ТМК. Н. Ф. Алефиренко когнитивная лексикология русского языкаоглавление введение
 Скачать 463.11 Kb.
|
|
2.3. Ценностно-смысловой принцип Антропоцентрическая связь когнитивной лексикологии с культурологией исходит из природы последней лингвокультурология ориентирована на человеческий, а точнее – на культурный фактор в языке и на языковой фактор в человеке [Телия В.Н., 1996 ]. В.Н. Телия практически отождествляет человеческое и культурное, что для когнитивной лексикологии весьма существенно. Будем рассуждать так. Вселенная существует в двух ипостасях: естественной и антропоморфной. Первая из них монологична; поскольку она принципиально неспособна к диалогу, к ней неприложимо понятие смысл. Смысл возникает только в человеческом универсуме он диалогичен по своей природе, что, собственно, и позволяет говорить о наличии в нём культуры, средством существования которой служит система символов, важнейшими из которых являются словесные знаки. Лексическая подсистема языка – зеркало культуры, в котором отражается не только реальный мир, окружающий человека, не только реальные условия его жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира [Тер- Минасова, С.Г., 2000]. Поэтому концептуальное осмысление культуры может произойти только посредством изучения словарного состава языка. Лексика – составная часть культуры и ее орудие, это действительность нашего духа, лик культуры он выражает в обнаженном виде специфические черты национальной ментальности. Языки, прежде всего, его словарный состав, по замечанию К. Леви- Стросса, – специфический способ существования культуры, фактор формирования культурных кодов [Леви-Стросс К, 1983: 178]. И всё же, несмотря на своеобразие разных лингвокультур, существуют различные формы межкультурной коммуникации. Возможность успешной коммуникации между различными культурами, – по мнению А. Вежбицкой, – напрямую зависит от универсальности базового множества семантических примитивов, из которых каждый язык может создавать практически бесконечное число более или менее “идеосинкретичных” специфичных для данной культуры) понятий, а специфичные для языков конфигурации этих примитивов отражают разнообразие культур [Вежбицкая А, 1996: 296-297]. В рамках когнитивной лексикологии можно говорить и о более уникальных проявлениях взаимосвязи слова и культуры. Своеобразие русской лексики обусловливается тем, что русский язык в целом по своей природе эллинистический. По целому ряду исторических условий, живые силы эллинской культуры устремились в лоно русской речи, сообщив ей, по образному выражению О. Мандельштама, самобытную тайну эллинистического мировоззрения, тайну свободного воплощения [Мандельштам О, 1987: 19]. Соединение языка древнеболгарского с обиходным древнерусским обеспечило, по мнению Д.С. Лихачёва, русскому литературному языку богатую синонимику и богатые оттенки значений. В результате русское слово стало именно звучащей и говорящей плотью. Ср. в статье А. Белого Символизм Слово сознания должно иметь плоть. Плоть должна иметь дар речи. Слово должно стать плотью. Слово, ставшее плотью, – и символ творчества, и подлинная природа вещей Белый А, 1994: 335]. Слово в эллинистическом понимании есть плоть деятельная, разрешающаяся в событие. Поэтому русский язык историчен уже сам по себе, так как во всей своей совокупности он есть волнующееся море событий, непрерывное воплощение и действие разумной и дышащей плоти. Русский номинализм, то есть представление о реальности слова, как такового, животворит дух нашего языка и связывает его с эллинской филологической культурой не этимологически и не литературно, а через принцип внутренней свободы, одинаково присущей им обоим. Язык впитывает в себя все богатство культуры, в тоже время как любая национальная культура в немалой степени связана с характером и Эллинистическая культура — не только культура Греции под игом Македонии и Рима это культура, выплеснутая благодаря завоеваниям Александра Македонского во многие регионы мира далеко на юг в Африке и еще дальше на восток в Азии. На северные по отношению к эллинам земли Восточной Славии эллинистическая культура пришла вместе скрещением русичей и внедрением в их языковое сознание христианского восприятия и понимания мира. спецификой конкретного языка. Язык, по замечанию акад. Д.