисциплин. И именно поэтому и отстают в своем развитии науки о живом, что такого теоретического знания пока никак не удается создать, а заимствованные из физики теоретические принципы объясняют в живом только то, что обще ему с неорганическими процессами. Следовательно, биология и медицина представляют из себя еще преимущественно описательные науки, не вышедшие за границы первоначального сбора и систематизации фактов. Развитие чисто физических принципов и их приложений в биологии не сможет автоматически разрешить проблему создания теоретического знания в биомедицинских науках. Фактов и механизмов будет становиться известными все больше, а сущность жизни по-прежнему будет оставаться необъясненной. Следует признать, что сегодня мы во многом наблюдаем в этих науках именно такого рода картину растущей эрудиции при продолжающемся отсутствии подлинного понимания феномена жизни. Биология и медицина оказываются во многом сегодня квазиобъяснительными науками, по-видимости использующими множество теоретических конструкций, но перенесенных на чуждую им почву и потому оказывающихся малоэффективными. Под квазиобъяснительной наукой в общем случае можно понимать такой гибрид, когда по отношению к некоторому эмпирическому уровню научного знания применяется чужеродное для него, заимствованное из другой научной дисциплины, знание теоретическое. В этом случае создается видимость теоретической развитости науки, но реально объяснить и предсказать существенные процессы в своей области такая наука не в состоянии. Ярким примером квазиобъяснительной науки является дарвиновская теория эволюции. Создавая видимость теоретического объяснения, оперируя множеством теоретических понятий, эта теория, тем не менее не в состоянии предсказать будущий ход эволюции и способна «объяснить» или «опровергнуть» какое-угодно биологическое свойство.

Если принимать теорию уровней организации природных процессов, с точки зрения которой биологический уровень представляет из себя некий более высокий тип бытия, до конца неразложимый на свои физико-химические элементы, то следует признать, что подлинное теоретическое знание в биомедицинских науках станет достижимым лишь тогда, когда и теорию мыслители будут пытаться строить на более высоком уровне понятий, сравнительно с физическими понятиями и принципами. Современные биологи и медики, к сожалению, на протяжении всего теоретического обучения настраивают свое сознание на понимание биологических процессов только в рамках физико-химических принципов. Пытаясь думать о том или ином жизненном процессе, биолог или медик будет привлекать для их теоретического описания конструкции физического пространства и времени, физических атомов, молекул и физических взаимодействий между ними. Следовательно, ничего собственно биологического при таком подходе не остается. Биологическая феноменология будет вытеснена в этом случае в некоторое «научное бессознательное». Решение проблемы теоретического знания в биомедицинских науках будет напрямую в этом случае зависеть от способности выражения в научных понятиях разного рода – как структурных, так и динамических – целостностей («гештальтов» - от нем. «форма») и постижения собственной внутренней логики этих целостностей.
3. Философские проблемы валеологии

В медицинском знании, вплоть до современности, всегда существовала явная асимметрия между степенью развития представлений о болезни и о здоровье. О болезни, патологии всегда в медицине было известно гораздо больше фактов, нежели о здоровье и норме. Хотя, как кажется, вряд ли можно вполне адекватно представлять себе отклонение от нормы, не зная саму норму. Возможно, в качестве реакции на такого рода асимметрию оказалось появление в последнее время такого нового учения, которое получило название валеология – наука о здоровье (от лат. valeo – быть здоровым). Следует отметить, что валеология – это пока по преимуществу российское явление, если и затрагивающее авторов за границами России, то лишь из стран бывшего Советского Союза. Возможно, одной из причин, объясняющих такого рода «ареал» распространения валеологии, является катастрофическое положение с национальным здоровьем, сложившееся после перестройки, особенно во второй половине 90-х годов. В частности, одним из критических показателей этого положения было угрожающее снижение продолжительности жизни для наиболее трудоспособной части мужского населения страны, что вряд ли можно было объяснить повышенной подверженностью к заболеваниям со стороны этой группы. Повышенная уязвимость объяснялась в этом случае скорее факторами социального и мировоззренческого порядка, что усилило внимание к внебиологическим аспектам здоровья человека.

В качестве первой работы в области валеологии рассматривается обычно книга отечественного физиолога И.И.Брехмана «Введение в валеологию – науку о здоровье», вышедшую в свет в 1987 г. В это же время академик В.П.Петленко организует в Ленинграде цикл преподавания валеологии, ставший впоследствии основой для формирования одной из влиятельных школ валеологии. Еще один активный пропагандист и создатель собственной валеологической школы, опирающейся на ценностный и синтетический подход к рассмотрению феномена здоровья, - академик В.П.Казначеев.

