Научнопопулярное издание история сыска в россии в 2 книгах
 Скачать 2.76 Mb.
|
|
рабочих о ГПУ. Вы увидите, что они относятся к нему с уважением. Почему? Потому что они видят в нем верного защитника революции. Я понимаю ненависть и недоверие буржуа к ГПУ. Я понимаю разных буржуазных путешественников, которые, приезжая в СССР, первым долгом справляются о том, живо ли еще ГПУ и не наступило ли время для ликвидации ГПУ. Все это понятно и неудивительно. Но я отказываюсь понять некоторых рабочих делегатов, которые, приезжая в СССР, с тревогой спрашивают: много ли контрреволюционеров наказано ГПУ, будут ли еще наказывать разных террористов и заговорщиков против пролетарской власти, не пора ли прекратить существование ГПУ? Откуда только берется у некоторых рабочих делегатов эта заботливость о врагах пролетарской революции? Чем ее объяснить? Как ее обосновать? Проповедуя максимальную мягкость, советуют уничтожить ГПУ... Ну а можно ли ручаться, что после уничтожения ГПУ капиталисты всех стран откажутся от организации и финансирования контрреволюционных групп заговорщиков, террористов, поджигателей, взрывателей? Разоружить революцию, не имея никаких гарантий на то, что враги революции будут разоружены, - ну разве это не глупость, разве это не преступление против рабочего класса? Нет, товарищи, мы не хотим повторять ошибки парижских коммунаров. Парижские коммунары были слишком мягки в отношении версальцев, за что их с полным основанием ругал в свое время Маркс. А за свою мягкость они поплатились тем, что, когда Тьер вошел в Париж, десятки тысяч рабочих были расстреляны версальцами. Не думают ли товарищи, что русские буржуа и помещики менее кровожадны, чем версальцы во Франции? Мы знаем, во всяком случае, как они расправлялись с рабочими, когда занимали Сибирь, Украину, Северный Кавказ в союзе с французскими и английскими, японскими и американскими интервенционалистами. Я этим вовсе не хочу сказать, что внутреннее положение страны обязывает нас иметь карательные органы революции. С точки зрения внутреннего состояния положение революции до того прочно и непоколебимо, что можно было бы обойтись без ГПУ. Но дело в том, что внутренние враги не являются у нас изолированными одиночками. Дело в том, что они связаны тысячами нитей с капиталистами всех стран, поддерживающими их всеми силами, всеми средствами. Мы - страна, окруженная капиталистическими государствами, внутренние враги нашей революции являются агентурой капиталистов всех стран. Капиталистические государства представляют базу и тыл для внутренних врагов нашей революции. Воюя с внутренними врагами, мы ведем, стало быть, борьбу с контрреволюционными элементами всех стран. Судите теперь сами, можно ли обойтись при этих условиях без карательных органов вроде ГПУ. Нет, товарищи, мы не хотим повторять ошибок парижских коммунаров. ГПУ нужен революции, и ГПУ будет жить у нас на страх врагам пролетариата". НКВД НЕ ДРЕМЛЕТ Именно при помощи ГПУ Сталину удалось построить единоличную власть. С созданием в 1934 году общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел, с включением в его состав ОГПУ во главе с Ягодой, механизм репрессий был запущен в полную силу. Сталиным был придуман тезис об усилении классовой борьбы по мере продвижения страны к социализму. Он и лег в основу репрессивной политики 30-х годов. Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) как общесоюзный наркомат был образован постановлением ВЦИК от 10 июля 1934 года, основными его подразделениями были Главное управление государственной безопасности (ГУГБ), Главное управление рабоче-крестьянской милиции (ГУРКМ), Главное управление пограничной и внутренней охраны (ГУПВО), Главное управление пожарной охраны (ГУТТО) и Главное управление исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений (ГУЛАГ). ГУГБ начальника не имело, его опекал сам нарком - бывший председатель упраздненного ГНУ Г.ГЯгода. Бывшие полномочные представители ОГПУ на местах - в союзных республиках - стали наркомами внутренних сил. Подчинялись они не республиканскому начальству, а наркому внутренних дел СССР. В 1935 году установлены звания для сотрудников НКВД: генеральный комиссар госбезопасности соответствовал армейскому маршалу; далее следовали комиссар госбезопасности 1-го, 2-го и 3-го рангов, старший майор госбезопасности, майор госбезопасности - они соответствовали армейским командармам 1-го и 2-го рангов, комкору, комдиву и комбригу. Генеральным комиссаром госбезопасности стал Ягода, комиссарами 1-го ранга - Я.С Агранов, первый заместитель наркома, Г.Е.Прокофьев, второй заместитель наркома и ВАБалицкий, нарком внутренних дел УССР, ТД.Дерибас, начальник УНКВД по Дальнему Востоку, С.Ф.Реденс, начальник УНКВД по Московской области, Л.М.Заковский, начальник УНКВД по Ленинградской области. Все руководство НКВД было расстреляно в 1937 - 1939 годах, один лишь начальник иностранного отдела ГУГБ ААСлуцкий умер своей смертью в феврале 1938 года. Уцелел тогда и САГоглидзе, друг Берии, но его расстреляли позже - в 1953 году. Из доклада А.И.Микояна на торжественном заседании, посвященном двадцатилетию советской разведки, 20 декабря 1937 года в Большом театре: "...Товарищ Ежов создал в НКВД замечательный костяк чекистов, советских разведчиков, изгнав чуждых людей, проникших в НКВД и тормозивших его работу. Товарищ Ежов сумел проявить заботу об основном костяке работников НКВД по-большевистски воспитать их в духе Дзержинского, в духе нашей партии, чтобы еще крепче мобилизовать всю армию чекистов. (Аплодисменты.) Он воспитывает в них пламенную любовь к социализму, к нашему народу и глубокую ненависть ко всем врагам. Вот почему весь НКВД и, в первую очередь, товарищ Ежов являются любимцами советского народа. (Аплодисменты.) Товарищ Ежов добился больших успехов в НКВД не только благодаря своим способностям. Он добился такой величайшей победы в истории нашей партии, победы, которую мы не забудем никогда, благодаря тому, что работает под руководством товарища Сталина, усвоив сталинский стиль работы. Товарищи работники НКВД, я могу пожелать вам, чтобы учились, как учился и учится у товарища Сталина сталинскому стилю работы товарищ Ежов, чтобы вы учились у товарища Ежова сталинскому стилю работы. (Аплодисменты.) Он сумел применить сталинский стиль в области НКВД. Работники НКВД работают много. Работа тяжелая и трудная, очень трудная, но я думаю, что наркомвнудельцы могут быть довольны, встречая двадцатую годовщину своей борьбы такими победами и тем, что народ, которому они служат, сторицей вознаградил их своей любовью. (Аплодисменты.) В отличие от буржуазных разведок, которые являются наиболее ненавистной частью государственного аппарата для широких трудящихся масс, советская разведка любима своим народом. Она отстаивает его интересы. Она защищает кровью завоеванные права и свободы и зорко стоит на страже его завоеваний. В мире нет больше такого государства, где бы органы государственной безопасности были так крепко спаяны с народом и где бы народ так помогал своей разведке. (Аплодисменты.) Товарищ Ежов передал мне ряд материалов, в которых мы видим, как народ - рабочие, советская интеллигенция, колхозники, школьники помогают ловить фашистских шпионов и иностранных разведчиков. Вот несколько примеров. В августе 1932 года в Саратове слесарь Воронов задержал и доставил в управление НКВД некоего Комлева. Ком-лев обещал ему десять тысяч рублей за совершение диверсионного акта - вбить железный болт в кабель на заводе, где работал Воронов. Недолго думая, товарищ Воронов привел врага в НКВД Как после выяснилось, Комлев оказался агентом одной фашистской разведки. В Каменец-Подольское отделение НКВД поступило заявление о том, что из Румынии перешел границу некто П. Этот П. оказался