Н. Р. Уокер Переводчик
 Скачать 0.56 Mb.
|
|
Точно. Эли. Черт. – На выходных он занимается спортом? Соккер, футбол, теннис? Эндрю покачал головой. – Хм, нет. – Просто интересно, есть ли еще какие–то места, где мы могли бы нарисоваться, вот и все. – Я вздохнул. – У него есть любимый продуктовый? Кафе? Книжный? Парк? Эндрю выдал несколько часто посещаемых Эли мест, и чем он занят в свободное время. Насколько я уяснил, они редко что–то делали вместе, и Эли казался довольно скучным. Сложно объяснить, но чем больше Эндрю рассказывал об Эли, тем меньше я о нем знал. – Чем вы занимались по воскресеньям? – осведомился я. – Ходили в джаз–бар с друзьями? Он медленно покачал головой. – Нет. – Почему нет? – полюбопытствовал я. – Ты же любишь джаз. – Наверно, так и не собрались, – отозвался он, пожав плечами. – Думаю, мне стоит поговорить с этим твоим Эли. Он застыл, улыбка исчезла. – Зачем? – Велеть ему очухаться, – в шутку брякнул я, хотя и не шутил. – Это первое место, куда бы я повел тебя. Эндрю расхохотался, и щеки окрасились в розовый. – Господи, я–то решил, ты пойдешь к нему домой или типа того. – Ну, нет. Я и не планировал. То есть я мог бы, но предпочитаю не вступать в контакт с целью, спасибо. – Целью? – Ага. – Ты так говоришь, будто у нас секретная операция. – Так и есть! Кодовые слова и все прочее. – Кодовые слова? – Фразы вообще–то, но да, – пояснил я ему. – Типа если бы он подошел к тебе в баре, я бы сказал: «Подожду снаружи», код для «желаю удачи». Или если цель занимается с другим чуваком сексом в туалете, я скажу: «Шот текилы за мой счет», код для «игра окончена». Он скорчил рожицу. – Ненавижу текилу. Я поймал себя на том, что улыбался. – Я тоже. Но ты походу не сечешь фишку. Эндрю снова зашелся в хохоте, из чего я уяснил, что фишку он как раз таки сек. Он повертел обложку альбома в руках. – Как умер Джефф Бакли? – Э–э… – Внезапная смена темы, но да ладно. – Он утонул. Вышел в Миссисипи при полном параде, исполнил «Большая–большая любовь» группы «Лед Зеплин» и не вернулся. Эндрю моргнул. – Блин. – Почему? – Я не знал, вот и все. И тут звякнул его телефон. Он достал его из кармана и прочитал то, что высветилось на экране. – Это Сара, – сказал он. Пока он эсэмэсился с сестрой, я снова пробежался по «фейсбуку» Эли, друзьям, семье – по всему, что могло показаться странным. Ничего необычного. А еще ни одной совместной фотки с Эндрю. Конечно, он не постил много и часто, но все–таки. Я–то думал, он хотя бы упоминал, что у него есть бойфренд, не говоря уже о совместном проживании. Никаких заметок о помолвке. Или расставании. Люди вечно постят о разрывах в «фейсбуке», чтоб вызвать сочувствие и уведомить список друзей о возвращении на «рынок». Об Эндрю здесь ничего сказано не было. Тогда я нашел Эндрю. Его лента новостей состояла в основном из отметок на мемах и приколах. Было несколько постов от Сары. Они показались приятными людьми. Никакой религии или политики, ничего оскорбительного. Несколько фотографий с праздников и, прокрутив ниже, я нашел детский снимок Сары и Эндрю с какого–то семейного торжества. Счастливая семья, даже идеальная. Прилив грусти пронзил мою грудь, и я быстро закрыл страницу как раз в тот момент, когда Эндрю отложил трубку. Чтоб отвлечься, я спросил: – Все хорошо? – О, да, – ответил он, закатывая глаза. – Мама пригласила ее на обед в следующем месяце, и Сара предупредила, что если она должна идти, то пойду и я. – Звучит здорово. Он хмыкнул. – Если под «здорово» имеется в виду «адски скучно», тогда ты прав. Он понятия не имел, насколько приятно звучали слова «семейный обед». Он долго разглядывал меня, затем положил обложку альбома на проигрыватель. – Вставай, – произнес он, поднимаясь. – Пойдем. Я медленно закрыл ноутбук. – И куда именно мы собираемся? – Ты купишь мне мой первый альбом Джеффа Бакли. Я усмехнулся. – Н–да? – Да. Если только не хочешь отдать этот. – Он указал на проигрыватель. – Черта с два. Он мой любимый. – Так я и думал, – изрек он, двигая в сторону двери, обернулся – я все еще не шевелился – и хлопнул в ладоши. – Проснись, Спэнсер. – Хорошо, – сказал я, беря кошелек и ключи. Из холодильника достал две бутылки воды и, выходя за дверь, вручил одну ему. – Ты всегда такой напористый? Он рассмеялся, маленькие морщинки проявились в уголках глаз, а солнце согревало его кожу. Он спустился по лестнице и ждал меня внизу. Наверное, не