Следует, однако, отметить, что до настоящего времени (2004 г.) валеологии не удалось оформиться в некоторое официальное научное направление. Приказом Госкомитета РФ по высшему образованию от 4 марта 1996 г № 380 было введено профессиональное образование для подготовки специалистов для работы в образовательных, лечебно-профилактических и научно-исследовательских учреждениях по специальности 040700 – «валеология». Таким образом, официально валеология выражена пока в рамках учебно-воспитательной дисциплины.

В кандидатской диссертации К.С.Хруцкого «Аксиологический подход в современной валеологии» выделяются, кроме школ Петленко и Казначеева, следующие три основных направления современной валеологии:

1) Школьная гигиеническая валеология – в форме обучения в школе уже готовым правилам и нормам гигиены,

2) Педагогическая экзистенциальная валеология – система педагогических практик, ориентированная на свободное развитие личности, гармонизацию ее отношений с собой и окружающим миром,

3) Физиологическая валеология – направление физиологии, исследующее гомеостатические процессы и ресурсы человеческого организма в рамках так называемого «третьего состояния организма», т.е. состояния, пограничного между здоровьем и болезнью.

Говоря о национальной специфичности валеологического движения, в то же время следует отметить тесную связь валеологии с тенденциями неклассической картины мира, которая формируется сегодня в современной науке и культуре. В этом смысле валеология – лишь национальное выражение общемировых тенденций развития. В разного рода валеологических подходах и практиках прослеживается явная связь с идеями системности (гармония как основа здоровья), холизма (целостность здорового организма и личности). Часто идеи валеологии используют пантеистические представления о всеобщей одушевленности всей природы, Космоса. Отсюда же и близкие параллели валеологических идей и так называемого русского космизма – направления русской философии конца 19 – первой половины 20 века, представленного именами Н.Ф.Федорова, К.Э. Циолковского, В.И.Вернадского и др. Особое звучание в идеях валеологии представляет учение Вернадского о биосфере и ее переходе в ноосферу – сферу разума. Звучат в валеологических произведениях и темы, близкие к русской философии всеединства, особенно идеям основоположника этого философского направления В.С.Соловьева. Многие идеи валеологии тесно связаны с экологией, глобальной этикой (направлением, пытающемся выделить во всех религиозно-нравственных учениях некоторое общее начало и сформировать на этой основе обновленное и универсальное нравственное учение), принципами и идеями теософии.

В целом современное валеологическое движение представляет из себя довольно пестрый спектр от рекламы разного рода диет и форм здорового образа жизни до философских размышлений и глобальных проектов о всеобщей гармонии. Объединяющим принципом этого движения является скорее некое мирочувствие целостного представления о здоровье, включающего в себя как биологические, так и социально-психические и духовные измерения человека, опирающегося на принцип «здоровый человек только в здоровом обществе и Вселенной».

1. Феномен жизни.

У каждого человека есть интуиция жизни. Каждый обладает бессознательным знанием живого и может отличить живую собаку от мертвой. Но когда мы пытаемся это обыденное знание о живом выразить в научных понятиях, происходит потеря специфики живого. Поэтому, быть может, не стоит спешить строить теорию жизни, но имело бы смысл предварить ее обращением к некоторой феноменологии жизни, т.е. тем множеством полусознательных представлений о жизни, которыми обладает каждый человек из повседневного опыта общения с живыми существами.

Во-первых, только по отношению к живому мы употребляем такие термины, как «рождение» и «смерть». Употреблять их, например, по отношению к камню можно только в метафорическом смысле. Когда камень возникает, отколовшись от скалы, или исчезает, распавшись на кусочки, мы вряд ли можем серьезно сказать, что камень «родился» и «умер». Такие термины употребимы только по отношению к живому. Для неживых объектов мы говорим лишь о «возникновении» и «уничтожении». Но что это значит – «рождение» и «смерть»? Можно предполагать, что «рождение» - это «сильное возникновение», а «смерть» - «сильное исчезновение». Что означает слово «сильное» в данном случае? По-видимому, рождение как «сильное возникновение» предполагает, что живой организм по-настоящему возникает, в то время как возникновение камня означает возникновение его как отдельной целостности скорее в нашем сознании. В реальности камень – это во многом скопление атомов, которое сильно не меняется, отделившись от другого подобного скопления, или распавшись на меньшие совокупности. Следовательно, по большому счету камень и не возникает и не исчезает, или – слабо возникает и слабо исчезает, поскольку сам камень слабо существует в форме отдельной целостности. Другое дело живой организм. Здесь мы чувствуем, что это не просто множество атомов, это некое самостоятельное целое, сильно выделенное из фона, по-настоящему существующее. Поэтому, если уж оно возникает, то возникает сильно, по-настоящему. Если исчезает, то исчезает по-настоящему. Более того, мы ощущаем, что рождение живого организма запускает собственное время этого организма, как и смерть завершает это собственное время. Следовательно, у живого существа есть свое время, которое длится между рождением и смертью. Неорганическое тело своим временем не обладает, существуя в общем для всех объектов мировом времени.

