Мейер вещное право. От редколлегии
 Скачать 2.87 Mb.
|
|
Соглашение воли контрагентов § 23. Договор представляет собой соглашение воли двух или нескольких лиц, следовательно существенно для договора единство воли. Но самого по себе единства воли недостаточно. Требуется еще, чтобы единство относилось к одному и тому же моменту времени. Последовательное соглашение воли не составляет договора – разве можно допустить предположение, что соглашение, высказанное прежде, продолжает существовать и в момент изъявления второго по времени соглашения. Но и тогда бытие договора начинается лишь с момента соглашения обеих воль. Если же нет такого момента, то нет и договора, потому что каждая воля существует отдельно, не совпадая с другой. Например, А выражает согласие на совершение известного действия в пользу В; но прежде чем В принимает его, А изменяет свою волю, и затем уже В дает согласие, не зная об отказе со стороны А: воля того и другого лица выражается, но это относится к разным моментам времени, когда та и другая воля совпали бы, – нет поэтому и договора. Итак, для договора существенно, чтобы соглашение воли контрагентов было одновременным. В особенности важен вопрос об одновременности соглашения по отношению к договорам между лицами, находящимися в разных местах. Такие договоры между отсутствующими заключаются в действительности нередко, особенно в торговом быту: например, одесские, московские, петербургские купцы часто заключают между собой договоры по переписке, по телеграфу. Между тем требование одновременности соглашения воли для возникновения договора не устраняется тем обстоятельством, что контрагенты находятся в разных местах, потому что требование это вытекает из самого существа договора как соглашения воли двух или более лиц. C прашивается, когда же является одновременность соглашения, выражаемого по переписке или по телефону? Для решения этого вопроса проследим на примере процесс заключения договора между отсутствующими лицами. Положим, А желает приобрести партию товара от В и извещает его о том в письме. В отвечает, что согласен продать товар за такую-то цену, и А готов ее дать. В момент прочтения письма есть уже согласие В на заключение договора – о нем свидетельствует письмо, в котором он соглашается продать лицу А товар за известную цену. Но это согласие В существует пока как нечто отдельное, имеющее только значение предложения, по отношению к которому еще не последовало принятия. Следовательно по прочтении письма лица В лицом А договор еще не существует. Необходимо, чтобы и А выразил согласие на предложенные условия. Допустим, что А действительно пишет В о принятии его условий, и В получает письмо; тогда А уже связывается, потому что он выразил В согласие на предложенные условия. Точно так же В связывается согласием А, потому что условия соглашения представлены им. Следовательно возникает уже настоящее соглашение между А и В, так что момент извещения В о согласии А можно считать моментом соглашения воли, моментом заключения договора. Так действительно и принято в торговом быту, что договор считается заключенным с получением утвердительного ответа на предложенные условия. До получения ответа лицо, предложившее условия, признается вправе от них отступиться; и точно так же лицо, которому предложены условия, может по принятии их еще изменить свою волю, лишь бы второе известие, в котором лицо отступается от согласия, достигло другого контрагента прежде первого или по крайней мере в одно время с ним [864] Но встречаются в действительности и уклонения от этого юридического начала. Иногда уже после первого уведомления договор считается заключенным, а не по получении ответа о согласии. Это бывает, когда предполагается безмолвное соглашение считать договор заключенным по первому уведомлению. Уклонением представляется также и то, что иногда без всякого уведомления совершается известное действие, предполагающее существование договора. Например, А пишет В, чтобы он выслал ему такое-то количество товара за такую-то цену, и В высылает товар. Но и здесь представляется безмолвное соглашение, заключающееся в самом звании лица В: если он человек торговый, то само собой разумеется, что, как скоро ему предложены выгодные условия, он на них согласится. Каждое соглашение, будучи юридической сделкой, существенно нуждается в известной форме, так что только соглашение, облеченное в установленную форму, получает обязательную силу. Сам по себе факт, что у двух или более лиц одинаковая воля, еще не порождает ничего обязательного, ибо человек может иметь известную волю и впоследствии может ее изменить. Конечно, человеку развитому