Научнопопулярное издание история сыска в россии в 2 книгах
 Скачать 2.76 Mb.
|
|
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВКП(б). Москва, 1936 год, 29 июля". РЕШЕНО СТАЛИНЫМ Процесс по делу так называемого параллельного троцкистского центра стоит в одном ряду с другими политическими процессами тридцатых годов, направленными прежде всего на усиление личной власти Сталина, всемерное укрепление насаждаемой им административно-командной системы управления. Любые проявления тревоги и недовольства обстановкой, складывавшейся в стране, немедленно пресекались возникновением очередного "дела". Так произошло и после XVII съезда ВКП(б), когда среди части старых ленинских кадров партии вновь стали раздаваться предложения о перемещении Сталина с поста генсека на другую работу. Используя факт убийства Кирова, сталинское руководство обрушило на партию новую мощную волну репрессий. Массовым репрессиям в этот период подвергались в первую очередь бывшие идейные противники Сталина. Для расправы с ними был организован ряд фальсифицированных процессов. По указке сверху НКВД придумывал и "раскрывал" так называемые враждебные центры: "ленинградский", "московский", антисоветский объединенный троцкистско-зи-новьевский и другие. При проведении процессов по "делам" этих центров основным считалось, чтобы все подсудимые дружно признавались в своих преступлениях, какими бы фантастическими и надуманными они были. Об объективных доказательствах вины даже речи не заходило. Подобным образом было сфальсифицировано и дела о так называемом параллельном антисоветском троцкистском центре. 30 января 1937 года в Москве военная коллегия Верховного Суда СССР в составе В.В. Ульриха, И.О. Матулевича, Н.М. Рычкова с участием Прокурора СССР А.Я. Вышинского в открытом судебном заседании рассмотрела уголовное дело так называемого параллельного антисоветского троцкистского центра. По этому делу были арестованы и преданы суду 17 человек. 1. Пятаков Юрий (Георгий) Леонидович. Член партии с 1910 года. Активный участник революционного подполья в России, в октябре 1917 года возглавлял Киевский военно-революционный комитет, в 1918 году - председатель Временного рабочего-крестьянского правительства Украины. В годы гражданской войны член реввоенсоветов 13-й, 1б-й и б-й армий. Затем на руководящей хозяйственной работе: заместитель председателя Госплана РСФСР, заместитель председателя ВСНХ, председатель Правления Госбанка СССР. С 1932 года - первый заместитель наркома тяжелой промышленности СССР. Ленин отзывался о Пятакове как о выдающемся и преданном работнике. Пятаков избирался кандидатом в члены ЦК, на XII, XIII, XIV, XVI и XVII съездах - членом ЦК партии. Политическая позиция Пятакова не была однозначной. При заключении Брестского мира он был одним из лидеров группы "левых коммунистов" на Украине. На XV съезде ВКПС(б) исключался из партии как активный деятель троцкистской оппозиции. В 1928 году, в связи с поданным заявлением об отходе от оппозиции, был восстановлен в рядах партии. Однако перед арестом в сентябре 1936 года он был заочно выведен из состава ЦК и вновь исключен из членов ВКП(б). 2. Сокольников Григорий Яковлевич. Член партии с 1905 года. Участник революции 1905 - 1907 годов. В 1918 году был председателем советской делегации при подписании Брестского мирного договора. В 1918 - 1921 годах член реввоенсоветов ряда армий, командующий 8-й армией Южного фронта, Туркестанским фронтом, председатель Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР. В последующие годы находился на государственной работе: заместитель наркома и народный комиссар финансов РСФСР, заместитель председателя Госплана СССР, председатель Нефтесиндиката, полпред СССР в Англии, заместитель наркома иностранных дел. С 1935 года - первый заместитель наркома лесной промышленности СССР. На VI, VII, IX: XII, XIII, XIV и XV съездах партии избирался членом ЦК, на XVI и XVII съездах - кандидатом в члены Политбюро ЦК партии. Перед арестом в июле 1936 года заочно выведен из состава ЦК и исключен из членов ВКП(б). 3. Радек Карл Бернгарчдович. Член РСДРП с 1903 года. С 1902 года состоял в социал-демократической партии Польши, с 1904 года - в социал-демократической партии Польши и Литвы. С 1908 года - активный деятель левого крыла немецкого социал-демократического движения. Участник международных социалистических конференций в Циммервальде, Кинтале, Стокгольме. С ноября 1917 года - ответственный работник НКИД РСФСР. В 1918 году, после начала германской революции, нелегально выезжал в Германию в качестве члена советской делегации на съезд Советов, участвовал в организации первого съезда Компартии Германии, был арестован. После освобождения в декабре 1919 года возвратился в Россию. В последующие годы член Президиума и секретарь Исполнительного Комитета Коминтерна, ректора университета народов Востока имени Сунь Ятсена, постоянный сотрудник редакций газет "Правда", "Известия" ряда журналов. В 1919 - 1924 годах - член ЦК ВКП(б). С 1932 года до ареста в сентябре 1936 года заведующий бюро международной информации ЦК ВКП(б). В 1918 году один из лидеров группы "левых коммунистов". XV съездом ВКП(б) исключен из партии как активный участник троцкистской оппозиции. С января 1928 года по май 1929 года находился в ссылке. В январе 1930 года, в связи с поданным заявлением об отходе от оппозиции, был восстановлен в партии. Вновь исключен из партии после ареста в связи с настоящим делом. 