Затем, живое, например, способно расти, и его рост в общем случае сильно отличается от роста неорганических объектов, например, роста кристаллов. Кристалл растет, лишь прибавляя новые части к уже существующим старым. Что же касается живого роста, то здесь растут все части тела, здесь каждый раз обновляется как бы все пространство, захваченное телом живого организма. Следовательно, у живого есть не только свое время, но и свое пространство.

Наличие своего пространства подтверждается также разделением на внутреннюю и внешнюю среду, что столь характерно только для живого организма. Пространство внутри камня в принципе не отличается от внешнего пространства, оно лишь часть общего физического пространства. Другое дело пространство внутри тела живого организма. Это пространство сильно отличается и сильно защищается живым от посягательств внешнего пространства. Например, живые организмы имеют защитные оболочки и поверхности, обладают иммунными системами, призванными сохранить неприкосновенность внутреннего пространства живого тела.

Странной является и форма живых существ. Эта форма постоянно сыпется и разваливается, ее нужно все время ремонтировать и восстанавливать, нужно затрачивать много энергии только для сохранения этой формы в прежнем виде («энергия структурного покоя» живого организма). Складывается впечатление, что органическая форма является чужой и трудной для неорганической материи. Последняя с трудом, и то ненадолго способна удержать эту неподходящую для себя форму. Быть может, в этом одна из причин структурного обмена веществ в живых организмах.

Необычной является и геометрия органической формы, сравнительно с формами неорганическими. Неорганические формы как правило угловатые, в них господствуют прямые линии, плоскости и резкие скачки, образующие углы. Таковы, например, формы кристаллов. Что же касается органических форм, то их геометрия преимущественно криволинейная, в ней господствуют плавные линии, непрерывные переходы. Следовательно, в органической форме нет таких резких скачков, здесь скачки малые, образующие непрерывные переходы. Угол выражает резкий скачок от одного геометрического качества к другому, т.е. внешность и независимость этих качеств. Наоборот, непрерывный переход от одного направления к другому выражает множество промежуточных состояний, соизмеряющих эти направления между собой, погружающих их в некоторое единое целое. Таким образом, резкие углы выражают геометрию, в которой части господствуют над целым. Наоборот, плавность и криволинейность выступают признаками формы, в которой господствующее целое растворяет в себе отдельные части. Следовательно, органическая форма, характеризующаяся криволинейностью и непрерывностью, являет собою пример «холистической геометрии», в которой целое господствует над частями.

Далее, только живое способно питаться. Это, вообще говоря, удивительный процесс – питание. Было бы странно предполагать, что камень питается, вообще может обладать такой способностью. Только живое существо обладает этим качеством. Но что это значит – питаться? По-видимому, живое питается, чтобы пополнить запасы своей энергии. Следовательно, только у живого есть своя энергия, которая может заканчиваться, которую можно и нужно пополнять. Неорганический объект не обладает своей энергией, он растворен в океане общей физической энергии. Поэтому ему и не нужно получать какую-то специальную энергию. В процессе питания живое ищет и находит подходящую энергию, которую в процессе ассимиляции оно окончательно превращает в свою энергию.

Одно из фундаментальных свойств живого – свойство размножения. В общем случае можно выделять разные виды размножения, например: 1) размножение как избыток роста, превышающий некоторую меру единичности организма – когда величина тела живого организма как бы переливается через край какого-то запаса единичности, и вливается в новую живую форму. Таков во многом рост растений, например, при размножении почкованием. 2) Возможно размножение путем освобождения части от господства целого. Когда, например, гидру разрезают на части, и из каждой части возникает новая гидра, то в этом случае выделение части в процессе разрезания активирует эту часть как новое целое. Получается, что в частях целого потенциально содержится целое, которое активируется после высвобождения частей или потенцируется существованием частей в составе целого. 3) Третий и наиболее развитый вид размножения – половое размножение. В процессе полового размножения сливаются два дополнительных целых, образуя новую целостность. Во всех этих видах размножения мы, тем не менее, можем заметить одно замечательное свойство, которое, по-видимому, является главным для способности размножения. Это взаимопроникновение целого и части – часть может становится целым, а целое – частью. Следовательно, для живого характерно некоторое третье состояние – состояние, которое можно было бы назвать термином часть-целое, выражая им синтез того и другого, целое целого и части – как бы целое 2-го порядка.