был уверен, в каком направлении идти. Большим пальцем я указал на намертво запертую дверь салона. – Снаружи в салон не попасть, поэтому нас придется обойти вокруг, – кивнул я в сторону угла дома, и мы бок о бок зашагали в удобном темпе. – Полагаю, где–то поблизости должен быть музыкальный магазин, – сказал он, как только мы приблизились к улице. – Несколько, – ответил я ему. – Ты хочешь компакт–диск или пластинку? Я мог бы просто скачать его тебе, так даже проще. – Разумеется, пластинку. – У тебя есть проигрыватель? – Нет. Но придется купить. Представляю, как слушаю джаз и блюз с винила. Невероятно. Я усмехнулся. – Я создал монстра! – Нельзя включать классический альбом любителю музыки и рассчитывать, что он не захочет такой же. Я хмыкнул. – Правда. Мы прошли два квартала, не прекращая перебрасываться шуточками. Мы болтали, размахивали руками, что–то объясняя, что мне показалось довольно милым, и, не сомневаюсь, я не прекращал улыбаться с момента выхода из дома. Мы выкинули пустые бутылки в мусорную корзину, я провел его по переулку и остановился перед входной дверью музыкального магазина. – Пока мы не вошли, ты должен мне пообещать. Он внезапно стал серьезным. – Что? – Это особенное место, а посему, должно оставаться тайной. – Посему? – Это слово. – Им уже лет двести никто не пользуется. – Не правда. Я только что использовал. Он хихикнул. – Ладно, в общем, я не имею права никому рассказывать, что был здесь? – Нет. Как про Вегас. – Типа «Все, что происходит в Вегасе, остается в Вегасе»? Серьезно? – Да, серьезно, – кивнул я. – Место слишком крутое, чтоб популяризировать его. – Разве это не убыточно для бизнеса? – Возможно. Но тут олдскульная независимость. Мне думается, владелец был серфером, курит травку, начиная с шестидесятых годов, и борется с корпорациями, хотя я и не спрашивал его. В общем, если люди узнают об этом месте, оно станет мейнстримом. И испортится. Он насупился. – Тогда это не Вегас. А «Бойцовский клуб». Я расхохотался и поклонился. – Что ж, Кузнечик, Термин, которым обычно называют неопытных новичков , ты прошел тест. Можешь войти. – Он просиял, а я со смешком распахнул дверь. Он шагнул внутрь. – Ничего себе. Музыкальный магазин воздавал должное семидесятым. Вместо неоновых огней и мерцающих цифровых экранов на стенах висели постеры различных групп и винтажные футболки. И много–много рядов виниловых пластинок. – Круто, да? Он медленно кивнул и, все еще глядя на ряды альбомов, спросил: – С чего мне начать? – Сюда, – сказал я, проводя его к секции фолка. – Они классифицируются по жанру, потом по алфавиту. – Я нашел секцию «Б». – Вот. Джефф Бакли. Он просмотрел несколько обложек. – И какой мне понравится? – осведомился он, больше у себя, чем у меня. – «Концерт в Сини», – ответил я ему. – Он исполнял каверы на Билли Холидей и Нину Симоне. Ты полюбишь его. Я пробежался по обложкам, а когда поднял взгляд, он таращился на меня. В смысле мы стояли плечом к плечу, копались в винтажных записях, и он таращился прямо на меня. – Что? Он быстро вернулся к пластинкам. – Ничего. – Он покачал головой. – Можешь посмотреть. Я… поищу проигрыватель, – пробормотал он настолько тихо, что я едва разобрал слова. И ушел искать плеер и вертушки. Странно. Но я прикинул, что мы не так уж близко знакомы, чтоб можно было определить странное поведение. Я нашел нужный альбом и вынул из обложки. Винил вроде не был царапанным, поэтому, улыбнувшись, я спрятал пластинку обратно и прошел к Эндрю. – Нашел, – сообщил я ему. – О, классно. Спасибо, – сказал он, явно сосредоточенный на проигрывателях, потому что на меня не посмотрел. – Какой их этих, как думаешь? В отличие от моего огромного ящика эти были настольными устройствами. Казалось, он не мог выбрать между двумя. – Думаю, черный. У него встроенные динамики, – пояснил я ему. – И он сочетается с рамками на стене и роялем. Он улыбнулся. – Правда. – А теперь, – проговорил я, озираясь. – Будет справедливо, если ты выберешь альбом для меня. Он огляделся вокруг и моргнул. – Ой. – Не то, чтоб понравилось бы мне, а то, что ты выбрал бы для себя. Он направился в джаз–секцию, пролистал обложки, корча рожицы от некоторых, хмурясь от других, а от третьих вообще испытав отвращение. Но потом вытащил запись, прочитал список композиций и улыбнулся. Поднял, чтоб мне было видно. Он назывался «Джаз на рояле: Фанк и Фьюжн». Я, мягко