4. Серебряков Леонид Петрович. Член партии с 1905 года. Делегат VI (Пражской) конференции РСДРП (1912 г.). В 1917 - 1919 годах секретарь Московского областного бюро партии, секретарь ЦК РКП(б), член Оргбюро ЦК, член реввоенсовета Южного фронта и начальник Политуправления Реввоенсовета РККА. Впоследствии находился на ответственной работе в НКПС. До ареста в августе 1936 года - заместитель начальника Главного управления шоссейных дорог НКВД СССР. В октябре 1927 года исключен из партии по обвинению в организации нелегальной типографии. В январе 1930 года в партии восстановлен. Вновь исключен заочно, после ареста, в 1936 году. 5. Лившиц Яков Абрамович. Член партии с марта 1917 года. С 1919 года на руководящей работе в органах ЧК, ГПУ Украины. С 1924 на хозяйственной работе, заместитель управляющего трестом "Донуголь" (г. Харьков), с 1930 года начальник Южной, затем Северо-Кавказской, Московско-Курской железных дорог. С 1935 года - заместитель наркома путей сообщения СССР. В 1913 - 1915 года состоял в партии эсеров. В 1923 - 1928 годах участвовал в троцкистской оппозиции, был исключен из Коммунистической партии. В феврале 1929 года, в связи с поданным заявлением об отходе от оппозиции, в партии восстановлен. Вторично исключен из ВКП(б, заочно, после ареста, в 1936 году. 6. Муралов Николай Иванович. Состоял в партии с 1903 года по 1927 год. Активный участник революции 1905 - 1907 годов. Один из руководителей Московского вооруженного восстания в октябре 1917 года. В годы гражданской войны член реввоенсоветов 3-й и 2-й армии. Восточного фронта, затем командующий Московским, Северо-Кавказским военными округами. С 1925 года ректор сельскохозяйственной академии им. Тимирязева, член президиума Госплана РСФСР. В момент ареста в апреле 1936 года начальник сельхозотдела управления рабочего снабжения "Кузбасстроя" в г. Новосибирске. В 1918 входил в группу "левых коммунистов". На XIV съезде избран членом ЦКК. В 1927 году выведен из состава ЦКК, а XV съездом ВКП(б) исключен из членов партии за фракционную работу. В декабре 1935 года и январе 1936 года направил в ЦК ВКП(б) на имя Сталина два письма о разрыве с троцкистскими взглядами и просьбой о восстановлении в партии. Эти письма были оставлены без рассмотрения. Арестован в апреле 1936 года. 7. Дробнис Яков Наумович. Член партии с 1907 года, участник революции 1905 - 1907 годов. С 1919 года - председатель Полтавского, затем Одесского Советов, комиссар Отдельной группы войск. С 1918 года член ЦК КП(б)У, с 1922 года на работе в Малом Совнаркоме РСФСР. Перед арестом в 1936 году заместитель начальника кемеровского "Химкомбинатстроя". В 1904 - 1905 годах состоял в Бунде, в 1905 - 1906 годах был меньшевиком. В 1923 - 1927 году участвовал в оппозиционной борьбе, сторонник Троцкого. XV съездом ВКП(б) исключен из партии. С 1928 года по 1929 год находился в ссылке. В 1930 году, в связи с поданным заявлением об отходе от оппозиции, восстановлен в рядах партии. Вновь исключен в связи с настоящим делом. 8. Богуславский Михаил Соломонович. Член партии с 1917 года. До октября 1917 года работал на Украине. С 1918 года председатель Воронежского горсовета, секретарь ВУЦИК, секретарь Политуправления РККА, секретарь Харьковского губкома КП(б)У, заместитель председателя Моссовета, председатель Малого Совнаркома РСФСР. В 1932 - 1936 годах начальник "Сибмашстроя" в г. Новосибирске. В 1905 - 1917 годах состоял в Еврейской социалистической рабочей партии. В 1923 - 1928 годах участвовал в троцкистской оппозиции. XV съездом ВКП(б) исключен из партии. В 1930 году заявил об отходе от оппозиции и был восстановлен в партии. Вновь исключен из ВКП(б) после ареста в 1936 году. 9. Князев Иван Александрович. Член партии с 1918 года. С 1917 года на руководящей работе в системе НКПС. До 1918 года состоял в партии левых эсеров. С 1934 года начальник управления Южно-Уральской (Челябинской) железной дороги, затем заместитель начальника Центрального управления движения НКПС. Исключен из ВКП(б) после ареста в 1936 году. 10. Ратайчак Станислав Антонович. Член партии с 1919 года. По национальности немец. С 1914 года служил в германской армии, с 1915 года в плену в России. В 1917 - 1920 годах служил в Красной Армии. Затем на руководящей советской и хозяйственной работе: председатель Украинского треста "Фарфорфаянсстекло", союзного химического треста "Коксобензол", заместитель председателя правления "Всехимпрома". В 1932 - 1934 годах заместитель наркома тяжелой промышленности СССР, затем начальник Главхимпрома НКТП СССР. Исключен из партии после ареста в 1956 году. 11. Норкин Борис Осипович. Член партии с ноября 1917 года. В 1918 - 1921 годах сотрудник органов ВЧК. В последующие годы - заместитель начальника "Мосхима", заместитель председателя Московского совнархоза, управляющий "Всехимпромом" и "Союзазотом". С 1932 года по сентябрь 1936 года - начальник кемеровского "Химкомбинатстроя". Исключен из партии после ареста в 1936 году. 12. Шестов Алексей Александрович. Член партии с 1918 года. Был на профсоюзной работе. С 1925 года на руководящей работе в горнодобывающей промышленности. Был заместителем управляющего "Сибирьуголь" (г. Новосибирск), управляющим Анжеро-Судженским рудником. До ареста - управляющий Салаирским цинковым рудником в Кемеровской области (Кузбасс). Исключен из партии после ареста в 1936 году. 13. Строилов Михаил Степанович. Беспартийный. Работал начальником шахт, рудников. С 1935 года - главный инженер треста "Кузбассуголь" в г. Новосибирске. 14. Турок Иосиф Дмитриевич. Член партии с 1918 года. В 1917 - 1920 году на военной службе. В последующие годы работал на железнодорожном транспорте. В момент ареста, в ноябре 1936 года, заместитель начальника Свердловской железной дороги. 