агентом румынской разведки. Один рабочий сообщил в НКВД об участниках троцкистской организации. В том числе он назвал и своего брата. Следствие выявило, что это злейшие враги народа. Видите, товарищи, этот рабочий не постеснялся сказать правду о своем родном брате, потому что выше всего, выше личных и семейных интересов он ставит Советскую власть. (Аплодисменты.) В сентябре 1937 года инженер Саратовской электростанции т. Шишкин, член партии, подал заявление, что подозревает в шпионаже директора Саратовской электростанции Тампера, тоже "коммуниста", конечно, в кавычках. Шишкин видел, как Тампер списывал секретные сведения. Это послужило для него сигналом. Тампер был арестован и сознался, что является агентом германской разведки с 1917 года. Гражданка Дашкова-Орловская помогла разоблачить шпионскую работу своего бывшего мужа Дашкова-Орловского. В Пугачевском районе в селе Порябушки пионер Щеглов Коля (1923 года рождения) сообщил начальнику районного отделения НКВД о том, что его отец Щеглов И. И. занимается расхищением из совхоза строительных материалов. Шеглова-отца арестовали, так как действительно у него дома обнаружили большое количество дефицитных строительных материалов. Пионер Коля Щеглов знает, что такое Советская власть для него, для всего народа. Увидев, что родной отец ворует социалистическую собственность, он сообщил об этом в НКВД, Вот где сила, вот в чем мощь народа! (Аплодисменты.) Колхозница-комсомолка Глуховская сообщила, что член колхоза Н. вызывает подозрения. Он был арестован и сознался, что является членом польской организации разведчиков, созданной Пилсудским. Он сказал также и о том, что имеется целая организация, которая ведет свою деятельность на нашей территории. Фактов, когда наш народ сам охраняет и помогает своей разведке охранять советский строй, таких примеров, когда НКВД не только сам раскрывает дела, но является и организатором народных масс, таких примеров у нас много... Мы можем прямо сказать, что НКВД своей работой в раскрытии шпионских организаций спас много жизней, которым угрожала опасность от врагов, готовивших крушения поездов, массовые отравления рабочих и крестьян в столовых, заражение людей в больницах, заражение скота всякими болезнями. НКВД не только спас много жизней, которым угрожала опасность, - он спас много заводов от взрывов... Я желаю нашим советским разведчикам быть работниками такого типа, о которых говорил товарищ Сталин на собрании избирателей. Товарищ Сталин нарисовал нам образ советского работника ленинского типа. Мы все знаем, что товарищ Сталин - верный ученик и продолжатель дела Ленина. Товарищ Сталин так же, как Ленин, ведет нашу Родину вперед к коммунизму. Образ ленинского типа работника есть и сталинский тип работника". (Аплодисменты.) ДЕЛО "МАРКСИСТОВ-ЛЕНИНЦЕВ" Постановлениями коллегии ОГПУ в 1932 - 1933 годах в несудебном порядке были привлечены к уголовной ответственности с назначением различных мер наказания М.Н. Рютин, М. С. Иванов, В. Н. Каюров, Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, П. А. Галкин, В. И. Демидов, П. П. Федоров и еще 22 человека. Все они обвинялись в том, что в целях борьбы с Советской властью и восстановления капитализма в СССР создали контрреволюционную организацию "Союз марксистов-ленинцев", подготовили программный документ этой организации и активно занимались антисоветской деятельностью. Суть "дела" заключалась в следующем. В начале 1932 года М. Н. Рютин, бывший секретарь Краснопресненского райкома ВКП(б) г. Москвы, которого в 1930 году ЦКК исключила из партии, как говорилось в решении, "за пропаганду правооппортунистических взглядов", а затем работавший экономистом "Союзэлектро", и старые большевики - В. Н. Каюров, член партии с 1900 года, руководитель плановой группы Центроархива, и М.С. Иванов, член партии с 1906 года, руководитель группы Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР, обеспокоенные широко распространившимися грубыми нарушениями внутрипартийной демократии, насаждением в руководстве партийными и государственными делами административно-командных методов, решили в письменной форме изложить свои взгляды на создавшуюся обстановку. Непосредственным исполнителем этого стал М. Н. Рютин. В марте 1932 года им были подготовлены проекты двух документов под названием "Сталин и кризис пролетарской диктатуры" и обращение "Ко всем членам ВКП(б)". В редактировании этих материалов приняли участие М.С. Иванов, В. Н. Каюров и его сын, член партии с 1914 года, старший инспектор Наркомснаба СССР А. В. Каюров. 21 августа 1932 года в деревне Головино под Москвой, на частной квартире члена партии электротехника строй-треста П. А. Сильченко (в его отсутствие) была проведена встреча с участием Мартемьяна Никитича Рютина, Михаила Семеновича Иванова, Василия Николаевича Каюрова, Александра Васильевича Каюрова и его коллеги Николая Ивановича Колрколова, Натальи Павловны Каюровой, секретаря правления "Союзмолоко", Павла Андриановича Галкина, директора 2б-й Московской типографии, Петра Михайловича Замятина, инструктора треста "Нарпит" Краснопресненского района, Павла Платоновича Федорова, профессора Московского торфяного института, Василия Ивановича Демидова, начальника административно-хозяйственного отдела московского автозавода, Григория Евсеевича Рохкина, научного сотрудника ОГИЗа, Виктора Борисовича Горелова, директора треста "Киномехпром" Союзкино, Бориса Михайловича Пташного, начальника управления Наркомснаба УССР, харьковчан Николая Ивановича Васильева, управляющего объединением "Гипрококс", и Семена Васильевича Токарева, заместителя управляющего объединением "Гипрококс". Участники встречи обсудили вопросы: 1. Доклад М. Н. Рютина "Кризис партии и пролетарской диктатуры". 2. Утверждение платформы организации и воззвания. 3. Организационные вопросы (выборы). Участники совещания приняли за основу платформу и обращение ко всем членам партии, доложенные М. Н. Рю-тиным. Утвержденные документы было решено передать на окончательное редактирование комитету, избранному на этом совещании в составе: М. С. Иванов - секретарь и члены -комитета В. Н. Каюров, П. П. Галкин, В. И. Демидов и П. П. Федоров. М. Н. Рютин, по его же просьбе, в состав комитета не вошел, как беспартийный и по причинам конспиративного характера. Было условлено дать создаваемой организации название "Союз марксистов-ленинцев". На втором заседании комитета, проходившем на квартире М. С. Иванова, было принято решение распространять программные документы союза среди членов партии путем личных контактов и рассылки почтой, выяснять их отношения к этим материалам. Так, вскоре с ними были ознакомлены Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Я. С. Стэн, бывший секретарь Московского комитета ВКП(б), Н. А. Угланов и ряд других лиц в Москве и Харькове. Всего комитет провел несколько заседаний, на которых подводились итоги распространения материалов союза. Анализ содержания "платформы" и так называемого манифеста союза "марксистов-ленинцев" - обращение "Ко всем членам ВКП(б)" показывает, что в них давалась оценка тяжелого экономического положения, в котором оказалась страна из-за допущенных сталинским руководством перегибов в вопросах форсирования темпов индустриализации и сплошной коллективизации, сопровождавшихся насилиями над крестьянами, говорилось о необходимости демократизации внутрипартийной и государственной жизни, восстановления ленинских норм и принципов, об отказе от насильственной коллективизации, о стихийных проявлениях недовольства и восстаниях крестьян (Северный Кавказ, Закавказье, Сибирь, Украина) и рабочих некоторых промышленных центров (Иваново, Вичуга), делался вывод, что трудно ждать кардинальных изменений, пока во главе Центрального Комитета ВКП(б) находится