ТГП. Одногрупница Янины ТГП. Параграф Злоупотребление правом в юридических процессах понятие, виды, последствия

• Название: Параграф Злоупотребление правом в юридических процессах понятие, виды, последствия
• Дата: 14.04.2021
• Размер: 86.43 Kb.
• Имя файла: Одногрупница Янины ТГП.docx
• Тип: Реферат; #194521
• страница: 2 из 3

Параграф 3. Способы противодействия злоупотреблению правом в уголовном процессе.

В настоящее время средства борьбы со злоупотреблениями правом достаточно хорошо развиты. Для борьбы с правонарушителями были введены различные нормы. Как я уже упоминала выше, злоупотребление правами затронуло практически все слои гражданского общества. Но с развитием права борьба с нарушением и злоупотреблением прав также развивается.

Необходимо более точно регламентировать принцип недопустимости злоупотребления правом и законом. Это должно быть определено в законодательстве с учетом межотраслевой специфики рассматриваемого явления и включать его определение. В таком случае законодатель должен обратить особое внимание на проблему предотвращения коллизионного права, направленную на предотвращение злоупотребления правами. В национальном законодательстве недостаточно профилактических мер, и возможности привлечения лиц, злоупотребляющих этим правом, ограничены.

Ученые выделяют основными средствами борьбы со злоупотреблением правами: повышение качества правовых актов; повысить уровень правовой осведомленности лиц, имеющих право принимать юридически значимые меры; лучная защита права; осуществление квалифицированной защиты.

Крупные иностранные компании, чтобы не допустить злоупотребления законом со стороны своих контрагентов, уделяют особое внимание разработке всех положений соглашений. В сфере российского бизнеса по-прежнему принято «экономить» на качестве заключаемых контрактов, что влечет за собой наступление негативных последствий. За рубежом подавляющее большинство граждан и юридических лиц пользуются услугами профессиональных юристов. К сожалению, в России многие все еще имеют крайне низкий уровень правовых знаний, пренебрегают услугами адвокатов и негативно воспринимают судебный метод разрешения спорных ситуаций.

Наиболее опасным и серьезным видом злоупотребления правами является злоупотребление свободой усмотрения судей, которое на практике часто приводит к тому, что суд нарушает права сторон, обычно менее защищенной стороны. В настоящее время существуют средства правовой защиты в виде обжалования судебных актов, но и отсутствуют правовые средства борьбы со злоупотреблением свободой судейского усмотрения.

Чтобы уменьшить количество злоупотреблений правом, необходимо усовершенствовать законодательство, направленное на создание четкого, логичного и единообразного понимания этого явления правовой реальности, механизмов его реализации и определения квалификационных признаков злоупотребления законом во всех областях субъективного права.

Опыт, накопленный в правовой доктрине и судебной практике, в сочетании с совершенствованием законодательства и унификацией правовых норм, обеспечит создание стабильной единой системы правоохранительной деятельности в случаях злоупотребления законом и предотвратит его совершение. Возможно, с дальнейшим развитием правоприменительной практики правовые нормы, содержащие принцип недопустимости злоупотребления правами, станут серьезным ограничением недобросовестного поведения уполномоченных лиц, важным и необходимым инструментом, регулирующим отношения между ними и сбалансировать их интересы. К сожалению, из-за отсутствия общего понимания злоупотребления законом действия, направленные на его минимизацию, неэффективны. Все это свидетельствует о необходимости разработки универсального определения этого явления, которое поможет стабилизировать и улучшить качество отношений между субъектами правовых отношений, а также реализации принципов добросовестности и рациональности в их деятельности, что положительно скажется на развитии и благосостоянии страны в целом.

Представляется, что особенность злоупотребления правами позволяет говорить о серьезной опасности явления, рассматриваемого как деструктивный фактор в правовых отношениях на всех уровнях. Это объясняет необходимость и важность его всестороннего изучения, поскольку такой базовый и универсально эффективный инструмент, как юридическая ответственность, вряд ли применим. Важно отметить, что этот вопрос не следует рассматривать применительно к какой-либо отрасли права, поскольку он является межотраслевым и в целом относится к общей теории права, конституционной, гражданской, уголовной, административной и другим областям права.

В. И. Крусс выделяет неюридические и юридические возможности борьбы со злоупотреблением законом. Уникальная природа и социальная опасность злоупотребления законом определяют актуальность политических, экономических, организационных, технических, социальных, культурных и правовых методов и средств их предотвращения и противодействия. В целом, эти методы и инструменты могут быть активными и ретроспективными. Неюридические методы (а также методы нормотворчества) являются в основном превентивными, среди которых, например, можно выбрать политический ресурс или, в качестве институциональных и организационных мер по борьбе со злоупотреблениями законом, увеличить уровень прозрачности обслуживания и соответствующие квалификационные требования.