15. Граше Иван Иосифович. Член партии с мая 1917 года. В 1921 - 1928 года работал в Коминтерне и Профин-терне, в Госплане СССР, в ТАСС. С 1934 года руководитель группы, затем старший экономист производственно-технического отдела Главхимпрома Наркомата тяжелой промышленности СССР. В 1920 году состоял в нелегальной Коммунистической партии Словакии и Прикарпатской Руси. В 1929 году ему был объявлен выговор за примиренчество к правому уклону в Коминтерне. Исключен из партии после ареста в 1936 году. 16. Пушин Гавриил Ефремович. Член партии с 1924 года. Работал в Донбассе, в Харькове, с 1931 года главный инженер строительства Горловского азотно-тукового комбината, заместитель главного инженера Главхимпрома НКТП СССР, главный инженер строительства Рионского азотно-тукового комбината (Грузия). Из партии исключен после ареста в 1936 году. 17. Арнольд Валентин Вольфридович (он же Васильев Валентин Васильевич). Член партии с 1924 года. В первую мировую войну дезертировал из царской армии. В 1917 - 1923 годах служил в американской армии. В 1923 году приехал в СССР, работал в "Кузнецкстрое", "Энергострое" в г. Кемерово, заведующим гаражом в "Кузбасстрое" (г. Прокопьевск). Перед арестом в 1936 году был заведующим гаражом и отделом снабжения на Прокопьевском и Анжер-ском рудниках (Кузбасс). В приговоре военной коллегии Верховного Суда СССР по данному делу отмечено, что в 1933 году по указанию Троцкого в Москве, наряду с так называемым "антисоветским объединенным троцкистско-зиновьевским центром", был создан параллельный антисоветский троцкистский центр, в состав которого вошли Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков и другие. Как отмечалось в приговоре, этот параллельный центр в качестве основной своей задачи ставил свержение Советской власти в СССР. Для достижения этой цели участники центра якобы развернули вредительско-дивер-сионную, шпионскую и террористическую деятельность. Указывалось, что для непосредственного руководства антисоветской деятельностью на местах в некоторых крупных городах СССР были созданы местные троцкистские центры. В частности, в Новосибирске якобы по указанию Пятакова был организован западно-сибирский центр. Диверсионная и вредительская работа участников параллельного центра, как утверждалось в приговоре, заключалась в срыве качества продукции, в организации поджогов и взрывов заводов или отдельных цехов и шахт, крушений поездов, порче железнодорожного пути и т. д. Кроме того, подсудимые были обвинены с шпионаже в пользу германской и японской разведок, а также в создании нескольких террористических групп с целью совершения покушений на руководителей партии и правительства. Все привлеченные по делу параллельного антисоветского троцкистского центра были признаны виновными в совершении инкриминируемых им преступлений и приговорены: Пятаков, Серебряков, Муралов, Дробнис, Лившиц, Богуславский, Князев, Ратайчак, Норкин, Шестов, Турок, Пушин и Граше - к расстрелу, Сокольников, Радек и Арнольд (Васильев) - к десяти, а Строилов - к восьми годам тюремного заключения. В 1941 году Арнольд и Строилов по заочно вынесенному приговору были также расстреляны. Сокольников и Радек в мае 1939 года были убиты сокамерниками в тюрьме. При изучении материалов, связанных с делом так называемого параллельного антисоветского троцкистского центра, установлено, что выдвинутые против его участников обвинения были необоснованными и фальсифицированными, их показания на предварительном следствии и в суде не соответствовали действительности, являясь прямым оговором себя и других. Большинство из обвиняемых в 20-х годах являлись сторонниками Троцкого и участвовали в оппозиционной борьбе. За активную троцкистскую деятельность Пятаков, Радек, Серебряков, Лившиц, Дробнис, Богуславский и Муралов в свое время исключались из партии, но после XV съезда ВКП(б) все они заявили об отходе от оппозиции, были восстановлены в партии (кроме Муралова, письма которого, как уже упоминалось, Сталин оставил без рассмотрения) и находились на ответственной работе. Данных о том, что кто-либо из них после восстановления в партии продолжал прежнюю оппозиционную деятельность, не имелось и не имеется. Органы ОПТУ - НКВД никакими достоверными сведениями о преступной деятельности обвиняемых не располагали. Более того, в 1929 - 1930 годах в ОПТУ поступали сообщения, подтверждавшие искренность отхода от оппозиции лиц, обвинявшихся по данному делу. Собранные в ходе проверки дела материалы показывают, что массовые репрессии против бывших оппозиционеров, главным образом против бывших троцкистов и зиновьевцев, начались сразу же после убийства Кирова 1 декабря 1934 года. Как заявил на собрании актива ГУГБ НКВД СССР в марте 1937 года заместитель наркома внутренних дел Агранов, секретарь ЦК ВКП(б) Ежов в середине 1935 года сказал ему, что "...по его сведениям и по мнению Центрального Комитета нашей партии существует нераскрытый центр троцкистов, который надо разыскать и ликвидировать". "Тов. Ежов, - подчеркнул Агранов, - дал мне санкцию на производство массовой операции по троцкистам в Москве". Начальник секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР ГА. Молчанов в сообщении на имя Ягоды от 5 февраля 1936 года, докладывая о ходе операции в отношении троцкистов в Москве, отметил, что следствие показывает "тенденцию троцкистов к воссозданию подпольной организации по принципу цепочной связи небольшими группами" и их террористические намерения. 9 февраля 1936 года НКВД была дана на места директива о ликвидации без остатка всего якобы существующего троцкистско-зиновьевского подполья, об усилении репрессий против исключенных из партии в процессе партийной проверки бывших троцкистов и зиновьевцев. 25 марта 1936 года Ягода в письме Сталину, ссылаясь на будто бы полученные при арестах и обысках сторонников Троцкого данные, сообщал об усилении ими контрреволюционной деятельности и предлагал: всех троцкистов, находящихся в ссылке, арестовать и направить в дальние лагеря; троцкистов, исключенных из партии при последней проверке партийных документов, изъять и решением особого совещания направить в дальние лагеря сроком на 5 лет; троцкистов, уличенных в причастности к террору, судить и всех расстрелять. Это письмо по указанию Сталина посылалось на заключение Вышинскому, который 31 марта 1936 года ответил следующее: "ЦК ВКП(б) - тов. СТАЛИНУ И. В. Считаю, что тов. Ягода в записке от 25 марта 1936 года правильно и своевременно поставил вопрос о решительном разгроме троцкистских кадров. Со своей стороны считаю необходимым всех троцкистов, находящихся в ссылке, ведущих активную работу, отправить в дальние лагеря постановлением особого совещания при НКВД после рассмотрения каждого конкретного дела. В этом же порядке считаю необходимым направить в лагеря и троцкистов, исключенных из ВКП(б) при последней проверке партийных документов. С моей стороны нет также возражений против передачи дел о троцкистах, уличенных в причастности к террору, то есть в подготовке террористических актов, в военную коллегию Верховного Суда Союза, с применением к ним закона от 1 декабря 1934 года и высшей меры наказания - расстрела... А. Вышинский". В тот же день Ягода направил всем начальникам УНКВД оперативную директиву, в которой говорилось: "Основной задачей наших органов на сегодня является немедленное выявление и полнейший разгром до конца всех троцкистских сил, их организационных центров и связей, выявление, разоблачение и репрессирование всех троцкистов-двурушников". 