С. Лихачева, благодаря слову выступает неким концентратом культуры нации, воплощенной в различных группах данного культурно-языкового сообщества [Лихачев Д.С.: 28]. Вместе стем в словах того или иного языка представлен целый мир, способный лексически и семантически охватить всю многогранную культуру. Язык – естественная среда обитания культуры. Культура это – не только живопись и литература. Культура – это религия, эссенция сущности самосознания каждого народа. Этим суждениям можно найти и более лаконичную формулу через лексическую семантику воплощается отражённая в сознании действительность, а культура – её важнейшая составляющая. 2.4. Дискурсивно-коммуникативный принцип Сопряжение когнитивной лексикологии с теорией дискурса обусловлено необходимостью исследования одного из основных феноменов слова взаимодействием лексического значения и смысла. На первый взгляд слово непосредственно с дискурсом не связано, поскольку единицей дискурса являются коммуникативные структуры. Одни авторы таковой называют высказывание, другие – текст. Многие исследователи основной структурной единицей речевого общения признают простой обмен репликами [Сусов 1984; Кучинский 1985; Макаров а Sinclair, Coulthard 1975; Coulthard 1977; 1985; Edmondson 1981; Brown, Yule 1983; Stubbs 1983; Francis, Hunston 1992; Sinclair 1992]. Однако смысловые вариации языкового значения обусловливаются именно диалогической речью, асам дискурс – инструмент манипуляции словом. Переоценить роль слова в процессе познания невозможно, поскольку благодаря слову мы не только выражаем, но и получаем необходимые знания о мире. Однако для того, чтобы слово могло выполнять функцию своеобразного сигнала сигналов, (см. работы акад. И.П. Павлова), чтобы сего помощью можно было адекватно осмыслять явления окружающего мира, оно должно быть определённым образом устроено. Познать его устройство и правила его использования в дискурсивной практике – главная задача когнитивной лексикологии. Междисциплинарные связи обусловливаются изначальным родством глобальных для лексикологии процессов номинации и познания. Собственно номинация, на первый взгляд, всегда была объектом лексикологии. Однако при более пристальном рассмотрении приходится констатировать, что в учебниках и учебных пособиях о ней, скорее, упоминали в связи с перечислением функций языка. Наряду с коммуникативным предназначением языка упоминается, как правило, и его номинативная функция. В академической науке номинации отводится вполне достойное внимание, однако такие разыскания таки остаются жить обособленной жизнью, не только не пересекаясь с учебной лексикологией, но ив прикладной науке о слове оставаясь внесистемного взаимодействия. И это притом, что уже давно намечены векторы разграничения и взаимосвязи базовых категорий семантики, ономасиологии и семасиологии. Так в энциклопедии Русский язык этой проблеме посвящена отдельная статья. Утверждение, что семантика – это наука о значении вообще, не совсем корректно. Во всяком случае, требует дополнительных пояснений. Одного замечания о том, что это широкое понятие, охватывающее много более узких, в частности, семасиологию и ономасиологию, недостаточно. Это справедливо, пожалуй, только по отношению к семантике как науке. Но семантика – это ещё и свойство знаковых единиц языка и речи. Ив этом аспекте семантика слова не сводима только к значению. Она шире значения, поскольку включает в себя и смысловое содержание языкового знака, которое может быть (а) 17 доречевым, (б) речевыми (в) дискурсивным. В таком триединстве можно говорить о когнитивной семантике. III. КОГНИТИВНАЯ СЕМАНТИКА 3.1. Многовекторность когнитивной ономасиологии Сам термин когнитивная семантика можно воспринимать в двух ракурсах. Прежде всего, он представляет своеобразие российской лингвокогнитивистики, отличающее её от американской. Западноевропейская когнитивная лингвистика с лёгкой руки Р. Лангакера обычно называется когнитивной грамматикой, что, кстати, важно для понимания её статуса по отношению к учению о слове. Российская когнитивная лингвистика именуется ещё когнитивной семантикой. Это объясняется расширительным пониманием