В свою очередь юридические методы и средства обеспечения правопорядка в наиболее общем виде можно разделить на законодательные и правоприменительные.

Законодательные методы включают в себя:

- законодательная переквалификация действий, которые представляют собой злоупотребление законом в преступления;

- правовое и техническое совершенствование правил, которые определяют возможности того, что разрешено, и обязательную форму поведения, что означает, что объем личного и правоохранительного усмотрения ограничен.

Но оба эти ресурса принципиально ограничены в своем потенциале.

В книге В.И. Крусса Последняя глава называется конституционным противодействием злоупотреблению законом. Там мне показалось, что нет такой жесткой классификации, которую он упомянул в руководстве, и что существует своего рода простое перечисление и подробное изучение путей и средств, с помощью которых можно бороться со злоупотреблениями.

Итак, мы можем отметить:

- конституционно-правовое понимание как общая предпосылка для оппозиции, поскольку такое понимание неизбежно подразумевает разработку конституционных законов и их последующее исполнение, что означает, что просто не будет места для злоупотребления правами в такой «идеальной» системе.

- разработка конституционных законов, что в принципе коррелирует с законодательными методами противодействия;

- судебная практика, указанная выше как основная форма борьбы правоприменительными;

- (ну и конечно же… не надо, не надо аплодисментов… «ее величество» …) толковательная практика Конституционного Суда Российской Федерации как основной ресурс для противодействия;

- также В.И. Крусс придает большое значение международному правосудию и его способности бороться с злоупотреблением правом. Единство мнений о том, какие меры может принять государство против людей, допускающих злоупотребление правом в уголовном процессе, не достигнуто и в юридической литературе.

Поэтому ряд авторов считают необходимым ввести запрет на злоупотребление правами в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации, поскольку считают, что в этом случае нарушение такого «общего» запрета представляет собой нарушение действий человека. что может привести к юридической ответственности. По мнению А.В. Юдина, такая ответственность может заключаться в применении личных и материальных санкций.

Другие ученые, напротив, считают, что невозможно согласиться с предложениями по закреплению запрета на злоупотребление правом в уголовно-процессуальном законодательстве. «Установление такого запрета, по сути, переводит злоупотребление правом в категорию уголовно-процессуального преступления ... за которое существует юридическая ответственность и применение санкций ... Обвиняемый, осведомленный о возможном применении санкций за осуществление (хотя и недобросовестное) его процессуальных прав, я бы вообще не использовала свои права, превращаясь в лишенный права голоса объект исследования».

Соглашаясь с этим аргументом, Л.Д. Калинкина считает, что правильно, когда каждый случай злоупотребления правом предусмотрен конкретным уголовно-процессуальным правилом, определяющим причины, условия и порядок применения, так что конкретное процессуальное право уголовного судопроизводства не превращалось в юридическую фикцию.

Конкретные предложения, направленные на предотвращение злоупотребления правами участников (в том числе путем изменения процессуального права), представленные в юридической литературе, часто характеризуются чрезмерным радикализмом. Например, И.С. Смирнова указывает на то, что в некоторых случаях подсудимый или его защитники откладывают ознакомление с материалами дела в уголовном процессе и предлагает ограничить право подсудимого ознакомиться со всеми доказательствами по делу, чтобы он ознакомился только с материалами, которые указывают только на совершенные им преступления.

Нынешняя правоприменительная практика (в том числе судебная) не решает проблемы. Пленум Верховного Суда Российской Федерации в своем решении от 30 июня 2015 г. № 29 «О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве», позволяет судам не признавать право обвиняемого на защиту нарушенным тогда когда «отказ в удовлетворении ходатайства либо иное ограничение в реализации отдельных правомочий обвиняемого или его защитника обусловлены явно недобросовестным использованием им этих правомочий в ущерб интересам других участников процесса…».

Эта формулировка представляется очень опасной для использования, поскольку она не обеспечивает критерии для определения добросовестности / недобросовестности компетенции участника в процессе, в свою очередь само же наличие «Ущерб интересам других участников процесса» не может служить достаточным основанием для характеристики поведения участника как злоупотребления правами, поскольку из-за противоречия, объективно существующего в уголовном процессе, интересы сторон и даже разные участники, действующие на одной стороне, не могут быть эффективно реализованы одним из участников. Участники процесса в своих процессуальных правах могут нанести ущерб интересам других участников. Что касается последствий поведения участника, таких как отказ удовлетворить его ходатайство (по-видимому, сделанного без учета действительности такого заявления, только по мотиву «недобросовестного использования полномочий»), а также «ограничения в реализации определенных полномочий», они рассматриваются как опасные и могут привести к произвольному лишению участников их прав.