20 мая 1936 года опросом членов Политбюро ЦК ВКП(б) было принято постановление, которое подписал Сталин. В нем указывалось: ввиду непрекращающейся контрреволюционной активности троцкистов предложить НКВД СССР направить в отдаленные концлагеря на срок от 3 до 5 лет троцкистов, находившихся в ссылке и режимных пунктах, и троцкистов, исключенных из ВКП(б), проявляющих враждебную активность и проживающих в Москве, Ленинграде, Киеве и других городах Советского Союза. Всех арестованных троцкистов, уличенных в причастности к террору, предлагалось судить военной коллегией Верховного Суда СССР с применением к ним высшей меры наказания - расстрела. Из обвиняемых по настоящему делу первым был арестован Муралов - 17 апреля 1936 года органами НКВД по Западно-Сибирскому краю. Основанием для его ареста послужили полученные от бывших троцкистов непроверенные показания о вхождении Муралова в "руководящий коллектив" троцкистского подполья в СССР. Другими какими-либо данными об антисоветской деятельности Муралова органы НКВД не располагали. В июле 1936 года органы НКВД получили от Рейнгольда, обвиняемого по делу так называемого объединенного троцкистско-зиновьевского центра, неконкретные и противоречивые показания о причастности Г. Я. Сокольникова к объединенному центру троцкистско-зиновьевского блока. Имелись ли другие компрометирующие Сокольникова материалы, из дела не видно. Тем не менее, 25 - 26 июля 1936 года опросом членов ЦК ВКП(б) принимается решение, за которое проголосовал и Пятаков, об исключении Сокольникова из кандидатов в члены ЦК и из рядов ВКП(б). В решении говорилось: "На основании неопровержимых данных установлено, что кандидат в члены ЦК Сокольников поддерживал тесные связи с террористическими группами троцкистов и зиновьевцев..." Это решение было вынесено с ведома Сталина, о чем свидетельствует сделанная на тексте проекта решения его рукой надпись: "Секретариат ЦК ВКП(б)". В этот же день, 26 июля 1936 года, Сокольников был арестован. В ночь с 27 на 28 июля 1936 года при аресте жены Пятакова была изъята принадлежащая Пятакову переписка, в том числе некоторые материалы, относящиеся к периоду его участия в оппозиции до 1926 года, о чем немедг ленно, еще до окончания обыска, Ягода письменно доложил Сталину. ПЯТАКОВ ХОТЕЛ РАССТРЕЛЯТЬ ВСЕХ Как возникли и создавались дела так называемых центров - объединенного троцкистско-зиновьевского и параллельного, - рассказал Агранов на февральско-мар-товском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году. Он подчеркнул, что летом 1936 года Ежов передал ему указание Сталина вскрыть подлинный троцкистский центр. Это выступление в своем заключительном слове на Пленуме ЦК Ежов прокомментировал следующим образом (цитируется по неправленой стенограмме): "Я чувствую, что в аппарате что-то пружинят с Троцким, а т. Сталину явнее ясного было. Из выступления т. Сталина прямо был поставлен вопрос, что тут рука Троцкого, надо его ловить за руку". К тому времени относится и начало активного сбора показаний от арестованных троцкистов на Пятакова и других лиц, проходивших по данному делу. В июле-августе 1936 года от обвиняемых по делу так называемого объединенного троцкистско-зиновьевского центра Каменева, Евдокимова, Рейнгольда и Дрейцера были получены показания о существовании якобы еще и параллельного антисоветского троцкистского центра. 10 августа 1936 года из Киева в ЦК ВКП(б) - Ежову - и в НКВД СССР - Ягоде - было сообщено по телеграфу о показаниях арестованного Голубенко о том, что Пятаков якобы руководил украинским троцкистским центром. Об этих показаниях сразу же был информирован Сталин. На следующий день Ежов письменно доложил Сталину о разговоре с Пятаковым. Ниже публикуется текст этой записки: "Тов. СТАЛИН Пятакова вызывал. Сообщил ему мотивы, по которым отменено решение ЦК о назначении его обвинителем на процессе троцкистско-зиновьевского террористического центра. Зачитал показания Рейнгольда и Голубенке Предложил выехать на работу начальником Чирчикстроя. Пятаков на это реагировал следующим образом: 1. Он понимает, что доверие ЦК к нему подорвано. Противопоставить показаниям Рейнгольда и Голубенке, кроме голых опровержений на словах, ничего не может. Заявил, что троцкисты из ненависти к нему клевещут. Рейнгольд и Голубенко - врут. 2. Виновным себя считает в том, что не обратил внимания на контрреволюционную работу своей бывшей жены и безразлично относился к встречам с ее знакомыми. Поэтому решение ЦК о снятии с поста замнаркома и назначении начальником Чирчикстроя считает абсолютно правильным. Заявил, что надо бы наказать строже. 3. Назначение его обвинителем рассматривал как акт огромнейшего доверия ЦК и шел на это - от души. Считал, что после процесса, на котором он выступит в качестве обвинителя, доверие ЦК к нему укрепится, несмотря на арест бывшей жены. 4. Просит предоставить ему любую форму (по усмотрению ЦК) реабилитации. В частности, от себя вносит предложение разрешить ему лично расстрелять всех приговоренных к расстрелу по процессу, в том числе и свою бывшую жену. Опубликовать это в печати. Несмотря на то, что я ему указал на абсурдность его предложения, он все же настойчиво просил сообщить об этом ЦК Проект постановления ЦК о назначении Пятакова - прилагаю. 