свойственно не иначе решаться на что-либо, как по зрелом обсуждении предмета, и затем уже держаться своего решения, разве изменятся обстоятельства; основательный человек без нужды не изменяет своей воли, равно как из одного упрямства не остается при ней. Поэтому-то у всех народов заметно особое уважение к высказанному слову: «Давши слово, держись». Тем не менее само слово непосредственно не влечет за собой обязательства, хотя бы и совпадало со словом другого лица. Но когда соглашение облечено в форму, упрочивающую изъявление воли того и другого лица, то является уже обязательная сила соглашения, возникает договор. Для различных договоров установлена законодательством различная форма. Скажем о ней, когда будем говорить о каждом договоре в отдельности. Здесь же заметим только, что так как договор может касаться различных предметов и представлять собой совокупность договоров, а форма, достаточная для одного договора, может оказаться недостаточной для другого, то при недействительности договора по недостаточности формы относительно одного предмета он все-таки может быть действительным для другого предмета. И если по договору, совершенному не в установленной форме, последовало уже исполнение, а впоследствии договор признается недействительным, то это не значит, что исполнение не имело никакого юридического значения. Положим, заключен заем под залог недвижимого имущества, но при этом не соблюдена форма, установленная для такого залога, а между тем должник уже получил данную сумму. Нельзя сказать, чтобы заимодавец не вправе был требовать обратно деньги, отданные должнику, потому что договор займа, обеспеченный залогом недвижимого имущества, совершен не в установленной форме; все-таки справедливо, что было соглашение насчет принятия денег заимообразно, т. е. с предоставлением верителю права потребовать их обратно. 4. ДЕЙСТВИЕ ДОГОВОРА § 24. Действие договора касается ближайшим образом контрагентов и состоит, во-первых, в том, что одна сторона приобретает право на действие другой, которая в свою очередь также иногда (в договоре возмездном) приобретает право на действие первой. Но договор не дает ни права на лицо, ни вещного права. Вот почему брак нельзя считать договором: если и вытекают из него некоторые права на действия для мужа и жены, то – непосредственно или из закона, или из права на лицо, но не из брака. И вот почему также, как скоро следствием договора является установление вещного права, мы признаем, что за соглашением должна следовать еще передача вещи, по которой устанавливается право, и даже подразумеваем передачу в тех случаях, когда она на самом деле не совершается. Далее, обязательство, родившееся из договора, переходит активно и пассивно на наследников контрагентов: только некоторые договоры не представляют преемственности, а существуют исключительно в лице самих контрагентов и прекращаются с их смертью [865] Контрагентами, собственно, и должно бы ограничиваться действие договора, не касаться сторонних лиц, не принимавших участия в соглашении. Так действительно и поступает римское право. Это объясняется тем, что римское понятие об обязательстве в договоре вышло из тесного понятия «nexum» и не освободилось от него вполне даже впоследствии, так как римский быт не представлял к тому особенной потребности. Но nexum составлял чисто личное отношение между двумя или несколькими лицами, символом которого, по всей вероятности, была связь между договаривающимися лицами: перевязывались руки контрагентов или, быть может, сами они по всему корпусу — nectebantur, по выражению римских юристов. Личная связь между контрагентами до того выдержана в римском праве, что в древности веритель имел, собственно, право не на имущество должника, а на лицо его, и только впоследствии, когда мысль о порабощении гражданина стала казаться предосудительной, было принято, что гражданское обязательство ближайшим образом относится к имуществу должника, а не к его лицу. При таком, несколько узком, взгляде римского права на обязательство естественно было считать его как бы заколдованным кругом для участников, в котором нет места стороннему лицу. Но с развитием экономических понятий потребности юридического быта расширяются, обязательство развивается и приобретает все больше значение, стесняя собой господство вещного права. Чем более развивается в каком-либо обществе экономическая жизнь, тем сильнее высказывается необходимость дробить вещи по потребностям. Тогда как в малоразвитом экономическом быту вещь подлежит господству лица для удовлетворения иногда одной только какой-либо его потребности, хотя могла бы удовлетворять и многие, в