Поскольку злоупотребление правами всегда совершается в рамках поведения, разрешенного законом, и поэтому очень трудно отличить его от правового поведения, и возможность применения негативных мер к людям, которые пользуются своими правами, гарантированными законом, является очень опасным средством, которое может действительно превратить участника уголовного процесса в практически бесправный объект исследования, если он колеблется или не имеет практической возможности использовать свои процессуальные права для защиты своих собственных интересов, необходимы четкие, содержательные и не расширенные критерии толкования, чтобы отличить злоупотребление правом от законного и добросовестного поведения участника уголовного процесса. К сожалению, существенные признаки злоупотребления законом, предложенные в юридической литературе, и критерии, позволяющие отличить его от правомерного поведения, не полностью соответствуют этим требованиям.

Например, О.И. Даровских указывает на шесть значительных признаков злоупотреблений. Два признака в этом списке характеризуют идею о том, что вы можете злоупотреблять только теми правами, которыми обладает человек. Эти признаки не вызывают никаких возражений, хотя они не способны различить злоупотребление правом и законное поведение.

Тем не менее, другие функции, предложенные этим автором, представляются недостаточно последовательными, чтобы обеспечить согласованную систему таких функций, они не в полной мере учитывают особенности сектора уголовно-процессуального права (по сравнению с гражданским правом), некоторые из них могут быть широко интерпретированы. На практике будет чрезвычайно сложно доказать присутствие других.

Очевидно, что эффективными методами противодействия этим систематическим формам злоупотребления законом могут быть:

1) внесения поправки в закон об уголовном процессе, направленные на становление эффективного баланса прав различных участников процесса, регулирование механизма их реализации (при необходимости), четкое определение случаев и пределов ограничения таких прав, а также ограничение чрезмерно широкие пределы усмотрения должностных лиц, установление в законе критериев, по которым должностные лиц, которые должны принимать решения по своему усмотрению;

2) совершенствование правоприменительной практики (в том числе с применением административных мер, установление эффективного судебного надзора).

Под бессистемным злоупотреблением права мы подразумеваем тех, чье поручение не может быть исключено путем совершенствования закона об уголовном процессе. Поэтому в законе невозможно установить максимальное количество заявленных возражений или ходатайств, количество жалоб, поданных на действия должностного лица (бездействие), объем апелляции или кассационной жалобы, поскольку это будет означать фактическое лишение прав. Между тем, при реализации права на оспаривание ходатайств, жалобы, злоупотребление правом также могут быть допущены. Представляется, что пределы вмешательства государства в случае обнаружения такого рода злоупотреблений очень ограничены, потому что, как мы уже указывали выше, право участника на судебную защиту не должно быть затронуто в результате такого вмешательства. Я считаю, что недопустимо, чтобы участник был лишен соответствующих полномочий и что отказ выполнить запрос или указанное ходатайство, а также жалобы, основанные исключительно на злоупотреблении правами участника, не могут быть приемлемы. Повторные запросы или повторная апелляция не могут препятствовать обязательству государственных органов и должностных лиц изучить содержание и обоснованность такого ходатайства и принять обоснованное решение по нему.

Поэтому представляется, что государство должно проявлять некоторую терпимость к этим возможным злоупотреблениям правом, рассматривая их как своего рода процессуальные издержки (если злоупотребление правом, несмотря на создание препятствий для отправления правосудия, но эти препятствия не являются чрезмерными, затрудняют процесс, но это не мешает). В том же случае, когда несистематическое злоупотребление правом таково, что невозможно провести процесс в силу его совершения, к лицу, совершившему такое злоупотребление, могут быть применены принудительные меры (например, удаление участника из зал суда на определенный период времени) или дисциплинарные меры могут быть привлечены к ответственности (по отношению к адвокату), частное определение вынесено.

Представляется, что такое определение пределов вмешательства государства в случае злоупотребления правом в уголовном судопроизводстве служит для предотвращения и пресечения основных форм злоупотребления правом, не препятствуя осуществлению права на судебную защиту и справедливое судебное разбирательство без наказания участников уголовного процесса за отказ сотрудничать с государством и использование их процессуальных прав, даже если такое использование было бы нецелесообразным для органов власти или должностным лицам.

Еще:

Укрепление качества ведомственного и судебного контроля, а также надзора за уголовно-процессуальной деятельностью, в рамках которой допускается злоупотребление правами.

В отличие от возможного злоупотребления правами, это подразумевает сознательное выполнение своих профессиональных обязанностей лицами, которые принимают процессуально значимые решения, которые влияют на ход и результаты процессуальных действий, и сознательное осуществление их прав в соответствии с требованиями Закона об уголовном судопроизводстве. другими участниками процесса. Контроль и надзор как одно из средств обеспечения недопустимости злоупотребления правами.