11/VIII - 36 г. Ежов". В личном письме на имя Сталина от 11 августа 1936 года Пятаков имеющиеся на него показания назвал клеветническими и заявил, что бесповоротно рассчитался со своими прошлыми политическими ошибками, старается на деле проводить линию партии и готов умереть за партию и Сталина. Несмотря на такое письмо, сбор обвинительных материалов против Пятакова и других будущих участников так называемого параллельного центра продолжался. 17 августа 1936 года был арестован Серебряков, а 22 августа на судебным процессе по делу так называемого объединенного троцкистско-зиновьевского центра Вышинский заявил о том, что им отдано распоряжение о начале расследования в отношении Пятакова, Радека и некоторых других лиц. Опросом членов ЦК ВКП(б) 10 - 11 сентября 1936 года было принято решение об исключении Пятакова из состава ЦК и членов ВКП(б). В ночь на 12 сентября 1936 года Пятаков, находившийся в командировке на Урале, был арестован. Радек в августе-сентябре 1936 года, до своего ареста, также обращался к Сталину с письмами, в которых опровергал имевшиеся на него показания, заверял в своей невиновности и преданности. Заявления Радека, как и заявление Пятакова, были оставлены без внимания, и 16 сентября 1936 года он был арестован. Находясь под арестом, Радек написал Сталину еще одно большое письмо, в котором заверял "вождя народов" в своей полной невиновности. Но Сталин посчитал это письмо лживым, поскольку Радек на следующий день якобы сознался в приписываемых ему грехах и, говоря о неискренности Радека, с явным удовольствием рассказывал об этом немецкому писателю Лиону Фейхтвангеру во время их встречи в 1937 году. В период развертывания следствия по делу так называемого параллельного антисоветского троцкистского центра был принят ряд важных решений. 25 сентября 1936 года Сталин и Жданов направили Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро ЦК ВКП(б) из Сочи телеграмму, в которой содержалось указание на необходимость укрепления руководства карательными органами и активизации репрессивной политики. В телеграмме говорилось: "...Считаю абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост Наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова". На следующий день Ежов был назначен наркомом внутренних дел СССР с оставлением его на посту секретаря ЦК и председателя КПК при ЦК ВКП(б). 29 сентября 1936 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло (опросом) постановление "Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам", которое было подписано Сталиным. В нем говорилось: "Утвердить следующую директиву об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам: а) До последнего времени ЦК ВКП(б) рассматривал троцкистско-зиновьевских мерзавцев как передовой политический и организационный отряд международной буржуазии. Последние факты говорят, что эти господа скатились еще больше вниз, и их приходится теперь рассматривать как разведчиков, шпионов диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе. б) В связи с этим необходима расправа с троцкистско-зиновьевскими мерзавцами, охватывающая не только арестованных, следствие по делу которых уже закончено, и не только подследственных вроде Муралова, Пятакова, Бе-лобородова и других, дела которых еще не закончены, но и тех, которые были раньше высланы". Установка Сталина на вскрытие "подлинного троцкистского центра", подписанная им директива Политбюро ЦК о необходимости расправы с троцкистами свидетельствует о том, что перед органами НКВД в откровенно обнаженном виде была поставлена прямая задача: организовать громкий процесс над наиболее видными в прошлом участниками троцкистской оппозиции. Как видно из архивных документов, Сталину в процессе следствия по данному делу направлялись многие протоколы допросов обвиняемых и лиц, их изобличавших. Знакомясь с протоколом допроса Сокольникова от 4 октября 1936 года, Сталин на полях той части протокола, где излагался ответ Сокольникова о встречах и разговорах с английским журналистом Тальботом, сделал следующую пометку: "А все же о плане убийства лидеров ВКП сообщил? Понятно, сообщил". На последней странице протокола, где Сокольников утверждает, что он не знал о связях Тальбота с английской разведкой, Сталин написал: "Сокольников, конечно, давал информацию Тальботу об СССР, о ЦК, о ПБ, о ГПУ, обо всем. Сокольников - следовательно - был информатором (шпионом-разведчиком) английской разведки". Этот протокол допроса Сокольникова по поручению Сталина 22 октября 1936 года был разослан членам ЦК ВКП(б). Проверка показала, что следствие по делу велось ускоренными темпами, необъективно, с грубейшими нарушениями социалистической законности. Аресты Пятакова, Сокольникова, Радека, Серебрякова, Лившица, Князева, Ратай-чака, Путина, Граше и Норкина были произведены без санкции прокурора. Как сообщили в своих объяснениях в 1961 году бывшие сотрудники НКВД СССР Газов, Иорш и Воробин, имевшие прямое отношение к следствию по данному делу, руководство НКВД требовало от оперативного состава вскрытия любыми средствами вражеской работы троцкистов и других арестованных бывших оппозиционеров и обязывало относиться к ним как к врагам народа. Арестованных уговаривали дать нужные следствию показания, провоцировали, при этом использовались угрозы. Широко применялись ночные и изнурительные по продолжительности допросы с применением так называемой "конвейерной системы" и многочасовых "стоек". Вся система допросов была рассчитана на морально-психическое и физическое изматывание подследственных. Об этом свидетельствовал в 1938 году и бывший заместитель наркома внутренних дел СССР Фриновский. Он, в частности, показал, что лица, проводившие следствие по делу так называемого параллельного антисоветского троцкистского центра, начинали допросы, как правило, с применением физических мер воздействия, которые продолжались до тех пор, пока подследственные не давали