Философия_Понятие «АРХЭ» в философии досократической школ. Философия_Понятие «АРХЭ» в философии досократической школ.2 docx. Понятие архэ в философии досократических школ
 Скачать 76.56 Kb.
|
|
Проблема бытия в философии Элейской школы Апейрон – (греч. ἄπειρον, от ἀ – отрицательная частица и πέρας – конец, предел) – термин древнегреческой философии, означающий «бесконечное» Бытие – одна из важнейших категорий философии. Она фиксирует и выражает проблему существования в ее общем виде. Слово «бытие» происходит от глагола «быть»». Но как философская категория «бытие» появилась только тогда, когда философская мысль поставила перед собой проблему существования и стала анализировать эту проблему. Философия имеет своим предметом мир как целое, соотношение материального и идеального, место человека в обществе и в мире. Другими словами, философия стремится выяснить вопрос о бытии мира и бытии человека. Поэтому философия нуждается в особой категории, фиксирующей существование мира, человека, сознания. Становление (Изменение) – (Devenir) рассматриваемое как глобальное явление, это само бытие, поскольку оно пребывает в постоянной изменчивости. «Pantarhei» («Все течет»), – сказал Гераклит. Элеатская школа — была основана в городе Элее, в Великой Греции, Ксенофаном, жившим в конце VI и начале V в. до н.э. Принадлежность к Элейской школе приписывают таким философам, как, Ксенофан, Парменид, Зенон Элейский и Мелисс. Учение о бытие: Элеаты считали, что есть только бытие, небытия нет. Такой вывод они делали, исходя из допущения тождества бытия и мышления (существует то, что мыслимо); поскольку небытие нельзя помыслить, то его и нет. По элеатам, бытие неподвижно, т.к. ему некуда двигаться, ведь оно могло бы двигаться только к небытию, а его как раз нет, следовательно, бытие пребывает само в себе, т.е. оно неподвижно. Элеа́ты, элейцы, Элейская школа — древнегреческая школа философов-досократиков раннего периода, существовавшая в конце VI − первой половине V вв. до н.э., в городе Элее, в Великой Греции. В отличие от большинства досократиков, элейцы не занимались вопросами естествознания, но разрабатывали теоретическое учение о бытии (предложив впервые сам этот термин), заложив фундамент классической греческой онтологии. Принадлежность к Элейской школе приписывают таким философам, как Парменид, Зенон Элейский и Мелисс. Иногда к ней относят также Ксенофана и называют его основателем, учитывая некоторые свидетельства о том, что он был учителем Парменида. Характеристика философского учения Для Элейской школы был характерен строгий монизм в учении о бытии и рационализм в учении о познании. В центре учения всех трёх элейских философов находилось учение о бытии: Парменид впервые сделал понятие «бытия» предметом анализа в своей философской поэме «О природе». Зенон с помощью логических апорий показал абсурдность учений, исходящих из иных предпосылок, кроме как использованных Парменидом (т.е. из допущения движения и множества). Мелисс суммировал школьную догматику в трактате «О природе», или «О бытии». Согласно Пармениду, «то что есть» (бытие) — есть, и это следует из самого понятия «быть», а «того, чего нет» (небытия) — нет, что также следует из содержания самого понятия. Отсюда выводится единство и неподвижность бытия, которому невозможно делиться на части и некуда двигаться, а из этого выводится описание мыслимого бытия как нерасчлененного на части и не стареющего во времени континуума, данного лишь мысли, но не чувствам. Пустота отождествляется с небытием, – так что пустоты нет. Предметом мышления может быть только нечто (бытие), небытие не мыслимо (тезис «мыслить и быть одно и то же»). Истина о бытии познается разумом, чувства формируют лишь мнение, неадекватно отражающее истину. Мнение, «докса», фиксируется в языке и представляет мир противоречивым, существующим в борьбе физических противоположностей, а на самом деле ни множества, ни противоположностей нет. За условными именами стоит безусловное единство («глыба») бытия. . Значение Элейской школы Значение Элейской школы в греческой философии и в истории философии вообще чрезвычайно велико. Элеаты явились сознательными защитниками единства всего существующего; они же открыли глубокие противоречия, коренящиеся в обычном, основанном на восприятии представлении о вселенной. Антиномии пространства, времени