Живое способно к самодвижению. Когда, например, живой организм перемещается в пространстве, то он движет себя собою. Рассмотрим с этой точки зрения живую ходьбу на двух ногах. Когда одна нога движется, вторая служит ей опорой, и наоборот. Таким образом, в каждый момент времени живое тело в процессе ходьбы делится на более причинную-опорную и более производную-движущуюся части, как бы на часть-причину и часть-следствие. Причем, часть причина определяет собою активность части-следствия. Но такое деление не фиксировано, а постоянно может себя переопределять, задавая в качестве причинных частей те части, которые ранее были следствиями, и наоборот. Так в живом способны перетекать друг в друга не только часть и целое, но и причина со следствием. В живом есть не только синтетическое состояние часть-целое, но и синтез причина-следствие. Такое причинно-следственное единство способно в любой момент поляризовать себя на части-причины и части-следствия. Части-причины начнут определять собою части-следствия. В следующий момент, может произойти реполяризация, и в составе динамического единства будут выделены новые части-причины и части-следствия, и поток определения потечет в новом направлении от первых ко вторым. Но, несмотря на все эти поляризации и реполяризации, живое вновь и вновь восстанавливает себя как единство и переход любых своих следствий в любые причины, существуя как единое состояние «причина-следствие». Так обеспечено самодвижение живого.

Ясно, что пнуть ногой камень и пнуть собаку – это две разные вещи. С камнем мы можем быть уверены по поводу того, как он отреагирует на удар. Камень прозрачен для внешнего воздействия среды, практически однозначно принимая ее в себя. Среда выступает причиной изменения состояния неорганического тела. Иное дело – живой организм. Здесь уже полной уверенности в том, как отреагирует собака на удар, быть не может. Она может и укусить, и трусливо отбежать в сторону, и сделать еще нечто, что вообще не ожидалось. Живое уже перестает быть прозрачным для внешнего воздействия среды. Оно хотя и реагирует на среду, но на одно и то же внешнее воздействие каждый раз может ответить по-разному, преодолевая здесь однозначную причинно-следственную связь. Можно сказать и так, что живое активируется средой, но уже не определяется ею. Живое приобретает относительную автономность от воздействий среды.

Крайней формой автономности живого является его возможность рождать и уничтожать движение. В неорганическом мире активность (энергия) лишь переходит из одной своей формы в другую, не исчезая и не возникая. Когда же кошка просыпается от громкого звука, мы чувствуем здесь момент возникновения активности. И наоборот, сон несет в себе нечто от исчезновения движения. Чтобы ни говорила нам физика по поводу закона сохранения энергии, в живом мы чувствуем его нарушения – живое способно включить и выключить свою энергию. Возможно, это как раз связано с тем, что у живого есть своя энергия, которая может и начинаться, и заканчиваться.

Наконец, в живом мы чувствуем свой собственный внутренний мир. Живое смотрит на нас, а не только мы на него смотрим. Смотря на камень, человек спокоен, будучи уверен, что только он смотрит на камень, а камень на него – нет (монологическая рациональность). В случае же с живым мы приобретаем особую неуверенность и колеблемость, ощущая, что не только мы смотрим, но и на нас смотрят (диалогическая рациональность). Возникает нечто по большому счету равное нам, способное посмотреть на нас со стороны и тем самым уменьшить нас до части своего поля восприятия.

Итак, подводя итог этой краткой сводке феноменологических особенностей живого, можно заключить, что живое – это начало, хотя и погруженное, но не растворенное в физико-химической среде, во многом выделенное и равноправно сосуществующее с этой средой, обладающее моментом свободы от ее законов.

Можно сказать и так, что живое – это малый мир («микрокосм» внутри «макрокосма»), со своим пространством-временем, своей собственной материальностью и активностью, согласующейся, но не подчиняющейся вполне физико-химическим законам.

Но если это так, если живое не сводимо вполне к законам среды, то, следовательно, за живым стоит некоторый свой собственный принцип, основание, определяющее автономное бытие живых форм. Этот принцип так и можно называть - Принцип Жизни.
2. Витализм и редукционизм в биологии

Как видите, объяснить различие между живым и мертвым и понять, что такое живое и чем оно отличается от мертвого, совсем не просто. Здесь мы сталкиваемся уже не только с чисто научными проблемами, но и проблемами философскими, например, такими, как – что такое самостоятельное действие и действие, навязанное извне, протекают ли процессы в живой природе под влиянием финальных или действующих причин, и т.д. Это привело к существованию в биологии двух противоположных течений – витализма и редукционизма.