И. В. Сталин. Шла речь о таких явлениях, как усиление бюрократизма, извращение сущности пролетарской диктатуры, принижение роли Советов, профсоюзов, комсомола. Для восстановления пролетарской диктатуры, ленинских принципов жизни и деятельности партии, повышения активности ее членов, выхода страны из тяжелого экономического положения предлагалось осуществить организационные изменения в руководстве партии, сместить И. В. Сталина с поста Генерального секретаря. И. В. Сталин характеризовался при этом как "великий агент, провокатор, разрушитель партии, могильщик революции в России". В принятом обращении "Ко всем членам ВКП(б)", в частности, говорилось: "Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора, под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на край пропасти. Авантюристические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение реальной заработной платы рабочих и служащих, непосильные открытые и замакси-рованные налоги, инфляцию, рост цен и падение стоимости червонца; авантюристическая коллективизация с помощью невероятных насилий, террора, раскулачивания, направленного фактически главным образом против середняцких и бедняцких масс деревни, и, наконец, экспроприация деревни путем всякого рода поборов и насильственных заготовок привел всю страну к глубочайшему кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду как в деревне, так и в городах... Всякая личная заинтересованность к ведению сельского хозяйства убита, труд держится на голом принуждении и репрессиях, насильственно созданные колхозы разваливаются. Все молодое и здоровое из деревни бежит, миллионы людей, оторванных от производительного труда, кочуют по стране, перенаселяя города, остающееся в деревне население голодает... В перспективе - дальнейшее обнищание, одичание и запустение деревни... На всю страну надет намордник; бесправие, произвол и насилие, постоянные угрозы висят над головой каждого рабочего и крестьянина. Всякая революционная законность попрана!.. Учение Маркса и Ленина Сталиным и его кликой бесстыдно извращается и фальсифицируется. Наука, литература, искусство низведены до уровня низких служанок и подпорок сталинского руководства. Борьба с оппортунизмом опошлена, превращена в карикатуру, в орудие клеветы и террора против самостоятельно мыслящих членов партии. Права партии, гарантированные Уставом, узурпированы ничтожной кучкой беспринципных политиканов. Демократический централизм подменен личным усмотрением вождя, коллективное руководство - системой доверенных людей. Печать, могучее средство коммунистического воспитания и оружие ленинизма, в руках Сталина и его клики стали чудовищной фабрикой лжи, надувательства и терроризирования масс. Ложью и клеветой, расстрелами и арестами... всеми способами и средствами они будут защищать свое господство в партии и стране, ибо они смотрят на них как на свою вотчину. Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики..." 14 сентября 1932 года в ЦК ВКП(б) поступило заявление от членов ВКП(б) Н. К Кузьмина и Н. А. Стороженко, в котором сообщалось, что ими получено для ознакомления от Каюрова обращение "Ко всем членам ВКП(б)" Текст его прилагался. 15 сентября Иванов, Каюров, Горелов, а потом Рютин и другие лица, имевшие какое-либо отношение к деятельности или материалам союза, были арестованы органами ОПТУ. 27 сентября 1932 года Президиум ЦКК принял решение исключить из партии 14 человек, известных к этому моменту как участников организации "Союз марксистов-ленинцев". В постановлении Президиума ЦКК (оно было подписано секретарем коллегии ЦКК Е. М. Ярославским) ставилась задача: "ЦКК предлагает ОГПУ выявить невыявленных еще членов контрреволюционной группы Рютина, выявить закулисных вдохновителей этой группы и отнестись ко всем этим белогвардейским преступникам, не желающим раскаяться до конца и сообщить всю правду о группе и ее вдохновителях, со всей строгостью революционного закона". 1 С учетом этой директивы органы ОПТУ еще больше активизировали свою работу. Круг привлекаемых к ответственности расширялся. Через несколько дней после решения Президиума ЦКК вопрос о группе М. Н. Рютина был вынесен на объединенный Пленум ЦК, и Президиум ЦКК ВКП(б) принял постановление, подписанное И. В. Сталиным: "1. Одобрить постановление ЦКК об исключении из партии членов контрреволюционной группы Рютина-Слепко-ва, именовавшей себя "Союз марксистов-ленинцев". 2. Пленуму ЦК ВКП(б) и Президиуму ЦКК принять самые решительные меры для полной ликвидации деятельности белогвардейской контрреволюционной группы Рютина-Слепкова, их вдохновителей, их укрывателей. 3. Пленум ЦК ВКП(б) и Президиум ЦКК считают необходимым немедленное исключение из партии всех, знавших о существовании этой контрреволюционной группы, в особенности читавших ее контрреволюционные документы и не сообщивших об этом в ЦКК и ЦК ВКП(б), как укрывателей врагов партии и рабочего класса". В результате этой директивы были репрессированы многие коммунисты. Уже через несколько дней, 9 октября 1932 года, на вновь созванном под председательством Я. Э. Рудзутака Президиуме ЦКК ВКП(б) было принято постановление об исключении из рядов партии 24 человек как "членов и пособников контрреволюционной группы Рютина-Ива-нова-Галкина, как разложившихся, ставших врагами коммунизма и Советской власти, как предателей партии и рабочего класса, пытавшихся создать подпольным путем под обманным флагом марксизма-ленинизма буржуазную кулацкую организацию по восстановлению в СССР капитализма и, в частности, кулачества". Постановление было опубликовано в "Правде" 11 октября 1932 года. На заседании Президиума ЦКК предоставили слово Г. Е. Зиновьеву и Л. Б. Каменеву, которым было предъявлено обвинение в том, что они знали о существовании этой организации, знакомились с ее документами, но не сообщили о ней в ЦК ВКП(б) или ЦКК ВКП(б). Несмотря на высказанное Зиновьевым и Каменевым "сожаление о содеянном", их в числе других также исключили из рядов ВКП(б). Позднее по тем же мотивам были исключены из партии П. А. Сильченко и А. И. Козловский. Исключив участников "Союза марксистов-ленинцев" из рядов партии, ЦКК ВКП(б) передала дальнейшее решение их судьбы в ОГПУ. 11 октября 1932 года коллегией ОГПУ все они были осуждены к различным срокам Тюрьмы, заключения и ссылки. Наибольший срок получил Рютин. Он был приговорен к 10-летнему тюремному заключению. Всего по делу о так называемом "Союзе марксистов-ленинцев" было привлечено к партийной и судебной ответственности в 1932 - 1933 годах тридцать человек В дальнейшем часть уже осужденных вновь была привлечена к уголовной ответственности по тем же самым обвинениям с ужесточением ранее вынесенных приговоров, в том числе М. Н. Рютин, М. С. Иванов, П. А. Галкин, П. П. Федоров, Г. Е Рохкин, Я. Э. Стэн, М. И. Мебель, П. М. Замятин. А. В. Каюров, И. Н. Боргиор, Д. П. Марецкий, П. Г. Петровский, которых приговорили к высшей мере наказания - расстрелу. Большинству других были увеличены сроки лишения свободы. Некоторым из этих лиц приговоры дважды и трижды пересматривались в сторону ужесточения. Расследование по этому делу проводилось с грубыми нарушениями закона. Следственные действия были проведены без возбуждения уголовного дела, а Зиновьеву и Каменеву обвинения вообще не предъявлялись. Проходившие по делу были лишены возможности защищать себя от предъявленного обвинения, репрессированы они были внесудебным органом, без проверки материалов предварительного следствия. "Союз марксистов-ленинцев" ко времени пресечения его деятельности находился в стадии организационного оформления и выработки программных документов, никаких практических действий по осуществлению содержащихся в них установок, за исключением распространения "манифеста" и политической платформы, его