согласия на дачу навязывавшихся им показаний. До признания арестованными своей вины протоколы допросов и очных ставок часто не составлялись. Драктиковалось оформление одним протоколом многих допросов, а также составление протоколов в отсутствие допрашиваемых. Заранее составленные следователями протоколы допросов обвиняемых "обрабатывались" работниками НКВД, после чего перепечатывались и давались арестованным на подпись. Объяснения обвиняемых не проверялись, серьезные противоречия в показаниях обвиняемых и свидетелей не устранялись. Допускались и другие нарушения процессуального кодекса. Большинство обвиняемых по делу так называемого параллельного антисоветского троцкистского центра длительное время категорически отрицало свою виновность. Так, показания с признанием вины Муралов дал лишь через 7 месяцев 17 дней после ареста, Серебряков через 3 месяца 16 дней, Радек - через 2 месяца 18 дней, Турок - через 58 дней, Норкин и Лившиц - через 51 день, Дробнис - через 40 дней, Пятаков и Шестов - через 33 дня. Однако, используя меры физического и морального воздействия, манипулируя материалами прошедших в 1934 - 1936 году судебных процессов, "разоблачавших" троцкистов в антисоветской деятельности, органы следствия добились от обвиняемых нужных показаний. Большинство обвиняемых, давая требуемые от них показания, делали это, по их словам, прежде всего в интересах окончательного разоблачения и разгрома троцкизма. Так, Муралов, отвечая в суде на вопрос Вышинского, почему он на следствии так долго не давал показаний о своей виновности, ответил (цитируется по исправленной стенограмме судебного заседания): "... Я думал так, что если я дальше останусь троцкистом, тем более, что остальные отходили - одни честно и другие бесчестно... во всяком случае, они не являлись знаменем контрреволюции. А я нашелся, герой... Если я останусь дальше так, то я могу быть знаменем контрреволюции. Это меня страшно испугало... И я сказал себе тогда, после чуть ли не восьми месяцев, что да подчинится мой личный интерес интересам того государства, за которое я боролся в течение двадцати трех лет, за которое я сражался активно в трех революциях, когда десятки раз моя жизнь висела на волоске... Предположим, меня даже запрут или расстреляют, то мое имя будет служить собирателем и для тех, кто еще есть в контрреволюции, и для тех, кто будет из молодежи воспитываться... Опасность оставаться на этих позициях, опасность для государства, для партии, для революции, потому что я - не простой рядовой член партии..." Подобные объяснения давали и другие обвиняемые по этому "делу". Характерны показания Радека, которые он дал 4 декабря 1936 года: "...Я выбираю путь откровенного признания фактов, которые я отрицал из чувства стыда за совершенные преступления перед партией и страной. Я признаю себя виновным в принадлежности на день моего ареста к действующему параллельному центру троцкистско-зиновьевского блока, созданного в 1932 году по директиве Троцкого и ставившего своей задачей захват власти путем террористической борьбы с руководством ВКП(б) и Советского правительства. К троцкистско-зиновьевской организации я примкнул в 1932 году". На одном из допросов в Верхне-Уральской тюрьме, 10 июня 1938 года, осужденный по данному делу на 10 лет тюремного заключения Арнольд заявил: "...После моего ареста в Анжерке 6.XI 1936 года во время следствия в Новосибирске следователем мне было заявлено: "Нам известно, что вы из себя представляете, и мы располагаем достаточным материалом, чтобы обвинить вас в шпионаже, но сейчас мы тебя обвиняем как участника террористической организации и других показаний не требуем, выбирай, кем хочешь быть: или шпионом, или террористом?". На поставленный передо мной вопрос я ответил, что являюсь участником террористической организации и обязуюсь давать показания". Уже находясь в тюрьме, Арнольд утверждал, что процесс был аполитической комедией, никакого участия в подготовке покушения против Молотова он не принимал и вообще все это дело - мыльный пузырь. Бывшие следователи по важнейшим делам Прокуратуры СССР Шейнин и Рагинский, участвовавшие вместе с Вышинским в допросах обвиняемых, в своих объяснениях в начале 60-х годах сообщали, что так называемые передопросы обвиняемых Вышинским носили чисто формальный характер, им предъявлялись только протоколы допросов, а с материалами всего дела, что требовалось по закону, их не знакомили. Во время судебного заседания Прокурор СССР Вышинский по собственному усмотрению корректировал заключение экспертизы. О грубом нарушении социалистической законности со стороны Вышинского свидетельствуют документы и показания очевидцев. Сохранилось, например, свидетельство о встрече Радека с Вышинским при подготовке к процессу. На этой встрече Радек зачитал Вышинскому написанный им проект "Последнего слова подсудимого". , Как рассказывают свидетели, реакция была следующей: "И это все? - сурово спросил Вышинский. - Не годится. Переделать, все переделать! Потрудитесь признать то-то и то-то, признаться в том-то и в том-то, осудить то-то и то-то, и т. п.". И Радек выполнил требование Вышинского. Как установлено, первоначально дела о параллельном антисоветском троцкистском центре, как такового, не было, следствие велось на каждого арестованного в отдельности. Позднее, когда началась подготовка к открытому процессу, особое значение стали придавать личным и служебным связям между обвиняемыми. Для придания делу солидности и оснастки его конкретными фактами преступной деятельности были использованы отдельные случаи неполадок и аварий в промышленности и на железнодорожном транспорте, которые преднамеренно квалифицировались как вредительство и диверсионные акты, якобы совершенные обвиняемыми. Об искусственном создании дела говорит и тот факт, что лишь к самому началу судебного процесса был определен состав обвиняемых. По делу составлялось три варианта обвинительного заключения. По первому предавалось суду 16 человек, в том числе