Слово «витализм» происходит от латинского «vita» (жизнь), и это направление в биологии всегда подчеркивало принципиальное отличие живых организмов от неорганических тел. Представители витализма (виталисты) считают, что в живом есть некоторое особое начало, «жизненная сила» (vis vitalis), Принцип Жизни, который отсутствует в неживой природе и принципиально отличает живое от неживого. Поэтому, например, в биологии неприменимы законы физики и химии, нужны новые, чисто биологические законы, чтобы объяснить поведение живых организмов. Сегодня близок к витализму и так называемый холизм (от греч. «холос» - целое). Холизм утверждает несводимость целого к частям, существование некоторого нового качества (часто называемого эмерджентным качеством), которое впервые возникает только в целом и отсутствует у элементов целого. Бытие, с точки зрения холизма, представляет из себя систему все более высоких уровней организации, где сущности более высокого уровня относятся как целые к своим элементам к сущностям более низкого уровня. Каждый новый уровень бытия обладает своими законами и принципами, для выражения которых нужно создание нового знания относительно знания нижележащего уровня организации.

Внутри витализма всегда существовало еще много более частных направлений, из которых можно выделить два наиболее важных. Эти два направления можно условно называть рациональным и иррациональным витализмом. Иррациональный витализм считал, что Принцип Жизни непознаваем, и мы можем только утверждать, что он есть, но каков он и каковы его свойства, познать невозможно. Это направление витализма по существу отрицало возможность биологии как науки и превращало биологию в мистику. Рациональный витализм, допуская принципиальное отличие живого от мертвого, тем не менее полагает, что возможно рациональное, научное познание этого отличия и построение биологии как научной дисциплины.

Направление, противоположное витализму, - это редукционизм. Слово «редукционизм» происходит от латинского слова «reductio» - «упрощение», сведение сложного к простому. Представители редукционизма (редукционисты) считают, что никаких принципиальных различий между живым и неживым нет, различие здесь только количественное – живые организмы представляют из себя очень сложные, но физико-химические системы. Поэтому возможна биология как наука, законы биологии – это законы физики и химии, но проявляющие себя в специфических условиях. Таким образом, для редукционистов биология – одна из прикладных физико-химических наук. Внутри редукционизма, однако, также можно выделить два направления – сильный и слабый редукционизм. Сильный редукционизм полностью отрицает особенности живых организмов даже как физико-химических систем. Что же касается слабого редукционизма, то это направление в той или иной степени признает видоизменение законов физики и химии для живых организмов, хотя в любом случае это видоизменение не настолько велико, чтобы вообще отменить эти законы.



Одним из наиболее ярких проявлений позиции слабого редукционизма является готовность представителей этого направления расширить само понимание физики, если на основе старых законов физики невозможно будет описать те процессы, которые происходят в живых организмах. Например, известный физик 20-го столетия, один из создателей квантовой механики, Эрвин Шрёдингер в книге «Что такое жизнь?» пишет: «Развертывание событий в жизненном цикле организма обнаруживает удивительную регулярность и упорядоченность, не имеющих себе равных среди всего, с чем мы встречаемся в неодушевленных предметах... Нас не должны поэтому обескураживать трудности объяснения жизни с привлечением обыкновенных законов физики. Ибо это именно то, чего следует ожидать, исходя из наших знаний относительно структуры живой материи. Мы вправе предполагать, что живая материя подчиняется новому типу физического закона» (Э.Шредингер. «Что такое жизнь?».Ижевск, 1999. – С.79-83). В этом случае позиция слабого редукционизма уже вплотную приближается к позиции рационального витализма, и может оказаться, что спор между ними будет уже больше касаться терминов. Если для того, чтобы объяснить процессы в живой природе слабые редукционисты готовы изменить саму физику, возможно, даже качественным образом, то кто в этом случае может дать гарантию, что одно из таких изменений наконец не сможет удовлетворить и рациональных виталистов? Различие будет состоять лишь в том, что слабые редукционисты будут продолжать называть физикой не старую, а новую физику, а рациональные виталисты будут настаивать, что физикой следует называть только старую физику, в то время как то изменение, которое слабые редукционисты называют новой физикой, выходит уже за рамки физики вообще. Таким образом, по существу различие между этими направлениями исчезнет, и останется спор только о словах.