экономическом быту более развитом вещь, сообразно заключающейся в ней мощи, действительно удовлетворяет всем тем потребностям, которым может удовлетворять, а не подвергается исключительно господству лица для удовлетворения одной какой-либо его потребности, для чего оно только и приобретает право на владение этой вещью. Но так как вещь должна же подлежать чьему-либо господству, то естественно, что право это возникает не относительно вещи непосредственно, а относительно ее хозяина: он обязывается предоставить вещь другому лицу в пользование для удовлетворения той или другой его потребности, а не предоставляет ему самого господства над вещью. Обыкновенный пример для того, чтобы представить эту истину осязательно, – отдаваемые внаем экипажи. В малоразвитом экономическом быту желающий пользоваться лошадью приобретает ее в собственность, хотя бы лошадь и не постоянно была для него нужна; в быту же более развитом нуждающийся в лошади не имеет надобности приобретать ее в собственность, приобретая право на предоставление ему пользования лошадью в течение известного времени. Точно так же распространяющиеся все более и более библиотеки для чтения могут служить примером и доказательством того, как в развитом экономическом быту обязательство заменяет право собственности. Но при развитом состоянии юридического быта трудно допустить также и то, чтобы обязательство оставалось в заколдованном кругу, начерченном вокруг контрагентов, чтобы при тех новых, разнообразных отношениях, которые существуют между людьми в современных обществах, обязательство двух или нескольких лиц нисколько не отзывалось на других лицах. Конечно, и римское право чувствовало потребность распространять обязательство на сторонних лиц; но оно не дошло до этого даже и в последнем своем развитии, а допустило только уступку права по обязательству, притом первоначально не уступку права собственно, а только действие стороннего лица в качестве поверенного цедента. В современном быту допускается распространение договора и на сторонних лиц. Конечно, сообразно существу договора и в современном быту действие его, по общему правилу, не касается лиц, не участвовавших в соглашении. Но дело в том, что в иных случаях можно почти как на нечто верное рассчитывать на согласие стороннего лица на договор, так что отказ его в согласии, если и встречается иногда, составляет величайшую редкость, выходит из всех обычных расчетов и предположений. Так, если заключается так называемый договор в пользу третьего лица, т. е. если кто-либо договаривается в пользу стороннего лица, не участвующего в договоре, то имеется в виду, что лицо согласится на выговоренное в его пользу. И вот современное юридическое воззрение прямо приписывает стороннему лицу право по договору, хотя бы контрагент и не был уполномочен на его совершение. Но, конечно, если стороннее лицо откажет в своем согласии, договор не будет иметь для него никакого значения. Равным образом договор может породить для стороннего лица и обязательство, как скоро лицо это изъявит согласие на договор, хотя контрагент, возложивший на него обязательство, и не был его представителем, а возложил обязательство или потому, что оно связано с какими-либо выгодами, или потому, что по существующим между ним и сторонним лицом отношениям он рассчитывал на его одобрение. Но, разумеется, и в этом случае сила договора обусловливается согласием стороннего лица – согласие составляет душу договора. По римскому праву договор, по которому стороннему лицу без его согласия предоставляется право или на него возлагается обязательство без предварительного его согласия, неудобомыслим, безусловно ничтожен, тогда как наши юридические понятия ушли вперед и не страдают излишним формализмом. Конечно, в иных случаях и нам приходится подчиняться ему, особенно, когда совершение договора обставлено формальностями, с которыми связаны интересы казны: тогда приобщение сторонних лиц к договору, безусловно, не допускается. Но если привлечение к договору стороннего лица не задевает интересов казны, тогда договор имеет силу. Например, А продает В дом и в купчей крепости обязывает его предоставить в доме квартиру лицу С. Хотя бы с его стороны и не было изъявлено предварительного согласия на пользование квартирой, С все-таки приобретает право по договору. Но в иных случаях только по видимости стороннее лицо приобретает право или становится обязанным по договору – это когда лицо участвует в договоре через представителя: тогда, собственно, это лицо, по видимости стороннее, является контрагентом, представитель же является только орудием его воли. ( Договор, распространяясь иногда на сторонних лиц, с другой стороны, никогда не должен нарушать их прав. Лица, права которых всего удобнее нарушить и которые всего чаще могли бы страдать от действия чуждых им договоров, – это кредиторы должника по данному договору. Должник, например, заключает договор купли-продажи и таким путем отчуждает все свое имущество с целью лишить кредитора возможности получить удовлетворение по обязательству. Такие договоры и по нашему законодательству недействительны [866] – кредитор может судебным порядком требовать их уничтожения. Но это уничтожение возможно лишь при наличности определенных условий. 