О некоторых категориях понимающей социологии
 Скачать 54.42 Kb.
|
|
Наука: для художников-экспериментаторов типа Леонардо да Винчи и новаторов в области музыки она означала путь к истинному искусству, то есть прежде всего путь к истинной природе. Сегодня необходимо освобождение от научного интеллектуализма, чтобы вернуться к собственной природе и тем самым к природе вообще. Но в эпоху возникновения точного естествознания от науки ожидали еще большего. Бога невозможно найти на том пути, на котором его искало средневековье, – в этом была убеждена вся пиетистская теология того времени. Бог сокрыт, но в точных естественных науках, где творения Бога физически осязаемы, были надежды напасть на след его намерений относительно мира. Сегодня кроме естествоиспытателей никто не верит, что астрономия или физика смогут объяснить нам смысл мира. Если наука что и может сделать, так это скорее убить веру в то, будто вообще существует нечто такое, как "смысл" мира! Избавление от рационализма и интеллектуализма науки – основная предпосылка жизни в единстве с божественным. Смысл науки как профессии определил Толстой: она лишена смысла, потому что не дает никакого ответа на единственно важные для нас вопросы: "Что нам делать?", "Как нам жить?". А тот факт, что она не дает ответа на данные вопросы, совершенно неоспорим. Проблема лишь в том, в каком смысле она не дает "никакого" ответа. "Беспредпосылочная" наука. Определенная значимость правил логики и методики – указанные предпосылки научной работы наименее проблематичны. Однако, есть предпосылка – важность результатов научной работы, их научная ценность, где коренятся все наши проблемы, так как она не доказуема средствами науки. Можно только указать на ее конечный смысл, который затем или отклоняют, или принимают в зависимости от собственной конечной жизненной установки. Связь научной работы с ее предпосылками зависит от структуры науки. Пример: искусствоведение. Эстетике дан факт, что существуют произведения искусства. Она пытается обосновать, при каких условиях этот факт имеет место. Но она не ставит вопроса о том, не является ли царство искусства, может быть, царством дьявольского великолепия, царством мира сего, которое в самой своей глубине обращено против Бога, а по своему глубоко укоренившемуся аристократическому духу обращено против братства людей. Эстетика, стало быть, не ставит вопроса о том, должны ли существовать произведения искусства. Как может, с одной стороны, верующий католик, с другой – масон, слушая лекцию о формах церкви и государства, как могут они когда-либо сойтись в своих оценках данных вещей? Это исключено. Верующий католик никогда не примет того понимания фактов, связанных с происхождением христианства, которое ему предложит преподаватель, свободный от его догматических предпосылок. Отличие науки от веры заключается в следующем: "беспредпосылочная" в смысле свободы от всяких религиозных стеснений наука в действительности не признает "чуда" и "откровения", в противном случае она не была бы верна своим собственным "предпосылкам". Верующий признает и чудо и откровение. И такая "беспредпосылочная" наука требует от него признать, что, если ход событий объяснять без допущения сверхъестественного вмешательства, исключаемого эмпирическим объяснением в качестве причинного момента, данный ход событий должен быть объяснен именно так, как это стремится сделать наука. Но это он может признать, не изменяя своей вере. Невозможность "научного" оправдания практической позиции вытекает из того, что стремление к такому оправданию принципиально лишено смысла, потому что различные ценностные порядки мира находятся в непримиримой борьбе. (По Миллю): если исходить из чистого опыта, то придешь к политеизму. Мы знаем также, что прекрасное может не быть добрым и даже, что оно прекрасно именно потому, что не добро. «Истинное может не быть прекрасным и что нечто истинно лишь постольку, поскольку оно не прекрасно, не священно и не добро». Судьба нашей культуры состоит в том, что мы все отчетливее снова сознаем ее, тогда как в течение тысячелетия, проникнутые величественным пафосом христианской этики, мы не замечали этих сил. Но на этом дело науки, к счастью, еще не кончается; мы в состоянии содействовать вам в чем-то третьем, а именно в обретении ясности. Разумеется, при условии, что она есть у нас самих. Обретение ясности. По отношению к проблеме ценности, можно занять практически разные позиции – в качестве примера социальные явления. Если занимают определенную позицию, то в соответствии с опытом науки следует применить соответствующие средства, чтобы практически провести в жизнь данную позицию. Эти средства, возможно, уже сами по себе таковы, что вы считаете необходимым их отвергнуть. В таком случае нужно выбирать между целью и неизбежными средствами ее достижения. Учитель должен показать необходимость такого выбора. Большего он не может пока остается учителем, а не становится демагогом. Все эти проблемы могут возникнуть у каждого техника, ведь он тоже часто должен выбирать по принципу меньшего зла или относительно лучшего варианта. Для него важно, чтобы было дано одно главное – цель. Но именно она нам не дана. Границы науки. Некие практические установки с внутренней последовательностью и честностью можно вывести