участники не совершили. В состав каких-либо антисоветских организаций или объединений члены союза также не входили. Органы предварительного следствия и коллегия ОГПУ не располагали подлинными экземплярами "манифеста" и "платформы", а только их копиями, изъятыми при арестах и обыске на квартире П. А. Сильченко 15 октября 1932 года. Дошедшие до нас экземпляры документов являются копиями с копий, сделанных в ОГПУ в те годы, и подлинная их идентичность с необнаруженными оригиналами спорна: документы ходили по рукам в Московской и Харьковской партийных организациях, их размножали, дописывали, редактировали. Были тут и явные заимствования из контрреволюционных воззваний и антисоветских листовок, белоэмигрантских документов, что вряд ли могло соответствовать настроению Рютина. Еще в сентябре 1930 года, защищаясь от ложного доноса, он писал в ЦКК ВКП(б): "О термидоре и забастовках я ни слова не говорил. Тут все вымышлено от начала и до конца. Я не троцкист и не устряловец, чтобы городить такую чепуху." А такой "чепухи" в этом документе оказалось много - группе хотели придать характер гигантского заговора против партии и государства, который охватил будто бы миллионы советских людей. Эту платформу, простое знакомство с нею вменяли в вину многим даже в 1937 - 1938 годах, в том числе и Н.И. Бухарину. Что же касается политических воззрений и теоретических взглядов, изложенных в программных документах так называемого "Союза марксистов-ленинцев" то, надо сказать, они носили дискуссионный характер и не содержали призывов к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти. Эти взгляды, безусловно, расходились с той практикой, которую поддерживала и восхваляла официальная пропаганда, но отнюдь не противоречили марксистско-ленинской концепции социализма. Представление о содержании документов дает приобщенная к делу схема платформы, написанная Рютиным в процессе следствия, состоящая из следующих разделов: 1. Маркс о роли личности в истории. 2. Сталин как беспринципный политикан. 3. Сталин как софист. 4. Сталин как вождь. 5. Сталин как теоретик 6. Классовая борьба и марксизм. 7. Простое, расширенное воспроизводство и марксизм-ленинизм. 8. О построении социалистического общества. 9. Ленинизм и борьба с оппортунизмом. 10. Уроки внутрипартийной борьбы в свете истекших лет. 11. Оценка взглядов пролетарской диктатуры на современное положение вещей в СССР. 12. Кризис Коминтерна. 13. Кризис пролетарской диктатуры (экономический кризис, кризис партии, кризис Советов и приводных ремней пролетарской диктатуры). К этому необходимо добавить, что сложившаяся к тому времени в партии и стране обстановка жестокого преследования инакомыслящих не позволяла открыто высказывать свое мнение, если оно расходилось с мнением партийного руководства и особенно Сталина. У Каюрова и Иванова было намерение отправить письмо с изложением своих взглядов на обстановку в партии и стране в ЦКК ВКП(б). Но позднее они от этого отказались, понимая, к каким последствиям это может привести. Среди организаторов "Союза марксистов-ленинцев" выделяются фигуры Каюрова и Рютина. Каюров относился к старой большевистской гвардии, участвовал в партийной работе, до революции возглавлял большевистскую организацию петербургского завода "Эриксон", после Февральской революции был председателем Выборгского районного Совета рабочих и солдатских депутатов. В июльские дни 1917 года он в числе тех, кто укрывал Ленина. После Октябрьской революции пользовался особым доверием у Ленина, получал от него важные задания. Именно он привез в июле 1919 года из Москвы письмо Ленина "Питерским рабочим". В 1921 - 1924 годах Каюров работал в Сибири и на Урале, затем в "Грознефти" в 1925 - 1930 годах являлся консультантом Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР, в 1930 - 1932 годах руководил группой Центрархива. Пользовался авторитетом в партии. УПРЯМЫЙ РЮТИН К известным партийным деятелям принадлежал и Рютин. Он вступил в ленинскую партию в 1914 году, принимал участие в революционном движении. После окончания учительской семинарии был народным учителем, В 1917 году возглавил Харбинский Совет рабочих и солдатских депутатов, участвовал в становлении Советской власти на востоке страны, был командующим войсками Иркутского округа, командиром партизанских отрядов в Прибайкалье, председателем Иркутского губкома партии, делегатом X съезда РКП(б). Впоследствии был на ответственной работе в Восточной и Западной Сибири, Дагестане. В 1924 - 1928 годах работал секретарем Краснопресненского райкома партии г. Москвы, участвовал в борьбе с "новой" и троцкистско-зиновьевской оппозицией. На XV съезде РКП(б) в 1927 году был избран кандидатом в члены ЦК партии. В острой внутрипартийной полемике, возникшей после этого съезда между группой Сталина, с одной стороны, и Бухариным, Рыковым, Томским - с другой, о путях и методах строительства социализма в нашей стране, развития советской деревни, Рютин в вопросе применения чрезвычайных мер к крестьянству фактически поддержал Бухарина. Хотя в письме в ЦКК 21 сентября 1930 года он и отмечал, что "целиком никогда не был с группой Бухарина. Теоретических взглядов Бухарина и его последователей в области исторического материализма (теория равновесия и пр.) я никогда не разделял, то же самое должен сказать и о теории организованного капитализма, о теории "мирного врастания кулацких кооперативных гнезд" в социализм, о теории самотека". После острой беседы в 1928 году со Сталиным Рютина обвинили в примиренческом отношении к правым: об этом говорилось в заявлении группы членов райкома и членов бюро райкома, с которым они обратились в Московский комитет партии 15 октября 1928 года. 16 октября 1928 года объединенное заседание Секретариата ЦК и Секретариата МК ВКП(б) с участием председателя ЦКК ВКП(б) Г. К Орджоникидзе, членов президиума МКК приняло решение снять Рютина с работы в московской организации партии. В тот же день такое же решение вынесло и бюро ЦКК ВКП(б). Объединенный пленум МК и ЦКК ВКП(б), заслушав 18 - 19 октября 1928 года вопрос о положении в московской парторганизации, освободил Рютина от обязанностей секретаря Краснопресненского райкома партии и члена бюро МК В постановлении не указана причина освобождения. Но, как сказано в докладе секретаря МК Н. А. Угланова, претензии к Рютину выражались в том, что "он допустил при споре на заседании бюро Краснопресненского райкома ошибку, которая для него, кандидата ЦК, недопустима, которая умаляла его достоинство и которая умаляла руководящих товарищей. В споре о руководстве партией на заседании бюро РК товарищ Рютин, споря против тенденций дальнейшего отсечения руководящих товарищей от руководства, говорил: "Что вы ставите вопрос о тов. Сталине? Мы знаем, что у тов. Сталина есть свои недостатки, о которых говорил тов. Ленин. Этого нельзя было говорить потому, что еще раньше нам об этом говорили троцкисты. И второе: у него в резолюции, предложенной на активе, отсутствовал момент борьбы с примиренчеством. Из секретарей райкомов он в теоретическом отношении является наиболее квалифицированным членом партии. Эту ошибку, конечно, ему следует поставить в большую вину, чем другому". Выступая на пленуме, Рютин признал эти претензии справедливыми и назвал в числе своих политических просчетов еще одну ошибку, а именно, что он занимал так называемую буферную позицию во время обсуждения в ЦК вопросов о правом уклоне. Рютин говорил: "Споры в ЦК вызывали у нас, у многих членов бюро Московского комитета, беспокойство за сплоченность руководящего органа ЦК И я стал на ту точку зрения, что низовые партийные организации, районные должны будут соответствующим образом воздействовать на руководящих товарищей, чтобы в их рядах были устранены разногласия, трения, которые возникли. Теперь приходится признать, что наш опыт показал, что буфер не только тогда, когда он возникает в среде самих спорящих, но и тогда, когда этот буфер возникает со стороны, он не оправдывает своей роли. Это создало некоторую отчужден-ность, некоторую замкнутость московской организации или, точнее, руководящей группы работников московской организации от Центрального Комитета". На второй день заседания этого пленума неожиданно приехал Сталин, участвовал в его работе и выступил с речью. 