Если проследить историю биологии, то можно отметить следующую основную тенденцию развития этой науки: развитие биологии происходило от принятия крайних форм витализма и редукционизма к постепенному сближению их позиций. Вначале, когда в биологии господствовал либо витализм, либо редукционизм, это были крайние формы обоих направлений, иррациональный витализм и сильный редукционизм, не способные воспринять плодотворные идеи противоположного лагеря. Постепенно, особенно с развитием биологии в 20-м веке, ученые-биологи стали, с одной стороны, понимать, что множество биологических функций и структур имеют вполне реальную физико-химическую основу (это относится к структуре белков и хромосом, к процессам нервной проводимости и мышечного сокращения, и т.д.), а, с другой стороны, все эти процессы и состояния проявляют устойчивую своебразность по отношению к параметрам неорганических физико-химических процессов. Причем, эта своеобразность оказалась настолько выраженной, что для ее объяснения потребовалось изменить саму физику, например, объяснение молекулярной устойчивости наследственности живых организмов стало понятно только после открытия квантовой физики, а специфика физико-химических процессов в живых организмах стала получать свое объяснение только после построения основ неравновесной нелинейной термодинамики и синергетики. Так постепенно в биологии и расширяются области применения физики и химии, и одновременно изменяются сами эти науки, все более приспосабливаясь к особенностям живых организмов. В целом можно сказать, что происходит сближение рационального витализма и слабого редукционизма. Это можно понять только при том условии, что своя часть истины содержится в каждом из этих направлений (как в витализме, так и в редукционизме), и здесь нужно не выбирать, но соединять все то хорошее, что есть в каждой точке зрения.

Несомненно, что живые организмы достаточно сильно отличаются от неживых тел, и настоящая наука должна объяснить это различие, а не закрывать на него глаза, – в этом правда витализма. Но, с другой стороны, это отличие живого от неживого познаваемо и проявляет себя в том числе через физико-химические процессы – в этом правда редукционизма.
3. Философские основания понятий «здоровье» и «болезнь»

Основные понятия медицины – понятия «здоровье» и «болезнь». Это уже некоторые состояния живого, в связи с чем философия медицины во многом представляет из себя дальнейшее развитие общих философских проблем биологии. Как же можно попытаться понять, что отличает здоровое состояние живого организма от больного? С нашей точки зрения, важнейшей категорией, лежащей в основании философии медицины и позволяющей заложить основу для разрешения ее проблем, является категория «меры жизни». Живое обладает не только качеством жизни, отличающем его от неорганических объектов и процессов. Живое обладает и своими количественными определениями. Можно предположить, что есть не просто жизнь, но определены еще и разные степени и меры жизни – может быть жизнь более сильная и более слабая. Эта идея более количественного определения жизни и лежит в основании понятий здоровья и болезни. В самом общем смысле здоровьем называют сильную жизнь, а болезнью – жизнь ослабленную. Вот принципиальное философское оснований медицинской науки. Но этот общий принцип меры жизни требует конечно же своего дальнейшего развития и уточнения.

Во-первых, следует подчеркнуть, что понятия здоровья и болезни зависят от типа организации живого существа. То, что является здоровьем для мухи, вряд ли можно назвать таковым для человека. Следовательно, определяя эти понятия, необходимо каждый раз уточнять некоторый вид жизни, обладающий относительно самостоятельным качеством, своеобразием и собственными принципами организации.

Только если некоторый вид жизни зафиксирован, по отношению к нему имеет смысл более определенно говорить о той или иной мере жизни (этого вида). Меры жизни разных видов могут оказаться несравнимыми между собой.

Далее возникает проблема более строгого выражения меры жизни определенного вида жизни. Речь идет о том, чтобы выяснить те факторы, от которых может зависеть мера жизни и сформулировать конкретные вклады этих факторов в итоговую меру жизни. Приведем здесь некоторые примеры.

Одним из важнейших параметров меры жизни является степень адаптивной пластичности живого организма. Организм может оказываться в различных – более или менее благоприятных – для его существования условиях (например, в ситуациях с разными величинами температур, количества пищи, плотности популяции и т.д.). В одних ситуациях организм способен приспособиться и выжить, в других ситуациях он погибает. В этом случае можно ввести такое понятие, как объем выживания организма – множество всех тех возможных ситуаций, в которых организм может остаться живым, приспособившись к условиям этих ситуаций. Объем выживания – одна из важных характеристик меры жизни того или иного вида жизни. Чем более – при прочих равных условиях - объем выживания организма, тем большей мерой жизни он обладает. В математической экологии близким к понятию объема выживания является понятие экологической ниши. В этом случае вводится так называемая функция благополучия, которая представляет из себя некоторую интегральную оценку жизнедеятельности организма. Эта функция определяет не только экологическую нишу, но и конкретные количественные показатели благополучия организма в каждой конкретной ситуации, т.е. в каждой точке экологического пространства. Нечто подобное можно представить и для более общего случая, когда мера жизни организма могла бы определяться на основе некоторой функции благополучия этого организма в некотором пространстве возможных ситуаций существования организма.