Высококачественный официальный судебный контроль и надзор прокурора, по нашему мнению, позволяют предположить, что как факты злоупотребления правами, так и надлежащий ответ на выявленные факты устанавливаются в соответствии с возможностями Уголовно-процессуального закона. Контроль и надзор могут осуществляться как на предварительном, так и на судебном этапах, но, по нашему мнению, до того, как станет возможным выявить злоупотребление и принять меры по его устранению, тем выше будет эффективность этой деятельности. В то же время прослушивание или просмотр аудио- и видеозаписей, сделанных в ходе следственных и судебных действий, может быть очень эффективным средством выявления нарушений прав. Кроме того, необходимо ужесточить контроль за содержанием процессуальных документов, обосновывающих принятие судом определенного решения.

Существование судебного контроля и прокурорского надзора, наличие двойного надзора, двойной системы защиты прав и свобод граждан воспринимаются процессологами по-разному.

Параграф 4. Способы противодействия злоупотреблению правом следователя ОВД.

Возможность производства большинства следственных действий - это полная официальная компетенция следователя, опосредованная в уголовно-процессуальном праве фразами «следователь имеет право», «следователь вправе» и т.д.

Большинство следственных действий следователь производит по своему усмотрению о необходимости осуществления таковых по конкретному уголовному делу; кроме того, в рамках соблюдения процессуальных требований к проведению отдельных из них в ряде случаев нарушается баланс между общественными и личными интересами в уголовном процессе при их производстве. Это должно рассматриваться как злоупотребление правом следователя. Мы рассмотрим эти проблемы на примерах допросов и очных ставок, на основании которых демонстрируется необходимость изменить ряд уголовно-процессуальных норм, направленных на предотвращение злоупотребления правом следователя в его производстве.

Другими словами, следователь проводит многочисленные следственные действия не только по достаточным причинам, но и по своему усмотрению относительно необходимости производства отдельных в конкретном уголовном деле. Очевидно, что эти решения следователя определяются характером и сложностью преступления, а также выбранной им тактикой и методом расследования, и во многом он акцентирует внимание на объективности расследования этого преступления. Вот здесь и появляется возможность злоупотребления следователем его прав⁸. В первую очередь это относится к усмотрению следователя при проведении расследований, выполнение которых требуется защитой.

Чаще всего такие ходатайства касаются: а) допроса в качестве свидетелей определенных лиц, которые могут свидетельствовать, исключать или смягчать ответственность лиц, в отношении которых возбуждено уголовное дело; б) производства очных ставок между ним и изобличающими его в совершении преступления лицами.

Относительно проблемы следователя, рассматривающего ходатайства защиты о допросе свидетелей, которых она вызывает, я кратко скажу: это активно обсуждается в процессуальной и криминалистической литературе, и мы полностью согласны с позицией большинства авторов, которые об этом говорят: следователь не только имеет право, но и обязан допрашивать свидетелей в рамках досудебного производства по уголовному делу.

Более того, многие считают, что это целесообразно для самого следователя по практическим и тактическим причинам: если следователь отклоняет этот запрос защиты (это часто имеет место в настоящее время), эти свидетели могут быть приглашены обвиняемым, адвокатом-защитником для допроса; в этих случаях их показания (а в условиях судебного разбирательства проверка их достоверности крайне затруднена) могут поставить под сомнение объективность предварительного расследования и серьезно подорвать доказанность обвинения подсудимого.

В то же время, в своем мнении о ситуации, ЕСПЧ отметил, что «эта гарантия не пре доставляет неограниченного права на привлечение к участию в процессе любого свидетеля по требованию обвиняемых или их защитников, но только лишь право на допуск свидетелей, имеющих значение для защиты»⁹. По моему мнению, было бы лучше, если бы следователь, по просьбе защиты, допросил «лишнего» свидетеля, не имеющего никакой информации, имеющей отношение к делу, чем отклонил бы просьбу о допросе свидетеля, который имеет такое в пользу защиты; это убедительно свидетельствует о объективности его расследования.

Что касается права на проведение очных ставок между подозреваемым/обвиняемым и уличающими его потерпевшими и свидетелей, в тех случаях, когда в их предыдущих заявлениях имелись существенные противоречия (включая требование быть представленным защитой), эта проблема представляется гораздо более сложной.

В пункте «d» статьи 6 Конвенции о защите прав и основных свобод человека, право обвиняемого «допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него».¹⁰ Конечно, С.А. Шейфер абсолютно прав, когда, учитывая это положение, он пишет: «Подобное право по логике вещей должно принадлежать обвиняемому и защитнику не только в судебном разбирательстве, но и на предварительном расследовании, где закладывается «фундамент обвинения».¹¹