говоря, был удивлен. – Обложка словно к ужасному порнофильму семидесятых. Он рассмеялся и быстро осмотрелся, не слышал ли кто мои слова. – Ну, да, обложка не очень, но песни очень даже. Он передал мне пластинку, я прочитал названия композиций и имена артистов, о которых сроду не слышал. – Ты бы это слушал? – спросил я. – Определенно. – «Джаз на рояле: Фанк и Фьюжн»? Он прыснул. – Не критикуй, пока не услышал. Я выдохнул, надувая щеки. – Окей, ты начальник. Я понес альбомы к стойке, и стоявший там парень одобрительно кивнул. А его громадный афро даже не шевельнулся. – Превосходный выбор, – сказал он, глядя на вариант Эндрю. – Видал? – воскликнул Эндрю, пихнув меня локтем. – Говорил же – отличный альбом. Я закатил глаза, а потом обратился к парню за стойкой: – И черный проигрыватель, спасибо. Эндрю достал кошелек, но я уже передал продавцу свою карту. – Я оплачу. – Ты не можешь! – возразил Эндрю. – Только что смог, – ответил я, хотя понятия не имел, зачем. Но это казалось правильным. Кассир завершил продажу, вернул мне карту, а я вручил Эндрю записи. – Можешь понести, – обратился я к нему, взяв проигрыватель. Половину пути до моего дома он пребывал в молчании. – Не верится, что ты это сделал, – сказал он. – Да ничего особенного, – ответил я. По непонятной мне причине он поморщился, а когда мы дошли до тату–салона, остановился. – Спасибо, – сказал он, коснувшись рукой двери. – Это очень мило, и мне не хотелось показаться неблагодарным. – Ты и не показался неблагодарным, – успокоил я его. – Больше походило на шок из–за того, что кто–то что–то для тебя сделал. Он прикусил губу. – Никто такого не делал. – Мне реально нужно пообщаться с этим твоим Эли, – пошутил я. – Вопиющее безобразие. Не произнеся больше ни слова, он толкнул дверь и придержал ее для меня. Я кивнул ему: – Спасибо, милостивый государь. – Он закатил глаза. – Эй, а вот и они, – крикнул Эмилио. Он стоял, склонившись над стойкой, с ручкой в руке и что–то вытворял с калькой. Он выпрямился и потянулся. – Чего это там у вас? – Проигрыватель, – сказал я. – У Эндрю не было. Эндрю держал пластинки так, словно они были щитом. – Спэнсер купил его для меня. Эмилио засмеялся, а в глазах мелькнуло любопытство, что я целенаправленно проигнорировал. – Что ж, включайте, послушаем, – предложил он. Я поставил проигрыватель на кофейный столик и вынул шнур. – Я купил один альбом для Эндрю и один для себя. – Для меня он выбрал Джеффа Бакли, – рассказал Эндрю, прилагая все возможные усилия не нервничать. Я включил плеер. – А Эндрю выбрал мне какой–то «Джаз на рояле: Фанк и прочее дерьмо». Эндрю сощурился. – Там не было слова «дерьмо». – О, я так сказал? Имелось в виду «Джаз на рояле: Фанк и Фьюжн». Слово «дерьмо» случайно вырвалось. Ухмыляясь, Эмилио обратился к Эндрю: – Ему всегда удается вывернуться из подобных ситуаций, свалив все на австралийский акцент. Я прыснул. – Кто бы говорил. Ты весь такой учтивый, когда балаболишь по–испански сладкую чушь Даниэле. Эмилио послал мне самодовольную ухмылочку, а Даниэла прокричала из дальней кабинки: – И это срабатывает. Каждый раз. Эмилио ответил ей что–то по–испански насчет вечера и всего прочего, что я решил не прослеживать. Но по тому, как Эндрю покрылся румянцем, можно было понять: он разобрал каждое слово. Он прокашлялся и вручил мне записи. Прикинув, что стоит проявить вежливость, я выбрал джаз и вытащил винил из обложки, положив на вертушку и осторожно опустив тонарм. Зазвучало знакомое потрескивание, затем заиграло фортепианное вступление, что напомнило мне о старых фильмах времен Рэя Чарльза и забегаловках Нового Орлеана. Я был заинтригован. Потом вступил контрабас, а далее – что–то похожее на духовые инструменты. – Эй, не так уж плохо, – сказал я. Эндрю выглядел немного самодовольно и жутко мило, поэтому я притворился, будто крайне заинтересовался обложкой. А когда снова поднял глаза, Эндрю стоял у стойки и наблюдал, как рисует Эмилио. Легко было забыть, что они оба художники: один покрытый татуировками и немного грубоватый, а второй чистюля из Лиги Плюща. Я должен был догадаться, что у них найдется много общего. Я оставил музыку играть и присоединился к ним возле стойки. Эндрю просто смотрел, пока Эмилио рисовал волны и солнце, а спустя некоторое время поднял взгляд на него. – Очень хорошо, – сказал Эндрю. Эмилио отмахнулся от комплимента. – Спасибо. – Эндрю