Функция благополучия – один из примеров так называемых критериев оптимальности, которые все чаще в последнее время применяются при решении разного рода задач в биомедицинских науках. Например, можно пытаться выяснить, почему рыбы обладают определенной формой тела. Помочь в решении этой задачи могут соображения, связанные с оценкой формы с точки зрения, например, сопротивления встречному потоку жидкости при движении в воде. Такую задачу можно представить достаточно строго, в рамках определенной математической модели. Можно рассмотреть различные возможные пространственные формы и задать на них некоторую функцию, значение которой будет выражать, допустим, величину сопротивления этой формы при ее движении в жидкой среде. Затем можно попытаться найти такие формы, которые дают минимальные значения указанной функции. Часто оказывается, что математически найденные формы с минимальным сопротивлением являются достаточно близкими реальным формам водных организмов. Подобные задачи называют задачами на экстремум. При решении таких задач оказалось, что многие биологические структуры максимизируют или минимизируют определенные функции, количественно выражающие биологически значимые параметры (заметим, что задача на максимум всегда может быть переформулирована как задача на минимум, если в качестве новой функции взять в той же задаче используемую функцию с обратным знаком). Такие функции и были названы критериями оптимальности, или целевыми функциями. Впервые идею всеобщей роли критериев оптимальности в биологии сформулировал американский биолог Н.Рашевский в так называемом принципе оптимальной конструкции (principle of optimal design): «организмы, обладающие биологической структурой, оптимальной в отношении естественного отбора, оптимальны также и в том смысле, что они минимизируют некоторую оценочную функцию» (цит. по: Р.Розен. Принцип оптимальности в биологии. М.: Мир, 1969. – С.18-19).

В общем случае биологическая структура может оцениваться с точки зрения различных критериев оптимальности К₁, К₂, …, K_n. Каждый из этих критериев может быть сформулирован таким образом, что он будет выражать какой-то определенный аспект благополучия в жизнедеятельности организма. В этом случае можно пытаться ввести интегральный критерий оптимальности (благополучия) К = К(К₁,К₂, …,K_n), определенный как некоторая функция на частных критериях оптимальности. По-видимому, такого рода интегральные критерии могут в большей степени претендовать на выражение меры жизни. Мера жизни выступает в этом случае некоторым предельным понятием наиболее интегрального критерия оптимальности, обобщающего в себе множество всех более частных критериев благополучия живого организма.

С развитием методологии разного рода критериев оптимальности в современных биомедицинских науках развивается все более крепнущая тенденция квантификации феномена жизни, т.е. выражения в количественной форме различных проявлений живого.

Пусть теперь дан некоторый критерий оптимальности (благополучия) К для некоторого вида жизни. Организм данного вида может находиться в состояниях с большей или меньшей величиной К. Состояния с достаточно высокими показателями К можно называть К-нормой. Когда величина К существенно снижается, возникает некоторое новое качественное состояние организма, которое можно обозначить как К-патологию. Например, можно ввести некоторый температурный критерий оптимальности К_Т, который будет давать максимум для человека при значении температуры 36.6^оС, и будет падать при отклонении от этой температуры. В этом случае состояния организма при достаточно больших значениях К_Т, т.е. вблизи температуры 36.6^оС, можно называть температурной нормой (К_Т-нормой). Состояния, выходящие за пределы этого интервала, - температурной патологией (К_Т-патологией).

Под К-здоровьем теперь можно понимать такую К-норму, где критерий К выступает в качестве некоторого интегрального критерия оптимальности. Соответственно, К-болезнью можно называть К-патологию с интегральным критерием К, т.е. те состояния организма, для которых значение интегрального критерия К принимает достаточно низкие значения.

Таким образом, понятия нормы и патологии (здоровья и болезни) необходимо уточнять относительно выбранного критерия оптимальности. Подобным же образом могут быть уточнены и остальные медицинские понятия, например: «К-патогенез» - процесс, снижающий величину критерия К, «К-саногенез» - процесс, повышающий величину К. Подобное уточнение позволяет разрешить ряд парадоксов, связанных с коллизией различных критериев оптимальности, когда, например, по одному из критериев человек здоров, а по другому – болен, по одному критерию человек выздоравливает, по другому - заболевает. Кроме того, понятия «здоровья» и «болезни» в этом случае приобретают количественные степени.

Следует также отметить, что структура организации нормы и патологии обычно имеет «звездчатую структуру» с нормальным состоянием биологической структуры в центре и множеством патологических ее модификаций на периферии, способных возникнуть из центрального состояния нормы. По-видимому, такого рода организация связана с тем, что норма представляет из себя некоторое равновесие множества факторов, каждый из которых может быть гипертрофирован за счет других (дополнительных) факторов, образуя тот или иной вид патологии как неравновесной нормы. С этой точки зрения патоокружение всякой нормы не случайно. Изучая многообразие патологии, можно придти к выводу о составе нормы, приводя в равновесие гипертрофированные патологические факторы.