из такой-то последней мировоззренческой позиции, а из других -- нельзя. Принимая эту установку мы служим к примеру, одному Богу и оскорбляем всех остальных богов. Ибо если мы верны себе, то приходим к определенным последним внутренним следствиям. Выявить связь последних установок с их следствиями – задача философии как социальной дисциплины и как философской базы отдельных наук. Мы можем, если понимаем свое дело, заставить индивида дать себе отчет в конечном смысле собственной деятельности. Такая задача представляется немаловажной, даже для чисто личной жизни. Жизнь, основанная на самой себе и понимаемая из нее самой, знает только вечную борьбу богов, знает только несовместимость наиболее принципиальных, вообще возможных жизненных позиций и непримиримость борьбы между ними, а следовательно, необходимость между ними выбирать. "Дьявол стар – состарьтесь, чтобы понять его". Данное возражение надо понимать не буквально, а в том смысле, что, желая покончить с этим дьяволом, надо не обращаться в бегство при виде его, как обычно предпочитают делать, а с начала до конца обозреть его пути, чтобы увидеть его силу и его границы. Наука – есть профессия, осуществляемая как специальная дисциплина и служащая делу самосознания и познания фактических связей, Это неизбежная данность в нашей исторической ситуации, из которой мы не можем выйти, пока остаемся верными самим себе. "Теология" и "догмы"существуют не во всех религиях, но и не только в христианстве. Если оглянуться на прошлое, то можно увидеть их в весьма развитой форме также в: исламе, манихействе, у гностиков, в суфизме, парсизме, буддизме, индуистских сектах, даосизме, упанишадах, иудаизме. Систематическое развитие они получили в разной мере. И не случайно западное христианство в противоположность тому, что создал в области теологии иудаизм, не только более систематически развило; здесь ее развитие имело несравненно большее историческое значение. Начало этому положил эллинский дух, и вся теология Теология – интеллектуальная рационализация религиозного спасения. Ни одна наука не может доказать свою ценность тому, кто отвергает ее предпосылки. Всякая теология для выполнения своей роли и для оправдания своего собственного существования добавляет некоторые специфические предпосылки, имеющие различный смысл и разный объем. Для всякой теологии остается в силе предпосылка: мир должен иметь смысл, и вопрос для нее состоит в тон, как толковать мир, чтобы возможно было мыслить этот смысл. Кант в своей теории познания исходил из предпосылки: научная истина существует и имеет силу, а затем ставил вопрос: при каких мыслительных предпосылках возможно, то есть имеет смысл, такое утверждение? Точно так же современные эстетики исходят из предпосылки, что существуют произведения искусства, а затем ставят вопрос: как это в конце концов возможно? Теологи, как правило, не удовлетворяются такой предпосылкой, а исходят из предпосылки: из веры в "откровение" как факт, важный для спасения, то есть впервые делающий возможным осмысленный образ жизни. Они допускают, что определенные состояния и поступки обладают качествами святости, то есть создают образ жизни, исполненный религиозного смысла. Предпосылки для теологии лежат по ту сторону того, что является "наукой". Они суть не "знание" в обычном смысле слова, а скорее некоторое "достояние". У кого нет веры или всего прочего, необходимого для религии, тому их не заменит никакая теология. Во всякой "позитивной" теологии верующий достигает того пункта, где имеет силу положение Августина: "Верую не в то, что абсурдно, а потому, что абсурдно". Способность к подобному виртуозному акту "принесения в жертву интеллекта" есть главнейший признак позитивно-религиозного человека, что свидетельствует о том, что напряжение между ценностными сферами науки и религии непреодолимо, несмотря на существование теологии. "Жертву интеллекта" обычно приносят: юноша – пророку, верующий – церкви. Судьба нашей эпохи с характерной для нее рационализацией и интеллектуализацией и прежде всего расколдовыванием мира заключается в том, что высшие благороднейшие ценности ушли из общественной сферы или в потустороннее царство мистической жизни, или в братскую близость непосредственных отношений отдельных индивидов друг к другу. Если мы попытаемся насильственно привить вкус к монументальному искусству и "изобретем" его, то появится нечто столь же жалкое и безобразное, как то, что мы видели во многих памятниках последнего десятилетия. Если попытаться ввести религиозные новообразования без нового, истинного пророчества, то возникнет нечто по своему внутреннему смыслу подобное – только еще хуже. Кто не может мужественно вынести этой судьбы эпохи, тому надо сказать: пусть лучше он молча, без публичной рекламы, которую обычно создают ренегаты, а тихо и просто вернется в широко и милостиво открытые объятия древних церквей. Он должен также так или иначе принести в "жертву" интеллект – это неизбежно. Одной только тоской и ожиданием ничего не сделаешь, и нужно действовать по-иному – нужно обратиться к своей работе и соответствовать "требованию дня" – как человечески, так и профессионально. А данное требование будет простым и ясным, если каждый найдет своего демона и будет послушен этому демону, ткущему нить его жизни. |