тоже художник, – напомнил я. Эмилио глянул на Эндрю так, словно тоже об этом позабыл. – Круто. Что рисуешь? – Борды с различными персонажами, – объяснил он, словно в этом не было ничего выдающегося. Он все никак не мог оторвать глаз от кальки. – Твоя техника рисования невероятная. – Я всегда рисую от руки, – сказал Эмилио. – На бумаге легче, чем на коже, но иногда для лучшего эффекта мне приходится рисовать от руки прямо на коже. – Господи, – прошептал Эндрю. – Я бы никогда не смог. – Рисовать борды тоже круто, – произнес Эмилио, взял клочок кальки и пихнул ему ручку. – Покажи, что умеешь. Эндрю посмотрел на меня, уголки губ опустились. Потом улыбнулся и занес ручку над листком. Он взмахнул ручкой всего несколько раз и, пока рисовал, забавно надувал губы, а потом отпихнул листок. Рисунок был очень простым, и в то же время можно было разобрать, что на нем. Парень плечами и головой походил на мультяшного персонажа, но у него была стильная прическа, короткая по бокам, и щетина на подбородке. А подтяжки, что были на мне в день нашего знакомства, выдали с головой. Он нарисовал меня. Эмилио взорвался хохотом и протянул Эндрю руку для братского пожатия. Я злобно зыркал на них, симулируя обиду, хотя в действительности было очень здорово. – О, смотри! Это же парень с четвертой страницы «Модного образа жизни». Эндрю рассмеялся, придвинул листок и над маленьким пареньком нарисовал слова «Модный образ жизни», как на журнальной обложке. А ниже приписал «Спэнсер Коэн». – Вот. Теперь ты на обложке. Я расхохотался, а Эмилио забрал рисунок, не позволив мне его забрать. – Отправится на нашу Стену почета. – Он пришпилил его рядом с фотографиями татуировок. Именно тогда дверь открылась, вошли две женщины и улыбнулись Эмилио. – Заканчиваю рисунок, – сообщил он им. – Присаживайтесь. Освобожусь через минуту. Одна из дамочек начала покачивать головой. – Классная музыка! Эндрю хлопнул меня по руке. – Говорил же. Я рассмеялся, сказав: – Пошли. Нам лучше не мешать Эмилио. – Можешь остаться, если хочешь, – предложила одна из дамочек, просканировав нас с Эндрю. – Оба можете остаться. Решив, что сейчас самое время протестировать его на людях на тему публичных проявлений привязанности, я обнял Эндрю за талию. – Простите, леди. Нам есть, чем заняться. Эндрю зарделся и, скорее всего, затаил дыхание, но даже не вздрогнул. – О, – сказала она, уловив смысл. – Ужасно. – Для меня – нет, – заявил Эндрю. Я чуть ли зарыдал от смеха как раз, когда Даниэла появилась откуда–то из–за спины. Она посмотрела на меня со странной улыбочкой на лице, и пока мы с Эндрю собирали пластинки и плеер, я заметил, как она вопросительно глянула на Эмилио, что я решил проигнорировать. И, слава богу, никто ничего не сказал. По крайней мере, перед Эндрю. Я знал, что позже меня вздрючат. Эндрю был удивительным человеком. Внешний вид говорил, что он должен быть порядочным американским мальчиком, хорошо воспитанным, застенчивым и даже немного занудным. Но его чувство юмора, предпочтения в кино и музыке, ум делали из него загадку. Он выдавал наименее ожидаемые комментарии и реплики, и я реально начал задумываться: Эли походу чокнутый дебил, раз ушел от него. – Нам не туда? – спросил Эндрю, кивнув в сторону дальней части салона. Я прошел к входной двери. – Нет. Мы отправляемся к тебе. На автобусы сюда. Эндрю пожал плечами, но остался стоять на месте. – Ну, ты можешь ехать на автобусе, если хочешь, но я за рулем. Моя машина там. – Он указал на дальнюю часть салона. Эмилио засмеялся, а я показал ему «фак» и, вздернув подбородок, прошагал мимо Эндрю. – Тогда туда. – Пока, мальчики, – сказала Даниэла. – Лола просила передать, что позвонит тебе завтра. – Спасибо, – ухмыльнулся я и придержал для Эндрю открытую заднюю дверь. – Мог бы и сообщить, что водишь. Он улыбнулся, выходя на солнышко, и двинул в сторону припаркованного на стоянке за рядком магазинов «бмв», где мы чуть раньше уже проходили. – Когда мы шли мимо нее, ты даже не заявил типа: «Эй, вот моя тачка». Он отпер ее и открыл водительскую дверь. – Не могу же я выдать все свои секреты за два дня. – Вождение машины – не секрет. – Я поставил проигрыватель на заднее сиденье и уселся на переднем в его безукоризненно чистой машине. – Ты никогда не спрашивал про вождение, – сказал он, перемещая рычаг передач в обратном направлении. – Что если Эли спросил бы тебя о моей