термина грамматика в англоязычной лингвистике, тогда как в России нередко используется термин когнитивная семантика, указывающий на один из источников лингвокогнитивистики. Ономасиология в ней представлена как отрасль семантики, изучающая наименования, использование языковых средств для обозначения внеязыковых объектов. Называется и вектор лексикологического исследования от обозначаемого предмета к средствам его обозначения, шире – от содержания к форме. В отличие от ономасиологии, вектор семасиологического поиска направлен от средства выражения к выражаемому значению. Обычно подчёркивается вторичность ономасиологии, которая зародилась в недрах семасиологии. При этом понятия семасиология и семантика нередко отождествляются. Что касается вторичности ономасиологии, то здесь возражений быть не может. Действительно, только в 1895 году ММ. Покровский выразил убеждение в необходимости её создания. Витольд Дорошевский? Наиболее явно его пророчество начало осуществляться в е гг. ХХ в, когда в лингвистическом направлении Слова и вещи («Wörter und Sachen») ономасиологический подход предстал на материале романской диалектологии в своих реальных очертаниях. Позже, когда наука приняла, наконец, сам термин ономасиология, этот подход становится в изучении лексики весьма популярным. Собственно говоря, это был даже не новый подхода взгляд на один и тот же объект с иной стороны, позволивший представить учение о содержательной стороне слова в завешенном виде. Это выражается в том, что семасиологический анализ значений слови их форм подводил логику исследователя к необходимости рассмотрения мыслительных категорий (понятий, концептов, гештальтов), которые уже поддавались изучению методами и приёмами семасиологии. Для этого нужен иной вектор исследования, иной ракурс видения проблемы. Ею и стала ономасиология, прокладывающая иную траекторию исследовательского поиска от обозначаемого предмета к средствам его обозначения. Зарождающаяся когнитивная лексикология открывает дополнительные возможности в изучении соотношения двух традиционно выделяемых планов – плана содержания и плана выражения. К тому же, и понимание этих планов словесного знака уточняется плана содержания рассматривается как смысловое содержание обозначаемого объекта, а план выражения как знак-символ. При таком подходе теория языкового знака обретает свой унилатеральный облик знак – средство репрезентации внеязыкового содержания. Уже само понимание характера соотношения этих двух планов даёт повод усомниться в том, насколько ономасиология может считаться областью языковой семантики. Неслучайно Э. Косериу предлагал задуматься, является ли ономасиологический подход истинно семантическим. Червяком сомнения при этом оказывалась мысль о том, что ономасиологический анализ не позволяет вникать во внутреннюю динамику семантической структуры слова. Такого рода сомнения усугубляются ещё и тем, что по существу ономасиологический подход в языкознании утверждался структуральными доктринами учением Ф. де Соссюра обозначающем и означаемом, концепцией Л. Ельмслева о плане выражения и плане содержания. Лингвистический интерес для них, как известно, представлял только план выражения. Нов тоже время, вначале х годов ХХ века во Франции выходит в свет книга Ф. Брюно Мысль и язык [1922]. В ней доказывается обратное изучение способов выражения понятийных категорий является лингвистическим, поскольку мыслительные категории являются только объектами вербализации, а предметом исследования языковые средства их выражения. Объектами оязыковления в работе Ф. Брюно выступали различные идеи пол, число, «определённость – неопределённость», лицо, обстоятельства, время, причина и т.