1) Кредитор должен иметь требование, обладающее исполнительной силой, ибо ранее момента наступления последней отношение между кредитором и должником не настолько выяснено, чтобы давать кредитору право оспаривать формально действительный договор. 2) Имущества должника должно быть недостаточно для удовлетворения кредиторов; недостаточность эта должна обнаружиться при обращении взыскания на имущество должника. Только при этой, обнаруженной во время взыскания, недостаточности кредиторы имеют основание обратиться к уничтожению договора, заключенного должником, и тем вернуть в состав имущества то, что при посредстве этого договора вышло из него. Иск об уничтожении такого договора есть средство, восполняющее взыскание, – средство исполнения решения, вступившего в законную силу, и является как бы продолжением процесса взыскания, не приведшего к желательному результату. 3) Иском об уничтожении договора кредиторы могут воспользоваться лишь в том случае, когда имущество, по поводу которого этот иск предъявлен, признается годным объектом взыскания. Понятно, если вещь, подлежащая путем уничтожения договора возвращению в состав имущества должника, не может быть предметом взыскания, то само уничтожение договора бесцельно. 4) Договор должен быть заключен должником с намерением лишить кредиторов возможности получить удовлетворение; но это лишь относительно договоров возмездных. Договоры безмездные могут подлежать уничтожению, хотя бы не было установлено, что должник имел намерение причинить ущерб кредиторам. Это исключение объясняется тем соображением, что «долг важнее дара»; должник не может щедрой рукой обогащать третьих лиц, ставя себя тем в такое положение, при котором лишает кредиторов удовлетворения; намеренно или ненамеренно он это делает – безразлично. Наконец: 5) В тех случаях, когда от самого должника, заключающего договор, не требуется намерения причинить кредиторам вред, требовать этого от третьего лица, приобретшего посредством договора имущество, нет никаких оснований. Conscientia fraudis при отсутствии fraus – бессмыслица; а потому если должник заключил безмездный договор, то для опровержения договора не требуется, чтобы противная, обогатившаяся сторона знала о намерении должника. Таковы условия уничтожения договора. Что касается последствий уничтожения договоров по требованию кредиторов, то они сводятся к следующим. a) Имущество, по поводу которого договор заключен, возвращается в состав имущества должника. Оно рассматривается так, будто и не выбывало из его состава, а оставалось, юридически говоря, in bonis debitoris. Оно рассматривается как объект взыскания, и ввиду нахождения его в руках третьего лица, к которому оно перешло в силу данного договора, оно от него отбирается на основании общих правил о взыскании. При возврате имущества лицо это подвергается ответственности за убытки, причиненные уменьшением стоимости имущества; ответственность же за доходы вещи определяется на основании общих правил о добросовестном или недобросовестном владении, смотря по тому, была ли fraus на стороне должника и сonscientia fraudis на стороне третьего лица. В случае отчуждения имущества третьим лицом оно должно уплатить стоимость его. b) Благодаря уничтожению договора, заключенного in fraudem creditorum, он теряет свою силу лишь в одном направлении – по отношению к кредиторам и в пределах их требований. Заключение его in fraudem creditorum не порождает порока в нем самом, а вызывает лишь известные отрицательные последствия – бессилие его по отношению к кредиторам; вне этих пределов договор остается в полной силе. Иначе говоря, обессилением тех частей его, которыми нарушаются права кредиторов, не обессиливается весь договор в целом его составе – utile per inutile non vitiatur. Практически это последствие имеет тот смысл, что имущество, по поводу которого заключен уничтоженный договор, возвращается и становится объектом взыскания лишь настолько, насколько причинен ущерб кредиторам и насколько это необходимо для их удовлетворения. – А. Г. |