машине? Ты облажался бы. – Я бы ответил, что был слишком занят, пока ты трахал меня на заднем сиденье, чтоб обращать внимание на машину. Он включил передачу и разинул рот. Я рассмеялся. – Шучу. Мы ни за что бы там не поместились. Однако могло бы что–то выйти из «перевернутого ковбоя»…На слэнге так называется поза, при которой один лежит на спине, а второй находится сверху спиной к партнеру. Он прищурился, выставил первую передачу и развернул машину. – Тебе всегда нужно шокировать? – Иногда. А иногда это просто весело. Как сейчас. Он покачал головой и вырулил на улицу. – Было смешно? – Ага. А еще кое–что поведало без необходимости спрашивать. – И что же? – Ты не поправил меня, когда я предположил, что ты был бы сверху, – сказал я, стараясь казаться легкомысленным, хотя мой член отреагировал совсем не легкомысленно. – Э–э, вето. – Он откашлялся и разрумянился целой палитрой красного оттенка. – Вето, вето, вето. Я хохотнул. – Справедливо. Но могу сказать: сейчас ты это представляешь. Он зыркнул на меня. Я указал на дорогу. – Следи за движением. Господи! Чем он, к счастью, и занялся. – Хочешь прокатиться? Я фыркнул. – Ни за что. Не та сторона машины, не та сторона дороги. Он проворчал что–то очень похожее на «долбаные австралийцы», подстраиваясь под движение. Пришлось признать: водителем он был отличным. А машина довольно неплохой. – Я не сидел за рулем с момента переезда сюда, – признался я. – Вообще? – Ага. Либо автобус, либо ногами. Я живу рядом со всеми нужными мне местами. Хотя, если честно, мне этого не хватает. На какое–то время задумался. – Я до этого пошутил, но могу притормозить, если ты на самом деле хочешь за руль. – Нет, – сказал я, улыбаясь. – По мне так лучше не долбать твою тачку на втором свидании. – Свидании? – Ну, ты меня понял. Во всех смыслах и мотивах. А если Эли спросит – да. Свидание. – Казалось, он пребывал в шоке, так что я добавил: – Не паникуй, я не жду, что ты отдашься мне на втором свидании. Он покачал головой. – Ты невыносим. Я довольно промурлыкал: – Спасибо. Между прочим, ты отлично справился, когда я обнял тебя. Круто сыграно. – Я… не ожидал. – А я не ожидал твоего заявления дамочкам насчет моей гомосексуальности. Он проверил зеркало заднего вида и перестроился в другую полосу. – Да, меня бесят замечания типа «ужасно, что ты гей». – Он нахмурился. – Это неуважение. – Да, – согласился я. – Надеюсь, Эмилио не был против, что я высказал его клиентам. – Абсолютно нет. Эмилио без всяких угрызений совести ставит на место грубиянов. – Он очень хорошо рисует от руки, – сказал он. – Меня это поразило. Наверно, я никогда не считал татуировщиков художниками. – Разумеется. За исключением того, что его борд – человеческое тело. Он улыбнулся. – Зачем мы едем ко мне? – спросил он. – Разве мы не собираемся сегодня на выход? – Собираемся. Нам нужно настроить твой проигрыватель, потому что ты еще не слышал Нину Симоне в исполнении Джеффа Бакли. Он припарковал машину недалеко от дома и секунду не шевелился, словно хотел что–то сказать, но не был уверен, стоит ли. В конце концов, произнес: – Звучит здорово. После этого он немного замкнулся. Словно мы вернулись в день знакомства в кафе. Господи, это реально было всего два дня назад? Казалось, он выстроил оборонительную стену, из–за которой его улыбка стала совсем не той, а манера говорения немного неестественной. Он опустил проигрыватель на обеденный стол. – Хочешь включить? – спросил я. Он вытер ладони о брюки. – Может, позже. Воды? – Конечно. – Я улыбнулся ему. Не знаю, почему меня так это парило, и почему больше всего я желал исправить то, что сделал неправильно. Он предложил мне попить, но выглядел расстроенным. Мне хотелось спросить его, все ли нормально, но не хотелось, чтоб он заявил: «Сделка окончена». Я не хотел прекращать проводить с ним время. Поэтому притворился, что ничего плохого не происходило, и направил настроение в безопасное русло. – Есть фильмы? Какого хрена я творил? Мозг приказывал уйти. Глупое сердце говорило глупым ногам стоять на месте и велело моему глупому рту задавать глупые вопросы. – Конечно, – крикнул он из кухни. – В тумбочке под телевизором. И есть «Нетфликс». Я открыл тумбочку, желая осмотреть его коллекцию фильмов, и улыбнулся, увидев первый диск, – «Как приручить дракона». Я вытащил его и поднял, когда он вернулся в комнату. Он искренне улыбнулся. – Второй тоже