22 октября 1928 года пленум Краснопресненского РК освободил Рютина от обязанностей секретаря райкома партии. Вскоре он был назначен заместителем редактора газеты "Красная звезда", затем работал председателем Управления фотокинопромышленности, членом президиума ВСНХ. В 1929 году Рютин едет уполномоченным ЦКК ВКП(б) по коллективизации в Восточную Сибирь. Записка в Политбюро ЦК, написанная им по возвращении в Москву, вызвала гнев у Сталина и Кагановича, ведавшего вопросами сельского хозяйства. Однако вскоре принципиальные положения и главные мысли своей записки Рютин увидел на страницах "Правды" в статье Сталина "Головокружение от успехов" и в письме ЦК ВКП(б) "О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении". Казалось бы, конфликт был исчерпан. Но Сталин не забывал обид. 21 января 1930 года в статье "К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса", опубликованной в газете "Красная звезда", он "одернул" Рютина, опубликовавшего в той же газете на ту же тему двумя номерами раньше передовую статью, основной темой которой была мысль - осуществляемый в деревне курс расходится с линией XV съезда партии. В сентябре того же года Президиум ЦКК исключил Рю-тина из рядов ВКП(б) с формулировкой за "предательски-двурушническое поведение в отношении партии и за попытку подпольной пропаганды правооппортунистиче-ских взглядов, признанных XV съездом несовместимыми с пребыванием в партии". Поводом для возникновения персонального дела Рютина послужило заявление в ЦК ВКП(б) знавшего его по работе в Краснопресненском райкоме члена партии Д.С. Немова, который сообщал, что, будучи в августе 1930 года в отпуске в г. Ессентуки, встретил там Рютина, и тот будто бы резко отрицательно отзывался о политике ЦК во главе со Сталиным, считая ее губительной для страны, оценивал материальное положение трудящихся в стране как очень тяжелое, высказывался против мер по насильственной коллективизации, осуждал расправу с членами партии, которые выражали какое-либо несогласие с мнением Сталина, неодобрительно отзывался о проводимой линии в братских партиях. При разборе персонального дела и в своем письменном объявлении в адрес ЦКК ВКП(б) Рютин категорически отрицал приписываемые ему высказывания, утверждая, что суть их извращена. Других свидетелей указанных бесед Рютина и Немова в Ессентуках не было. Однако в ходе рассмотрения персонального дела на заседании Президиума ЦКК ВКП(б) 23 сентября 1930 года доводы Рютина во внимание приняты не были, в основу обвинения было положено заявление Немова, судя по выступлениям Е. М Ярославского, и особенно А. С. Ену-кидзе и М. Ф. Шкирятова, главная вина Рютина усматривалась в критике им действий Сталина при решении вопроса об освобождении в 1928 году Рютина от должности секретаря Краснопресненского райкома ВКП(б) г. Москвы, о чем он написал и в своем объявлении. "Сталина даже тогда, когда я в 28-м году выступил против него на бюро Краснопресненского райкома, - писал Рютин в ЦКК, - я считал самым крупным вождем партии, способным проводить в жизнь ленинские принципы. Я тогда допустил отступления от линии в вопросах о темпах и в оценке положения в деревне. Я считаю, что т. Сталин напрасно ошельмовал меня и ловким маневром вышвырнул с партийной работы. Я считаю это нечестным с его стороны по отношению ко мне". Рютин из партии был исключен, а затем арестован по обвинению в контрреволюционной пропаганде и агитации. Однако 17 января 1931 года даже коллегия ОПТУ вынуждена была признать обвинение недоказанным, и полтора года, до нового ареста в сентябре 1932 года, он работал экономистом в "Союзэлектро". В 1936 году Рютина, находившегося в Верхне-Уральском политизоляторе, переводят в Москву. Ему предъявляют новое обвинение - в терроризме - на материалах ранее написанных им нелегальных "документов-платформы" и "манифеста-обращения" союза "марксистов-ленинцев". В письме Президиуму ЦИК СССР от 4 ноября 1936 года, хранящемся в его деле, Рютин просит снять с него эти обвинения и защищает свое достоинство гражданина. Вот полный текст этого документа. "Президиуму Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР Заключенного Внутренней тюрьмы НКВД М. Н. РЮТИНА ЗАЯВЛЕНИЕ В настоящее время после отбытия почти пяти лет своего десятилетнего заключения я вновь НКВД привлечен к уголовной ответственности за то, что, во-первых, теперь отдельные места и выражения написанных мною в свое время нелегальных "документов" истолковываются ведущими следствие как призыв к террору и, во-вторых, что на основе этих документов где-то якобы образовались и раскрыты правые террористические группы. По существу предъявленного мне нового обвинения считаю необходимым сообщить Центральному Исполнительному Комитету следующее. 1. Я не признаю себя виновным ни в чем, кроме того, за что я несу уже длительный срок наказания. Я никогда террористом не был, не являюсь и не буду. Никогда террористических взглядов и настроений не имел и не имею. Нигде, никогда, никому никакого сочувствия террору не высказывал и относился к нему всегда враждебно. Новое "толкование" отдельных цитат из "документов" как террористических является явно пристрастным и тенденциозным. К этому считаю необходимым добавить, что от своих взглядов, изложенных в "документах", я уже четыре года тому отказался. С тех пор ни к каким политическим партиям, группировкам и течениям не принадлежу. От всякой политической борьбы и политической деятельности навсегда отказался. 2. Я осужден (и приговор до сих пор никем не отменен) и отбыл почти половину своего заключения за всю совокупность своих взглядов, изложенных в "документах"; как бы ни толковать эти "документы" или отдельные их места, за всю совокупность "документов", вплоть до последней строчки, до последнего слова, до последней буквы, за все это я уже осужден, приговор никем не отменен, и новое привлечение меня к ответственности за эти же "документы" или отдельные их места и выражения является явно незаконным, произвольным и пристрастным. 3. Я осужден и отбываю уже пятый год наказания за всю совокупность своих действий (и за все их последствия), в том числе и за распространение "документов" и за все последствия этого распространения на основе и под влиянием этих документов через месяц, через год, через пять, через десять лет после их распространения какими-либо нелегальными группами и ячейками. Новое привлечение меня к ответственности за те же действия и последствия является явно незаконным, произвольным и пристрастным. 4. Ни одно уголовное законодательство, начиная с римского права и вплоть до наших дней во всех странах, в том числе и советское уголовное законодательство, не допускают привлечения к ответственности и наказания преступника два раза за одно и то же преступление, хотя бы второй раз и под другим названием. Самый факт вторичного привлечения меня к ответственности за то же преступление, за которое я отбыл почти пятилетнее заключение, за те же самые "документы" или отдельные их места и те же последствия их распространения является чудовищным. История судебных процессов и карательной политики Европы и Америки в течение последних столетий, насколько мне известно, не знает подобного чудовищного случая! 