вопросы. Настоящий переворот в реформе русского стихосложения осуществили В. К. Тредиаковский и М. В. Ломоносов
 Скачать 24.22 Kb.
|
|
21. Настоящий переворот в реформе русского стихосложения осуществили В.К. Тредиаковский и М.В. Ломоносов. Тредиаковский первым подошел к решению этой проблемы с позиции ученого-филолога, владеющего знанием силлабического стиха и интересующегося поэзией народной. В своей реформе он опирается на природные данные русского языка и сложившуюся традицию русского стиха. По Тредиаковскому, окончание стиха, как это было у русских силлабистов, всегда должно быть женское, а окончание предцезурного полустишия - мужское (ударение падает на последний слог). Мерой стихотворной строки вместо слога должна стать "стопа'; "мера, или часть стиха, состоящая из двух у нас слогов". Ученый выделяет четыре стопы: хорей, ямб, спондей, пиррихий. В традици онных стихах были смешаны любые стопы, Тредиаковский же предлагает придерживаться одного вида стоп, отдавая предпочтение хорею, допуская при нем спондеи и пиррихии Стих первого рода Тредиаковский назвал "героическим эксаметром", второго - '"героическим пентаметром". Главным откликом на реформу Тредиаковского явились полемически направленные выступления М.В. Ломоносова и Л.Д. Кантемира. В 1739 году из Германии Ломоносов прислал в Академию наук свою "Оду на взятие Хотина" вместе с '"Письмом о правилах российского стихотворства". Ломоносов сходится с Тредиаковскими в том, что стих должен опираться на естественные данные языка, что "российские стихи надлежит сочинить по природному нашему языку свойству, а того, что ему весьма несвойственно, из других языков не вносить". А вот в ориентации на литературную традицию Ломоносов, в отличие от Тредиаковского, не видит необходимости, поскольку, с его точки зрения, "наше стихотворство только начинается". Ломоносов считает безосновательным предпочтение Тредиаковского женским рифмам и снимает запрет на чередование женских рифм с мужскими. Кроме того, он вводит и дактилическую рифму. Употребление одних только женских рифм он объясняет влиянием польского стиха, для которого этот принцип закономерен: все польские слова имеют ударение на предпоследнем слоге. В русских же словах ударение может быть и на предпоследнем, и на втором, и третьем с конца слоге: "То для чего нам оное богатство пренебрегать, без всякия причины самовольном нищету терпеть и только одними женскими побрякивать, а мужских бодрость и силу, тригласных устремление и высоту оставлять?" Ломоносова не устраивала допущенная Тредиаковским внутри стиха свободная замена хореев пиррихиями и спондеями - он требовал выдержи вать последовательное чередование правильных хореев или ямбов. Ямбам он отдавал предпочтение. Не забывает Ломоносов и о трехсложных стопах - дактиле и анапесте, разрешая и сочетание двухсложных и трехсложных стоп: ямбов с анапестами и хореев с дактилями. Вместо двух родов силлабо-тонического стиха, рекомендованных Тредиаковским, В 1743 году А.Д.Кантемир прислал из Парижа "Письмо Харитона Макентина к приятелю о сложении стихов русских" (Харитон Макентин-анаграмма имени Антиох Кантемир). "Письмо" Кантемира значительно отличается от трактатов Ломоносова и Тредиаковского - стиль его подчеркнуто дилетантский, его автор не делает никаких далеко идущих выводов. Кантемир признавал, что стих должен отличаться от прозы, но не за счет метрических, a за счет лексических и стилистических средств. Он отвергает переход на силлабо-тоническую систему стихосложения, оставаясь верным силлабике и пред лагая ее упорядоченный вариант. В 13-сложном силлабическом стихе окончание строки должно быть обязательно женским, а окончание предцезурного полустишия мужским или дактилическим: В 1752 году Тредиаковский написал новый трактат по стихосложению "Способ к сложению российских стихов, против выданного в 1735 году исправленный и дополненный". Он признавал право на существование за всеми размерами, предложенными Ломоносовым. "Способ к сложению российских стихов" 1752 г. долгие годы оставайся основополагающей книгой по теории русского стиха. 22. "Бригадир" (1769) - самая значительная комедия 1770-х гг. Действие ее по-прежнему основывалось на сватовстве. В композицию активно включаются бытовые сцены (характерна в этом плане пространная "ремарка", открывающая пьесу). В ходе непринужденной беседы герои обмениваются суждениями о воспитании и образовании, судопроизводстве, национальной культуре, родном языке. По ходу естественного развития разговора зритель уяснял отношения между героями, их житейскую философию, нравственные понятия. В центре пьесы стоит проблема воспитания. Воспитание, по Фонвизину - то средство, которое может излечить все общественные недуги, поэтому именно воспитание истинного дворянина - первоочередная проблема современности. Исследователи