есть, – сказал он. – Ты вроде говорил, что видел только первый. Я открыл коробку и вставил диск в плеер. –Этот я видел. Но нам стоит смотреть по порядку. Он хмыкнул и плюхнулся на диван, выглядя более расслабленным. Что бы его ни беспокоило мгновение назад, позабылось, отчего я стал счастливее, чем, наверно, должен был. Я взял пульты из аккуратного рядка под огромным плоским экраном и вручил их ему, усаживаясь на другой край дивана. Я собирался усесться рядом, но решил повторно его не пугать. Он передал мне бутилированную воду. – Спасибо. Он понажимал какие–то кнопки, и начался фильм, но потом что–то сделал на своем краю дивана, который начал медленно опускаться назад, превращаясь в кресло. – Эй, – сказал я. – Как я это делаю? Уголки его губ приподнялись как раз в тот момент, когда он отпивал из бутылки. – Сбоку есть кнопка. Я нашел кнопку, и медленно начала подниматься опора для ног, а спина автоматически отклонилась назад. – О, дружище, мне нужно купить себе такой же. – Сестра заявляла, что это пустая трата денег. Но лучше решений я в жизни не принимал. – Понимаю почему. – Господи, было так удобно. – Окей, расскажи мне о том, что ты рисовал для фильмов. Он улыбнулся. – Хорошо. – Над чем тебе больше нравится работать? – спросил я. – Люди или драконы? – Драконы. – Который именно? – Беззубик. – Разумеется. – Проблема? Я засмеялся. – Нет. Было бы ошибкой выбрать кого–то другого. Он самый милый, без сомнений. Эндрю хохотнул. – Так и есть. Он очень похож на кота. Некоторое время мы смотрели фильм в тишине. – В настоящее время работаешь над чем–то? – задал я вопрос. – Хочу посмотреть твои работы. Он швырнул мне обложку диска и вздернул бровь, возвращаясь к фильму. Я таращился на обложку, не совсем врубаясь, в чем прикол. А потом меня осенило. О, Господи. – Ты рисовал обложку? – Думал, мне придется ударить тебя ею по голове, – со смешком сказал он. – Да, я работал над ней. Но работа не только моя. Требуется громадная команда. Я изумленно покачал головой. – Ты работал над гребаной обложкой? Офигеть как круто! Ты должен это провозгласить. Почему ты всем не рассказываешь? – Потому что я не мудак. Я фыркнул. – А я был бы огромным мудаком. Он захохотал. – В этом городе и без меня достаточно выпендрежников и звездных подражателей. – Знаешь что? – спросил я. – Мне нравится это в тебе. Его губы дрогнули от пытавшейся вырваться улыбки. – Спасибо. – Он вернулся взглядом к фильму. – Ты тоже не пытаешься вскарабкаться по социальной лестнице. Приятно встретить такого человека в этом городе. Его слова вынудили мое сердце сбиться с ритма, что застало меня врасплох. Типа как при столкновении с форвардом в матче по регби. Он смотрел на меня и кусал губу, и я почти мог видеть бегающие мысли в его голове. Потом он улыбнулся. – Хочу тебе кое–что показать. – Он спрыгнул с дивана и ждал, пока я нажму на кнопку, чтоб автомат вернулся в исходную позицию. Он выгнул бровь. – Знаешь, можно просто слезть. – Ни за что, – возразил я. – У меня до сих пор на заднице шрамы от ботинка Наны. Я спрыгнул с ее кресла, мне тогда было шесть. С того момента я послушно поднимаю каждое кресло, в котором сижу. Он рассмеялся и кивнул в сторону лестницы. – Пойдем. Я проследовал за ним, оценивая открывшийся вид на его зад. Он остановился в дверном проеме, но я мог рассмотреть, что было внутри: его огромная постель размера «кинг–сайз» с массивным деревянным каркасом, покрывало и одинаковые черно–золотые подушки, и даже не касаясь их, я знал – они были дорогими. И мягкими. – Если ты хотел меня в своей спальне, стоило только попросить, – пошутил я. Только вот я не шутил. Я был бы не прочь провести немного времени в его комнате. Он прошел к другой двери. – Вообще–то в шкафу. – Хочешь меня в гардеробной? Он с недоумением уставился на меня. – Где? Чертовы австрализмы не давали покоя. – Блин. Шкаф. Гардеробная. Одна фигня. Серьезно, тебе необходимо выучить австралийский, чтоб общаться со мной. Ты реально возьмешь меня в шкафу? – Я пожал плечами. – Меня извращения не смущают. Он остановился, касаясь рукой двери. – У меня нет извращений, – возмутился он. – Ты всегда говоришь только о сексе? – Не всегда, – признал я. – Еще частично о еде и музыке. – В каком–то конкретном порядке? – Нет. Люблю менять местами. Заставлять гадать. Он закатил глаза и отвернулся к двери. – Я еще никому этого не показывал, но думаю, ты