5. Статьи Уголовного кодекса, по которым я был осужден, обнимали и обнимают, несомненно, всю совокупность совершенных мною преступных деяний и моих преступных взглядов, но в этих статьях не содержится никакого обвинения в терроре. Следовательно, ни в моих "документах", ни в моих действиях не было и нет ничего "террористического". В противном случае на мне были бы применены другие соответствующие статьи Уголовного кодекса. 6. Политбюро ЦК ВКП(б) во время моего дела, несомненно, знакомилось или, по крайней мере, его знакомили и с написанными мною преступными "документами", и со всей совокупностью совершенного мною преступления. И однако же Политбюро не нашло в них никаких данных для обвинения меня в терроре. В противном случае оно, несомненно, дало бы соответствующие указания коллегии ГПУ, и я был бы привлечен за террор. Я не был привлечен за террор, следовательно, ни в моих взглядах, ни в моих действиях не было ничего террористического. 7. Коллегия ГПУ, осудившая меня на десять лет заключения, несомненно, в свою очередь внимательно ознакомилась с написанными мною нелегальными "документами" и тщательно изучала все мельчайшие детали моего дела. Она также не нашла в них ничего "террористического", иначе я был бы привлечен по соответствующим статьям за террор. Я не был привлечен, следовательно, в моих взглядах и действиях не было найдено и не было ничего террористического. 8. Начальник СПО ГПУ Молчанов, ведший надо мной следствие, опять-таки бесспорно изучал внимательно все мельчайшие детали моих "документов" и всего дела. Он также не нашел в нем никаких данных для предъявления мне обвинения в терроре и не предъявил его. Следовательно, и это свидетельствует о том, что в моем деле не было ничего террористического. А теперь тот же Молчанов по тем же документам или отдельным их местам, за те же действия (распространение документов и его последствия) предъявляет мне обвинение в терроре! Чудовищно! 9- Печать, газеты в течение ряда месяцев после моего дела вели по нему обстоятельную разъяснительную кампанию. Они действовали, не подлежит сомнению, на основе полученных директив и были достаточно осведомлены. Они также не нашли в моем деле никаких следов террора и не отмечали его. Неужели и они "слона-то и не приметили". 10. Наконец, Президиум ЦИК СССР, как высший законодательный орган, контролирующий деятельность всех исполнительных органов власти, в том числе и ГПУ (НКВД), в порядке контроля также, бесспорно, знакомился с моим делом. Он также не нашел в нем инкриминируемого мне теперь обвинения в терроре. Иначе он дал бы соответствующим органам указание отменить приговор коллегии ГПУ и предъявить мне новое соответствующее обвинение. Таким образом, самые высшие советские и партийные органы, самые авторитетные лица страны во всей совокупности моего дела не нашли ничего террористического, в том числе и Молчанов, а теперь тот же Молчанов, по тому же делу, после отбытия мною почти половины своего десятилетнего заключения, предъявляет обвинение в терроре! На основании всего вышеизложенного с полной очевидностью и бесспорностью следует: Во-первых, что в моих взглядах, документах, действиях и во всей совокупности дела не содержалось и не содержится никаких данных нового обвинения меня в терроре, и поэтому предъявление подобного обвинения является явно незаконным, произвольным, тенденциозным и пристрастным. Во-вторых, если бы в моем деле и заключалось что-либо террористическое (чего в действительности нет), то я за это уже осужден, ибо я осужден за каждую строчку и слово моих "документов" при каком угодно толковании, за каждое произнесенное мною слово, за малейшее свое действие, за каждый свой шаг по распространению "документов" и его последствия, каковы бы они ни были, приговор не отменен, я отбыл уже длительный срок наказания, и поэтому новое привлечение меня к ответственности за то же самое является опять-таки совершенно незаконным, произвольным и пристрастным. По существу инкриминируемых мне вновь отдельных выражений из "документов" как призыва к террору я также смог убедительно, думаю, доказать явную пристрастность и абсурдность их нового "толкования". (Не случайно самые высшие партийные и советские органы, самые авторитетные лица и приговор коллегии ГПУ не нашли в них ничего террористического), но я, к сожалению, крайне ограничен местом, так как мне, несмотря на все мои настойчивые просьбы, администрация тюрьмы, очевидно, по указанию ведущего следствие, решительно отказала дать бумаги столько, сколько необходимо, и ограничила меня этим листком, и поэтому вынужден отказаться от этого желания. На основании всего вышеизложенного, будучи глубочайше убежден в своей невинности в том, в чем меня теперь обвиняют, находя это обвинение абсолютно незаконным, произвольным и пристрастным, продиктованным исключительно озлоблением и жаждой новой, на этот раз кровавой расправы надо мной, я, естественно, категорически отказался и отказываюсь от дачи всяких показаний по предъявленному мне обвинению. Я не намерен и не буду на себя говорить неправду, чего бы мне это ни стоило. Ко всему сказанному в заключение считаю необходимым добавить, что самые методы следствия, применяемые ко мне, являются также совершенно незаконными и недопустимыми. Мне на каждом допросе угрожают, на меня кричат, как на животное, меня оскорбляют, мне, наконец, не дают даже дать мотивированный письменный отказ от дачи показаний, а разрешают написать только - "отказываюсь от дачи показаний" без всякой мотивировки, что явно преследует цель, получив такой немотивированный отказ, толковать его потом так, как будет наиболее выгодно ведущему следствие. Этим самым нарушаются самые элементарные права подследственного, ибо последний имеет право писать любые письменные заявления, касающиеся его дела, следственным, судебным и законодательным органам власти. Все это вместе взятое граничит с вымогательством личных показаний. На основе вышеизложенного я прошу Центральный Исполнительный Комитет СССР: 1. О защите меня как заключенного, отбывающего уже длительный срок заключения и как человека от незаконной расправы надо мной, от незаконного нового привлечения меня к ответственности за то дело, за которое я несу уже наказание, с новым сложным и пристрастным его использованием и даче указаний соответствующим органам об отмене нового незаконно предъявленного мне обвинения и о возвращении меня в нормальные условия заключения для продолжения отбывания моего наказания. 2. О защите меня от дальнейших угроз, обращения со мной как с животным, оскорблений и криков, каким я подвергаюсь. Я, само собой разумеется, не страшусь смерти, если следственный аппарат НКВД явно незаконно и пристрастно для меня ее приготовит. Я заранее заявляю, что я не буду просить даже о помиловании, ибо я не могу каяться и просить прощения или какого-либо смягчения наказания за то, чего я не делал и в чем я абсолютно неповинен. Но я не могу и не намерен спокойно терпеть творимых надо мной беззаконий и прошу меня защитить от них. В случае неполучения этой защиты я еще раз вынужден буду пытаться защищать себя тогда теми способами, которые в таких случаях единственно остаются у беззащитного, бесправного, связанного по рукам и ногам, наглухо закупоренного от внешнего мира и невинно преследуемого заключенного. М. Рютин. 