Я полностью согласна с Ю.П. Боруленковым с тем, что проведение очных ставок действие во многих случаях является тактически «рискованным», часто чреватым нежелательным или непредсказуемым исходом для следователя. Однако это не означает, что в случае вероятного исхода для следователя «отказ от проведения очной ставки абсолютно оправдан».¹² Я считаю, что проведение очных ставок, которые позволяют подозреваемому или обвиняемому задавать вопросы другому лицу, участвующему в деле, должно быть не правом следователя, предусмотренным действующим Уголовно-процессуальным кодексом, а его обязанностью (за исключением ситуация, о которой пойдет речь ниже). Проведение очных ставок в уголовном процессе в суде с целью обеспечения возможности перекрестного допроса лиц, причастных к ним, является, по моему мнению, юридической необходимостью, в противном же случае - злоупотребление следователем правом. Это еще одна проблема, которую следователь не должен (и Ю. П. Боруленков справедливо обращает на это внимание) допускать ошибки при подготовке и организации проведения этого действия, в определение момента его производства и, наконец, самого тактического замысла очной ставки. Проблема права следователя на проведение очной ставки, по его тактическому усмотрению, кажется особенно важной, когда следователь принимает решение о необходимости проводить ее с участием несовершеннолетних потерпевших или свидетелей (ведение их в настоящее время, помните, является правом, а не обязанностью) Т.е. это «чистая» его тактика. И хотя практика показывает, что подобные следственные действия с участием несовершеннолетних не так уж редки, я считаю, что это противоречит этическому тактическому критерию, используемому следователем в целом. По очевидным психологическим и этическим причинам проведение очной ставки с участием несовершеннолетних в принципе должно быть признано неприемлемым даже в ситуациях, когда это представляется необходимым и / или уместным для уличения подозреваемого / обвиняемого.

Скажем более категорично: их поведение следователем должно рассматриваться как злоупотребление его правом на тактическую деятельность, в данном случае на производство очной ставки. В этой связи давайте вспомним историю уголовного судопроизводства: «К числу свидетелей принадлежат и малолетние; им, в случае разноречий, очных ставок ни с кем давать не надо»», - говорится в российском уголовно-процессуальном кодексе первой половины XIX века.¹³

Это обстоятельство было учтено украинскими законодателями, однозначно закрепившими в ч. 9 ст. 224 Уголовно-процессуального кодекса 2012 года, следующее положение: «В уголовном судопроизводстве за преступления против половой свободы и половой неприкосновенности личности, а также за преступления, совершенные с угрозой насилия или угрозой его использования, проводится одновременный допрос двух или более уже допрошенных лиц (очная ставка. - О.Б.) выяснить причины расхождений в их показаниях нельзя с участием несовершеннолетнего или малолетнего свидетеля, или потерпевшего вместе с подозреваемым».

Я считаю, что современное внутригосударственное уголовно-процессуальное законодательство должно быть не менее цивилизованным, чем то, что имели в этом отношении наши предки. Однако в настоящее время законодатель принял несколько иное паллиативное решение, сформулировав его в федеральном законе от 28 декабря 2013 года следующим образом: «Во время допроса, очной ставки, идентификации и проверки показаний с участием несовершеннолетней жертвы или свидетеля, которые не достигли шестнадцатилетнего возраста или кто достиг этого возраста, но страдает психическим расстройством или умственно отсталый, участие учителя или психолога обязательно. При проведении этих следственных действий с участием несовершеннолетнего, достигшего шестнадцатилетнего возраста, учитель или психолог приглашается по усмотрению следователя.

Указанные следственные действия в отношении несовершеннолетнего потерпевшего или свидетеля в возрасте до семи лет не могут продолжаться без перерыва более 30 минут и в общей сложности более часа, с семи до четырнадцати лет более часа и в общей сложности более двух часов в течение четырнадцати лет. - более двух часов и в общей сложности более четырех часов в день. При проведении указанных следственных действий право на участие имеет законный представитель несовершеннолетнего потерпевшего или свидетелей. Проведение слушания, очной ставки, идентификации и проверки показаний с участием несовершеннолетней жертвы или несовершеннолетнего свидетеля, который не старше 16 лет и старше, но страдает психическим расстройством или психическим заболеванием, участие психолога в рассмотрении преступлений против сексуальной неприкосновенности несовершеннолетних обязательно.¹⁴ Маловероятно, что такое решение было бы оптимальным для обеспечения психологической безопасности несовершеннолетнего в ходе расследований с его участием. Я считаю, что участие учителя или психолога в очной ставке с несовершеннолетним участником дела не является панацеей для выполнения задачи «максимально защитить права и интересы несовершеннолетних жертв от дополнительных психических страданий».¹⁵

По моему мнению, это законодательное решение неэффективно как для обеспечения безопасности несовершеннолетних, так и на практике практически невозможно для сотрудников правоохранительных органов на многих территориях нашей страны, поскольку не все следователи смогут привлечь специалиста-психолога (за его отсутствием) для получения необходимого следственного действия с участием несовершеннолетнего. Я уже не говорю о том факте, что в нем содержится крайне противоречивое упоминание об участии несовершеннолетних в допросах, других предусмотренных законом следственных действиях с участием учителя или психолога; Итак, кого из этих специалистов и в какой области педагогики или психологии следует привлекать (в дополнение, конечно, к четкому указанию на причастность психолога к следственным действиям с участием несовершеннолетнего потерпевшего или свидетеля в случаях сексуального посягательства на несовершеннолетнего)?¹⁶ Даже если мы согласны с предложенным законодателем вариантом решения проблемы проведения очной ставки / других действий с участием несовершеннолетней жертвы или свидетеля, ясно, что условия их производства также должны быть соблюдены. применяются к подозреваемым и обвиняемым в возрасте от 14 до 16 лет.¹⁷