сможешь оценить. Я припомнил, насколько он волновался, когда решил мне что–то продемонтсрировать, поэтому мне стало любопытно, что же это такое. Он открыл дверь, и с правой стороны длинного гардеробного шкафа виднелись полки и аккуратно висящая одежда. А слева – голая стена. Только это была не просто стена. Над моей головой было длинное узкое окно, откуда пробивалось естественное освещение, а стену покрывали борды. Они явно были нарисованы им; некоторые черно–белые, некоторые цветные. Одни полностью завершены, другие были лишь набросками. – Ого, – прошептал я, сразу же узнал персонажей из просмотренных фильмов и не мог оторвать от них глаз. – Эндрю, они невероятные. Он усмехнулся, кажется, почти с облегчением. Он правда считал, что мне не понравится? – Они довольно классные. – Классные? – повторил я. – Они потрясающие. Ты потрясающий. Не верится, что ты их нарисовал! – Смущение вперемешку с капелькой гордости окрасили его щеки. – Почему они не в гостиной вместе с драконом? Он посмотрел на них и вздохнул. – Не знаю. Наверно, не хотел, чтоб работа ежедневно пялилась на меня. Я многогранен, – тихо сказал он. – Справедливо, – ответил я. – Понимаю твою точку зрения. Но серьезно? Они невероятные! Почему хотя бы не на стене в спальне? Он прыснул. – Сомневаюсь, что взрослый мужчина оценил бы мультяшных персонажей. – Он прокашлялся. – Если ты понимаешь меня. Я хмыкнул. – Тогда ты точно привел в дом не того парня. – Хотел сделать импровизированное замечание, но вдруг задумался: – Эли они нравились? – Да. Но думаю, он радовался, что они были спрятаны. Как я уже говорил, никто их не видел. – Я под впечатлением, – я опять глянул на рисунки. – Который твой любимый? Его лицо засияло. – Этот. – Он указал на цветной рисунок Марти, зебры с радужным афро из «Мадагаскара». – Его было весело рисовать. Который нравится тебе? Я ткнул в одного из двух героев «Кун–фу Панды». – Мне нравится, что это всего лишь набросок с общими формами тела. Мы можем понять, кто они, но… – Что но? – Здорово, что он открыт для интерпретации. Они могут уходить, как бы прощаясь, к нам спиной или, наоборот, возвращаться. Типа знаешь, только самое начало. Не дождавшись ответа, я повернулся на него и заметил, что он таращился на меня. Рот его был открыт, но потом он покачал головой и решил не произносить того, что было на уме. – В этом вообще есть смысл? – спросил я. – Или я не правильно понял? Он с трудом сглотнул, глазами приклеившись ко мне, и прошептал: – Превосходный смысл. Спасибо. Внезапно воздух в гардеробной стал наэлектризовываться. Я хотел коснуться его, поцеловать его. Господи, мне хотелось попробовать его губы на вкус. Но все было не так. Я был здесь, чтоб помочь ему вернуть бывшего. Благодаря напоминанию, какого черта мне тут понадобилось, я глянул в окно и увидел цвет неба. – Э… – Я сделал вдох, пытаясь собраться. – Уже поздно. Нам еще нужно поесть, да? Он отступил на шаг назад и медленно выдохнул. Значит, электричество между нами не было плодом моего воображения. – Да. Я развернулся в сторону развешенной одежды. – Знаешь, никогда раньше не видел настолько опрятного шкафа. – Даже на полках одежда лежала совершенно. Он коснулся висящей рубашки. – В последнее время у меня было много свободного времени. О, точно. Эли. Снова вернулись к нему. Я начинал ненавидеть этого парня, а ведь даже в глаза его не видел. – Здесь есть его одежда? Глаза Эндрю слегка сузились. – Нет. – Какая жалость. Надеялся, он оставил рубашку или типа того. – Почему? – Чтоб я надел ее, – сказал я ему. – Чтоб он мог заметить. Мы же хотим добиться его реакции, так? – Наверно, – ответил он, вытащил трикотажный жилет в том же стиле, что и надетый на нем свитер, только серо–синий, а не красно–синий. И поднял его на вешалке. – Он купил его мне. – Еще лучше, – сказал я с улыбкой. – Можно я надену? Он удивленно моргнул. – Ладно. Я приложил его к рубашке. – Сочетается? – Хм, не очень–то. Он был прав. Оттенок синего был другим. Я снял белую рубашку на пуговицах и с длинными рукавами с вешалки. – Вот что мне подойдет. Мы были примерно одинакового роста, но совершенно разной комплекции. Я был худощавым, он плотным, а ознакомившись с его прессом, могу сказать – он был в прекрасной форме. Жаль, что он прятался под своим свитером и неважно, каким милашкой в нем выглядел. Я начал расстегивать рубашку. – Что ты делаешь? – спросил он. – Я