и движения как определений действительно сущего были раскрыты элеатами с большим диалектическим талантом. Наконец, элеаты первые вполне отчётливо различили действительно существующее, постигаемое мыслью, от явления, с которым человек знакомится благодаря чувствам. Нельзя утверждать, что элеаты справились с задачей, поставленной ими, правильно представили отношение единства к множественности или нашли выход из антиномии ограниченности и бесконечности бытия; решение этих вопросов не может быть выведено из начал элеатской философии. Вполне естественно поэтому, что элеатская школа постепенно переходит в эристику, софистику и сливается с другими направлениями. Главнейший недостаток Элейской школы заключался в том, что, будучи по направлению чисто метафизической, она в то же время желала быть и учением натурфилософским и смешивала понятия двух порядков. Тем не менее, влияние элеатов велико; их понимание истинно сущего отразилось на Эмпедокле, Анаксагоре и Демокрите; они имели влияние и на Сократовскую диалектику, и на Платоновское учение об идеях, и на метафизику Аристотеля. Интерес представителей Элейской школы к проблематике бытия был развит в классической греческой мысли у Платона и Аристотеля. Парменид — один из самых авторитетных философов досократического периода. Его мысль оказала существенное влияние на философию Платона: достаточно упомянуть диалог Платона «Парменид», в котором мысль элейского философа рассматривается в новой перспективе. Парменид был первым, кто ввел в оборот слова, которым суждено было стать важнейшими философскими терминами, — бытие и сущее. Первое критическое издание сочинения Парменида «О природе» Парменид был оппонентом Гераклита: последний был философом движения и изменения, а Парменид, наоборот, утверждал, что движения нет. Дошедшие до нас фрагменты произведения Парменида позволяют с достаточной степенью точности реконструировать его мысль. Прежде всего, следует отметить, что философское сочинение Парменида написано в форме эпоса, т.е. философской поэмы (из нее сохранилось порядка полутора сотен строк). В поэме принято различать три части: «Проэмий» (вступление), «Путь истины» (aletheia) и «Путь мнения» (doxa). Поэтическим образцом для Парменида служит гомеровский эпос, а именно «Одиссея». Герой философской поэмы Парменида — многое повидавший муж, своего рода Одиссей, который устремляется туда, куда добраться можно только усилием мысли. Движение в направлении того, что может открыться только уму, описывается в «Проэмии». Ритм этого движения, хотя и сдерживается стихотворным размером — гекзаметром, не может быть обуздан — в «Проэмии» мы попадаем в водоворот стремительности: Кони, несущи меня, куда только мысль достигает Мчали, вступивши со мной на путь божества многовещий, Что на крылах по Вселенной ведет познавшего мужа. Этим путем я летел. По нему меня мудрые кони, Мча колесницу, влекли, а Девы вожатыми были. Ось, накалившись в ступицах, со скрежетом терлась о втулку, (Ибо с обеих сторон ее подгоняли два круга Взверченных вихрем), как только Девы Дочери Солнца, Ночи покинув чертог, ускоряли бег колесницы К Свету... Все, что встречается на этом пути, описывается автором максимально подробно. Пространство представлено как система мест, границы между которыми герой пересекает на своем пути: Там — Ворота путей Дня и Ночи, объемлемы прочно Притолокой наверху и порогом каменным снизу, Сами же — в горнем эфире — закрыты громадами створов, Грозновозмездная Правда ключи стережет к ним двойные Ворота и пороги, верх и низ — все эти границы охраняются Правдой, Dike (божественной силой, которую воплотила в фигуре богини Дике.). Кроме того, автор не скупится на описание мелких деталей мироздания: гвозди, многомедные стержни, заклепки, которыми сколочены ворота, двойные ключи, оси, ступицы, втулки. Это описание ввергает нас в поток стремительного движения и рассредоточивает внимание: мы в мире движения и множества. В конце пути герой оказывается перед лицом Богини, возможно, самой Истины: на смену движению приходит покой, множеству — единство. Устами Богини Парменид предлагает герою три пути, и тот оказывается в положении богатыря на распутье: первый путь «гласит, что “есть” и “не быть никак невозможно”», путь второй — «что “не есть” и “не быть должно неизбежно”» и, наконец, третий путь — «мнения