Чтобы не допустить злоупотребления следователем своим правом производить / не производить очную ставку исключительно по своему тактическому усмотрению, Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации должен установить обязанность следователя удовлетворять ходатайства стороны защиты на проведение очных ставок (с указанной выше оговоркой, касающейся про ведения очных ставок с участием малолетних лиц).

Эта позиция может быть опосредована в статье 192 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации примерно следующим образом: Ходатайство подозреваемого, обвиняемого о проведении очной ставки между ним и противником, подлежит удовлетворению, за исключением случаев, когда производство по такому делу может поставить под угрозу безопасность этого или его близких. Очная ставка с несовершеннолетним не допускается. В связи с этим, для создания правового механизма, гарантирующего психологическую безопасность несовершеннолетних (исключая возможность усмотрения следователя в этом отношении), я также предлагаю применять Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в Уголовно-процессуальном кодексе закрепить положение о привлечение таких лиц к опознанию только в условиях, исключающих визуальный контакт между опознающим и опознаваемым.

По общему мнению, это положение следует дополнить частью 8 статьи 193 Уголовно-процессуального кодекса, установив его примерно в следующем издании. Когда идентификатором является несовершеннолетнее лицо, представление лица для идентификации осуществляется в условиях, которые исключают визуальное наблюдение опознающего опознаваемым лицом. Чтобы «ввести» другую разновидность возможного злоупотребления правом следователем, в основном касающегося производства допросов и очной ставки, следует помнить, что российский закон об уголовном судопроизводстве всегда уделял особое внимание языку протоколов следственных действий, особенно протоколы допроса. Это понятно, поскольку адекватность воспроизведения показаний допрошенных, которые в нем фигурируют, во многом позволяет судить об объективности последних. В протоколе допроса показания свидетелей представляются в том же порядке, что и показания обвиняемых.

Не случайно еще в Уголовно-процессуальном Уставе 1984 года говорилось: «Показания обвиняемого записываются в первом лице собственными его словами без всяких изменений, пропусков и прибавлений. Слова и выражения простонародные, местные или не совсем понятые объясняются в скобках» (статья 409). «Показания обвиняемых (и других допрашиваемых лиц. – О. Б.) заносятся в протокол в первом лице и, по возможности, дословно», - говорилось статья 138 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР 1923 г., а также в статьях 151, 160 РСФСР Уголовно-процессуального кодекса 1960 г.

Это же требование содержит статья 190 действующего Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Выполнение этих требований особенно важно для оценки достоверности тех показаний, от которых допрашиваемый впоследствии отказался (или изменил значительную их часть) по той или иной причине. Этот вывод обусловлен тем фактом, что следственная и судебная практика убедительно показывает, что эти лица называют наиболее распространенным объяснением тот факт, что следователь «записал не так» их первоначальные показания. Действительно, как отметил Н.И. Порубов, «протокол допроса, составленный следователем, представляет не стенограмму допроса, а его конспект, при котором словесная информация не теряется, а лишь уплотняется»¹⁸ ; протокол допроса является результатом «коллективного творчества» следователя и допрашиваемого. Описывая показания допрашиваемых, следователь почти всегда изменяет их, учитывая его жизненный опыт, образование, интеллектуальное развитие, его обычные словесные клише и т. Д. Это во многом эпистемологическое, филологическое и психологически объяснимое явление. Главное, чтобы показания были записаны «во-первых, так, чтобы допрашиваемый, прочитав их, убедился, что записаны действительно его слова; во-вторых, чтобы показания отражали индивидуальность личности допрашиваемого» и, в-третьих, могли быть поняты и правильно истолкованы всеми, кто с ними знакомится».¹⁹

Если отзывы представлены в протоколе на языке, не характерном для допрашиваемого лица, особенно с использованием незнакомых юридических выражений и клише, объяснения допрашиваемого о причинах их изменения приобретают определенную убежденность. В протоколе допроса подозреваемого с семиклассным образованием его показания были записаны в следующем виде: «Я признаю себя виновным в том, что, действуя из хулиганских побуждений и проявляя явное неуважение к обществу, имея умысел на совершение убийства с особой жестокостью и особым цинизмом, совершил …». После того, как подсудимый отказался от своих «конфессиональных» показаний, суд, проанализировав этот протокол допроса, исключил его из доказательств обвинения, указав в приговоре, что показания были представлены на явно необычном языке обвиняемого, а потому вызвали обоснованные сомнения в своей достоверности. Однако это не злоупотребление правами, а тактическая ошибка следователя, которая предопределяется недооценкой рассматриваемых правил и, как в данном случае, приводит в некоторых случаях к отрицательным доказательственным последствиям и значимости доказательств, полученных в ходе допроса.