не могу надеть твою рубашку поверх своей. – Я расстегнул последнюю пуговицу и стянул ее с себя. – Не переживай, я оплачу химчистку. – Не в том дело, – сказал он и откашлялся. Он пытался не смотреть на меня, но, кажется, не мог себя перебороть. Меня его взгляд не смущал. – У тебя голая грудь. – Эй, – сказал я, глубоко оскорбившись. – У меня растут волосы на груди. – Я пригладил свой пушок. Он засмеялся, а покраснел настолько густо, что даже уши порозовели. – Нет, я о том, что у тебя на груди нет татуировок. – Не, только «рукава». – Я посмотрел на свои плечи, где заканчивались чернила, и начиналась чистая кожа. – Что? Удивлен? – Ну, да. Просто предполагал, что они у тебя…везде. – Он до сих пор краснел и пытался не пожирать меня глазами и не улыбаться. – Еще нет. Может, когда–нибудь. Они вызывают привыкание, но меня пока все устраивает. – Я набросил рубашку и приступил к пуговицам. – Если найду правильную, наверно, сделаю. Он призадумался, но ничего не произнес. Покончив с рубашкой, я поднял обе руки. – Села очень хорошо. У тебя есть вкус в одежде. Он слегка улыбнулся. – Спасибо. Я начал закатывать рукава, но остановился. – Рукава вверх или вниз? – спросил я. – Хочешь, чтоб он увидел, или нет? – Решать тебе, – ответил он. – Нет, решать как раз таки тебе. Твои слова, что он не поверит, что ты можешь встречаться с парнем в татуировках, поэтому я могу их не заворачивать. Без проблем. Его глаза встретились с моими, и он покачал головой. – Вверх. Не строй из себя того, кем не являешься. Я зашелся в хохоте, хотя ничего забавного не было. – Вообще–то я именно такой и есть. За это мне и платят. Он отвел взгляд, словно нитки на его одежде были самой увлекательной вещью. – Да, наверно. – Но спасибо, – сказал я. – За желание, чтоб я был собой. – Он понятия не имел, что эти простые слова значили для меня. Он вымученно улыбнулся, потом взялся за низ свитера и стянул его. Затем расстегнул рубашку и, не произнося ни слова, снял и ее. Он перебирал одежду, пытаясь найти подходящую, прошел к сложенной стопке. Вытащил серую, но не успел ее надеть, прерванный моей репликой: – Стоп. Он обернулся: – Что? И вот я без единого намека на стыд таращился на его тело. Его идеально накачанные, идеально выраженные грудь и пресс. – Охереть, Эндрю. – Ой, – сказал он, и я почти застонал, когда его румянец окрасил шею и грудь. Он копошился с рубашкой. – Можешь смело ее не надевать, – предложил я. – Господи. – Говорил же, что занимаюсь, – произнес он, натягивая рубашку, несмотря на то, что я почти умолял его этого не делать. – Да, но про сексуальность ты не упоминал. Он расхохотался надо мной, пренебрегая всеми комплиментами. Эндрю – пестрая смесь: он был застенчивый и даже немного кроткий, но еще прямолинейный. Обычно я мог угадать «верх» или «низ», но он совершенно сбивал меня с толку. – Окей, время личных вопросов, – объявил я. Он свесил голову на грудь. – О, нет. Я улыбнулся такой реакции. – Помни, ты можешь наложить вето в любое время. – Грозно звучит, – пробурчал он, но посмотрел на меня с надеждой. А еще с ожиданием и страхом… – Эли. Он был сверху или ты? – Вообще–то знать такое я не имел никакого права. Разумеется, этот момент поведал бы мне о динамике их отношений, но ни одного клиента я раньше не спрашивал о настолько личных вещах. Но с Эндрю… мне нужно было знать. Мне хотелось знать, каков он в постели. Сначала он пребывал в шоке – было очевидно – а его одежда снова завораживала. Брови на секунду нахмурились, и я решил, что он не ответит. Но потом он пожал плечами. – Все сразу. Хотя было… Все сразу. Боже, он становился все лучше. – Хотя было что? – Нечасто. Нечасто? Да какого хрена с этим Эли? Что–то явно не сходилось. – У меня серьезные опасения о психическом состоянии Эли. Он проигнорировал комментарий, но смотрел прямо мне в глаза. – Личный вопрос, – повторил он, взял меня за руку и исследовал татуировки, точнее – провел пальцем по самому большому из четырех дроздов, и мое сердце почти перестало биться. К такому «личному» я не был готов. – Что это значит? Я проглотил ком в горле, понятия не имея, что отвечать. Понятия не имея, смогу ли. Мои татуировки, как и у большинства людей, были напоминаниями, знаками отличия из личного опыта. Да, я мог носить их на коже, показывая всему миру, но их значение было слишком личным. В конце концов, я покачал головой и прошептал: – Вето. |