Членов, но отсутствовали Лившиц и Турок, по второму - уже 17 человек, в их числе Лившиц, и в третьем, окончательном, вместо Членова был введен Турок Все варианты обвинительного заключения посылались лично Сталину и не раз переделывались по его указаниям. Так, Ежов и Вышинский, направляя второй вариант Сталину, 9 января 1937 года в сопроводительном письме указывали: "Направляем переработанный, согласно Ваших указаний, проект обвинительного заключения по делу Пятакова, Сокольникова, Радека и других...". Второй вариант обвинительного заключения был отредактирован лично Сталиным и им же вместо обвиняемого Членова вписана фамилия Турока. В нарушение установленного законом порядка, 28 января 1937 года, то есть за два дня до завершения судебного процесса, председателем военной коллегии Верховного Суда СССР Ульрихом на имя Ежова в ЦК ВКП(б) был представлен вариант приговора по данному делу. Этот текст отличается от приговора, вынесенного в суде, лишь тем, что для всех подсудимых в нем предусматривалась высшая мера наказания - расстрел. В личном архиве Вышинского обнаружены записи, сделанные им в ходе беседы со Сталиным в связи с подготовкой к процессу по делу параллельного антисоветского троцкистского центра. Из них видно, что Сталин давал конкретные оценки обвиняемых, характеризовал их как людей, якобы всю жизнь боровшихся против Ленина, подчеркивал, что они пали ниже Деникина, Колчака и Мамонтова и представляют из себя банду преступников. Записи показывают, что, касаясь порядка допроса обвиняемых Турока и Князева, Сталин указывал: "Не давать говорить много о круш.[ени-ях]. Цыкнуть. Сколько устроили круш.[ений], не давать много болтать". Сохранилась схема обвинительной речи Вышинского по делу параллельного центра, в которую лично Сталиным внесены исправления и дополнения, содержащие политические установки и оценки. Все это показывает, что предварительное следствие, подготовка к суду и сам судебный процесс по делу так называемого параллельного антисоветского троцкистского центра проходили под личным руководством и контролем Сталина, его доверенных лиц. Для политической расправы с неугодными людьми Сталину было недостаточно простой фальсификации обвинений. Важно было, чтобы в эти обвинения безоговорочно поверили советский народ и мировая общественность. Этой цели и служили открытые процессы, на которых обвиняемые должны были признаться в самых чудовищных преступлениях против партии и страны. РАДЕК ПИШЕТ ЖЕНЕ В кабинетах следователей НКВД разрабатывались подробные сценарии поведения обвиняемых на суде. Подследственным часто внушалась мысль, что своими саморазоблачениями они помогут партии в борьбе с международным троцкизмом, с происками внешних и внутренних врагов. И надо сказать, что многие обвиняемые в конце концов принимали правила игры и вели себя соответственно разработанному сценарию. В этом отношении характерно письмо Радека жене. Зная, что письмо будет прочитано следователями (не исключено, что оно было и подсказано ими), Радек довольно прозрачно дает понять, какова истинная цена той "неожиданной" и "невыносимой" правды, которую он вынужден подтвердить на суде. Вот имеющийся в архиве набросок этого письма: "20.1.37 г. В ближайшие дни состоится суд над центром зиновьевско-троцкистских организаций. Для того, чтобы происходящее на этом суде не обрушилось на тебя неожиданно, я попросил свидания с тобою. Выслушай то, что я могу тебе сообщить, и не спрашивай меня ничего. Я признал, что я был членом центра, принимал участие в его террористической деятельности, знал о его вредительской деятельности, о связи троцкистов с германским и японским правительством, я это подтвержу на суде. Незачем тебе говорить, что такие признания не могли у меня быть вырванные ни средствами насилия, ни обещаниями. Ты знаешь, что я бы ценой такого признания не покупал жизни. Я (пропущено) значит, это правда. Если эта правда для тебя невыносима, то сохрани мой облик таким, каким ты меня знала, но ты не имеешь никаких оснований и права хотя бы словом одним ставить знак вопроса насчет правды, установленной судом. Когда внимательно продумаешь то, что будет происходить на суде, особенно международную часть разоблачения,, ты поймешь, что я не имел никакого права скрыть эту правду перед миром. Чем бы ни кончился суд, ты должна жить. Если я буду жив, чтобы и мне помочь. Если меня не будет, чтобы общественно полезной работой помочь стране. Одно знай, что бы ни было, я никогда не чувствовал себя так связанным с делом пролетариата, как теперь". Вредительская и диверсионная деятельность, как указывалось в обвинительном заключении и приговоре, проводилась осужденными в химической, угольной промышленности, на железнодорожном транспорте и выражалась в срыве планов производства, железнодорожных перевозок, задержке и плохом качестве строительства новых предприятий, создании вредных и опасных для жизни рабочих условий труда, порче железнодорожного пути и подвижного состава, в организации взрывов, крушений и других диверсиях. Как установлено проверкой, недостатки в строительстве и эксплуатации ряда предприятий химической и угольной промышленности, аварии, взрывы, пожары и железнодорожные крушения, о которых говорится в материалах дела, в действительности имели место. Но эти факты тогда же проверялись соответствующими компетентными органами, комиссиями и рассматривались не как результат умышленных действий, а как следствие нарушений производственной и технологической дисциплины, низкого качества работы. Однако следователи НКВД преднамеренно использовали эти факты, квалифицировав их как вредительско-диверсионную деятельность со стороны обвиняемых. Примером могут служить аварии на Горловском азот-но-туковом комбинате в 1934 - 1935 годах. Причины их в свое время тщательно расследовались. В связи со взрывом воздухоразделительного аппарата в цехе аммиачной селитры в ноябре 1935 года из Москвы в Горловку выезжали государственная комиссия и комиссия ЦК профсоюза. Комиссии работали параллельно, независимо одна от другой, и пришли к заключению, что взрыв произошел в результате грубого нарушения инструкции по технике безопасности, халатности и нераспорядительности инженерно-технического персонала. Однако в 1936 - 1937 годах взрывы в цехе аммиачной селитры стали квалифицировать уже как диверсионные акты. Вот почему заключение технической экспертизы по авариям на Горловском азотно-туковом комбинате, которое было дано на предварительном следствии и в судебном заседании, не могло являться доказательством по делу, так как экспертная комиссия работала в условиях, исключающих возможность объективного заключения. Опрошенный в 1956 году профессор Гальперин, возглавляющий эту экспертную комиссию, в своем объявлении сообщил: "...