смертных, в которых нет верности точной». На деле оказывается, что второе направление изначально тупиковое, так как то, чего нет (небытие), непознаваемо, а значит, и невыразимо. Мнения смертных, третий путь, как возвращает нас в сферу множественного и мнимого, на тот путь, где имеет место различение противоположностей, прежде всего — быть и не быть. На этой дороге «люди, лишенные знанья, / Бродят о двух головах. Беспомощность жалкая правит / В их груди заплутавшим умом, а они в изумленье / Мечутся, глухи и слепы равно». От блуждающих на этом пути людей скрывается истина, которая постижима только умом. На пути истины мы встречаемся со следующими тезисами: 1. «Быть» есть. Оно едино, нерождено и неуничтожимо, неизменяемо во времени и неподвижно. Если предположить, что бытие возникает откуда-то или куда-то потом исчезает, то возникает вопрос: откуда и куда? Если из самого себя, тогда оно не является единым, так как оказывается двумя сущностями (бытие, из которого возникает бытие, и бытие, которое возникает из бытия), а значит — либо одна из этих сущностей не есть бытие, т.е. оказывается небытием, либо, если обе суть бытие, они обе тождественны и совпадают в одном «быть». Но небытия нет. Если оно есть, то это не небытие, а бытие. Небытие — это только имя, которое придумано людьми. Геометрическая метафора бытия — шар, фигура, в которой все точки периферии равноудалены от центра. 2. «Мыслить — то же, что быть», или, другими словами, «то же самое — мысль и то, о чем мысль возникает, / Ибо без бытия, о котором ее изрекают, / Мысли тебе не найти». Этот тезис впоследствии преобразуется в тезис о тождестве бытия и мышления и в такой формулировке будет известен в истории философии. Попробуем разобраться в сути этого тождества. Мы уже не раз говорили о том, что в опыте человек имеет дело с очевидностью множества и движения. Для такого обыденного опыта неочевидным оказывается как раз обратное: что бытие есть, а небытия нет, как нет движения и множества. Но это открывается со всей очевидностью только уму (nous). Среди множества сущих, которые окружают нас, нет такого воспринимаемого нами сущего, как бытие. С другой стороны, мысль всегда есть мысль о чем-то. Поэтому и попытка помыслить небытие обнаруживает его иллюзорность: небытие, тематизированное в мысли, неизбежно оборачивается сущим, а значит, перестает быть небытием. Вопрос о соотношении бытия и небытия не исчерпан поэмой Парменида. Напротив, Парменид впервые поднял эту проблему, к которой философы будут возвращаться снова и снова. В ближайшей перспективе эту тему подхватит Платон. Он разовьет мысль Парменида и перетолкует ее в перспективе собственной философии в диалоге «Софист». В результате небытие получит легитимацию через категорию иного. Но об этом речь впереди. Зенон Элейский был учеником Парменида. В историю мысли он вошел как автор так называемых апорий — затруднений, неразрешимых задач (aporia: а— отрицательная приставка, poros — путь). Сочинения Зенона до нас не дошли — мы располагаем только пересказами, сохраненными позднейшей доксографией. Основные апории Зенона обсуждает Аристотель в «Физике». Формулируя апории, Зенон, очевидно, ставил себе целью привести доводы в пользу тезисов Парменида о том, что бытие едино и неделимо, а движения нет. Зенон выдвигает свои апории в полемике с оппонентами своего учителя, некоторые из которых апеллировали к очевидности опыта: например, утверждали они, мы можем наблюдать движение в повседневной жизни. Вероятно, Зенон хотел возразить, что усиленное хождение туда-сюда вряд ли является доказательством существования движения. Эта философская дискуссия нашла отражение в стихотворении А. С. Пушкина «Движение»: Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее бы не мог он возразить; Хвалили все ответ замысловатый. Но, господа, забавный случай сей Другой пример на память мне приводит: Ведь каждый день пред нами солнце ходит, Однако ж прав упрямый Галилей. А. С. Пушкин. «Движение». 