п. Правда, такой подход в отношении когнитивной лексикологии оставляет повод для дискуссий о том, насколько он является лексикологическим. Многими авторами утверждается, что комплексного ономасиологического анализа языка необходимо, не ограничиваясь языковыми данными одного уровня, привлекать средства разных уровней, ибо ономасиологический подходи создаваемое сего помощью ономасиологическое семантическое поле по своей природе являются разноуровневыми, отражая реальные ассоциации между языковыми средствами, присутствующие в языковом сознании говорящих. И это совершенно справедливо. Однако при таком возражении речь идёт всё- таки об ономасиологическом анализе языка в целом. В рамках же создания ономасиологии языка не только возможна разработка когнитивных аспектов разных языковых уровней – без них решить столь глобальную проблему невозможно. В этом отношении когнитивная лексикология вполне вписывается в общую теорию ономасиологического анализа языка. В таком плане когнитивный подход применим к разным отраслям лексикологии ▪ исторической лексикологии (при изучении номинативной динамики слова, логик формирования его внутренней формы ▪ ареальной лингвистики (при изучении когнитивных причин варьирования обозначений одних и тех же объектов в вариантах литературных языков ив диалектах ▪ синхронному изучению языка (при выявлении когнитивных оснований формирования синонимических рядов и семантических полей ▪ контрастивной лингвистики, изучающей способы выражения одного итого же концепта в разных языках ▪ прикладному языкознанию, в частности к лексикографии когнитивные основания составления идеографических словарей, лингводидактики (особенно при преподавании языка как неродного, когда студенту важно уяснить когнитивно-прагматическую подоплёку коннотативной номинации. Ономасиология противополагается семасиологии как наука об именовании, процесс, проистекающий в направлении от вещей к обозначающим их знакам. Поэтому фактически синхронная ономасиология есть в первую очередь наука о синонимии. Разумеется, её интересуют и другие семантические проблемы, но рассматриваемые, однако, под углом зрения проблемы поиска слова для адекватного обозначения реалии или выражаемого концепта как некой данности. В таком случаев фокусе внимания оказывается проблема выбора знака. Она всегда возникает в языковом сознании говорящего, ведущего поиск средств для репрезентации актуальной в данной речевой ситуации фасеты вербализуемого концепта. Синхронная ономасиология не лишена и культурологического интереса, поскольку она может быть не только концептуальной, но и референциальной: в центре её внимания вместе с выражением интенциональной идеи (концепта) оказывается и проблема наименованием соответствующего заранее заданного объекта культуры, те. проблема выбора адекватного средства номинации при фиксированном и культурно маркированном референте. Диахронная ономасиология, прослеживающая причины видоизменений характера номинации одного итого же предмета или понятия, также связана с когнитивной лексикологией. При этом за неизменную величину принимается референт (или сигнификат), а переменной – его номинации, зависящие прежде всего от глубины познания сущности именованного предмета. Региолектная (социолектная) ономасиология, изучающая зависимость способа обозначения некоторого референта (или сигнификата) от специфики социокультурного пространства региона, позволяет применять принципы когнитивной лексикологии к исследованию диалектной лексике. До сих пор речь шла о когнитивных основаниях ономасиологии. Можно ли говорить о таком же подходе к семасиологии Камнем преткновения в теории лингвистической семантики, прежде всего, следует считать обособленное изучение категорий значения и смысла. Создание целостной лингвокогнитивной программы развития современной теории лексического значения предполагает нахождение и осмысление тех свойств, благодаря которым эти феномены являются категориями языковой семантики. Неиссякаемость этой проблемы обусловливается разными факторами а) многоаспектностью речемыслительного содержания единиц языка и речи б) генетическим функциональным взаимодействием значения и смысла (между собой и со смежными категориями — понятием, значимостью, функцией, знанием, сознанием когнитивными сознанием языковым в) неоднозначным толкованием их концептуального содержания и т. п. Все это не может не стимулировать продолжающиеся дискуссии в отечественной и зарубежной семасиологии (Ю. Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова, Л. М. Васильев, А. Г. Волков, В. Г. Гак, Е. С. Кубрякова, А. А. Леонтьев, МВ. Никитин, Л. А. Новиков, Б. А. Серебренников, ЮС. Степанов, А. А. Уфимцева; А. Вежбицка, Дж. Лакофф, В. Леман, Ч. Филлмор, УЛ. Чейф и др. 3.2. Значение и смысл как категории когнитивной лексикологии Неоспорим тот факт, что разработка любой серьезной лексикологической теории неизбежно связана с проблемой взаимоотношения значения и смысла [Алефиренко Н.