4.11.1936 года. Москва, Внутренняя тюрьма особого назначения НКВД". Это письмо Рютина Н. И. Ежов немедленно направил Сталину. Ответа не последовало. Мартемьяна Никитича Рютина судила военная коллегия Верховного суда СССР 10 января 1937 года с применением чрезвычайного закона от 1 декабря 1934 года, без участия обвинения и защиты. Он был приговорен к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. ТРОЦКИСТЫ-ОППОРТУНИСТЫ По этому делу в декабре 1934 года были арестованы и 1б января 1935 года осуждены к тюремному заключению на различные сроки от пяти до десяти лет 19 человек: Зиновьев Григорий Евсеевич, 1883 года рождения, член ВКП(б) с 1901 года, до ареста 1б декабря 1934 года член редколлегии журнала "Большевик"; Каменев Лев Борисович, 1883 года рождения, член ВКП(б) с 1901 года, до ареста 1б декабря 1934 года директор Института мировой литературы имени М. Горького; Гертик Артем Моисеевич, 1879 года рождения, член ВКП(б) с 1902 года, до ареста 8 декабря 1934 года помощник управляющего Объединенным научно-техническим издательством; Куклин Александр Сергеевич, 1876 года рождения, член ВКП(б) с 1903 года, до ареста 14 декабря 1934 года пенсионер; Сахов Борис Наумович, 1900 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, до ареста 25 декабря 1934 года прокурор Северного края в г. Архангельске; Евдокимов Григорий Еремеевич, 1884 года рождения, член ВКП(б) с 1903 года, до ареста 8 декабря 1934 года начальник Главного управления молочной промышленности Наркомата пищевой промышленности СССР; Бакаев Иван Петрович, 1887 года рождения, член ВКП(б) с 1906 года, до ареста 9 декабря 1934 года управляющий Главэнергосети; Шаров Яков Васильевич, 1884 года рождения, член ВКП(б) с 1904 года, до ареста 9 декабря 1934 года начальник Управления трикотажной промышленности Наркомата местной промышленности РСФСР; Горшенин Иван Степанович, 1894 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, до ареста 12 декабря 1934 года начальник сводно-планового отдела Госплана СССР; Царьков Николай Алексеевич, 1903 года рождения, член ВКП(б) с 1921 года, до ареста 12 декабря 1934 года начальник 1-го участка Тихвинского алюминиевого комбината в Ленинградской области; Федоров Григорий Федорович, 1891 года рождения, член ВКП(б) с 1907 года, до ареста 9 декабря 1934 года управляющий Всесоюзным картографическим трестом; Гессен Сергей Михайлович, 1898 года рождения, член ВКП(б) с 1916 года, до ареста 9 декабря 1934 года уполномоченный по Западной области Наркомата тяжелой промышленности СССР в г. Смоленске; Тарасов Иван Иванович, 1902 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, до ареста 18 декабря 1934 года студент 4-го курса Московского юридического института; Файвилович Леонид Яковлевич, 1900 года рождения, член ВКП(б) с 1918 года, до ареста 12 декабря 1934 года заместитель начальника Главного хлопкового управления Наркомзема СССР; Герцберг Александр Владимирович, 1892 года рождения, член ВКП(б) с 1916 года, до ареста 12 декабря 1934 года председатель союзного объединения "Техноэкспорт"; Анишев Анатолий Исаевич, 1899 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, до ареста 22 декабря 1934 года научный сотрудник отделения ВАСХНИЛ в г. Ленинграде; Перимов Алексей Викторович, 1897 года рождения, член ВКП(б) с 1915 года, до ареста 9 декабря 1934 года уполномоченный Наркомпищепрома СССР по пуску стек-лотарного завода в г. Орджоникидзе; Браво Борис Львович, 1900 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, до ареста 13 декабря 1934 года ответственный редактор журнала Комитета заготовок при СНК СССР; Башкиров Александр Фабианович, 1903 года рождения, член ВКП(б) с 1920 года, до ареста 14 декабря 1934 года помощник начальника цеха завода "Красная заря" в г. Ленинграде. Все они были признаны виновными в том, что, являясь в прошлом активными участниками троцкистско-зиновьевской оппозиции, после подачи заявлений о разрыве с оппозиционными взглядами не разоружились и занимались подпольной антисоветской деятельностью, ставили своей задачей замену существующего руководства партии и Советского правительства. Наряду с этим Зиновьев, Каменев, Гертик, Куклин, Евдокимов, Бакаев, Шаров, Горшенин и Федоров объявлялись руководителями "московского центра", который был якобы связан с "ленинградским центром", подготовившим и организовавшим, как утверждалось, убийство Кирова. Проведенной проверкой установлено, что дело о так называемом "московском центре" сфальсифицировано органами НКВД а обвиняемые по нему лица были осуждены необоснованно. Необоснованность возбуждения дела и арестов вытекает, в частности, из того, что аресты осужденных по делу лиц производились прежде всего по признаку принадлежности их в прошлом к "зиновьев-ской" оппозиции, с тем чтобы возложить на них обвинение в подпольной контрреволюционной деятельности и в организации убийства Кирова. Между тем политическое поведение этих лиц не давало никаких оснований для подобных обвинений. Действительно, все осужденные по этому делу являлись в прошлом активными участниками "зиновьевской" оппозиции, в 1926 году блокировались с "троцкистами" и за фракционную деятельность в 1927 году привлекались к партийной ответственности. Зиновьев был исключен из партии на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 14 ноября 1927 года; Каменев, Бакаев, Гертик, Гессен, Евдокимов, Куклин, Федоров и Тарасов постановлением XV съезда ВКП(б); Шаров, Перимов, Файвилович, Анишев, Браво, Башкиров и Царьков - местными парторганизациями. На Горшенина и Сахова за участие в оппозиции были наложены партийные взыскания. Герцберг к партийной ответственности вообще не привлекался. В ходе XV съезда ВКП(б) в так называемом "Заявлении 23-х", а также после съезда исключенные из партии обвиняемые по настоящему делу объявили о прекращении оппозиционной деятельности и о полном подчинении решениям ЦК партии и Коминтерна. ЦКК, рассмотрев заявления, признала их отвечающими требованиям XV съезда и в июне-августе 1928 года восстановила в партии Зиновьева, Каменева, Бакаева, Евдокимова, Гертика, Гессена, Куклина, Федорова, Башкирова, Пе-римова, Файвиловича и Шарова. В 1928 - 1929 годах были восстановлены в партии Тарасов, Царьков и Анишев. Одному лишь Браво при рассмотрении его апелляции в июле 1929 года было отказано в восстановлении в партии на том основании, что он и после съезда якобы продолжал оппозиционную деятельность. Но в декабре того же года и он был восстановлен в партии. Во время партийной чистки в сентябре 1929 года Зиновьеву обвинений в антипартийной деятельности не предъявлялось. В отношении Каменева было установлено, что в 1928 году Бухарин якобы пытался привлечь его на свою сторону, вел с ним переговоры. Рассмотрев этот вопрос, объединенное заседание Политбюро ЦК и Президиума ЦКК ВКЩб) 9 февраля 1929 года и объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 23 апреля 1929 года осудили поведение Бухарина. Однако о Каменеве никаких решений не было принято. Лишь несколько месяцев спустя, 31 декабря 1929 года ЦКК объявила Каменеву выговор за то, что он встретился с некоторыми троцкистами и в беседе с ними заявил о своей готовности блокироваться с Троцким. Каменев, не отрицая в ЦКК факта посещения его квартиры сторонниками Троцкого, утверждал, что в беседе с ними он высказывал свое отрицательное отношение к троцкистам. Это свидетельство о том, что на Зиновьева и Каменева, как бывших лидеров оппозиции, ориентировались и вступали с ними в контакт многие из тех, кто был не согласен с линией Сталина и его сторонников. В особой степени это относится к началу 30-х годов, когда сталинская политика привела к обострению политической обстановки в стране, крупным провалом в народном хозяйстве, тяжело сказалась на социальном положении трудящихся. На этом фоне активизировались силы, выступавшие с осуждением ряда направлений такой политики. Примером этому служит и история с распространением так называемой "рютинской платформы". 8 конце сентября 1932 года Я. Э. Стэн доставил на дачу Зиновьеву и Каменеву экземпляры обращения и "платформы" группы Рютина. Зиновьев и Каменев, однако, в партийные или советские органы о существовании этих документов и о том, что они нелегально размножаются и распространяются, не сообщили. 