1825 Итак, способ аргументации, представленный в апориях Зенона, — это своего рода доказательства от противного. Многие осмеивали тезис Парменида, доказывая, что из утверждения «есть единое» проистекают парадоксальные следствия. Зенон же возражает противникам Парменида, демонстрируя, что из положения «есть многое» следуют еще более нелепые выводы. Тактика Зенона — доказать, что если тезис противников Парменида поначалу и кажется менее парадоксальным, то логическое развитие этого тезиса приводит к смехотворным выводам. Зенон составил порядка 40 подобных доказательств. Самые знаменитые из них такие: 1. «Ахиллес и черепаха». Ахиллес никогда не догонит черепаху, так как, если предположить, что пространство не является единым, т.е. делимо, то, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее героя от черепахи, ему нужно сначала преодолеть половину того расстояния, которое разделяет их. Чтобы преодолеть эту половину расстояния, нужно сначала преодолеть половину этой половины, и так до бесконечности. Поэтому Ахиллес, каким бы быстроногим он ни был, ни за что не сможет догнать черепаху. Но ведь всякому здравомыслящему человеку ясно, что Ахиллес черепаху догонит. Значит, следует признать, что пространство неделимо, т.е. едино. 2. «Дихотомия», или деление пополам (dichotomia: dicha — надвое и tome — деление). Эта апория дополняет предшествующую. Чтобы пройти путь, надо пройти половину этого пути, чтобы пройти половину, нужно пройти половину половины, и так до бесконечности. Таким образом, если предположить, что пространство делимо, то окажется, что невозможно вообще сдвинуться с места. 3. «Летящая стрела». Летящая стрела неподвижна. Такой вывод следует из предположения, что существует время, т.е. последовательность моментов «теперь», в каждый из которых летящая стрела занимает равное себе пространство, внутри которого она покоится. А раз она покоится в каждый момент времени, значит — она покоится и во все время полета. Но ведь очевидно, что стрела летит. Следовательно, время неделимо и не состоит из моментов «теперь». 4. «Стадий», или «стадион». Эта апория должна была продемонстрировать, что, если движение есть, то придется признать абсурдное: что половина определенного промежутка времени равна этому промежутку в целом. Иллюстрирует Зенон это следующим образом: представим три ряда тел, расположенных параллельно друг относительно друга. Один ряд образуют тела в состоянии покоя, два другие ряда — движущиеся тела, причем один ряд движется слева направо, другой же — справа налево. Одно тело может занимать в одну неделимую единицу времени одну неделимую единицу пространства (сравните с апорией «Летящая стрела») и в одну неделимую единицу времени может проходить одну неделимую единицу пространства. При движении тела, движущиеся справа налево, за две неделимых единицы времени пройдут мимо двух тел неподвижного ряда и четырех тел, движущихся слева направо. Таким образом, окажется, что две единицы времени равны четырем единицам. 5. «Просяное зерно». Просяное зерно при падении приводит в движение воздух, о чем должен был бы свидетельствовать шум, издаваемый падающим зерном. Однако мы знаем, что при падении зерно не издает сколько-нибудь слышимого шума. Зато большое количество зерен издает воспринимаемый слухом шум. Некоторое количество зерен находится в той же пропорции к одному зерну и доле этого зерна, что и сила шума, издаваемого некоторым количеством зерен, к силе шума, издаваемого одним зерном и долей этого зерна. Таким образом, если шум, издаваемый значительным количеством зерна, складывается из шума, производимого одним зерном, то шум, производимый большим количеством зерна, не должен быть слышим, так как мы не слышим шум, издаваемый одним зерном или его частью. Апории Зенона неустанно будоражили умы ученых, желавших непременно разрешить их. Одним из первых критиков Зенона был Аристотель. По мнению некоторых ученых, например, Ж. Бофре, Зенон фактически был предшественником софистов. Кроме того, предложенный в апориях метод сведения к абсурду утверждения противника будет активно использовать в философской полемике Сократ. Проблема движения(три апории Зенона): Парадоксы движения. Значительная часть обширной литературы, посвященной Зенону, рассматривает его доказательства невозможности движения, поскольку именно в этой области воззрения элеатов вступают в противоречие со свидетельствами чувств. До нас дошли четыре доказательства невозможности движения, получившие названия "Дихотомия", "Ахилл", "Стрела" и "Стадий". Неизвестно, было ли их только четыре и в книге Зенона или же Аристотель, которому мы обязаны отчетливыми их формулировками, выбрал те, которые показались ему самыми трудными. |