отмечали, что Иванушки и Советницы в изображении Фонвизина куда опаснее и страшнее, нежели Советники и Бригадиры. Для последних все-таки существует неправильно понимаемое, искаженное, направленное скорее на поиск личной выгоды, но все-таки понятие долга, в результате чего они всю жизнь служили: один - в военной, другой - в статской службе. Одному "еще до бригадирства расплоломали голову", другой "до советничества в Москве ослеп в коллегии". А дети, не став образованнее, сочли себя вообще свободными от выполнения какого бы то ни было долга, мечтая только о жизни в свое удовольствие. Такое поведение, с точки зрения Фонвизина, вообще недостойно звания дворянина. Истинными дворянами в комедии являются Добролюбов и Софья. Их отличает ум, образованность, гуманность, любовь к отечеству, уважение к родной культуре, языку, высокая нравственность, сознание своего долга. В этом отношении они были близки благородным героям высокой трагедии. Они представали перед зрителями не просто влюбленными и страдающими от чужого зла, а людьми, озабоченными судьбами своего сословия. Исследователи отмечают в "Бригадире" заметное отклонение от современного ему понимания смешного. В комедии присутствуют отдельные элементы комизма положений (Иванушка, "кобеняся, пьет чай", Советница "жеманяся, чай разливает"; Бригадирша мешает другим играть в карты, вмешиваясь в их игру), однако большее место в этой пьесе занимает комизм речей. На нем построены самые забавные и острые сценки "Бригадира", например, объяснение в любви Бригадира и Советницы, Советника и Бригадирши, Иванушки и Советницы. Однако больше всего уделено в "Бригадире" внимания такому виду смешного, как комизм отношений. С первого явления пьесы Фонвизин размещает героев таким образом, что их отношения друг к другу сразу же приобретают комический характер. Солдафон Бригадир влюбляется в пустую кокетку Советницу и видит "ума у нее целую палату"; прожженный взяточник и циник Советник, который вроде должен был бы прекрасно разбираться в людях, влюбляется в Бригадиршу, которую в свою очередь готов считать настолько умной, что "годится быть коллегии президентом". Иванушка, привезенный в деревню Советника как жених Софьи, влюбляется в ее мачеху, Советницу; важно отметить, что подобная ситуация позднее довольно часто встречающаяся в русскихкомедиях, особенно в XIX в. (например, в "Ревизоре"), была применена впервые именно Фонвизиным в "Бригадире". Художественные достоинства "Бригадира" заслоняют слабые стороны произведения - традиционное начало, исчерпывающе излагающее экспозицию, и морализующую концовку, не вяжущуюся с язвительным содержание. 37. Крупнейший русский историк прошлого столетия С.М. Соловьев, касаясь реформаторской деятельности Петра Великого и его стремления просветить своих подданных, специально отмечал: «Для школ и для распространения сведений между любознательными взрослыми людьми нужны были книги на русском языке, прежде всего учебники. Понятно, что нужно было переводить их с иностранных языков: понятно, что дело перевода книг было одним из самых важных и самых трудных дел... мы уже должны ждать, что Петр усердно займется им: он не только указывал, какие книги надобно переводить, но и требовал переводы к себе, сам исправлял их, учил, как надобно переводить... до самой кончины своей он продолжает обращать на него свое внимание». Своеобразным итогом этих усилий стал изданный 23 января 1724 г., т.е. незадолго до смерти царя, указ, в котором говорилось: «Для переводу книг нужны переводчики, а особливо для художественных, понеже никакой переводчик, не умея того художества, о котором переводит, перевесть то не может; того ради заранее сие сделать надобно таким образом: которые умеют языки, а художеств не умеют, тех отдать учиться художествам, а которые умеют художества, а языку не умеют, тех послать учиться языкам, и чтоб все из русских или иноземцев, кои или здесь родились или зело малы приехали и наш язык, как природный, знают, понеже на свой язык всегда легче переводить, нежели с своего на чужой. Обращает на себя внимание, что литература религиозного характера не была включена в составленный царем перечень, а сам Петр, посылая как-то книгу с двумя трактатами - «о должности человека и гражданина» и «о вере христианской», - потребовал, чтобы переведен был только первый из них, «понеже в другом не чаю к пользе нужде быть»39. Вместе с тем и в петровскую эпоху продолжалась в определенной степени разработка проблем, связанных с библейскими переводами, причем здесь можно отметить наличие двух тенденций. Первые опыты такого рода проводились в Юго-Западной Руси уже начиная с XVI в.; в 1683 г. в Москве появилась русская Псалтырь Авраамия Фирсова, переведенная, по-видимому, с польского «на наш простой словенской язык... без всякого украшения, удобнейшего ради разума». |