9 октября 1932 года Президиум ЦКК ВКП(б) исключил из партии Каменева и Зиновьева за то, что они, как указано в постановлении, "зная о существовании этой контрреволюционной группы, получая от этой группы ее документы, не довели об этом до сведения партии, чем содействовали ее деятельности". За указанные действия Зиновьев, Каменев и Стэн, а также ряд других лиц, причастных к составлению и распространению этих документов, по постановлению коллегии ОГПУ от 11 октября 1932, были отправлены в ссылку: Каменев в Минусинск, а Зиновьев в Кус-танай сроком на три года. При этом Зиновьев и Каменев были признаны виновными в том, что они являлись участниками и идейными вдохновителями так называемой контрреволюционной организации союз "марксистов-ленинцев". 8 мая 1933 года Зиновьев обратился с письмами в ЦК ВКП(б) и лично к Сталину. В письме Сталину Зиновьев признавал, что наказан правильно, но желает загладить вину перед партией и заслужить доверие ЦК, для чего просит дать ему любую работу. Письмо в ЦК ВКП(б), содержащее критику своей личной деятельности и оппозиции в целом, было опубликовано 20 мая 1933 года в "Правде", а накануне Кирову, Куйбышеву, Микояну, Орджоникидзе, Петровскому, Чубарю, Андрееву и членам Президиума ЦКК было разослано письмо следующего содержания: "По поручению т. Сталина рассылаются два письма т. Зиновьева. Т. Сталин, Ворошилов, Молотов, Калинин и Каганович предлагают отменить в отношении Зиновьева ссылку и разрешить ему приезд в Москву для определения вопроса о его работе". 14 декабря 1933 года решением ЦКК Зиновьев и Каменев были восстановлены в партии. Каких-либо данных об антипартийной деятельности Зиновьева и Каменева после этого в архивах не обнаружено. Однако в декабре 1934 года они вновь были арестованы. Из партии их исключили 20 декабря 1934 года. В отношении остальных обвиняемых установлено следующее. Евдокимов, Бакаев, Шаров, Куклин, Гессен, Башкиров, Царьков, Перимов, Файвилович, Тарасов и Браво после восстановления их в партии в 1928 - 1929 годах и до ареста в декабре 1934 года к партийной ответственности за антипартийную деятельность не привлекались. Бакаев, Евдокимов и Файвилович в ходе партийной чистки в 1933 году характеризовались положительно. Горшенин и Федоров ячейковыми комиссиями по чистке партии исключались как бывшие оппозиционеры, но вышестоящими партийными органами были восстановлены, так как никакой антипартийной деятельности не вели. В материалах по чистке партии в 1929 - 1930 годах имеются данные о том, что Герцбург чистку прошел. Гертик в 1933 году был во внесудебном порядке сослан на три года и исключен из партии по обвинению в оппозиционной деятельности, но в том же году дело было пересмотрено, а 15 мая 1931 года ЦКК ВКП(б) он был восстановлен в партии. Из числа всех осужденных по настоящему делу только один Анишев был исключен из партии до ареста, в 1933 году, за переписку со своей женой, находившейся в ссылке. Вместе с тем Анишев характеризовался как "образцовый директор института и крепкий партиец, твердо проводящий генеральную линию партии". Остальные обвиняемые были исключены из партии после ареста по этому делу с формулировкой "как контрреволюционеры". Все это свидетельствует о том, что к моменту ареста обвиняемых по настоящему делу партийные органы не располагали материалами об их подпольной или какой-либо иной организованной антипартийной деятельности. В процессе проверки этого дела были изучены справка "О важнейших агентурных и следственных делах", составленная начальником секретно-политического отдела ОГПУ Г. А. Молчановым 4 января 1934 года для руководящих работников ОГПУ; справка представленная 15 января 1934 года заместителем председателя ОГПУ Аграновым секретарю ЦК ВКП(б) Кагановичу, в которой перечислялись различные контрреволюционные группы и организации; а также пять томов ежедневных оперативных рапортов секретно-политического отдела НКВД СССР на имя руководства НКВД об агентурно-оперативной работе за период с 1 января по 9 декабря 1934 года. Установлено, что сведений об антисоветской деятельности Л. Б. Каменева, Г. Е. Зиновьева и других обвиняемых по настоящему делу, а также о существовании подпольной "зиновьевской организации" в этих материалах не имеется. Оперативные работники УНКВД по Ленинградской области П. И. Малинин, В. С. Карпович, П. Г. Дроздецкий, имевшие непосредственное отношение до декабря 1934 года к сбору сведений о поведении бывших участников "зиновьевской" оппозиции, в своих объяснениях в 19б1 году заявили, что об антисоветской деятельности "зиновьевцев" им также ничего известно не было. Напротив, многие факты свидетельствовали о том, что ряд бывших участников "зиновьевской" оппозиции, осужденных впоследствии по делу так называемого "московского центра", считали неприемлемой для себя тактику фракционной борьбы против партийного большинства. Таким образом, имеющиеся материалы не позволяют сделать вывод о том, что в 1928 - 1929 годах существовал подпольный центр зиновьевской организации и такая организация была вообще. "Все данные говорят за то, - отмечалось в информационном письме ОГПУ, - что Зиновьев, Каменев и все бывшие сторонники ленинградской оппозиции, примкнувшие к "Заявлению 23-х", безусловно, порвали с оппозицией и прекратили фракционную работу". В других материалах также не имеется данных о подпольной антисоветской деятельности "зиновьевцев" после XV съезда партии или о существовании "зиновьевской организации" с руководящим центром во главе. ЗИНОВЬЕВ И КАМЕНЕВ - ВРАГИ НАРОДА С момента направления Зиновьева и Каменева в ссылку по делу так называемого союза "марксистов-ленинцев", то есть с октября 1932 года, за ними велось активное агентурное наблюдение, сопровождавшееся перлюстрацией переписки и подслушиванием телефонных разговоров, однако в результате и этой работы не было получено никаких данных о проведении ими антисоветской деятельности. При аресте Зиновьева в декабре 1934 года у него был изъят и тщательно изучен обширный личный архив, но и в нем компрометирующих материалов не оказалось. Не имеется данных о существовании и деятельности "зиновьевского центра" и в изъятых при аресте личных архивах Л. Б. Каменева и остальных обвиняемых по делу так называемого "московского центра". Таким образом, в декабре 1934 года основания для ареста Зиновьева, Каменева и других осужденных по настоящему делу лиц полностью отсутствовали. Арест их явился началом осуществления замысла использовать убийство Кирова для политической дискредитации и физического уничтожения бывших оппозиционеров, обвинив их в организации, подготовке и осуществлении этого преступления. Обвинение бывших участников "зиновьевской" оппозиции в подготовке и организации убийства Кирова основывалось на том, что убийца Л. В. Николаев в прошлом являлся якобы сторонником Зиновьева. Между тем никаких документальных и иных материалов, подтверждающих это, не имелось. Версию о принадлежности Николаева к "зиновьевской" оппозиции выдвинул Сталин. Она была воспринята и проведена в жизнь следствием и судом в результате прямого давления с его стороны. Выступая на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году с заключительным словом, Ежов сообщал о том, в каких условиях проводилось следствие по делу об убийстве Кирова и как по инициативе Сталина следствие было направлено по линии обвинения в этом преступлении бывших участников "зиновьевской" оппозиции. Вот выдержка из этого выступления (цитируется по неправленой стенограмме): "Теперь, товарищи, разрешите мне по существу сделать несколько замечаний. Можно ли было предупредить убийство т. Кирова, судя по тем материалам и по данным, которые мы имеем? Я утверждаю, что можно было, утверждаю. Вина в этом целиком лежит на нас. Можно ли было после убийства т. |