Ф., 2005: 69]. О многосложности проблемы говорит уже тот факт, что ею всегда занимались, продолжают заниматься самые разные науки и научные течения кроме лингвистики, взаимоотношение значения и смысла – предмет психолингвистики, философии и логики, психологии и других дисциплин. Данный факт свидетельствует также о неполной разработанности указанной проблемы, об отсутствии четкого понимания сущности значения и смысла и, как следствие, – о размытости грани между этими семантическими феноменами. Всё это необходимо учитывать при создании теоретических оснований когнитивной лексикологии во-первых, в какой-то степени к их созданию приходится привлекать междисциплинарные знания во-вторых, возникает необходимость в обогащении понимания собственно лексикологических явлений понятиями когнитивистики. Необходимость в такого рода инкорпорации обусловливается продолжающимися дискуссиями, не устраняющими однако значительные разногласия в понимании соотношения значения и смысла. Спор ведётся вокруг таких вопросов, как (а) где проходит грань между значением и смыслом, (б) какой из названных феноменов является первичным, а какой производным (в) в чём состоит специфика компонентов значения и смысла, (г) какова методика систематизации данных компонентов, (д) как происходят порождение и восприятие смысла. Когнитивная лексикология, включаясь в решение этих проблем, прежде всего, ведёт поиск эвристических способов включение в давно устоявшуюся дихотомию значение – смысл феномена концепта как основной своей категории. Его целесообразность обусловливается двумя причинами. Во-первых, наличие между значением, смыслом и концептом онтологических связей и отношений обусловлено, прежде всего, тем, что все они по природе своей ментальны. Во-вторых, каждый из них в разной форме и разными средствами является выразителями когнитивного и языкового сознания. Понятие языковое сознание вошло в активный лингвистический обиход лишь в последние два десятилетия, хотя мысль о необходимости его выделения осеняла многие выдающиеся умы прошлого (В. фон Гумбольдт, И.А. Бодуэн де Куртенэ Н.В. Крушевский, ИЛ. Вайсгербер, РО. Якобсон и др. При всем разнообразии подходов, к раскрытию содержания этого понятия названных лингвистов объединяло общее убеждений в том, что язык не может быть чем-то внешним, индифферентным по отношению к сознанию, что язык выступает активным средством его практической самореализации (действительным сознанием. Однако в дальнейшем общность исходных позиций разрушается, ив результате возникают не только различные, но и взаимоисключающие семасиологические теории. И все же, несмотря на известные противоречия, современная семасиология дает основания полагать, что когнитивное сознание, языковое сознание, значение и смысл – понятия нетождественные. Хотя сознание, или понятийное мышление, опирается на язык, оно не сводится к сумме языковых значений. Дело в том, что языковые значения динамичны в процессе совместной речемыслительной деятельности говорящего и слушающего происходит их изменение и обогащение, развитие. Различительные свойства элементов когнитивного сознания (понятий и представлений) и элементов языкового сознания (значений) объясняются также «двуликостью» последних. Значение, — пишет М. П. Муравицкая, – определяется отношением знака к обозначаемому предмету и местом в данной конкретной исторически сформировавшейся семиологической категориальной системе языка [Муравицкая М. П. ] . Язык, следовательно, не создавая особого мира, особой картины мира, обладает способностью своеобразно представлять когнитивные структуры, «оязыковляя» их, преобразовывать в значения – структуры уже языкового сознания, вплетая при этом смысловые нити вторичной, лингвокреативной, деятельности в отражательную основу многовекового и динамичного культурно-исторического полотна. В языковом сознании формируется в конечном итоге национально-субъективный образ мира, преимущественно модально-оценочный и пристрастный, ноне автономный, а как составная часть более широкого