«Указание дословной записи не является категоричным, - пишет С. А. Шейфер совершенно правильно. «... Требование дословной фиксации, в первую очередь, означает слова и выражения, которые несут особую смысловую нагрузку и характеризующие особенности восприятия и уровень развития опрошенного».²⁰

Однако существуют и другие аспекты языковой проблемы, решение которых можно рассматривать только как злоупотребление следователем права при выполнении распоряжения законодателя воспроизводить показания опрашиваемого «как можно более буквально».

Первый заключается в следующем. В следственной / судебной практике бывают случаи, когда опрошенные люди используют ненормативную лексику в своих заявлениях.²¹ В этих случаях они буквально воспроизводят нецензурные выражения, которые были услышаны при событии, если они об обстоятельствах, свидетелями которых они являются, или из-за их личных качеств просто не знают, как выразить свои мысли, другими словами. Предоставляя «признательные» показания о серии убийств пожилых женщин, связанных с изнасилованием, умственно отсталый Сопов описал эти показания на примитивном языке: он назвал жертв «бабушками», он использовал слова, которые он использовал для описания сексуальных отношений, эякуляция, гениталии. «Все это, - пишет следователь, расследовавший уголовное дело, - было отражено в протоколе. Было ясно, что он не говорил не по подсказке».²² Практика также сталкивается с ситуациями, в которых необходимость использования ненормативных слов в протоколе допроса определяется, так сказать, целью объективации показаний следователя в связи с обстоятельствами преступления. Это, в свою очередь, определяет необходимость отражения этих обстоятельств в других процессуальных документах (протоколы осмотров, экспертные заключения и т. Д.).

Так, при проверке кассы по делу о краже был обнаружен лист бумаги, закрепленный на пишущей машинке, на котором преступник напечатал различные непристойные выражения. Следователь написал в протоколе допроса подозреваемого, который совершил кражу: «Я напечатал на стоявшей в кассе машинке нецензурную брань». «В данном случае, – пишут И. И Михайлов и Е. Е. Подголин, проанализировавшие данный пример, – существенное значение имела бы дословная передача в протоколе непристойных выражений».²³

Я полагаю, что во всех цитируемых и подобных случаях в протоколе допроса, очной ставки ненормативной, тем более непристойные выражения допрашиваемого должны быть «переведены» на стандартный русский язык, указав это обстоятельство протоколе. Однако, если информация, представленная на таком языке, имеет большое значение для расследования и может иметь отношение к последующему судебному пересмотру уголовного дела (в частности, для оценки показаний допрашиваемого при изменении на данном этапе разбирательства), рекомендуется допросить этого человека тактическим способом. аудио-видео воспроизведение «оригинала», выполненного в протоколе «перевод». Она в экстренных случаях может быть прослушана/просмотрена в суде; При этом эта часть слушания должна проводиться за закрытыми дверями. Но тексты протоколов допросов (других следственных действий) не должны содержать ненормативную лексику. Противоположное следует рассматривать как злоупотребление следователем права, «посягающего» на моральные и этические основы уголовного судопроизводства в целом.

В связи с этим С. Довлатов писал, что «язык - это только зеркало. Это зеркало, которое глупо винить». Я согласна с этим. Однако его заявление, касающееся этого положения, заключается в том, что «язык не может быть плохим или хорошим. Качественные и, тем более, моральные оценки здесь неприменимы »²⁴, вызывает у большинства резкое неприятие. Если вы не представите качественные и моральные оценки по языку (как это было сделано по решению суда Верховного Суда Российской Федерации), то зеркало уголовного судопроизводства будет вынуждено в течение многих лет отражать отек (или истощение), пьянство, не всегда адаптированную к реальности, физиономию нашего соотечественника. Но современная практика выявила еще один, явно отрицательный, аспект проблемы составления протоколов допросов в досудебном уголовном процессе. По общему мнению, это также следует рассматривать как злоупотребление следователем его прав. Понятно следующее. Как известно, ранее, к сожалению, отдельные протоколы допросов в уголовном процессе существенно дублировали друг друга. В настоящее время возможности персональных компьютеров (и почти у всех следователей они есть) дают возможность копировать текстовые файлы и полностью передавать их содержимое во вновь открытый файл значительно усугубила эту проблему.