Пусть  - интегральный психический критерий оптимальности, величина которого выражает «психическое здоровье» («-здоровье») человека,  - интегральный физический (физиологический) критерий оптимальности, величина которого выражает «физическое здоровье» («-здоровье») человека. Пусть также З – некоторый интегральный критерий оптимальности, на основе которого выражается общее здоровье («Здоровье» с большой буквы) человека. Критерии  и  - это частные случаи критерия З, т.е. З = З(,,К₁,…,К_m,…) – интегральный критерий здоровья З есть функция от физического, психического и, возможно, еще каких-то критериев, К₁,…,К_m,…, здоровья человека. В связи с этими критериями можно выделять и несколько видов медицины:

- «физическая (соматическая) медицина» («-медицина») ограничивает здоровье человека только -здоровьем

- «психическая медицина» («-медицина») ограничивает здоровье человека только -здоровьем

- «психосоматическая медицина» («-медицина») ограничивает здоровье только психосоматическим здоровьем, т.е. той частью критерия З, которая определяется только критериями  и 

-медицина представляет из себя классические разделы западной материалистической медицины. -медицина – это психиатрия. В последнее время все более активно развивается психосоматическая медицина, в которой формируется философия более интегрального – психосоматического – образа здоровья и болезни. В этом процессе выражается общая тенденция развития западной медицины – тенденция восхождения от более частных к более интегральным критериям здоровья, в пределе стремящихся к интегральному критерию Здоровья (З), который, однако, никогда не может быть до конца выражен средствами научного познания. Следует заметить, что, тем не менее, критерий З может даваться ученому-медику посредством интуиции, в то время как более частные критерии здоровья рано или поздно могут быть выражены и средствами рационального познания.

Возможны, как уже упоминалось выше, разного рода коллизии частного и интегрального критериев здоровья, опровергающие полную возможность сведения второго к первому. Например:

- при низкой величине  (или ) может достигаться достаточно высокая величина З за счет достаточно высоких значений других частных критериев здоровья. Это случай «соматически (психически) больного, но в целом здорового» («()-больного и Здорового») человека. Пример – Федор Достоевский, который был гениальным писателем (З-здоровым человеком) и одновременно больным эпилепсией (- и -больным).

- при высокой величине  (или ) может достигаться низкая величина З за счет достаточно низких значений других частных критериев здоровья. Это случай «соматически (психически) здорового, но в целом больного» («()-здорового и Больного») человека. Пример – разного рода физически и психически здоровые самоубийцы.

Такого рода примеры являются контрпримерами для частных медицин, абсолютизирующих частные критерии здоровья. Следовательно, есть медицины и Медицина. Частные медицины абсолютизируют частные критерии здоровья. Медицина (с большой буквы) всегда понимает, что все критерии здоровья – это лишь частные случаи интегрального критерия Здоровья (З), охватывающего всю полноту бытия человека в мире. Этот интегральный критерий есть критерий обобщенной оптимальности бытия, с точки зрения которого может быть оценен не только человек, но и любое начало в мире. Так синтетическая Медицина одновременно оказывается своего рода медицинской философией.

51.сознание

Каждому человеку представляется самоочевидным, что него есть сознание. Он сознает, что происходит вокруг него, что он думает, что он ощущает и т.п. Столь же несомненным ему представляется существование материальных вещей, из которых состоит он сам и окружающий его мир. Но что значит сознавать? Каково отношение между сознанием и материальными вещами? Наконец, хотя каждому и очевидно, что он обладает сознанием, как каждый из нас может быть уверен в том, что и другие тоже имеют сознание? Не было бы правильнее сказать, что я знаю, что у меня есть сознание. В таком случае следует задать вопрос, каково отношение моего сознания к сознанию других людей, или может быть, просто к другим сознаниям?

Проблема сознания является одной из центральных проблем, занимающих человечество. Решить ее пытается не только философия, но многие другие науки, например, психология, нейробиология, социология и др. Каждая из этих наук изучает феномен сознания со своей специфической точки зрения, но результаты, полученные в рамках исследований, проводимых в этих областях знания, широко используются в философии. В современном мире невозможно обойтись без интердисциплинарного подхода к проблеме сознания. Однако в чем заключается философская проблема сознания? Традиционно в философии под проблемой сознания понимается психофизическая проблема, то есть проблема отношения материи и сознания. Несмотря на то, что в современной философии психофизическая проблема не только сохранила свою актуальность, но является, пожалуй, основной философской проблемой, философия сознания не исчерпывается только ею. Самостоятельное значение имеют также проблема бессознательного и проблема общественного сознания.

2.