обыденного сознания. Такое сознание, в отличие от научного, не нацелено на выделение и уяснение противоречий между явлениями, на раскрытие их сущности. Научное сознание объективируется в значениях языковых знаков особого рода – терминов. Если значения слов лишь стремятся к своему пределу — понятиям, то терминозначения уже находятся в пределах понятия, хотя и не утрачивают генетической связи со значениями общеупотребительных слов, которые выступают непросто фактом мотивации соответствующих терминов, но семантической основой их существования. Живой такая связь бывает, главным образом, в значениях терминов, возникших на базе слов определенного национального языка. Ср., например, значения философских терминов русского языка время — 'одна из основных объективных форм существования материи, проявляющаяся в длительности бытия причина — 'явление, обусловливающее или порождающее другое явление. В подобных случаях общеупотребительное слово, приобретая философско- категориальное значение, становится термином. Иначе говоря, терминологическое значение сосуществует с другими значениями полисеманта как один из его лексико-семантических вариантов (ЛСВ). Вместе с другими ЛСВ он входит в смысловую структуру слова и реализуется в речи однозначно. Несколько по-другому процессы взаимоотношения значения и смысла происходят в интернациональной терминологии. Значение терминов этой группы переосмыслению подвергается чаще всего в области сигнификата по мере изменения самого понятия, обусловленного динамикой научного познания соответствующего явления, а в сфере общественно-политической терминологии — изменениями социально- исторических условий его бытования. Весьма ярким примером тому может быть соотношение значения и смысла термина демократия, представленное не в лингвистическом исследовании, а в газетной публикации, рассказывающей о симпозиуме Демократические перемены в сегодняшнем мире (Тунис, 1992 г. Если кто-то из читателей считает, что ныне, в конце XX века, политики и обществоведы. под словом демократия понимают одно и тоже, то он ошибается Известия, 1992. № 23). И автор — С. Филатов — приводит несколько выдержек из выступлений участников симпозиума, демонстрирующих смысловой спектр значения слова демократия (гр. demokratia < demos народ + kratos власть) народовластие демократия это правление народа, поиски всеобщей ответственности в осуществлении власти, консенсус, плюрализм, политико- культурный феномен Запада, гарантия индивидуальных прав и свобод, противоположность тоталитаризму, отношение правителей к управляемыми др. Автор передает далее свое восприятие услышанного. Усиливалось смешанное чувство с одной стороны, крепло осознание демократии как универсальной ценности человечества, ас другой — одновременно вырастал справедливый вопрос есть ли пределы смыслового многообразия слова и понятия демократия Постепенно, говорится в статье, вырисовывалась некая емкая, не отличающаяся научной точностью, но зато впитавшая в себя мнения большинства участников симпозиума формула демократия – это определенная форма правления, основанная на соблюдении прав человека и свободе личности. Данный пример достаточно убедительно показывает, как структурирование объективно-общественных смыслов (их иерархия, установление между ними закономерных связей) формирует значение слова. Сформированное таким образом значение, разумеется, не останется незыблемым. В определенных вербальных и ситуативных контекстах оно будет реализовываться с теми или иными смысловыми доминантами. И как бы интуитивно автор приходит к выводу, который научно обоснован в психолингвистической теории значения услышав слово демократия, нужно разобраться, кто его произносит и с какими намерениями. В отличие от научного, обыденное сознание отражает не понятия, а общенародные, стереотипные представления о мире. Будучи вербализованными, они не только воспрепятствуют, но и стимулируют лингвокреативные процессы мышления к порождению коммуникативно значимых смыслов ассоциативно-образного характера, что приводит в одних случаях к образованию переносных значений слова, в других – к смысловой модификации системного (в том числе и переносного) значения. В первом случае возникают многозначные слова. Их преобладающее большинство в любом языке. Ср.: рус. лихорадка – прямое значение 'болезненное состояние, сопровождающееся жаром и ознобом, и перен. 