Освоив эту простую мудрость, следователи часто просто «перекидывают» текст первоначального протокола допроса на содержание повторного допроса одного и того же лица, чтобы облегчить их работу, необходимость которой обычно определяется изменением процессуальной позиции (сначала в качестве свидетеля, затем в качестве подозреваемого, затем в качестве обвиняемого), или путем уточнения формулировки обвинений, ранее выдвинутых против этого лица. Например, в ходе уголовного процесса по 132 строкам протокола допроса обвиняемого 119 дословно воспроизвели текст протокола допроса этого лица за несколько дней до допроса в качестве подозреваемого (с той же топографической позицией текста и те же орфографические и синтаксические ошибки). В таких случаях лицо, по сути, неоднократно допрашивается (хотя он подписывает соответствующий протокол). Это, что очевидно в ряде следственных и судебных ситуаций (прежде всего, когда конкретное лицо отказывается от своих предыдущих показаний), вызывает сомнение в доказательной ценности таких «клонированных» протоколов.

В вышеупомянутом случае следователь признался в этом судебном процессе, что он «загрузил» текст допроса обвиняемого из протокола его допроса в качестве подозреваемого, как он пояснил, что сделал это для облегчения своей работы, но с согласия допрашиваемого (последний, в суде категорически отказался от своего одобрения). Такое «тактическое» поведение следователя должно считаться злоупотреблением правами. Составленный таким образом «протокол допроса» должен быть объявлен неприемлемым. В целях объективности мы говорим, что в вышеупомянутом деле суд отклонил ходатайство защиты о признании протокола допроса обвиняемого недопустимым доказательством, исходя из того факта, что «УПК не содержит запретов на такие действия». и что «составленный протокол допроса был подписан обвиняемым и его защитником без каких-либо комментариев.»

Кажется, что это обоснование решения суда явно подчеркивает актуальность рассматриваемой нами проблемы злоупотребления правом: формально правильно (фактически, закон не содержит этих запретов), но по существу ... Следователь злоупотребляет своим правом. Рассматриваются аспекты, когда текст допроса практически не измен с использованием компьютера воспроизводится в протоколе другого опрошенного. В этом случае только имена фамилии «действующих» лиц изменяются; фамилия предполагаемого допрашиваемого лица заменяется фамилией и другими установочными данными лица, из показаний которого этот протокол был «загружен». Такая негативная технология допроса чревата особыми негативными последствиями в ситуациях, связанных с выявлением противоречий в показаниях людей об одинаковых обстоятельствах.

Мы также проиллюстрируем это положение на примере следственной практики. Через несколько часов после задержания за то, что он ругался в общественном месте, Л. доставили из следственного изолятора в кабинет ОУР на четвертом этаже того же здания. Через некоторое время в присутствии трех оперативников УР, которые проводили беседу с ним (согласно протоколу допроса этих людей), Л. внезапно вскочил на стол и, крича, что он уже устал от всех, неожиданно выскочил из окна этого кабинета; в тот же день он умер из-за травм. Исследование по уголовному делу, возбужденному по факту доведения до самоубийства, показало, что следователь допросил одного из этих сотрудников в качестве свидетеля, а затем ... полностью перенес его показания в записи «допросов» других оперативных сотрудников, изменив только имя людей, участвовавших в беседе с Л., повлекшей вышеуказанные последствия.

Другими словами, если в показаниях Иванова было заявлено: «Я, Петров, Сидоров ...», то в показаниях Петрова - «Я, Иванов, Сидоров ...» ... После этого «расследования» данное уголовное производство было приостановлено в связи с тем, что лица "из-за действий которых Л. совершил самоубийство". У нас нет ни малейших сомнений в том, что не только протоколы допросов таких «допрашиваемых» людей априори являются недопустимым доказательством. Как минимум, их присутствие указывает на то, что следователь, выполняя эти следственные действия таким образом, злоупотребил своим правом. Один и тот же человек не может дублировать в одних и тех же словах дважды событие, участником или свидетелем которого он был; два разных человека не могут одним и тем же словом изложить обстоятельства события, о которых они свидетельствуют. Из-за этого следственного ноу-хау, чтобы обеспечить баланс общественных и личных интересов в досудебном уголовном процессе, следует согласиться с А.В. Белоусовым, что в таких случаях «нет ничего, кроме фальсификации доказательств: это протокол допроса был составлен, хотя допроса как такового не было».²⁵ Чтобы исключить такое отношение следователей к производству данных - наиболее распространенных - следственных действий, с учетом реалий следственной практики, с целью предотвращения злоупотребления предоставленными им правами Большинство предлагает завершить статью 190 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, частью 2.1. следующего содержания: Использование ненормативной лексики в протоколе допроса не допускается. Если это было включено в отчет допрошенного, отчет будет сопровождаться аудио- или видеозаписью показаний, которая может быть воспроизведена в исключительных случаях в суде при необходимости. Протокол допроса, который воспроизводит содержание показаний, ранее данных допрашиваемого, и показания других ранее опрошенных лиц в текстовой форме, признается неприемлемым доказательством.