Нам было заявлено сотрудниками НКВД что вопрос о злоумышленной организации взрывов сомнений не вызывает, ибо арестованные сами сознались в совершенном ими преступлении. Нам было подчеркнуто, что злоумышленный характер взрывов доказан (нам были предъявлены протоколы допросов) и что нам, следовательно, нужно только подтвердить техническую возможность совершения таких взрывов. Исходя из этой установки и руководствуясь предъявленными нам протоколами допросов арестованных, принимая во внимание техническую возможность совершения таких .взрывов и указание сотрудников НКВД о необходимости дачи ответов на все вопросы, предъявленные нам, мы и подписали акт экспертной комиссии". Показания Ратайчака о том, что по его указаниям проводилась вредительская работа также на Воскресенском химкомбинате и Невском заводе, на предварительном следствии и в суде не проверялись. Никаких других показаний или материалов об этом в деле нет. В основу обвинения в проведении вредительской и диверсионной работы в Кузбассе, кроме показаний осужденных, положены заключение экспертизы и материалы так называемого кемеровского процесса. Он был проведен в Кемерово в ноябре 1936 года, то есть незадолго до суда по настоящему делу. По этому процессу якобы за связь с германской разведкой и вредитель-ско-диверсионную деятельность в Кузбассе, в том числе за организацию взрыва на шахте "Центральная", повлекшего гибель 10 и тяжелые ранения 14 рабочих, были осуждены к расстрелу 9 инженерно-технических работников. По этому делу первоначально привлекались также Дроб-нис, Шестов и Строилов, но материалы в отношении их перед окончанием следствия были выделены в отдельное производство, и на кемеровском процессе они выступали в качестве свидетелей. Впоследствии Дробнис, Шестов и Строилов были включены в число обвиняемых по делу параллельного центра, и вся "преступная деятельность" осужденных по кемеровскому процессу вменена в вину Пятакову и другим. Позднее было установлено, что экспертиза по дивер-сионно-вредительской деятельности в Кузбассе была проведена с грубейшими нарушениями закона. В течение двух недель члены комиссии не выходили из здания Кемеровского горотдела НКВД ни с кем из обвиняемых и должностными лицами предприятий не встречались. Материалы для экспертизы отбирались тенденциозно и только обвинительного характера. Выводы о вредительстве экспертам навязывались, заключение их неоднократно перерабатывалось по указанию работников НКВД. В феврале 1958 года кемеровское дело было прекращено как сфальсифицированное, за отсутствием в действиях всех осужденных состава преступления. Показания Серебрякова, Богуславского, Лившица, Князева и Турока об организации ими крушений на железнодорожном транспорте опровергаются приобщенными к делу материалами ведомственных расследований. Данные проверки дают основание утверждать, что ни-. какой вредительской и диверсионной работы в химической, угольной промышленности и на железнодорожном транспорте обвиняемыми по данному делу не проводилось. Особый акцент в обвинениях, предъявлявшихся Пятакову, Радеку, Сокольникову, Серебрякову, Муралову, Лившицу, Дробнису и другим, делался на шпионаже в пользу Германии и Японии. Сущность обвинения в шпионаже состояла в том, что Ратайчак, Путин, Граше, Шестов, Строй-лов, Лившиц, Князев и Турок по указанию руководящего ядра параллельного центра поддерживали преступную связь с агентами германской и японской разведок. В обвинительном заключении и приговоре утверждалось также, что Сокольников и Радек установили контакт и вступили в переговоры с отдельными представителями Германии и Японии с целью получения от этих государств помощи троцкистско-зиновьевскому блоку в борьбе за власть. Однако имеющиеся в деле материалы о разговорах Сокольникова и Радека с иностранцами не могут служить основанием для такого обвинения. Так, к делу приобщена копия записи беседы Сокольникова, бывшего в то время заместителем наркома иностранных дел, с японским послом Ота от 13 апреля 1934 года по вопросу о японских нефтяной, рыболовной и каменноугольной концессиях на Сахалине. На предварительном следствии и в суде Сокольников, подтверждая сам факт этой беседы, заявил, что после беседы у него якобы состоялся короткий разговор с Ота по поводу предложений Троцкого японскому правительству. Содержание разговора, как это вытекало из протокола допроса Сокольникова 12 декабря 1936 года, свелось к следующему: "Сокольников: "Когда Ота и секретарь посольства собрались уходить, Ота несколько задержался. В это время оба переводчика уже вышли из кабинета. Воспользовавшись этим, Ота, в то время как я провожал к выходу, обменялся со мной несколькими фразами". Вопрос: Приведите по возможности дословно Ваш разговор с Ота. Ответ: Ота сказал мне: "Известно ли Вам, что господин Троцкий сделал некоторые сообщения моему правительству?" Я ответил: "Да, я об этом осведомлен". Ота спросил: "Как Вы расцениваете эти предложения?" Я ответил: "Я считаю эти предложения весьма серьезными". Тогда Ота спросил: "Это только Ваше личное мнение?" Я ответил: "Нет, это также мнение и моих товарищей". На этом наш разговор закончился. Вопрос: Возвращался ли в дальнейшем Ота в переговорах с Вами к вопросу |