1) 'возбужденное состояние, сильное волнение 2) 'тревожное возбуждение, ажиотаж англ. jockey – прямое значение 'жокей, наездники перен. 'обманщик, плут. Смысловое преобразование прямых значений может происходить двумя способами а) путем погашения или редуцирования одних смысловых элементов и актуализации других, как в значении слова лихорадка б) путем ассоциативно-смыслового преобразования прямого значения, как в слове jockey. В обеих разновидностях метафорическое смыслообразование дополняет, изменяет и трансформирует отражательное содержание обыденного сознания, вводя его в новые связи и отношения с соответствующими элементами собственно языкового сознания. Однако образовавшиеся метафорические значения, хотя и стали системными, не лишились своего экспрессивно-смыслового динамизма главным образом благодаря важнейшему свойству значения – его диффузности, те. скользящему переходу смысловых компонентов значения [Стернин И.А., 1985: 19-21] от интенсиональных к импликациональным, и наоборот. Один и тот же ЛСВ многозначного слова как результат его метафоризации в речи может подвергаться различным смысловым модификациям. «Экспрессивно-смысловая основа поэтической метафоры, – отмечает В.В. Виноградов, — является не только диффузной, но и переменчивой. Одна и та же метафора получает разные смыслы в зависимости от контекста [2 : 36]. Ср. у М. Цветаевой: Звезда над люлькой – и звезда над гробом А посредине – голубым сугробом – Большая жизнь, – Хоть я тебе и мать, Мне больше нечего тебе сказать, Звезда моя. В данном контексте метафорическое значение слова звезда подвергается трёхэтапной смысловой модификации а) звезда – светящееся небесное тело б) звезда – судьба в) звезда – дорогой и светлый человек (обращение к смертельно больной дочери. Традиционная для русской поэзии метафора в поэтической речи М. Цветаевой получает неординарное смысловое наполнение. Благодаря лингвокреативному взаимоотношению значения и смысла мир человека, обладающего развитым языком, как бы удваивается. Человек, – утверждает АР. Лурия, – имеет двойной мир, в который входит и мир непосредственно отражаемых предметов, и мир образов, объектов, отношений и качеств, которые обозначаются словами [Лурия АР, 1979: 36]. Именно такому удвоению мира способствует функциональное единство обыденного и языкового сознания, обусловливающее, в свою очередь, сущность и характер взаимного воздействия значения и смысла. Обыденное и языковое сознание взаимно детерминируемы, хотя первичным, вне сомнения, является отражение внешнего мира в когнитивных формах. В языковом же сознании реальная действительность отражается в преобразованном, преломленном виде, в форме языковых значений, являющихся вторичными, нередко трансмутационными образованиями по отношению к формам обыденного сознания. Однако значения языковых знаков, несмотря на их вторичность и производность, некоторые ученые языковой категорией не считают. Значение, – утверждает А.Г. Волков, – категория внеязыковая и невыводимая непосредственно из знаковой структуры языка языковой знак, следовательно, не включает в себя значение, которое является фактом сознания Волков А. Г, 1966: 69]. При таком подходе к семантическим категориям значение не только выводится за рамки знака, но и за пределы языка, превращая его в некую формально-знаковую структуру. Вместе с этим не отрицается, что такая формальная структура служит выражению мысли. Весьма запутанное суждение Непонятно, как формальная структура, исключающая фиксацию в ней содержания сознания, может вообще служить средством общения, хранить и передавать информацию. Устранить подобное противоречие можно, лишь разграничив не- языковые смыслы и языковые значения. Прежде всего, языковое значение и смысл различаются как постоянная и переменная категории сознания. Языковое значение является инвариантным (стабильным, устойчивыми поэтому общим для всего этноязыкового коллектива) содержанием языкового сознания. Оно как постоянная величина языкового сознания обладает системным (И. А. Стернин), нормативным, унифицированным (Д.В. Ольшанский) и социально-историческим характером. Следовательно, ученые, выделившие данные свойства, возвращают значению слова статус языковой категории. Однако нераскрытыми поэтому дискуссионным) остается статус смыслового содержания слова. В литературе на этот счет можно встретить не только разные, но и противоположные точки зрения. Согласно одной из них смысл слова – категория речевой семантики. Развивая потебнианские традиции, сторонники этой концепции в современной семасиологии языковому значению (ближайшее значение, по Потебне) противопоставляют смысловое содержание смысл) слова (дальнейшее значение, в терминологии Потебни) – величину ситуативно и контекстуально обусловленную (А.В. Бондарко). Действительно, речевая ситуация и контекст способны обострить, уточнить семантические акценты слова, выделить необходимые для данного общения, то есть коммуникативно значимые, смыслы. Вот как рассуждает поэтому поводу герой романа Анатолия Рыбакова Тридцать пятый и другие годы Я никак не могу забыть Вашего звоните, брошенного мне со ступеньки трамвайного вагона. Для незнакомого такое звоните" – это разрешение на продолжение знакомства. Для меня, знающего Вас, это звоните" – всего лишь "до свидания, к сожалению, ни на какое свидание не намекает. Если бы Высказали позвоните" – это было бы не только Ваше разрешение, но и Ваше желание. Две буквы, а какая разница. Позвоните" не говорится в первый день знакомства». Значения глагола звонить/позвонить в данном отрывке реализуются общими условиями осуществления коммуникативного акта, которые Т. Слама-Казаку называет глобальным контекстом contexte total) [Slama- Cazacu Та В.Я. Мыркин — коммуникативным. Коммуникативный контекст, – писал В. Я. Мыркин, – это организация средств, организация частных контекстов и опора на частные контексты, вербальные и невербальные, для выражения (равно и восприятия) смысла речи [Мыркин В.Я., 1994: 50-51]. Это так называемый широкий контекст. Содержание этого понятия, разъясняет НЮ. Шведова, соответствует как тому, что называют указательным минимумом, таки тому, что служит языковым окружением, языковой обстановкой вообще [Шведова НЮ, 1982: 144]. Данные определения, хотя и формируют общее представление о широком контексте как условии реализации значения, побуждают к размышлениям о природе такого контекста и о его механизмах, реализующих системные значения в самых разных дискурсивных вариациях [Алефиренко Н.Ф., 2009: 237]. В связи с этим проблема соотношения смысла и значения всё чаще рассматривается в ракурсе дискурсивной интерпретации речемыслительных механизмов общения с привлечением такого распространённого сегодня понятия, как «концепт». Причём обращение к трихотомии «концепт – значение – смысл имеет и ономасиологическую целесообразность, поскольку смысл, – пишет ЮС. Степанов [1997: 43], цитируя Г. Фреге, – это путь, которым люди приходят к имени. Однако данная формула настолько привлекательна, насколько и неопределённа, так как не раскрывает внутренней связи смысла с другими членами трихотомии – значением и концептом. Так, ЮС. Степанов в развитие своей теории, приравнивает концепт к смыслу слова. Фактически концепт при такой логике оказывается ничем иным, как совокупностью значений, которую данное слово способно выражать в системе языка. Ближе всего для когнитивной лексикологии концепция лексической семантики А.А. Потебни. У него ближайшее этимологическое значение всегда заключает в себе только один признак [Потебня 1990, 74]; дальнейшее значение представляет собой субъективное содержание, включающее в себя множество смыслов. Первое, ближайшее значение, служит знаком, символом, заменяющим нам второе см Потебня 1990, 74]. Уже поэтому смысл не может быть равен значению. Ещё разв этом нас убеждает классификация, предложенная А.Ф. Лосевым, выделявшим 67(!) возможных смысловых составляющих значения [Лосев 1993: 740-741]. Не тождествен смыслу и концепт – мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного итого же рода [Аскольдов-Алексеев 1928, 31]. Это означает, что усвоить некий смысл – значит построить некоторую структуру из имеющихся концептов в качестве интерпретаторов или анализаторов рассматриваемого концепта» [Павиленис 1983, 102]. |